Il mio tesoro

      — Ты где была? Синьора Морелли в бешенстве, Нора!       Элеонора, едва осознав, что безбожно опаздывает на работу, понеслась со всех ног в сторону джелатерии. На часах было уже пятнадцать минут четвертого, когда она влетела в помещение, едва протолкнувшись сквозь группу португальских туристов, столпившихся у входа. Те что-то недовольно проворчали на своем языке, но ей было совершенно не до этого. Она подбежала к Грете, на ходу сбрасывая куртку и завязывая фартук за спиной.       — Сестра Франчески влезла в за… — договорить ей не дали.       — Явилась, — позади нее раздался противный скрипучий голос синьоры Морелли.       Закатив глаза и мысленно попросив ниспослать ей терпения, Элеонора обернулась. Синьора Морелли стояла, скрестив руки на груди, и буравя ее своими маленькими глазами. Вздохнув, она мысленно попрощалась с половиной денег, которые должна была получить в конце месяца, то есть через несколько дней. Это было любимым наказанием их начальницы при том, что она прекрасно знала в какой тяжелой ситуации оказалась Элеонора, и как сильно ей нужны деньги. Синьора Морелли знала и то, что деться ей некуда, и она просто вынуждена соглашаться на все условия, что предлагает ей хозяйка джелатерии. Мечтать о лучшей работе, не имея образования, она не могла.       — В этом месяце ты остаешься без зарплаты.       От удивления брови Элеоноры взлетели вверх. Поначалу она решила, что ослышалась. Но по глазам Греты поняла, что все расслышала верно.       — Как это без зарплаты? Вообще?        Это было что-то новенькое. Обычно за опоздание синьора Морелли лишала их половины зарплаты, но чтобы целиком? Такого еще не было ни разу за все время ее работы в джелатерии. Но, видимо, старая грымза, как ее называли за глаза Элеонора с Гретой, окончательно спятила от одиночества и решила отыграться на своих работниках. Первой под руку попалась Элеонора.       — Скажи спасибо, что я тебя не увольняю.       — А брата мне чем кормить прикажете?! — воскликнула она, всплеснув руками, но вопрос остался без ответа. Впрочем, другого Элеонора и не ожидала.       Показав удаляющейся начальнице вслед весьма нецензурный жест, Элеонора тяжело вздохнула. Ну и как теперь выжить в следующем месяце на одну бабушкину пенсию? Еще и цены растут не по дням, а по часам. И не то чтобы в Италии были низкие пенсии, но Нико, росший быстрее, чем она успевала зарабатывать, не оставлял никаких шансов на то, чтобы успеть отложить хотя бы небольшую сумму на «черный день».       — Одолжить тебе денег? — извечный вопрос переживающей за нее Греты. Знала бы она, с кем отправила подругу на свидание несколько дней назад…       — Лучше меня убить. Скажу большое спасибо.       В такие моменты Элеонора благодарила судьбу за то, что не родилась в большом городе вроде Рима, где есть органы опеки, следящие за детьми, где все строго и по порядку. В их маленьком городе законы были свои. Кто-то жил на грани бедности, кто-то наоборот мог накормить добрую половину соседей, было бы желание. И жаловаться на то, что какой-то ребенок растет не в самых благополучных условиях никто и не собирался.       «А это идея! Выеду из города, сообщу Алеку, чтобы убил меня. И ему радость, и я больше не буду терпеть все это».       Идея была крайне заманчивой, однако совесть не позволила претворить ее в жизнь. Она-то от проблем избавится, а брат с бабушкой как жить будут? На одну пенсию? На еду может и хватит, но расходы на коммунальные услуги и все остальное здесь были просто сумасшедшими. Поэтому она решила все же отложить самоубийство и попытаться найти другой выход из сложившейся ситуации.       От денег Греты Элеонора наотрез отказалась. Семья подруги была не намного богаче ее и, хотя в ней работала не одна Грета, лишняя копеечка не помешала бы.       Идея пришла в голову внезапно, когда обслужив одного посетителя, она положила деньги в кассу. А если позаимствовать честно заработанную за месяц сумму, которая по праву принадлежит ей? Она опоздала всего раз, а синьора Морелли сама вынудила ее об этом задуматься, отказавшись платить ей зарплату за месяц. Элеонора всего лишь восстановит справедливость.       До конца рабочего дня Чезари искоса поглядывала в сторону кассы, пытаясь решиться. Даже если не всю сумму, то хотя бы часть. Всего лишь сотня евро, не больше, но это уже что-то. Они помогут ей хотя бы свести концы с концами.       Но это было преступление. А она не воровка. Родители с самого детства учили ее честности, порядочности, и Элеонора всегда старалась поступать в соответствии с их наставлениями, даже после их гибели. Но перед лицом бедности и голода… Что если бабушке станет хуже и понадобятся деньги? Что если Нико вдруг заболеет? Или понадобятся деньги на что-нибудь еще? Не милостыню же ей просить, в конце-то концов.       Оставшись в джелатерии после ухода последнего посетителя, а вскоре за ним и Греты, Элеонора все же решилась, понимая, что момент идеальный. Камеры не работали уже вторую неделю, и чинить их никто не собирался. Сделав глубокий вдох и постаравшись успокоиться, она подошла к прилавку, едва сдерживая слезы. Она представила лица родителей, зная, что если пресловутый Рай существует, и они видят ее, сейчас родителям стыдно за то, что она их дочь.       — У меня правда нет другого выхода, — прошептала Элеонора, сжимая руки в кулаки. Будто родители могли ей что-нибудь ответить.       Открыв кассовый аппарат и вытащив оттуда сотню евро, она быстро положила банкноты в карман. Никто ничего не заметит, она вернет при первой же возможности. Однако, учитывая то, что это был единственный источник ее заработка, когда подвернется возможность вернуть всю сумму, Элеонора понятия не имела. Если ей повезет, синьора Морелли не сразу заметит пропажу, ведь уходит она раньше них с Гретой и не видела всю сумму, что набралась за день.       «А от совести ты как скроешь то, что ты воровка?»       Всю дорогу до дома Элеонора вытирала предательские слезы, стекающие по щекам. Надев капюшон, она старательно прятала глаза от всех прохожих, будь то туристы или местные жители. Ей казалось, будто они знают о том, что она натворила этим вечером, о том, что в левом кармане куртки лежат отнюдь не честно заработанные деньги. Специально выбирая пустые улочки, она шла, прижимаясь к каменным городским стенам, словно стараясь с ними слиться. Точно сейчас они поглотят ее, и ей не придется жить с клеймом воровки. Но, видимо, единственное волшебство, на которое она могла рассчитывать, — это вампир, желающий ее убить.       — Нора, ты в порядке? — спросил Нико, когда она зашла к брату, проверить спит ли он. — Ты плачешь?       — Все в порядке, малыш. Спи, — поцеловав брата в щеку и укрыв его одеялом потеплее, она вышла из комнаты, закрывая дверь поплотнее.       Войдя в свою спальню, Элеонора заперла дверь и включила свет. Обернувшись к шкафу, чтобы переодеться, она вскрикнула, заметив через зеркало высокую фигуру, склонившуюся над ее письменным столом. Обернувшись, она уставилась на незваного гостя.       — Какого черта ты тут делаешь?!       Швырять в вампира подушкой было не самой лучшей идей, но под руку больше ничего не попалось. Это было довольно комично — бросить в тысячелетнего Алека подушкой, на которой были нарисованы цветочки, но Элеонора была уж слишком удивлена его появлению в собственном доме, чтобы думать логически. Да и осинового кола под рукой не было. Хотя она даже не была уверена, что кол навредит ему больше, чем обычная игла для шитья.       — Зашел предупредить, чтобы не совалась больше в замок. В следующий раз живой оттуда ты можешь и не уйти, — он бросил подушку, которую поймал без особого труда минуту назад, на кровать.       — Прекрасно. Обязательно навещу тебя завтра, — она закатила глаза, снимая куртку и вешая ее на стул. — Спасибо за приглашение. Можешь быть свободен.       Она знала, что играет с огнем. Но «следить за языком» не было ни сил, ни желания. Если он убьет ее — так тому и быть. Элеонора устала бегать от судьбы.       — Не замечал у тебя раньше склонности к суициду, — красные глаза недобро сверкнули. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, конечно же. — Что изменилось?       — А тебе-то что до моих проблем? — Алек со скучающим видом пожал плечами, опустившись в кресло на колесиках возле письменного стола. — Деньги украла, потому что меня лишили зарплаты из-за опоздания на работу. Доволен?       — Как же вы, люди, любите все преувеличивать и усложнять.       Тысячелетнему вампиру, живущему в огромном замке, конечно же, трудно было понять ее проблемы. Она видела эту усмешку в его рубиновых глазах, слышала ее в его голосе. Украла деньги. Подумаешь, ерунда! Убила человека. Еще проще, он этим занимается ежедневно, возможно по несколько раз. Чем воообще можно было удивить того, кто родился в девятом веке и пережил все войны, революции, королей, царей — всех, о ком она читала в книжках и учебниках, о ком смотрела фильмы и сериалы. Все ее проблемы для него — точно проблемы ребенка, плачущего, потому что его укладывают спать вместо того, чтобы разрешить посмотреть еще один мультфильм. Сущая ерунда. Пустяк.       — Ну да, я всего лишь воровка. Что тут переживать? Ты прав, я раздула из мухи слона, — она наигранно кивнула головой, всем своим видом показывая, что с вампиром не согласна.       — Сама виновата. Родительских денег уже не хватает?       Элеонора перевела взгляд на прикроватный столик, где стояла рамка с фотографией родителей. Они стояли в обнимку и улыбались. Кажется, это была пятая годовщина их свадьбы. Трудно было сказать, на кого она была похожа больше. Цвет волос, губы, нос, овал лица, улыбка были точно мамины, глаза — отца. И, хотя из-за кредитов отца они и попали в такую ситуацию, когда пришлось продать все, что было, Элеонора не злилась на него. Она за все его простила. И отдала бы все, чем обладала, лишь бы вернуть их обоих.       — У меня нет родителей. Они погибли несколько лет назад, — ответила Элеонора, с трудом сдерживая слезы. Показывать при нем слабость не хотелось. Да и не только при нем.       «В гостиной слышался звонкий смех. Девочка лет четырнадцати сидела на полу возле журнального стола, держа в руках три игральные карты и весело смеялась. Напротив нее сидел мужчина, которому на вид было слегка за сорок, с широкой улыбкой на лице наблюдая за дочерью. Виски тронула седина, однако для своих лет он был весьма привлекателен. Озорная улыбка на лице выдавала в нем ребенка, который никогда не повзрослеет, сколько бы лет ему не было.       — Папа, прекрати мухлевать! — смеясь, произнесла девочка. — Я все видела!       — Ничего не знаю, — ответил мужчина, подмигивая стоящей за спиной у дочери женщине. — Верно, Лу?       — Тише вы, — с улыбкой покачала головой «Лу». — Нико разбудите.       — Я говорила, что нужно было оставить его с бабушкой, — проворчала Элеонора, а это была именно она. — Он ведь такой маленький, что ему делать в Милане? Он все равно ничегошеньки не понимает.       — Эле, перестань, — мужчина укоризненно взглянул на дочь. — Это твой младший брат.       Элеонора закатила глаза. Да, она любила младшего брата, лежащего в маленькой кроватке и агукающего при виде старшей сестры, но как же сложно было ей смириться с тем, что родители теперь не только ее. Они теперь должны заботиться и о маленьком Николло, появившемся в их доме несколько месяцев назад. Людовика долго не могла забеременеть после сложных родов, и, наконец, это случилось. Элеонора помнила, как радовалась, когда появился младший братик. Только тогда она не думала, что внимание родителей придется делить с ним.       — Знаю, папа.       — Бернардо! — вдруг раздался испуганный крик женщины из детской комнаты.       Бернардо вскочил на ноги и помчался к жене. Элеонора побежала вслед за отцом, останавливаясь в дверях детской, где в маленькой белой кроватке преспокойно спал Нико, и даже крик матери не сумел разбудить его.       — Запах странный, тебе не кажется? — Элеонора принюхалась, копируя поведение родителей, однако ничего не почувствовала.       — Дымом пахнет, — вынес вердикт Бернардо. — Только этого не хватало! Магазин на первом этаже горит.       Вытащив Нико из кроватки и подойдя к дочери, Людовика заставила девочку, в чьих глазах были страх и паника, взять на руки брата.       — Послушай меня внимательно. Спускайся вниз и жди нас у дома. Быстро, Эле!       — А как же вы? — она непонимающе уставилась на родителей, прижимая к себе спящего брата.       — Мы присоединимся к тебе через пять минут. Надо помочь соседям. Иди, Эле, — они вытолкнули дочь из квартиры. — В лифт не садись ни в коем случае.       Элеонора сбежала вниз за несколько минут. Дыма с каждым этажом становилось все больше и больше, она пыталась задержать дыхание, закрывая нос воротником футболки, но тут же начинала кашлять еще больше. Прижимая к себе спящего брата, она выбежала из дома, делая глубокие вдохи и пытаясь отдышаться. Вокруг здания была целая толпа людей, чей гул поглотил ее с первых секунд: скорая, полиция, соседи, живущие на первых этажах и те, кто пришел поглазеть на пожар и поснимать на камеру. Куда же без них.       К ним с братом тут же подбежали парамедики, задавая целую кучу вопросов и пытаясь забрать у нее спящего Нико, в которого Элеонора вцепилась, сжимая голубое одеяло до побелевших костяшек. Совершенно не обращая внимание на холод и снующих вокруг людей, она стояла в одной футболке и длинных пижамных штанах, буравя взглядом двери, откуда должны были выйти родители.       Однако никто не вышел. Не успел. Огонь распространился и на верхние этажи через десять минут после того, как Элеонору отвели в сторону, понимая, чем это чревато. Собственный крик оглушал девочку. Она отчаянно звала родителей, не понимая, что те остались в горящем здании, так и не успев выйти. Она кричала так отчаянно, что Нико громко заплакал, словно понимая боль старшей сестры. Она наблюдала за горящим зданием, громко всхлипывая и понимая, что самое страшное, что могло случиться в ее жизни, произошло только что. Родителей больше нет. А она никогда не забудет последние слова матери, которая, словно и знала, что им не спастись. Береги Нико.».       — Люди умирают каждый день. Ничего необычного, — флегматично произнес Алек, разглядывая фотографию погибшей супружеской пары.       — Для тебя, разумеется. Тебе же плевать, что тех, кого ты убиваешь, ждут дома. Хранишь колье матери. Грехи замаливаешь перед ней? — не успела она договорить, как оказалась прижата к стене, а горло обхватила ледяная рука, сжимая его до помутнения в глазах. В голове звенело от сильного удара.       — Не испытывай мое терпение. Еще одно слово и, поверь, я убью тебя. И пошли к черту все законы.       — Да что ты, — просипела Чезари, пытаясь убрать его руку со своего горла. — Злого Алека кто-то не испугался. Кто-то посмел разговаривать с ним и не прятать глаза. Да ты в жизни закона не нарушишь. Боишься.       — Я. Никого. Не. Боюсь, — его зубы были в опасной близости от ее шеи, когда склонившись над прижатой к стене девушке, Алек прошептал эти слова ей на ухо.       Когда он наконец отпустил ее, Элеонора медленно осела на пол, делая глубокие вдохи и пытаясь отдышаться. От нехватки кислорода, а может и от сильного удара, разболелась голова, а перед глазами мелькали разноцветные пятнышки. Она сидела, прислонившись к стене и уперев локти в расставленные колени, и наблюдала за Алеком, остановившимся возле окна и почему-то не торопившимся уходить. Он стоял к ней спиной, положив руки в карманы своих темно-серых брюк, и молчал. Почему он не уходит? Элеонора не знала. Возможно, борется с собой и с их вампирскими законами, решаясь, наконец убить ее.       Плач Нико из соседней комнаты отвлек ее от мыслей о своем несостоявшемся убийце. Вскочив с пола и подлетев к двери, она даже и не взглянула на Алека. Забежав в комнату к младшему брату, Элеонора увидела, что он уже не спал. Мальчик сидел в кровати и горько плакал, дрожа от того, что увидел во сне.       — Нико, что такое?       — Огонь… Огонь…       Это был не первый раз, когда Нико снился пожар, в котором погибли родители. Элеонора понятия не имела, каким образом в памяти маленького ребенка, которому и года на тот момент не было, отложился в памяти тот день. Нико часто мучили кошмары, из-за чего он боялся спать один, но и в свою кровать она не могла его пустить. Та была узкой, Элеонора боялась, что во сне случайно столкнет его на пол, поэтому скрепя сердце отвечала отказом, взамен всю ночь просиживая возле кроватки младшего брата, охраняя его сон.       — Никакого огня нет, Нико. Все хорошо, — успокаивала его Элеонора.       Вытащив брата из кровати и заметив мокрые простыни, она вздохнула. Поменяв постель и переодев Нико в сухую и чистую пижаму, она устало опустилась на пол рядом с кроваткой. Джованни не раз говорил, что Нико нужен детский психолог, но откуда ему было взяться в Вольтерре? А теперь, когда ей, ко всему прочему, нельзя было выезжать из города… Да и даже если бы было можно… Вряд ли у нее хватит денег для того, чтобы оплатить хотя бы один сеанс.       — Почему ему снится огонь? Не припомню пожаров в Вольтерре.       Она вздрогнула, услышав голос Алека. Элеонора совершенно о нем забыла, едва услышав голос младшего брата. А еще и вернувшиеся кошмары… У нее не было сил справляться со всем, что навалилось. Теперь еще и кража. И Алек.       — В Милане. Наши родители погибли в пожаре, — ответила Элеонора. — Ему и года не было, но человеческая память — странная штука.       Лицо Алека изменилось. Если пару секунд назад рубиновые глаза смотрели с безразличием и холодом, то сейчас в них промелькнуло… сочувствие? Да, это определенно было оно. Алек подошел поближе к кровати спящего мальчика. Элеонора напряглась, не понимая, что он собирается делать. Поднявшись с пола она встала возле Алека, следя за каждым его движением.       — Три с половиной года назад? — она лишь кивнула.       — Мы собирались переехать в Милан, — рассказала Элеонора, когда они вернулись в ее спальню. — Перевезли уже почти все вещи. Бабушка была абсолютно здорова, мы не боялись оставить ее здесь одну. Папа заключил контракт с одной фирмой в Милане, поэтому выбор пал на этот город. Все случилось внезапно. На первом этаже были рестораны, магазины. В одном из них из-за невнимательности работников загорелась кухня. Ну а много ли надо, чтобы огонь распространился по всему зданию? — она пожала плечами. — Я с Нико на руках выбежала из здания через черный вход, куда огонь еще не дошел. Родители остались помогать соседям. В итоге, выжило около пяти человек, включая нас. Остальные, — она развела руками, смаргивая слезы. — Сгорели заживо. Не представляю, каково им было.       — Больно. Жарко. Страшно. Они думали о тебе и о нем в последние минуты, — он кивнул на стену, за которой спал Нико.       — Откуда ты знаешь? — Алек отвернулся. — Ты был в тот день там? — он покачал головой.       — Нет. В тот день я был в Америке. С проверкой, — ответил Алек, не вдаваясь в ненужные им обоим сейчас подробности. — Мы с сестрой с детства были необычными. Конечно, мы не умели того, что умеем сейчас, но от других детей отличались. С теми, кто был с нами груб, часто происходили беды. Горожане нас не любили от этого еще больше. Когда погиб на войне отец, и мать осталась одна, люди поняли, защитить нас некому. Джейн, мою сестру, дразнили соседские дети, я работал большую часть времени, от чего часто болел. А потом… Они решили, что хватит нас терпеть.       Алек замолчал, наверняка вспоминая прошлое. Самый болезненный момент всего тысячелетия, которое он прожил.       — Они… Они вас… Нет, люди не могут быть настолько жестокими, — неверяще помотала головой Элеонора.       — Нас пытались сжечь заживо. Меня и сестру. И мы бы умерли, если бы Аро нас не спас, — кто такой Аро она спрашивать не стала, понимая, что сейчас не время. — У Аро есть теория о происхождении наших способностей. Я, пока был в сознании, хотел ничего не чувствовать. Чтобы боль ушла. Чтобы все чувства ушли. Джейн же хотела, чтобы эти люди, глазевшие на наши мучения, почувствовали тоже самое.       Какими же нужно быть зверьми, чтобы сжечь заживо двух подростков? Конечно, невежество Средневековья было широко известно, но… У Элеоноры все равно не хватало слов, чтобы описать тот ужас и то возмущение, которое она испытывала. Ей не должно было быть жаль своего будущего убийцу, но почему-то сейчас это не имело значения. Сейчас он был тем, на кого, как и на нее, много чего свалилось. Она бы попыталась выразить сочувствие и поддержку, но догадывалась, что только разозлит его снова. А второго удушения за ночь она не выдержит.       — Джейн может причинять боль? — поинтересовалась Элеонора, пытаясь представить, как выглядит сестра Алека. Должно быть, они очень похожи.       — Она создает в разуме жертвы иллюзию боли. Адской боли, — на красивом лице Алека появилась усмешка. — Выдержать которую мало кому удается. Все начинают умолять о пощаде.       — Я понимаю ее, — кивнула Элеонора. — Я бы тоже хотела, чтобы эти люди страдали.       Она понятия не имела, почему вдруг Алек решил рассказать ей о своем прошлом. Поспособствовал ли этому кошмар Нико? Или ему просто захотелось выговориться впервые за всю бессмертную жизнь? Остальные вампиры в замке боялись его, быть перед ними уязвимым значило подорвать авторитет, этот самый «Аро» тоже был не самой хорошей кандидатурой, Алек наверняка опасается его, хоть и станет отрицать, если задать ему этот вопрос в лоб. Элеонора, если рассматривать вопрос с этой стороны, была идеальной кандидатурой. Кому она расскажет? Да и он все равно ее убьет. Не сейчас, так через пару месяцев. С кем, как не с ней, ему откровенничать?       — Моя сестра будет в восторге. Ее понимает человек, — он усмехнулся.       — И не только в этом, — она многозначительно взглянула на Алека, всем видом показывая, что сочувствует его сестре, ведь он может быть той еще занозой в известном месте.       Он ничего не ответил, лишь закатил глаза, качая головой.       Проснувшись утром и поняв, что проспала школу из-за ночных разговоров с Алеком, она осторожно прикоснулась к горлу. На коже были сине-фиолетовые синяки, точно повторяющие контур пальцев Алека. Чертыхнувшись, она натянула теплый свитер с высоким горлом. Хоть и не по погоде, зато вопросов не будет, ибо ответа на них у нее не было. Грета, да и Джованни, точно не оставят ее в покое, расспрашивая о том, что же произошло и откуда синяки.       Украденные деньги не давали покоя, но отступать было некуда. Она не могла просто так вернуть их, не нарвавшись на подозрения. Значит нужно сделать вид, что все замечательно, и она здесь не при чем.       А с совестью она как-нибудь потом договорится.