Объятия зимы

      — Идиот, — разъяренно цедит сквозь зубы Арлеккин, прохаживаясь туда-сюда. Хоть она и в ярости, но все-таки старается ступать осторожно, чтобы не влезть каблуком в растекающуюся по паркету лужу крови. Беспорядок убийцы устроили знатный — опрокинули вазы, разнесли землю из разбитых цветочных горшков по всему холлу и даже пару спален не забыли отметить. Труп около распахнутого сейфа подстывший, но еще не успел задубеть, мягкие ткани исполосованы ножами так, словно резали свинью.       Панталоне, заглянувший внутрь, удовлетворенно похлопывает затянутой в перчатку рукой по пачке документов.       — Ага! — улыбается он. Стекла его очков отражают холодный свет фонарей прибывших арлеккиновских приспешников. — Нашёл.       Сама беспечность, будто бы не у него под носом валяется мертвец. Мертвец, который не планировался. Арлеккин рычит, как раненая тигрица-ришболанд, забывает об аккуратности и все-таки пачкает обувь. Зато ей удаётся схватить Панталоне за грудки цепко, как голодная паучиха.       — Вон! — велит она сгрудившимся в дверях людям. — Все вон пошли!       Снежевичи и Снежевны робко пятятся назад и исчезают в коридоре. Слышен зловещий скрип петель. Арлеккин чертыхается, замечая тянущийся от окна, где она прежде стояла, след из кровавых отпечатков. Затем её холёное бледное лицо обращается к Панталоне. Он держит свои документы так же крепко, как она держит его.       — У тебя красивые скулы, — пытается задобрить её Панталоне. — Острые, как клинки. Можно пораниться.       — Это я тебя сейчас пораню, — обещает Арлеккин. Лезвие её тонкого как игла меча опасно вжимается в чужой живот. — Ты чем думал, когда просил Капитано помочь убрать его? Не мог действовать через дипломатию?       — Как будто я не пытался, моя дорогая. Мы перепробовали все варианты переговоров, будь уверена. Столько средств ушло впустую.       — Не жалуйся. Ты должен был сказать мне, что собираешься кого-то убить. Если сам не в состоянии проконтролировать выполнение приказа — не берись за это, черт возьми.       Людям Арлеккин нет равных в искусстве шпионажа и тайного устранения. Это предмет её высочайшей гордости, самое дорогое, что только может быть. Самое дорогое во всех смыслах. Панталоне, даром что её неформальный супруг, к деньгам относится очень бережно. Без крайней нужды не потратит ни единой моры — даже если эта мора пойдёт к ней в карман. Арлеккин зла на него, потому что оставлено слишком много улик. Потому что даже в собственной стране у Фатуи есть свои правила и правила эти четко гласят: никаких подозрений. Её не интересует, из кого благоверному вздумалось выбить долги — теперь это уже неважно. Но труп еще здесь. А Панталоне еще улыбается.       — Тебе мора дороже собственной безопасности, — шипит она. — Дороже моей безопасности. Нас за это по головке не погладят.       Она многое видела и познала в этой жизни, однако испепеляющий взгляд Педролино ловила на себе лишь единожды — и ей не хочется повторять сей печальный опыт.       — Но ты ведь позаботишься обо всем?       Панталоне с холодной нежностью касается её подбородка, обводит тонкие потрескавшиеся губы большим пальцем.       — Ты сама утверждаешь, что у нас будут проблемы. Прошу тебя, помоги мне.       Он словно на сцене — разыгрывает как по нотам. Его излишнюю тягу ко всему театральному Арлеккин едва терпит. Она уже чувствует, как каблучки липнут к паркету — кровь на обуви медленно подсыхает.       — Один раз, — шепчет она, от души шлепая по его ладони. — Последний. Больше на меня не надейся.       Снежевичи и Снежевны возвращаются в комнату, чтобы подчистить устроенный бедлам. Панталоне и Арлеккин, рука об руку, выходят в холл. Они словно чинная пара, открывающая этой ночью бал, на котором будут танцевать лишь призраки прошлого и настоящего.       — Так из-за чего весь сыр-бор? — уже куда более рассеянным тоном интересуется она.       — Крупная сумма, — бормочет Панталоне, заглянув в отчетность. — Несколько ценных документов, зафиксированная попытка шантажа с нашей стороны… Одно пойдёт в камин Заполярного, другое — на счет в Банк Северного Королевства.       — И на чей счет?       Он отвечает на её усмешку загадочным прищуром.       — Это весьма любопытный вопрос, дорогая. Весьма любопытный.