Объятия зимы

      — Я тебя ненавижу.       Она говорит это без лишних ужимок, открыто — и одновременно сжимаясь в один плотный комок, ощетинившийся иглами. Слишком долго пришлось ждать, слишком долго пришлось копить в себе злость и жажду докопаться до правды. Хотя бы ради Венти. Хотя бы ради того, кто первым пострадал от их чудовищных методов. Люмин помнит ту ночь и из раза в раз, прокручивая в голове сцену, ощущает боль в груди. Не только потому что Барбатосу она искренне сочувствует. Она словно на мгновение переселяется в его тело и безжалостный пинок острой туфлей достаётся ей. Пинок, после которого ты уже не поднимешься, а надежда ускользнёт сквозь пальцы как мелкий песок.       Трон Царицы пустует. В зале холодно, как под толщей льда, в воздухе пьяно пляшут снежинки. Элементальные частицы. Кристальные бабочки. Собрались, кружат под потолком.       Очень красиво, если бы не…       — Я тебя ненавижу, — повторяет она чуть громче.       У Пьерро кишка тонка взгромоздиться на место своей владычицы. Он как цепной пёс, сидит на ступеньках, согнув колени и прикрыв глаза. Огромный двуручный меч при нем. Холодное лезвие, убивающее всё живое до того, как взмах закончится ударом. Пьерро прижимает его к плечу, как кроткую красавицу. Ему мороз не страшен.       — За что же ты меня-то ненавидишь? — спрашивает он. Смеется, глянув на неё.       В нем есть сила. Не такая, как у Райдэн или Мураты. Стоя перед ним, ты обязан сохранять бдительность и осторожность. А ещё ты обязан сделать все, чтобы не дошло до драки. Вот чего Люмин не может себе обещать.       — Венти будет отомщен. Как и все остальные.       — Ты это о Барбатосе? Занятно. Но что-то не припомню, чтобы я вмешивался в дела Мондштадта. Насколько нам всем известно, за Архонта Ветра ты уже отомстила. Так, что и хоронить было нечего.       Его меч обрастает ледяной коркой прямо на глазах. Педролино как будто бы не обращает внимания.       Раз так, и она не будет.       — Не отпирайся, Фатуи. Ты — главный стратег Царицы. Ты придумал план с Гносисами.       Пьерро смотрит на неё как на дурочку — и только после этого Люмин, хоть и запоздало, но осознаёт сказанное.       — Не я, — все же мягко поправляет он. — Её Величество. Она в этом более сведуща.       — Где она?       Почему трон пустует? Почему так холодно? Почему так тихо? Почему он, глядя так насмешливо, пригревшись в тепле собственной шубы, такой расслабленный и открытый для атаки — неуязвим?       — Думаешь, я скажу?       — Ты скажешь.       — Да брось, дорогая Люмин. Я все ещё жду.       — Ждёшь? — слегка опешивает она.       — Жду, когда ты со всем пафосом поделишься со мной тем, что тебе уже известно. Изобличишь меня и моих Фатуи. Фокалорс ведь тебя этому научила, правда? А ты знаешь, что она была не против уничтожения Каэнри’ах?       — Она изменила своё мнение. А ты…       Он смеётся. Лёд покрывает мраморные плиты вокруг. Кристальные бабочки кружат у Пьерро над головой. Кажется, что очень красиво. На деле — смертельно опасно.       — Бросила бы ты своих друзей, м? — вздыхает он, дёргая уголком губ. — В Фатуи для тебя нашлось бы место.       У меня за пазухой, говорят его глаза. И что страшнее всего — Люмин верит. Столько Предвестников, сколько видела она, за всю свою жизнь не встречал ни один человек. И не Предвестников тоже. Сколько раз она слышала бормотание солдат в лагерях? Бормотание, полное раболепного обожания. Самого искреннего, доходящего до фанатичности.       — Ты меня тёплым углом не завербуешь. Я тебе не Дотторе, не на помойке себя нашла.       — Гордая, — хмыкает довольно Педролино. — Будешь ли ты такой же гордой, когда твоё сердце пронзит зима?       — Зима?       Она зыркает на ледяное лезвие.       — Страшно, а? — тянет Пьерро. — С твоим мечом не сравнится. Им я, разве, в зубах поковыряться могу.       — Зато бьет больно.       Его тихий смех по залу разносит эхом. Опираясь на рукоять клеймора, Первый Фатуи поднимается со ступенек. Шуба с шорохом спадает с плеч.       — У нас в Снежной есть поговорка. Возможно, ты слышала. Семь раз отмерь — один раз отрежь. Надеюсь, ты так и поступила, решив тягаться со мной.       — Только так, — кивает Люмин. Движение это даётся ей с огромным трудом. Она словно мышь в когтях филина.       Ледяная корка с треском ломается, разлетаясь вокруг. Первый Фатуи касается маски, пальцем ненароком нащупывая золотистую слезинку.       — Храбрая, но глупая. Многому тебя научили Архонты… Многому, но, видно, не всему.