Объятия зимы

      — Скажи мне. Ещё раз. Скажи. Зачем ты здесь? Зачем ты меня разыскал?       От палящего солнца мозги, казалось, вот-вот спекутся прямо в черепной коробке. Может быть, ему лишь кажется, что Дотторе в сотый раз задаёт один и тот же вопрос?       В конце концов, почему это он вдруг оказался в проигрышной позиции? Он, пришедший из края снегов, следовавший за слухами о еретике, тащившийся через всю пустыню Колоннад, но прежде — через Земли Сетеха…       Чтобы умереть здесь вместе с ним? Помнится, не о том они договаривались.       — Почему? — вновь слышит он. Зандик смотрит на него, сидя рядом на песке — так неуклюже, вроде бы на коленях, но его словно размазало по земле. Он похож на упавшую с высоты куклу. В жарком бреду кажется, что у него переломаны все кости, раздроблены все суставы. Он лихорадочно сгребает сухими ладонями песок к себе. Словно откапывает его, Первого Фатуи, из наметившейся песчаной могилы.       — Я шёл за слухами о еретике, — повторяет Пьерро собственные мысли вслух. Удивительно ровным голосом, поправляя повязку на голове. Без неё от солнца не спастись.       — Да, продолжай, — Зандик смакует каждое его слово, мурлычет и извивается ужом, поправляя на себе остатки одежды. Глаза его, прежде ярко-алые, потемнели до странного вишнёвого оттенка. Потрескавшиеся губы сочатся кровью.       — Я желаю забрать тебя. Желаю, чтобы твой талант служил Её Величеству. А она не замедлит щедро воздать тебе.       Сколько раз он произносил это торжественное обещание? Сколько ещё раз им нужно «умереть» здесь, потеряв сознание от жары, прежде чем еретик внемлет ему?       А с другой стороны, Зандик его испытывает — и самому Первому Фатуи испытание любопытно. Что для него риск? Он шёл и на большее ради целей Царицы.       — Сверхчеловек… До чего же любопытные у вас, Фатуи, желания. Только это вам и нужно, да? Оболочка, которая выдержит колоссальную мощь…       Зандик смеется, песок течёт сквозь его пальцы шуршащим ручейком. Первый Фатуи смотрит на него, приподняв повязку с глаз. Только это, маску он снял раньше, в качестве жеста доверия. Демонстрирует Зандику поражённую тёмными прожилками кожу.       — Боишься? — спрашивает вдруг хрипловато. До чего же охота пить.       — Нет, — щурится Зандик, подбираясь к нему ближе. — Я пытаюсь понять, не лжёшь ли ты.       — Шуты лгать не умеют. К сожалению или к счастью…       Снаружи каменных пирамид завывает ветер, перегоняя песчинки туда-сюда. Он перестал считать дни совсем недавно.       — Уж во всяком случае убьешь ты меня по вполне понятным причинам, — выдаёт Зандик необычайно разумным тоном, отличным от того, что был ранее. — Еды и питья у нас не так много.       — У ближайшего оазиса мы найдём моих людей. А потом отправимся в долгое путешествие. Туда, где ты будешь скучать по этим раскалённым пескам.       Зандик улыбается. Улыбка у него — как у кривозубого сопляка. Невероятно очаровательная. Верит.       Пьерро видит множество миражей тут и там. Зандик говорит, что не видит ничего. Кажется, что они идут быстро — на деле не быстрее утомлённых улиток. Зандик умеет добывать воду и пищу. Зандик выуживает из песка унаги, с довольным видом потрясая тощей рукой в хлопающих на ветру лохмотьях. Зандик с легкостью раскалывает орехи аджиленах и выуживает из скорлупы содержимое. Кажется, что без него до оазиса и добраться-то было бы сложнее. Погружаясь в полубредовый от жары сон, Пьерро касается его голубой макушки. Будто карлика на удачу по голове треплет.       Опасно касаться умных людей вот так. Он уже и не помнит, где услышал такое поверье.       На седьмой день скитаний Зандик, напившийся только что добытой воды, засыпает у него под боком. Ещё через день — на груди. Зандик, получивший роль Доктора и не особо пока отзывающийся на своё новое имя, в глубине души ещё студент Академии. Мало кто меняется по щелчку пальцев. Может быть, у них там модно, обретая наставника, тут же пытаться его соблазнить.       Но в том и дело, что у Зандика получается. У шершавого от песка на коже Зандика, Зандика с вишнёвыми глазами, Зандика с языком как у кошки — лижет и царапает.       — Дотторе…       Нужно произносить имя чаще, чтобы он запомнил. В бреду всё запоминается так или иначе.       Они спят среди руин, в брошенных шатрах Пустынников, у скал, в песке, словно потерявшие свой дом черви. И каждый раз Дотторе, глотнув живительной влаги и насытившись скудной едой, ложится рядом и просит повторить те слова. Словно не верит собственной удаче. Вдоволь нализавшись, получив несколько сухих поцелуев, засыпает как убитый. Пьерро тоже кошмары не снятся. Он не видит ничего. Не чувствует ничего. Разве что укол болезненного возбуждения — ведь Зандик (Дотторе) никогда не доводит дело до конца.       Если доберёмся до оазиса, думает Пьерро, сделаю его своим любовником. Чем черт не шутит.       Через пару дней они выходят навстречу маленькому каравану с эмблемами Фатуи.