Объятия зимы

      — Я больше не могу! — не выдерживает Люмин, прижимая к груди ворох полумокрого шмотья — оно по дороге умудрилось вывалиться из рук прямо в воду. За огромным валуном, который здесь словно сам Архонт приказал поставить, очень просто скрыться от не слишком наблюдательной Паймон, вооружившейся острой палкой и плещущейся где-то на мелких волнах среди рыбёшек и крабов. Паймон ответственна за сегодняшний ужин — потому что Люмин так решила. Потому что ей уже опостылело, честно говоря, делать все лишь в свои две руки.       А ещё — потому что они с Дотторе никак не могут, наконец, заняться приличным крышесносным и попросту страстным сексом.       — Золотая моя, это явно не лучшее место, — ворчит Дотторе, топчась рядом. В сапогах у него хлюпает знатно, даром, что высокие.       — Другого нет, — огрызается слабо Люмин, швыряя одёжки на узенькую полоску влажноватого песка вокруг камня. Здесь ручей явно стал мельче. — Давай, снимай штаны и вперёд.       Дотторе обнимает её со спины, тиская грудь. Он выше и Люмин это даже по душе — чувствуешь себя как за каменной стеной. А как ещё надо чувствовать себя подле Второго по силе Предвестника? Впрочем, если бы она так остро нуждалась в защите самого могущественного человека, ей следовало бы затащить в койку Пьерро.       — Вот смотришь на тебя — прямо-таки божий одуванчик. Не пьёт, не курит, слова вежливые говорит, всем помогает…       — Дотторе… — шипит она, расставляя ноги пошире. Пальцы в ход пустил, засранец, но руки у него и впрямь умелые. Люмин задыхается, прижимаясь к нему, едва не вскрикивает от болючего укуса в шею.       Ну вот, уже пытается сожрать.       — Молчу, молчу, — ухмыляется Фабьен, царапая её по рёбрам. Зубы у него мелкие, но острые. Ногти тоже. Обниматься с ним — все равно что обнимать пиранью и морского ежа одновременно. На языке, слава Архонтам, ничего острого, кроме словечек, нет.       Однажды, когда Паймон всё-таки крепко задремала на рассвете, Дотторе отлизал ей так, что ноги подкашивались от малейшего воспоминания. А вот до большего не доходит — вечно что-то мешает.       — Люми-и-ин! — слышит она писк сквозь рычание Дотторе, уже поставившего ее на четвереньки в мокром песке. — Путешественница! Куда вы с Чудиком удрали?       Так она называет Дотторе теперь — Чудик. Тот как будто бы не обижается. Куда больше его обижает невозможность оттрахать Люмин до звёзд под веками.       — Стой! Стой… — шипит она, вскакивая, и швыряет в него штанами.       — Ты чего? — злой шёпот в ответ. В красных глазах ещё плещется возбуждение.       — Не знаешь, что ли? Твою ж… Садись в воду, делай вид, что купаешься!       Дотторе с обречённым видом плюхается задницей в ручей. Вовремя — из-за камня вылетает Паймон.       — Ну и для чего я рыбу ловила?       Она так натурально изображает удивление, что Люмин даже становится неловко. Она, еле успевшая натянуть на себя белье обратно. Дотторе, который делает вид, будто его очень интересуют резвящиеся на камнях лягушата…       — Мы скоро, — вырывается у неё. — Заметили такого большого окуня, хотели помочь тебе.       — Ну-ну, — фыркает Паймон и уплывает к костру, победоносно потрясая палкой с наколотыми рыбинами.       Дотторе сначала улыбается. Потом начинает натурально хихикать.       — И чего тебе так весело? — Люмин, приблизившись, отвешивает ему подзатыльник.       — Даже интересно, что ты ещё выкинешь, — сквозь смех отвечает он.       Как будто это только мне надо, обиженно думает Люмин.       Как оказалось, не только ей. После ужина и привычного отбоя, Дотторе змеей пробирается к ней под плед — ночи в Сумеру тёплые, как и дни, плотный спальник ни к чему.       — Да тихо ты… — пытается противиться она. — Паймон…       Дотторе запускает пальцы ей под одежду, срывая с губ первый стон. Приходится прикусить костяшки — кажется, до крови. Внизу что-то похотливо чавкает, мокро, велико желание отпихнуть, но ещё сильнее охота обхватить его ногами и снова стащить брюки. Дотторе проделывает это сам. Укладывается на неё, закрывая собой от любых опасностей (кроме себя, разумеется), переплетает пальцы — Люмин тихонько пищит, запрокидывая голову.       — М-м?       — Аккуратнее, черт…       Дотторе честно старается быть аккуратнее.       — Если она проснётся, — шипит он, утыкаясь носом ей в волосы, — я даже не остановлюсь, понятно?..       Люмин не совсем понимает, что Фабьен там бормочет. Она стискивает его в себе так, что и двинуться-то тяжело. Божий одуванчик, так он сказал. Не курит, не пьёт, всем помогает и хочет его член. Простая правда жизни, чего тут стыдиться? Люмин покрепче хватается за его плечи, жмурясь — способность трезво мыслить стремительно покидает ее, стоит Дотторе прикоснуться так ласково. Или поцеловать. Или… В общем, что угодно — от него.       Утром Паймон лишь с загадочной улыбкой предлагает им на завтрак фрукты — будто бы ничего не слышала.