Объятия зимы

      — Трудный день?       Навилетт, сгорбившийся на высоком барном стульчике, отделанном позолотой, отрывается от своей чашки крепкого черного кофе. Со стороны кажется, что он и не пьёт его вовсе — так, вдыхает поднимающийся ароматный парок, истончавшийся с каждой секундой. Кофе стынет. Обеденный перерыв скоро закончится. Ему придётся вернуться в зал для судебных заседаний и продолжить слушание по делу. Черт возьми, как же он ненавидит неприятности с представителями далекой Снежной.       — Что-то вроде того, — отвечает он, забывая про этикет. И всё же делает глоток из чашки, уставившись на скромное меню. Сладкое, сладкое, ничего кроме сладкого — эклеры, бриошь, лимонный тарт. Полезно для мозгов, вредно для его сияющей кожи.       Сидящий на соседнем месте человек не похож на выходца из Фонтейна. Честно говоря, он вообще не похож ни на кого, с кем Навилетт близко общался. У него безупречный вкус в одежде, хотя пошита она и не местными - это видно по роскошному костюму, - а уж при взгляде на его обувь он даже невольно исполняется молчаливой зависти. Богач, какой-нибудь неизвестный местный транжира? Люди сейчас всеми силами пытаются сохранить свою личную жизнь в тайне, и кто знает, сколько миллионеров бродит по улицам Петрикора или скучает в креслах для свидетелей. Любопытный субъект, короче говоря.       — А вы… — пытается уточнить он.       — Эшер, — представляется незнакомец с улыбкой. У него мелкие зубы. Мелкие и острые, как у пираний. — Я включен в список присяжных. Интересное у вас сегодня дело, господин Верховный Судья.       Дело настолько интересное, что отняло у него добрую половину дня — и до сих пор они ни к чему не пришли. Фокалорс тоже околачивается в зале, пока незримая для других. Обыкновенно ей первой удавалось распутать тот клубок лжи и недомолвок, выливавшийся на присутствующих. Но сейчас она молчит. Навилетт замечает её в толпе, ждёт какого-нибудь знака — и не дожидается. Его тщательно уложенные с утра локоны теряют форму, на судейское жабо прилипли крупинки песочного теста. И в голове гулкая пустота. Хватит, пожалуй, на сегодня тартов и пирожных.       — Я вас раньше не видел, — говорит Навилетт, пролистывая выложенные на барную стойку документы.       — Ну… — усмехается Эшер, поправляя свои волосы. В его алых глазах блестит неприкрытое лукавство. — Спрятаться в Фонтейне трудно, и всё же возможно. Я родился здесь, но уехал на север. Давным-давно. От Фонтейна у меня осталось лишь… имя. И несколько детских воспоминаний.       — Мы судим снежнийку, то есть вашу соотечественницу?       — Выходит, что так. Если я, конечно, могу считать Снежную за родину. А вы как думаете?       Пару мгновений он всматривается в чужое лицо, будто ему и впрямь надлежало решить этот вопрос первостепенной важности.       — Я думаю, — отвечает Навилетт, прищурившись, — что вы не питаете любви ни к тому, ни к другому. Честно говоря, я думаю, что вы вообще лжёте мне.       — Возможно, — улыбка вновь трогает губы Эшера. — Однако это лишь ваши домыслы, подкрепленные интуицией, а интуиция… далека от логики.       — Интуиция связана с опорой на предшествующий опыт, господин Эшер, а опыт можно получить через логичные действия.       — Хорошо сказано! Очень хорошо!       Только сейчас Навилетт замечает в его стакане обычную… воду.       — Вы можете просмотреть бумаги, господин Верховный Судья. Моё присутствие здесь совершенно легитимно, если вас беспокоит данный аспект.       — Я знаю. Наша система безопасности работает безупречно.       — Правда? Это похвально. Но я бы всё же советовал вам держать ухо востро с обвиняемой. Когда-то мы общались. Она непростой человек, эта Слуга.       — Как и вы?       Эшер заглядывает в его синие глаза почти с пониманием. И накрывает рукой его ладонь, затянутую в белую шелковую перчатку. Это прикосновение будто пускает по телу Навилетта электрический разряд.       — Верно. Вы весьма догадливы. Или, может быть, мне следует сказать: «ваша интуиция достойна похвалы»?       Вдали, в большом холле дворца, откуда самые разные дороги ведут в залы заседаний, раздаётся звон огромных часов. Конец перерыва. Люди вот-вот потянутся на свои места, а ему нужно успеть привести себя в порядок.       — Где я могу найти вас? — спрашивает Навилетт, отставляя в сторону недопитый кофе. Эшер уже сполз с барного сиденья, оставив рядом со стаканом невысокую стопку монет.       — Я бы ответил, но для каких целей вы уточняете? — скалится он, вновь обнажив зубы. — Собрались осудить меня?       — Процесс может затянуться. А ваш намёк был довольно прозрачным.       Эшер небрежным движением приглаживает выбившиеся бирюзовые пряди, посмотревшись в узкое зеркало, вделанное в резную колонну. Весь его весёлый настрой как ветром сдуло.       — После заседания вам передадут адрес с указанным временем встречи. Но помимо этого необходимо будет сказать привратнику, кто вам нужен.       Навилетт отряхивает жабо и пристраивает кипу бумаг под мышкой. Часы звенят уже во второй раз.       — И кто же мне нужен? — любопытствует он, изрядно раздраженный его загадочностью.       Эшер оборачивается к нему, дернув уголком губ. Взгляд алый, как у лабораторной крысы. Или как у хорька-альбиноса. Очень цепкий взгляд, прощупывающий насквозь, спрятанный под ресницами в легком прищуре. Режущий как нож.       — Доктор. Вы будете искать Доктора. И не опаздывайте.