Объятия зимы

      Доктор проходит мимо так, словно её в этом мире не существует. Бряцает чем-то на ходу — смущенная Сандроне не сразу отваживается опустить взгляд, чтобы порассматривать его броские обновки. Доктор любит голубой и серый. А ещё белый — видно, потому что халат поверх всего остального в лаборатории обязателен и со временем становится как вторая кожа.       Сандроне думает, что в халате он смотрится как-то даже… невинно. В том плане, что начинает ассоциироваться с настоящими врачами, спасающими чужие жизни и не жалеющими собственных. Это неправда. Дотторе не жалеет никого, а особенно тех, что, по его мнению, стоят на более низких ступеньках.       И вот он проходит мимо — без халата, но в побрякушках. Он берет Прекрасную Леди под руку. Синьора шипит на него, как рассерженная кошка, и ударяет по локтю. Доктор даже не кривится, но холодно целует её в щеку.       Почему не я?       Педролино расставляет флажки на карте. Стук, стук.       Шорох карандаша по бумаге — застывшая позади него фигура со спрятанным лицом спешно записывает каждое распоряжение и каждое слово. Сандроне не знает, кто это, да и не особо интересуется. Если не марионетка — значит, не стоит внимания.       Зандик невольно останавливает на ней взгляд. Впервые за весь этот день.       Заметил?       Она хочет идти. Это какое-то желание в подкорке, инстинктивное… Но ноги мертвы.       Кресло ужасное. Я едва в нем двигаюсь. Сделать новое.       У Зандика… То есть, у Доктора необыкновенно красивые глаза. Такие алые, как два рубина. Посверкивают, напоминают ей о руинных стражах, чьи глаза в миг пробуждения вспыхивают почти так же.       Пожалуйста, посмотри на меня ещё раз.       Дотторе отворачивается — как будто в приступе отвращения.       У неё опускаются руки.       Сандроне чудится порой, что в рядах Предвестников она даже более лишняя, чем маленькая Коломбина. Что нет здесь ничего и никого, за кого можно было бы ухватиться душевно. И не отцепляться ни в какую.       А может быть, не так уж ей это необходимо?       Дотторе сжимает пальцы Синьоры, утопающей в своей тяжёлой шубе.       Почему не я?       В ней же нет ничего особенного, в этой Синьоре.       Почему       не       Я?       Она устала на это смотреть. Сердце молчит. Так замолкают люди, когда иссякают рыдания. Так умирает зерно чего-то сильного, страстного — оттого, что нет живительной влаги взаимности.       Она вычитала сравнение в одной из книжек, найденных в дворцовой библиотеке. Прочла строчку и закрыла, отплевываясь от пустых, лишенных какой бы то ни было полезности слов. Но они отложились в памяти — потому что память у Сандроне получше, чем у всех этих собравшихся глупых взрослых.       У меня есть кое-что для тебя.       После собрания она передаёт Дотторе свеженький чертёж, ещё пахнущий карандашным грифелем и новой бумагой.       — Это хочу сделать, — говорит. — Поможете?       Зандику достаточно пары секунд и беглого взгляда.       — Ишь на что замахнулась. Ладно, как будет время.       Чтобы выше меня. И чтобы сильный. Буду сидеть в его ладони высоко, видеть далеко…       — Спасибо.       Сандроне ненавидит себя за этот дурацкий заискивающий взгляд. По крайней мере, сама себе она кажется такой. Глупой и недостойной внимания.       — Ты сегодня ужасна.       Я ужасна?       — Почему?       Ей не так уж нужен ответ — и сама знает. Дотторе протягивает чертёж.       — Прекрати так на меня смотреть, — цедит сквозь зубы.       Разве я… так ужасна?       Под пальцами хрустит смявшаяся бумага. Сандроне прикрывает глаза.       Я не смотрю. Я больше не буду. Никогда.       Она нескоро понимает, что осталась в зале одна.

***

      — Где ты так долго пропадала?       Сандроне косится на него, едва сдвинув брови. Постукивает пальцами по плотно сжатым под юбками коленям.       — Не твоего ума дело. Ты принёс то, за чем тебя отправляли?       Дотторе демонстрирует ей парящие в воздухе Гносисы. Зелено-фиолетовое свечение покрывает его красивое лицо уродливыми пятнами.       — А Сказитель?       Дотторе лишь пожимает плечами.       — Я так и думала.       — Если считаешь, что справишься лучше — нашепчу Пьерро на ушко, пусть выдаст тебе задание посложнее, чем то, что есть сейчас.       — Помолчи, — фыркает Сандроне. И только.       Дотторе трогает её за мизинчик.       — Дорогая, это была шутка.       — Замолкни, — все так же невозмутима она. — И убери паучьи лапы. Мне и так холодно.       Дотторе любезно снимает было шубу с одного плеча, но Сандроне демонстративно отворачивается. Отворачивается и безмолвный робот.       — Педролино тебя заждался. Он уж думал, ты удочки смотал, как Скарамуш. Иди, не разочаровывай его.       — Можем мы после поговорить наедине? — складывает руки на груди Зандик.       — Нет, — отрезает Сандроне. — Я с тобой уже поговорила. На сегодня хватит.       Покачиваясь в механической руке, она снова рассматривает свои укрытые десятью слоями шерсти колени. Инстинктивного желания «пойти» и догнать Доктора давно уже не появляется.