Объятия зимы

      Поднимаясь в её опочивальню, он ещё невольно пытается демонстрировать собственную старомодность, делая вид, что прежде не знал всего этого. Между тем Пьерро в курсе, что и другие в курсе (иронично) о его еженедельных походах к Царице. И походы эти вовсе не включают в себя болтовню о политике или пустые расшаркивания. Короче говоря, слухи о романе давно гуляют по всему Заполярному. А он будто бы и не обращает на них внимания.       Даже сейчас, идя по лестнице, прислушивающийся к отдалённому звуку пирушки в главном зале, он настраивает себя на нужный лад — сегодня всё впервые.       На нём одежды, которые выбирала она. Но на её тонком безымянном пальце, он знает, поблескивает изящной работы кольцо, выбранное уже им. Здесь, что удивительно, Царица не высказала ни единого возражения. Оттого на сердце хорошо — непривычно хорошо. Горячо и нетерпеливо.       — Заходи.       Она улыбается, стоя у зеркала. Ещё в платье, светлые волосы завитками спадают на спину. Царица снимает украшения.       Больше всего Педролино любит смотреть на то, как она раздевается. И на то, как избавляется от драгоценностей.       Он останавливается на пороге, заворожённый зрелищем. Не замечает ни множества свечей, чьи огоньки пляшут так и сяк, пуская тени в бесконечное движение по стенам. Ни Полярной Звезды за окном, в объятиях ясной бархатной ночи. Не замечает разлитого в воздухе тепла от камина и аромата цветов. Они повсюду. Те, что радуют глаз, лишь пробившись сквозь снежное одеяло. Те, что прибыли из далеких краев. Красивые, но для него нет цветка красивее неё.       — Я влюблён в тебя, — только и говорит Педролино.       Эти слова долго ждали своего часа, чтобы быть произнесёнными.       Царица едва слышно смеётся, отложив тяжелую серьгу с самоцветами.       — Думаешь, богиня любви не узнала бы о таких вещах, не скажи ты ей?       Снова дразнит его, как всегда. Её голубые глаза через зеркало осматривают его с ног до головы.       — Чего же ты ждёшь?       По привычке — того, что она позволит ему приблизиться небрежным жестом. Но сегодня всё иначе. Сегодня всё как впервые.       — Может быть, я и стал мужем Её Величества, но в глубине души навсегда останусь её слугой.       Царица оборачивается к нему.       — Я не хочу, чтобы ты был моим слугой. Не сейчас.       Она протягивает ему руку. Обручальное кольцо поблескивает, как маленькая звезда. У неё красивые пальцы. Пьерро с жадностью припадает к ним губами.       — Мой корсет… — мягким полушёпотом намекает Царица, улыбаясь уголками губ.       Словно в броню закована — даже с ним.       Педролино, выпрямившись, касается её точеной мраморной спины. Поддевает первую шелковую ленту.       — Я люблю, когда ты трогаешь меня, — снова шепчет она. — Не могу поверить, что мой Шут может быть так нежен.       — Не Шут, — ласково поправляет он. — Муж.       — Да, муж…       На её плечах никогда не увидишь мурашек — Царице неведом холод. Но ей ведомо ни с чем несравнимое наслаждение. Она познала его вместе с ним.       — Я должна была встретить тебя. Так было суждено…       Пьерро ведёт пальцем по позвонкам, целуя изящное плечо. Волосы щекочут ему нос.       — Скажи мне что-нибудь приятное, — просит она. — На ушко.       Он обнимает её своей большой рукой, прекрасно слыша сбитое дыхание. Корсет соскальзывает вниз с тихим шуршанием.       — Ты — самая красивая женщина мира.       — Оригинально… — фыркает Царица. Но целует его со всей своей жаркой, пылающей под ледяной коркой любовью.       Её губы мягкие, как спелый плод. Медовые, с капелькой пчелиного яда.       Без Фатуи, без мести небесному порядку, даже без своей потерянной родины он дышит сравнительно легко.       Но без Царицы Педролино не может дышать.       Без её кристально чистого смеха. Без её холода. Без её огня.       В тишине спальни он укладывает её на постель, усыпанную мятными лепестками. Она лежит, вытянув тонкие руки вверх, а Пьерро скользит ладонями по её телу. Не раз. По груди и талии, по животу и бёдрам. По изнывающим в предвкушении ласки чреслам.       — Люби меня, — просит Царица, прикусывая губы. — Как умеешь.       Пьерро доводит её до исступления, почти не касаясь сокровенных частей.       — Трогай меня…       Он хочет вновь и вновь вкушать этот мёд. И сладкий яд. Целует её, накрывая собой, переплетаясь с ней руками и ногами, да чем угодно. Ловит стоны, но первого, второго — даже десятого ему мало. Свечи догорают одна за другой.       — Помнишь, что ты сказал мне тогда, ещё давно?       — М-м?       Она не стесняется своей наготы перед ним — лежит, подобно отдыхающей львице, подперев щеку ладонью. Словно позирует невидимому художнику.       — «Я — человек влюбчивый. Меня привлекают чувства, а не объект».       — В самом деле так говорил? Не помню.       — Врешь, — смеётся Царица.       Она щурит глаза, сладко вздыхая.       — Я ошибался, — Педролино, отпив из кубка, поглаживает её по спине. — Ни на кого не хочу смотреть, кроме тебя.       — Хм… Так ты только смотреть собрался?       Встретившись с ней взглядом, невозможно не потребовать поцелуя снова. Царица слизывает с его губ капельки вина. И прижимается со всем желанием.       — Не только. Сделаю всё что прикажешь, — шепчет он. — Всё что захочешь.       — Облюби меня ещё раз. Этого хочу.       Пьерро со смешком прикрывает глаза. И выполняет её желание.