Behind the stars

Припарковывая тачку у сарая и втыкая вилку на ее дне, Лекса осознает, насколько стереотипно она выглядит. Немногие наряды кричат о «фермерше-лесбиянке» громче, чем грязная рубашка в паре с застиранными джинсами и рабочими ботинками. Добавьте фланелевую рубашку, обернутую вокруг ее талии, и сложенную бандану, убирающую ее заплетенные в косу волосы с лица, и вы получите точно такой же наряд Лексы. Она бы сказала, что это удобная и практичная одежда, поскольку она целый день работает в поле, чтобы убедиться, что ферма будет готова к зиме, но в глубине души она знает, что она ходячее клише. И это выходит за рамки наряда — она не только одета, чтобы снимать девушек, но она так же влюблена в единственного человека, который гарантированно заставит ее проглотить свои чувства и запить их скотчем, как только это будет сказано и сделано. Есть причина, по которой Октавия и Линкольн так долго скрывали свои отношения. Лекса никогда не стеснялась своей политики, когда дело касалось романтики в отеле — никаких отношений между сотрудниками, абсолютно никаких отношений с гостями. Но работа в загородном отеле на самом деле не предоставляет слишком много возможностей для поиска любви. Она это знает. Она это понимает. Она знала, что это произойдет. Лекса думала, что с ней все будет в порядке. В конце концов, она влюблялась раньше, она была влюблена и решила, что это просто не для нее. Она думала, что прекрасно будет справляться со своим отелем, построит свою собственную маленькую империю у черта на куличках, иногда находить девушку в баре, которая поможет ей позаботиться о ее потребностях, и забыть об идее иметь кого-то, с кем можно все это разделить. И с ней все было в порядке, до тех пор, пока Кларк не начала смеяться над ее неудачными попытками пошутить и играть на гитаре в саду, за которым она, кстати, ухаживала сама. И все же, так или иначе, влюбленность в гостя — не худшая из ее проблем — не тогда, когда упомянутый гость — международная знаменитость, переживающая очень публичный и очень грязный разрыв. Положив в карман свои рабочие перчатки, Лекса заправляет растрепавшиеся волосы обратно под бандану, направляясь к задней двери. Она надеется, что Октавия будет достаточно любезна, чтобы приготовить что-нибудь, чтобы накормить половину персонала отеля, работающего в амбарах. Когда приближается зима, они все готовы к тому, чтобы подготовить всё что нужно, и что ни одна лишняя пара рук не останется в стороне. По стандартам Колорадо, они опаздывают — первый снегопад должен выпасть через несколько дней, и, хотя они потратили большую часть недели на заготовку сена и строительство новых заборов, им еще предстоит много работы, прежде чем они смогут спокойно вздохнуть. После целого утра, проведенного за установкой столбов для нового забора, Лекса устала, проголодалась и совсем не горит желанием махать топором весь день. Она могла бы расцеловать Октавию, если шеф-повар приготовит ей чай — какие бы сверхсекретные специи она ни использовала бы, Лексе хватит этого заряда на полтора дня. Ее мысли витают далеко, когда она пересекает сад. Она так сосредоточена на своей ходьбе и составлении списка дел, которые нужно успеть сделать до конца дня, что почти не замечает тихое бренчание и «do dodo do», доносящиеся до нее. С тех пор, как они поехали на поле, чтобы выпить под звездами, Кларк, играющая на гитаре, была постоянной частью жизни отеля — Лексе хочется верить, что она имеет к этому какое-то отношение, но снова и снова она гнала эту нелепую мысль прочь. За последние несколько дней она так привыкла слышать пение Кларк, куда бы она ни пошла, что почти не замечала этого. Почти. Лекса уже была на полпути к кухне, когда повернулась на звук и обнаружила Кларк, сидящую на скамейке-качелях, поджав под себя ноги в носках, а светлые волосы рассыпались по плечам. Лекса делает паузу и наблюдает за Кларк, за мелкими деталями — ее брови сосредоточенно хмурятся, когда она что-то записывает в блокнот, ее пальцы касаются струн, прежде чем остановиться на аккорде и сыграть его, все ее тело склоняется над гитарой, когда один аккорд превращается в мелодию. Разрываясь между тем, чтобы оставить Кларк наедине с этим и остаться еще немного, Лекса наблюдает, как Кларк мягко улыбается самой себе и выпрямляется, перебирая струны и пробуя несколько аккордов. Она проигрывает одну и ту же мелодию дважды, трижды, что-то записывает в свой открытый блокнот, и проигрывает еще раз. Она не может избавиться от ощущения, что вторгается в интимный момент, на который ее не приглашали, но она слишком очарована зрелищем, чтобы заставить себя пошевелиться. Кларк поднимает глаза, встречаясь с ней взглядом, морщит нос в детской улыбке, и у Лексы перехватывает дыхание. — «Не поймите меня неправильно, я не всегда грустный. Я читаю свои книги и играю на гитаре в постели», — поет Кларк, не обращая внимания на компанию, не отводя глаз. Лекса складывает руки за спиной и идет к качелям, удерживая взгляд Кларк, пока та не опускает глаза, чтобы сменить аккорды: — «Я смотрю фильмы, которые, я знаю, ты бы возненавидела. Этот дом я продолжаю убирать, но, детка, я скорблю.» Слова остаются в Лексе. Глядя на нее вот так, закутанную в уютный свитер, светлые волосы с розовыми кончиками, контрастирующие с зеленью позади нее, ее глубокий голос, эхом отдающийся в деревьях, Лекса почти может поверить, что Кларк создана для этого места. — «Я не могу избавиться от того, что чувствую внутри». Но она не верит. Кларк принадлежит неоновым огням и гламурным вечеринкам, сцене и дневным фотосессиям. — «Мне никогда не нравились перемены, но я должна попробовать», — Кларк растягивает последнее слово, бренча еще несколько нот, прежде чем упасть на гитару. — «И это все, что у меня есть», — она притворяется разочарованной, но ее голос звучит легче, чем Лекса когда-либо слышала. — Новая песня? — Лекса не признается, что знает почти все песни Кларк наизусть, поэтому она притворяется, что не знает. — Да, я сильно расстроилась за последние несколько дней, — говорит она и кладет гитару на скамейку, снова засовывая ноги в обувь. — Моя муза наконец-то перестала быть придурком, так что я извлекаю из этого максимум пользы. Лекса чувствует, как у нее сводит живот. — У тебя есть муза? — Не, это просто способ поговорить о вдохновении. — И у меня есть кто-то другой кроме меня, кого винить, когда мои творческие соки не текут рекой, — говорит Кларк со смешком, и Лекса кивает, притворяясь, что понимает, что она имеет в виду. — Что ты задумала? Ты кажешься горячей. Приподнимая брови до чертовой линии роста волос, Лексе требуется мгновение, чтобы понять, что Кларк имеет в виду, что она выглядит разгорячённой. Работа под полуденным солнцем придала ее коже розоватый оттенок и тонкий слой пота, так что неудивительно, что Кларк прокомментировала это. Все дело, в симпатичной девушке, пьяно пристающей к ней, когда они были единственными людьми во вселенной на целую ночь — даже при свете дня, все звучит кокетливо. Лекса расчесывает влажные волосы на затылке, внезапно чувствуя, что в тени намного теплее, чем в поле: — Мы готовим ферму к зиме. Следим за тем, чтобы у лошадей было все необходимое для того, чтобы они были в тепле и хорошо накормлены, ремонтируем все, что нуждается в ремонте. — Кларк собирает свои вещи, перекидывает ремень гитары через плечо и сокращает расстояние между ними. Лекса поворачивается и идет в ногу с ней, направляясь на кухню — она все утро имела дело с навозом и грязью, не может быть, чтобы она пахла достаточно свежо, чтобы Кларк была так близко. — Я провела утро, строя новый забор с Линкольном, каждый год я забываю, насколько обременителен ручной труд. Кларк кивает, не отрывая глаз от земли прямо перед собой: — О, так вот почему я не видела тебя всю неделю, — Лекса не упоминает, что видела Кларк почти каждый день, но она была слишком погружена или в свою книгу, или сочинение песен, или что бы она ни любила делать на своем ноутбуке, чтобы заметить проходящую мимо Лексу: — Я думала, ты меня избегаешь. — С чего бы мне? — вопрос вылетает прежде, чем у Лексы хватает здравого смысла запихнуть слова обратно в горло, но ей любопытно. Что она могла сделать, чтобы заставить Кларк так думать? — Я не знаю, — пожимает плечами Кларк, — Я подумала, может быть, ты увидела, в каком беспорядке я бываю, когда напиваюсь, и решила оборвать эту связь — Лекса обхватывает себя руками за талию, когда Кларк встречается с ней взглядом, интенсивность в ее глазах застает ее врасплох, — Я немного… слишком кокетлива, когда выпью. В ее голосе слышен вес человека, у которого из-за этого было слишком много неприятностей. Лекса одаривает ее, как она надеется, понимающей улыбкой. — Ты милая пьянчужка. Может быть, немного философская, но, тем не менее, милая, — говорит она, не сводя глаз с гравийной дорожки в траве, ведущей к заднему входу в отель. Но на ум приходит воспоминание — Рэйвен, говорящая с британским акцентом и просящая поцелуев у незнакомцев — и Лекса фыркает, снова поворачиваясь к Кларк: — Ты бы видела, как Рэйвен напивается текилой. Она как собака, она будет трахать все, что движется. Издав тихий смех, Кларк спрашивает: — Значит ты не избегала меня? Ты просто была занята на ферме? — Я просто была занята на ферме, — повторяет Лекса, сдерживая улыбку. Если ее желудок делает сальто, когда Кларк кивает ей с усмешкой, Лекса предполагает, что это от голода. — Хорошо, — снова кивает Кларк, крепче прижимая к себе гитару, — Какие у тебя планы после обеда? Лекса колеблется. Она придерживает дверь открытой, чтобы Кларк вошла, тепло, идущее с кухни, немедленно окутывает их. — Я… эм, я не хочу тебе говорить, — признается Лекса. — Почему нет? — Кларк говорит, то хмурясь, то улыбаясь, и Лекса клянется, что видит, как в ее голове формируются самые дикие идеи: — Давай, расскажи мне. Дверь за ними закрывается, и Лекса останавливается, на мгновение разглядывая Кларк, прежде чем решиться попросить ее об обещании не смеяться над ней. Она столько пережила за последние несколько месяцев — Лекса может многое почерпнуть из того, что Аня заставила ее прочитать, и из того, что ей рассказала сама Кларк, — что, возможно, хороший смех пойдет ей на пользу. Кроме того, что-то в этих радостных голубых глазах говорит Лексе, что она даже не будет возражать, если Кларк будет дразнить ее весь день. — Я буду колоть дрова, — говорит Лекса так стоически, как только может, прислоняясь к стене. — Нам нужно иметь достаточно запасов, чтобы поддерживать тепло во всем отеле и конюшнях на случай, если у нас отключат электричество и генератор не будет работать должным образом. А нет ничего ужаснее чем колоть замерзшие дрова. К ее удивлению, Кларк не смеется. Лекса думала, что так и будет — учитывая ее одежду и старый джип, припаркованный снаружи, она определенно выглядит как классическая мягкая мужественная лесбиянка, на чем настаивает Аня. Размахивать топором, чтобы обеспечить свой дом, кажется, единственное, чего не хватает. Вместо этого Кларк смотрит на нее с любопытством, проводя зубами по нижней губе, как будто набирается смелости спросить о чем-то: — Могу я прийти посмотреть? — Ты можешь присоединиться к нам на обед, если поможешь мне убедить Октавию вообще нас покормить, — говорит Лекса с едва заметным намеком на улыбку, освещающим ее лицо. Лекса тащится на кухню, когда Кларк бежит в вестибюль, чтобы убрать свою гитару, прежде чем снова встретиться с ней внизу. На мгновение Лекса опирается ладонями о стену, чтобы не упасть, и делает глубокий вдох- это просто влюбленность, это пройдет. Она находит Октавию, прислонившуюся к недавно вымытому прилавку и что-то набирающую на телефоне с корзинкой, наполненной достаточным количеством сэндвичей и салатниц, чтобы накормить небольшую армию. Признание в любви застревает у Лексы в горле, когда Октавия протягивает ей кружку дымящегося чая, не отрывая глаз от телефона. Лекса позволяет напитку согреть руки, прежде чем сделать глоток — она не может на самом деле обнять и поцеловать своего повара, и решает вести себя непринужденно, пока сам Линкольн не избил ее. — Спасибо, — она поднимает свою кружку и снова делает глоток, — Я думала, мне придется подкупить тебя, чтобы приготовить для нас обед снова. — Тебе повезло, что ты работаешь с моим женихом. В любой другой день я бы позволила тебе голодать, — поддразнивает Октавия. Лекса привыкла к ее чувству юмора после добрых нескольких месяцев неловкости рядом с девушкой. Теперь она просто улыбается ей. — А что ты приготовила для своего жениха? — Лекса заглядывает в корзину, находит аккуратно сложенные салатницы — она быстро пересчитывает их и понимает, что Октавия упаковала примерно в два раза больше еды, чем людей, работающих в поле. Октавия поворачивается, взволнованная возможностью продемонстрировать свое меню. Лекса знает, что она всю неделю прилагала дополнительные усилия, чтобы приготовить для них «походные обеды», так что некоторая признательность приветствуется. — Сэндвичи со свининой на гриле с кисло-сладким овощным салатом, — указывает она на блюдо, бутерброды упакованы в отдельные маленькие кармашки, а сбоку спрятаны пакетики с соусом. Затем она указывает на корзинку поменьше позади этой: — И дурацкий пирог с клубникой на десерт. — Знаешь, я начинаю думать, что Рэйвен права, когда говорит, что ты заполучила Линкольна через его желудок. — Лекса берет большую корзину и поворачивается к двери, чтобы найти Кларк, прислонившуюся к перилам. Улыбка расплывается на ее лице, когда Кларк морщит нос и направляется к ним. Лексе едва удается снизить темп, прежде чем она понимает, что Октавия прищуривается, чтобы посмотреть на них обоих. — Держи, — Октавия передает корзинку поменьше в руки Кларк, которой едва удается избежать того, чтобы она не упала на пол, — Я пойду вперед, чтобы позвать всех. Осмотрительна, как слон в посудной лавке. Они обмениваются взглядами, прежде чем выйти на улицу, с корзинами, перекинутыми через руки в одинаковой манере, и медленно направляются к полю возле конюшен. Лекса рассказывает историю о том, как Линкольн и Октавия встретились, и Кларк внимательно слушает, кивая и замирая чаще, чем ожидала Лекса. Это прекрасная история, но она расскрывает ей о Кларк то, чего Лекса совсем не ожидала — она все еще верит в ту любовь, которой мы учимся в детстве, из сказок и сладких историй на ночь. В то время как все собираются под ивой, чтобы укрыться от солнца и отдохнуть, и прежде чем приступить к работе во второй половине дня, Кларк предлагает им поесть у кучи дров, которую Лекса должна скоро собрать. Они берут свою еду и направляются туда, сидя на бревнах и откусывая крошечные кусочки в перерывах между разговорами. Все их разговоры текут легко, им нужно наверстать целую неделю, которую они упустили. Лекса рассказывает Кларк о том, как она чуть не упала с крыши, когда пыталась устранить протечку в амбарах, и об их планах приобрести жеребенка в разгар зимы. Кларк рассказывает ей о предложении Беллами добавить звуки природы в ее новые песни и о том, как она гордится тем, что ей удалось написать целых четыре песни только за последнюю неделю. Они окружены своим собственным маленьким пузырем столько времени, сколько требуется Рэйвен, чтобы крикнуть: — Тащите свои задницы сюда. Мне тоже есть что рассказать. На полпути к тени Лекса понимает, что не хочет ни с кем делить Кларк. Пока они все бездельничают еще немного, поедая клубнику и торт, Лекса получает нагоняй от Рэйвен о «припрятывании Кларк» и «как ты посмела пойти выпить без меня». На самом деле ей все равно, воспоминания об их почти поцелуе все еще слишком живы в ее голове, чтобы оставлять место для каких-либо сожалений. Кларк, кажется, нравится легкое подшучивание между Рейвен и Аней, то, как Октавия все это время остается в объятиях Линкольна, и обещает пойти с ними выпить в выходные, прежде чем Лекса сможет убедить их не делать этого. Это не очень хорошая идея. Не очень. И Лекса охраняет Кларк, когда говорит что — пойти куда-нибудь и напиться так, как предлагает Рэйвен, вряд ли разумная идея для них, не говоря уже о знаменитости, пытающейся оставаться скрытой. Лекса не так искусна, когда берет топор, который Линкольн наточил для нее, и предлагает всем вернуться к работе, пока им не пришли в голову еще более худшие идеи провести выходные, прежде чем отправиться к куче дров. Если Кларк остается с Октавией, чтобы посмотреть, как они работают, Лекса притворяется, что это ее совсем не волнует. Она наслаждается физическим трудом, который приходит с жизнью на ферме, ей нравится чувствовать, как болят мышцы спины, о которых она даже не подозревала, после дня, проведенного в поле. Ей определенно нравится горячий душ, который ослабляет ее узлы после того, как она закончила день, и то, как она тает, превращаясь в лужу в своей постели до восьми вечера. Она гордится этим и не променяла бы это на работу на Уолл-стрит, которую ее отец устроил для нее еще до того, как она окончила колледж. Но она бы солгала, если бы сказала, что не размахивала топором с чуть большей силой, чем нужно, когда Рэйвен упоминает, что Кларк не сводит с нее глаз. Довольно скоро они входят в хороший ритм — Рэйвен бросает ей поленья, а Лекса разрубает их на четвертинки, прежде чем бросить в медленно растущую кучу. Нога Рэйвен болит все больше и больше по мере того, как дни становятся холоднее, и, хотя уход за лошадьми не требует от нее многого — на самом деле, она клянется, что езда на лошадях значительно облегчает боль; но она слишком горда, когда дело доходит до признания, что ей больно, чтобы Лекса могла полностью поверить в нее… Лекса не может просить ее пройти много миль, копая ямы в грязи. К тому времени, как пот стекает по ее груди, а мышцы спины требуют перерыва, Рэйвен извиняется, чтобы сходить за водой для них обоих, когда к ним подходит Кларк. Лекса прищуривается, глядя на лица, которые Рэйвен строит ей, прежде чем повернуться, чтобы поговорить с Октавией, которая быстро протягивает ей две бутылки воды. — — Я направляюсь внутрь, — говорит Кларк, и Лекса чувствует, что кивает, когда втыкает свой топор в одно из бревен. Она вытирает лоб тыльной стороной предплечья, чувствуя, что ей слишком жарко даже с закатанными рукавами, и Кларк посмеивается над ней: — Как ты умудрилась запачкать лицо? Лекса вопросительно смотрит на нее, но Кларк протягивает руку, чтобы несколько раз вытереть большим пальцем ее щеку. -Дерево не совсем чистое. Я уверена, что у меня в волосах тоже есть несколько кусочков грязи и заноз, — ее слова звучат вяло, и Лекса не знает, следует ли ей приписать это жаре или тому, как пальцы Кларк задерживаются на ее коже. — Возможно, я переступаю черту, но… — Кларк прикусывает губу, смотрит сквозь ресницы, и Лекса на мгновение задается вопросом, может ли она получить тепловой удар, когда температура едва достигает сорока градусов, — Ты выглядишь чертовски сексуально, размахивая этим топором. Голос Кларк низкий, и у Лекса даже нет времени обдумать свои слова, не говоря уже о том, чтобы придумать ответ, прежде чем она снова заговаривает: — Хочешь заняться чем-нибудь позже? Я знаю, ты будешь очень уставшей, но, может быть, поужинаем? Лекса тупо кивает, потерявшись в голубых глазах Кларк — они становятся светлее под послеполуденным солнцем, — Я зайду за тобой, когда закончу. Помытая и без грязи, — Кларк улыбается ей, кивая один раз, и направляется обратно в отель, оставляя Лексу ошарашенной и пораженной любовью.