Объятия зимы

      — Я не мешаю духи для Фатуи, — отказывает невозмутимо Дотторе — так, словно говорит о погоде. Показательно неторопливо сняв одну перчатку, запускает длинные пальцы в ворох цветочных лепестков, еще слегка влажных от царящего в лаборатории тепла. То есть в лаборатории, конечно, холодрыга несусветная, но все лучше, чем снаружи — там, где слабый росток погибает, погребенный под слоем снега и льда.       Панталоне за его спиной звенит монетками. Его фирменный звук — это пение моры в карманах. Звяк, звяк. Звяк, звяк.       Его аромат — это роскошь. Напрочь искусственная, как определяет Дотторе. Обоняние его едва ли не острее, чем у хищных зверей. Он способен за пару секунд разложить самый сложный запах на составляющие. В нынешних парфюмах Панталоне он чувствует одно. Дешевка, прячущаяся за украшенными золотом ширмами. Да и оно — наверняка фальшивка. Неужели тот сам не чувствует?       — Сделай для меня исключение, — говорит он, улыбнувшись. Помещает стопку монет на чашу маленьких весов. — Может, я и признаю твой исключительный талант.       — Думаешь, мне нужно твоё признание? — скалится Дотторе. Зубы острые, как у акулы. Но взгляд из-под маски бесстрастный.       — Может быть, и нет, однако… — Панталоне приближается неторопливо. Под просторными одеждами не видно ног — и он будто парит в воздухе, как злой черный дух, оскверненный и обезумевший.       — Что?       Добытая из падисары эссенция превосходна — даже отсюда, стоя у стола, Дотторе способен уловить её сладкую остринку.       — Однако ведь без меня ты не сможешь.       Панталоне вздыхает, ведя холодным кончиком носа по его шее. Прямо по едва выступающим позвонкам, к затылку. Искушение столь велико, обжигающим узлом вяжет низ живота, но разум… Разум должен оставаться чистым, как родниковая вода. Ослепленный собственной похотью, он может и забыть, ради чего потратил пару драгоценных капель.       Кто еще тут без кого не сможет?       Дотторе рассматривает содержимое маленького флакончика на столе. И улыбается краешками губ.       «Прекрасный запах, да? Из тебя можно веревки вить, если чаще им пользоваться».       — У меня было десять флаконов, — как ни в чем не бывало говорит Дотторе. — По одному на каждого Предвестника.       — М-м, вот как… — бархатно смеётся Панталоне. Не его Панталоне, потому что парфюм на этой белой коже, откровенно говоря, убогий. Сделан лучшими, но даже рядом не стоит с худшими его ароматическими экспериментами.       — И когда я шел к кому-нибудь из них…       Лепестки шелковицы осыпаются дождем — он разжал пальцы. Руки Панталоне бесстыже изучают его тело. Трогают там, где прежде он не позволил бы прикоснуться без разрешения.       — …я выбирал нужный флакончик. К тому, что для Пьерро, даже особые ингредиенты синтезировал. Те, каких в нашем мире почти и не сыскать.       — А мой? — мурлычет Панталоне.       «А твой зауряден — с тебя довольно горечи цинсинь и глазурных лилий».       Но это исключительно для успешных переговоров по тому или иному поводу.       Десять флакончиков.       Десять ароматов, действующих безотказно. Они заставляют плакать и смеяться, выворачивать себя наизнанку, вываливать перед ним всю подноготную…       — Над твоим я работал дольше всех, — лжет Дотторе, усмехнувшись.       — А тот, что на тебе сейчас?..       Дыхание Панталоне жжёт ему ухо снова и снова. Жжёт шею и затылок, пальцы лезут под одежду. Всего две капли, но каков эффект!       — А этот…       Дотторе жмурится, как кот на солнце. Смеётся, перехватывая руку банкира. Это хрупкое, ломкое запястье, вечно спрятанное под перчаткой. Он подносит ладонь, едва пахнущую мускусом и цветами, к губам. Прикусывает черную кожу, потянув вверх. Рука у Панталоне горячая и влажная.       — …мой.       Самую малость измененный. В нём нет цветочных масел. Чистая эссенция тела, такого, каково оно есть.       Панталоне кусает его в шею, пытаясь рывком вжать в стол. Дотторе изворачивается ловким ужом.       — Нет, — смеётся он, качая головой.       И поглаживает его по теплой впалой щеке.       — Зандик…       — Ты прекрасно знаешь правила — не в лаборатории. Чистота — залог успешного эксперимента.       — Кажется, ты и сейчас занят каким-то опытом. Отказываешься от секса только ради науки.       «Если бы ароматы еще были связаны с наукой, а не с тупой жаждой контроля…»       — Можно и так сказать, — кивает Дотторе. — И этот опыт успешен.       «Ты уже и думать забыл о своем аромате. Всё, что тебя интересует сейчас — это я. Как приятно находиться в центре внимания».       Но… Для Панталоне он все-таки сделает исключение, это решено. Он пойдет на такой опасный шаг. Дотторе найдет способ получить запах чистого золота. Запах истинной роскоши и власти, что она дает, что приходит вместе с ней. Да наступит однажды день, когда они оба уронят по капле на свою кожу и, столкнувшись, сойдут с ума от желания.       «Только один флакончик. Не сомневаюсь, что ты будешь расходовать его с умом, как я расходую свой. Разница лишь в том, что мои запасы будут куда менее ограничены, чем твои».       — В моих руках, — шепчет он, — абсолютный контроль. И это великолепно.       Дотторе зарывается пальцами в его мягкие черные волосы. На то, что Панталоне пустил ему кровь, он даже не обращает внимания. Ерунда. Зверь уже приручен.