Объятия зимы

      На самом деле Капитано с ней очень нежен — как с маленьким пушистым котёнком, хотя Коломбина отчего-то сомневается, что ему по душе котята. Капитано всегда согласен быть её глазами и ушами. Нередко даже ногами и руками — в свои восемнадцать она миниатюрна, никак не подрастёт и достать с полки что-то тяжёлое не так-то просто.       Но Капитано достанет, да ещё и достанет как нужно. Если что-то хрупкое и маленькое — будет обращаться бережно. Если громоздкое — так уж точно не уронит ей на голову. Капитано так галантен, что чувствуешь подвох, мол, как бы не попросил чего взамен. А он не просит. Сделает молча и исчезнет, если не попросят остаться. Как попросить — она не знает. Ей вообще-то даже стыдно о таком думать, но старый-добрый способ «подай-принеси» Коломбина выучила в совершенстве. Ибо, как сказала однажды Арлекин, мужчины просто обожают, когда при них строишь из себя дурочку да неумеху.       Кто знает, права она или нет. У Коломбины хотя бы есть оправдание и за это она своему хрупкому телу благодарна.       — Это дерево очень высокое? — спрашивает она, шаря по коре пальцами.       — Обычное, — отзывается Капитано. Он где-то рядышком, под сапогами скрипит снег, но Коломбина не слышит треска ломающихся стеблей. Значит, цветы не трогает. В дворцовом саду о проклюнувшихся на морозце бутонах заботятся так же истово, как о маленьких детях в «Доме Очага». Это если верить Арлекин.       — Обычное — это высокое? — задумчиво интересуется Коломбина, топчась на месте. — Ладно, неважно. На самом деле я хочу проведать цветки-сахарки. Идём в оранжерею?       Капитано, как видно, не очень настроен разговаривать ртом. Всё больше мелкими жестами — то за руку вовремя возьмёт, уводя от скользкого места, то направит по ступенькам. Коломбина вздыхает:       — Хорошо бы у всего на свете был элементальный след. У лестницы, например. Тогда бы я видела…       Но и причин быть рядом у Капитано бы заметно поубавилось. Как бы только не подумал, будто ей от него лишь помощь нужна. Впрочем, порой чудится, будто Капитано ничто не может тронуть или разозлить — и оттого прочесть его ещё тяжелее.       — Любишь цветы? — идёт напролом Коломбина. Неожиданно даже для себя самой.       — Сделаешь мне веночек? — глухо усмехается из-под маски Капитано.       — Не-а. Чай. Крепкий, сладкий горячий чай.       Крепкий, сладкий и горячий как поцелуй, которого ждёшь годами.       — У меня нет чая, — хмыкает он, и Коломбина прямо-таки слышит шорох разведённых рук.       Она оборачивается к нему, встряхивая пестрым мешочком для сбора трав. Улыбается солнечно, не открывая глаз.       — У меня есть.       Капитано отвечает скупой улыбкой — по голосу заметно.       — А ведь ты Третья Предвестница, посильнее меня будешь. Никогда не хотела сразиться вместо чаепитий?       — Я тебя пораню, — жмурится Коломбина, отыскав его ладонь. — А ран и так уже слишком много, верно?       Настолько, что из-за них он никогда не открывает лица при посторонних. Но ей это и не нужно. Коломбина тоже хочет быть с ним галантной. И тактичной. А ещё просто хочет с ним быть, это для неё не менее важно.       — Если хочешь, сделаю тебе предсказание, — добавляет она беспечно. — Или погадаем на любовь?       — Коломбина.       Кажется, это было чересчур — приходится даже язык прикусить, удерживая и не давая сболтнуть лишнего.       — Ты вот-вот оступишься.       И неизвестно, что конкретно он имеет в виду. Есть ли в его словах какой-то скрытый смысл или это лишь совпадение?       Коломбина осторожно пробует носочком землю перед собой. Натыкается на торчащий корень.       — Ой.       Капитано молча меняется с ней местами. Кажется, он и сам задумывается над тем, что сказал. Но не переживает. Сжимает руку крепко, как и всегда, даже дышит спокойно, шагая широко. Коломбина старается поспевать.       — Я должна тебе плитку грильяжа, — решает она. — Самого лучшего, какой только есть в Снежной.       — Я не люблю сладкое, — фыркает Капитано, придерживая её перед очередной наледью. — За очень маленьким исключением.