Так полно, зря ли мы столько лет все строили дом, наша ли вина, что пустой? Зато теперь мы знаем, каково с серебром, посмотрим — каково с кислотой (с) бг
— Я напился и позвонил Субину. — А он че? — А он сказал больше не звонить ему пьяным. Блять, мне так невыносимо хуево, хочу выйти в окно. — Ёнджун, а ну отставить. Мало ли у тебя их еще будет, из-за каждого теперь в окно выходить? И вообще, ты старше меня на четыре года, а так разнюнился. — Ты не понимаешь, это другое. — Все я прекрасно понимаю. Послушай, Ёнджун, возможно, ты сейчас не воспримешь мои слова, но я точно тебе говорю: любовь — это возобновляемый ресурс. Сейчас ты зациклен, потом постепенно начнешь отходить, потом будет пустота, и тебе какое-то время совсем не будет хотеться смотреть в сторону людей, а потом ты однажды проснешься и поймешь, что сердце твое цело и снова готово впустить в себя любовь. Что замолчал? — Слушай, ты дома сейчас? Приезжай, а? Я вызову тебе такси. Нет сил просто в одиночестве сидеть и всё это по телефону обсуждать.***
С непреодолимой тягой трепаться на весь мир и посвящать каждого в подробности своей личной жизни работать непросто. Иногда Бомгю хочется поставить напротив себя камеру, включить запись и: «Всем привет! А у вас случался такой формат взаимодействий, когда вам очевидно, что вы в отношениях, а другому человеку очевидно, что нет? Вот вы с ним увиделись, может быть даже поужинали, едете к нему, всю ночь занимаетесь диким животным сексом, а утром уезжаете к себе и следующую неделю думаете, что он не пишет вам, потому что очень занят?» С одной небольшой оговоркой: Бомгю, конечно, не настолько наивен, чтобы верить в занятость. Все начинается с глупого подросткового желания отомстить за преданное доверие. Первая любовь, вера в безоблачное будущее, абсолютная самоотдача и преданность оборачиваются чужой изменой. Бомгю не хочет жить, ходит серой тенью самого себя и думает, что эту боль невозможно пережить. Вечерами в баре как сумасшедший вливает в себя водку и близок к тому, чтобы начать танцевать на стойке, когда на полпути влетает в красивого молодого человека. Молодой человек галантно берет ему еще выпить и представляется Тэхеном — о, у них даже завязывается интересный диалог — и кажется, будто Тэхен дан самой судьбой за все прошлые страдания и обиды, а потом Бомгю, сверкая румянцем на хмельных щеках, смеха ради щипает Тэхена за сосок, Тэхен в шоке, но быстро ориентируется в ситуации. За то время, пока такси несется по ночной трассе в загородный дом Тэхена, разгоняя тьму на тысячи сверкающих частиц, они целуются, как изголодавшиеся друг по другу любовники, хоть и знакомы первый день. И последний — полагает Бомгю наутро, простившись у ворот дома, медленно бредя между роскошной застройки частного сектора в поисках станции. Он чувствует себя отмщенным и снова живым, пусть пока и не знает, что делать со своей жизнью дальше. А через неделю каким-то невообразимым образом Тэхен находит его фейсбук и интересуется в сообщениях о планах на вечер. С Тэхеном он чувствует себя водой, в которую кто-то каждый раз бросает кусок калия. Неизбежная химическая реакция. Обязательный взрыв. Гормонов, в их случае. К счастью или сожалению, такого иррационального притяжения, такой необъяснимой физической совместимости Бомгю не находит ни с кем. Беда состоит в том, что секс сам по себе интересует его мало — всю жизнь он мечтает лишь стать кому-то нужным, стоять для кого-то на первом месте. В этом они с Тэхеном роковым образом не сходятся. Бомгю успокаивает себя, что предпосылки к тому, что из этого может что-то получиться, все же есть и их немало. Ведь помимо того, что Тэхен трахается, как бог, восхитительно умен, и такой фантастической эрудицией сложно не очароваться, а в их разговоры обо всем на свете среди тишины сада и звездного неба так и вообще — влюбиться, он, технарь до мозга костей, абсолютный ноль в понимании человеческих отношений. Ему просто нужно чуть больше времени. Время идет, а определенности по-прежнему не видится на горизонте. — Как же у меня болит жопа, ты бы только знал, сидеть невозможно. Кай невозмутимо подкладыват себе еще мяса. Бомгю ковыряет кожу вокруг ногтей. — Что произошло? — спрашивает Кай, подкладывая мяса и Бомгю. — Ну, я пошел с ребятами в бар после пар. — Конечно же, совершенно случайно это оказался тот самый бар, в котором он тусуется со своими друзьями? — в глазах Кая нет осуждения, только сочувствие, и от этого особенно грустно. — Да, — беспечно кивает Бомгю, — и совершенно случайно в этот же вечер он действительно оказался там. Без друзей. Знаешь, он выглядел так потерянно, когда сидел за столиком в одиночестве, и так заметно ожил, когда увидел меня… Мне показалось, что он и пришел-то туда специально один в надежде встретить меня и поговорить. Бомгю вроде как решил больше не бежать никуда по первому зову, мужественно игнорировал сообщения в фейсбуке (впрочем, не особенно-то ему там и писали), продержался так почти месяц, а потом ноги сами повели шумную компанию одногруппников в знакомое проверенное место. — И что? — И ничего. Сначала бурно поговорили в туалете, затем у него дома. Жопа болит, говорю же. Каю остается только вздохнуть, пока Бомгю с завидным рвением имитирует интерес к еде. Возможно, скажи он другу прямо, какой тот слабак, безнадежный дурак или даже шлюха, было бы честнее — и потому, возможно, не так погано на душе. От правды бы Бомгю не умер, он сам прекрасно понимает, как выглядит со стороны. Нормальные люди экологично прорабатывают болезненное расставание с психотерапевтом, а не напиваются до потери памяти, не прыгают на первого встречного и не пытаются влить в него всю свою нерастраченную любовь, ожидая чего-то взамен там, где каждым действием сообщают — на большее, чем секс, можно не рассчитывать. «Он» присутствует в их встречах и разговорах с поразительным постоянством, после третьего или четвертого раза уже не требуется ничего уточнять. Жаль только, что итог у всех этих разговоров одинаковый, как и у всего его взаимодействия с Тэхеном. Бомгю не рассказывает Каю, что сначала долго уворачивается от поцелуев, а потом плачет перед открытой дверью такси, отказываясь ехать, кричит, что снова почувствует себя использованной шлюхой на съеме, но Тэхен с размаху заключает его в объятия — неожиданно очень нежные, теплые объятия — и говорит: «Всё будет хорошо. Будем вместе». Слезы дурацкие, их никто не просил, и получается все больше некрасиво, нежели эмоционально и романтично, так, словно этим маленьким катарсисом Бомгю хитро выпросил желанные обещания и спровоцировал на выгодные себе действия. Словно он капризная маленькая девчонка, манипулирующая слезами перед родителями. И все же, в глубине души не поверив ни слову, Бомгю предпочитает обмануться. В конце концов, если годами растить в себе чувство ненужности, то очень сложно бывает отказаться от не надежды даже — крохотной фантазии. И непреодолимая тяга посвящать всех в подробности своей личной жизни после походит на странную форму самозащиты. Возможно, если сделать из всего происходящего представление и посыпать сверху мерцающей пылью из осколков сердца, то будет не так больно, думает Бомгю, превращая эту мысль в основополагающую модель поведения. Он ошибается — в итоге больно еще как. На следующее утро и вправду кажется, что все будет хорошо и наметился прогресс — Тэхен провожает его не до калитки собственного участка, а до самых поездов. На прощание хлопает по плечу с «ну, увидимся», но Бомгю оправдывает это людной площадкой пригородного вокзала, и живет, подпитанный этой верой следующие несколько дней. А спустя пару недель обоюдного молчания ситуация становится исчерпывающе ясна, аккаунт Тэхена летит в черный список и… Заканчивается все тоже глупым подростковым желанием отомстить, но про его последствия никому ничего рассказывать не хочется совсем. * «Я уже дома. Надеюсь, ты тоже доехал без проблем и молчишь, потому что давно вырубился». «В отличие от всяких мажоров из центра я, бедный студент, живу далековато. Но я уже почти добрался, так что все окей». Опьянение не успело сойти за долгую дорогу и ложиться спать в таком состоянии опасно, но Бомгю все равно падает на кровать и пока потолок двоится и ходит кругами перед глазами, думает о Ёнджуне. Это сложно объяснить даже самому себе, но с Ёнджуном, с самого первого взгляда, с самых первых слов, не чувствуется расстояния, никаких разделительных пропастей, вроде разницы в возрасте или социальном статусе. Бомгю раскусывает, нет, — чувствует его практически сразу, поэтому не может обижаться и воспринимать всерьез агрессивный выпендреж в первые недели практики. Узнает по отчаянной резкости, чувству юмора, показной самоуверенности, граничащей с кучей комплексов, знакомых Бомгю как никому другому. Если бы такое явление, как родственные души, и существовало, он бы точно обрел свою в Ёнджуне — до того они похожи. Не внешностью, не манерой общения и не столько поведением, сколько некой внутренней сутью, ядром, из которого проживается жизнь и приобретается опыт. И глупо было бы врать себе и не признавать то, как долго Бомгю вспоминает о мгновении на улице после корпоратива и, возможно, краем души даже думает о том, что, возможно, в другой жизни и с другим набором исходных данных это можно было бы счесть началом робкой неловкой дороги, способной куда-то привести, но… Но Ёнджун, замечательный, веселый и умный Ёнджун имеет один большой недостаток, перечеркивающий все возможные гипотетические фантазии жирной чертой — он ноет Бомгю о своем бывшем. Собственно, все справедливо: Бомгю задал вопрос — Бомгю получил на него ответ. Подробности любовной драмы на него вывалили следующим же вечером. «… а потом, когда я хотел занести их ему, дверь мне открыла Минджон в полотенце. Выглядел, конечно, как полный придурок. Пришлось сказать что-то невразумительное и выместись оттуда прямиком в ближайший бар. Ну а остальное ты уже видел лично». «Черт, Ёнджун, мне тут сложно что-то сказать» «А что тут скажешь? У меня после этого момента сразу переосмысление наступило. Просто резко вдруг понял все, чего не замечал или не хотел замечать раньше, вроде перепихона по старой памяти, который был у нас на первых порах и прекратился, а он начал постепенно отдаляться все дальше и дальше. И что это не какая-то игра, мол, кто кого переупрямит, прежде чем мы сойдемся снова. А все, понимаешь? ВСЕ. Конец. И вот от этого мне плохо, потому что я не готов к такому, я не хочу это принимать». «Знаешь, у меня, конечно, совсем другая ситуация, но я тебя понимаю… Правда всем сердцем понимаю». «Мы еще как назло видеться после этого перестали совсем, будто судьба специально разводит, но я для себя твердо решил: не знаю пока как, но я его обязательно верну. Надо только прорвать как-то эту жизненную невозможность». «Невозможность… Хорошее слово, подходящее. Я тоже часто ее чувствую. Будто растратил весь свой запас удачи на встречу с определенным человеком, но для того, чтобы остаться с ним и быть счастливым ее уже не хватило. А что до твоего намерения вернуть его… Знаю, это прозвучит сейчас неправильно и некрасиво по отношению к Минджон, но если любовь настоящая, то я надеюсь, что у тебя получится. В конце концов кому-то же должно везти». «Спасибо и… Ты мне сейчас Субина напомнил. Он тоже сказал вчера на корпорате, когда мы в первый раз за месяц пересеклись и поговорили, что я удачливый и мне во всем всегда везет». «Ну вот видишь, значит, все получится». «Бомгю». «А?» «Все это было бы проще обсуждать, если б мы не находились в 15 километрах друг от друга. Не хочешь пригнать в гости? Если ничем не занят, конечно». Таким образом вечер, в котором они задушевно переписываются, сидя каждый у себя дома, превращается в ночь, где они громко смеются, когда сидят вместе на кухне, хотя от — как там было? — невозможности хочется взвыть. — Вот так и обитают мажоры с центра, — Ёнджун встречает его у подъезда и приводит на свой этаж, широко распахивая железную дверь, отчего та со звоном бьется о стену. Обшарпанной стене это, впрочем, никак не вредит. Что ж, Бомгю явно погрешил против истины, когда назвал так Ёнджуна. Квартирка действительно недалеко от центра, и это ее единственный плюс. Глупо рассчитывать на большее, когда ты работник сферы искусства в стране с критической нехваткой территорий. Вросшая под кожу архитектурная катастрофа плотной типовой застройки, усугубляющая тоскливую безнадежность реальности. — Я даже поменял постельное белье, пока ты ехал, — хвастается Ёнджун, но быстро и как-то неловко одергивает себя: — если ты, конечно, захочешь остаться. «Я пока не получил профессии, но в том, чтобы приезжать ночью к малознакомым парням уже сделал завидную карьеру», хочет ответить Бомгю, но вовремя прикусывет язык, потому что в этой шутке практически нет шутки. Вместо этого он деловито интересуется, где тут кухня, и хлопает о стол пачкой чая и пакетом чеджуанских мандаринов. От высоких тем, заявленных в переписке, не остается и следа, стоит им увидеться лично, и разговор сразу стремится по пути той уютной кухонной философии, состоящей из детства, учебы, музыки и смешков над забавными историями Ёнджуна о его работе в галерее. — Ладно, что мы все постоянно обо мне. А у тебя что на личном? Бомгю сглатывает, словно ждал подобного вопроса как испытания или проверки. — У меня, вроде как, недавно появился парень, — помолчав, глуповато хихикает, блуждая глазами по белоснежности подоконников и непримечательной тесноте кухни. — Это человек из прошлого, и факт наших отношений выстрадан несколькими годами в буквальном смысле слова, но сейчас, вроде как, все наконец хорошо, так что я даже не могу пожаловаться тебе на жизнь в ответ. — О, — Бомгю, переключившись с увлеченного разглядывания обстановки на собственные ногти, не замечает, как меняется лицо собеседника. — А это ничего, что я тебя в субботний вечер от твоего молодого человека оторвал, получается? Расцарапанную кутикулу щипет от мандаринового сока. Нервы, это все нервы, надо бы попить какого-нибудь успокоительного, напоминает себе Бомгю, пока отворачивается и подходит к раковине, чтобы вымыть руки, и легкомысленно жмет плечами: — Ничего. Сегодня Корея в одной восьмой играет с Бразилией, он не может пропустить просмотр матча с друзьями, сам понимаешь. — Понимаю, — Бомгю не видит как Ёнджун кивает, зато в тоне его отлично слышится сомнение. Бомгю выкручивает кран посильнее, чтобы не слышать и его. На широкую двуспальную кровать — единственный большой предмет в маленькой съемной квартире — спать они ложатся на почтительном расстоянии друг от друга, все, как и положено друзьям.