***
— Нет, ну ты представляешь? Одни, ночью, в лес намылились! — сокрушалась Совунья, разливая янтарный, дымящийся домашним уютом чай по чашечкам. — Н-да, что же им там понадобилось? — Карыч поудобнее устроился в кресле. — Ой, да я не спрашивала, напоила чаем, да по домам разогнала, а то ишь чё удумали! — всплеснув руками для большей убедительности, Совунья села напротив, осушив чашку залпом, — и главное, главное-то, все без шапок! — Ай-яй-яй, как нехорошо, — Карыч потянулся к аппетитно пахнущим пироженкам. Проделки подростков его не сильно волновали, чай не маленькие, а вот свежая выпечка заставляла его предвкушающе сглатывать слюну. Нежный крем таял на языке, сладость разливалась во рту, бисквит был тягучим и таким сухим. Кашлянув, Карыч отложил пирожное обратно на тарелку к остальным, залив в себя весь чай разом. Совунья отвлеклась от причитаний. Карычу подумалось, что будет некрасиво их сейчас критиковать, пекла она их для него в конце концов. — Налейка мне ещё чайку, — тут же забыв про свои подозрения Совунья взяла чайник, наполнив обе белоснежные чашки до краёв. Кар-карыч, собравшись с духом, снова взял пирожное, пережёвывая. Сухой бисквит неприятно царапал горло, но он делал вид что всё замечательно, местами улыбался, кивал. Ну подумаешь, забыла пропитать бисквит — не трагично.***
Совунья носилась по домику, от шкафчика к тумбочке, от тумбочки к комоду, от комода к стеллажу. — Сейчас-сейчас, сейчас-сейчас, — нервно повторяла она, потеряв шапочку. Нюша позади неё сидела, устало водя взглядом по развешанным повсюду наградам. — Да ладно, мне уже лучше, уф, там вон солнышко показалось, — отозвалась Нюша, торопившаяся вернуться к игре. Ну подумаешь — заболела голова, всего-то. Совунья не разделяла её беспечности, но никак не могла найти шапочку. Крош с Ёжиком стояли у входа, переминаясь с ноги на ногу. У них обоих были капюшоны, что помогло избежать сразу осеннего холода и нотаций в свой адрес. Шапочка нашлась, накрытая крышкой от кастрюли. Совунья озадаченно почесала затылок. Но подростки и так спешили, поэтому она вручила Нюше головной убор, решив подумать об этом позже. Троица чуть не сбила Кар-Карыча, радостно выскочив и побежав к своей полянке. Поздоровавшись, Карыч опустился в кресло, готовый выслушивать об упрямых детях под тортик с чаем. Совунья тут же поставила чайник, достала угощение. В воздухе повис дивный запах ромашек. — Ты только представь, носилась на морозе без шапки! — Карыч усмехнулся на возмущения, подозревая, что Нюша не надела шапку потому, что та к платью не подходит. Перед ним уже стояла тарелочка с кусочком ягодного торта. — Ох, нервов на них не напасешься, — Совунья всплеснула руками, выпила чай залпом и вымотанно опустилась на спинку кресла. Карыч кивнул, дёрнувшись. Ягодный вкус отчётливо перебивался солью. Он покосился на устало вздыхающую Совунью. Сейчас только не хватало расстраивать её. Кар-Карыч стоически отрезал себе кусочек за кусочком, пока подставка не опустела. Ну подумаешь — соль с сахаром перепутала.***
Провинившийся Бараш тихо сидел в кресле, в котором обычно принимают пациентов. Шмыгая носом, он наблюдал, как возмущённая Совунья перебирает цветастые, дурно пахнущие склянки. — Нашла! — объявила Совунья. — Сейчас мы тебе закапаем раствор с алоэ и каланхоэ, мигом выздоровеешь. Обречённо кивнув, Бараш дал закапать себе в нос зелёную жижу непонятного происхождения. Внутри начало щипать, он подскочил, заверил, что прекрасно себя чувствует и выбежал, даже не закрыв дверь. — Куда, под ливень-то! — кричала вслед Совунья. — Пусть, ему здоровье ещё позволяет, — в дверном проёме показался Кар-Карыч, складывающий зонтик. — Карыч, миленький, ну что же это такое? — поникла Совунья, привычно ставя чайник и доставая печенье с шоколадной глазурью. — Молодость это, молодость, — отозвался Карыч, вешая пальто и занимая своё место. Дымящиеся чашки дарили успокоение, которого порою так не хватало. Активно захрустев печеньем, Кар-Карыч с досадой осознал, что оно было сухим, а глазурь безвкусной. Предчувствуя очередной сеанс самопожертвования, он упёрся взглядом в пустую чашку Совуньи. Впервые за последние дни он цепким взглядом оглядел домик. Вроде всё так же, только вот та грамота за первое место висит верх ногами, а вон в том углу паучок тихонечко плетёт паутину. Он вернул свой взгляд к Совунье, та выглядела как обычно, но, кажется, уснула, шебурча что-то про беспечных детей. — С этим надо что-то делать, — Карыч поднялся, доска под его подошвой скрипнула, Совунья подскочила: — Куда без шапки?! А, Карыч, это ты. — Пойдём, вот так, — он потянул её на себя, ведя к кровати. Совунья, ещё не до конца очнувшаяся от прошлого сна, провалилась в новый, неспокойный, дёрганый. Карыч поставил рядом с кроватью стул, напевая колыбельную из далёкого прошлого. Лицо Совуньи постепенно расслабилось, ушла хмурость и напряжение, ресницы больше не вздрагивали от нервного сновидения. Умиротворённый мир снов встретил Карыча под утро широкими объятиями.