То, что хочется вернуть больше всего

— Цзян-сюн! Цзян Чэн отрывается от созерцания меню и машет рукой Не Хуайсану. Опаздывает, как обычно. Хотя вот на учебу в университете каким-то чудом приходил рано — то ли воздействие сурового старшего брата, который обещал в случае прогулов или опозданий надрать задницу, то ли тогда Хуайсан был организованнее сам по себе. — Ну ты и далеко забрался, — Не Хуайсан улыбается, садится напротив и задумчиво подцепляет второе меню рукой. Цзян Чэн может попробовать угадать, что он возьмёт: что-то вроде молочного коктейля, какое-нибудь лёгкое блюдо, ужасно сладкое пирожное… И, может быть, что-нибудь ещё, в зависимости от того, насколько он проголодался. Вообще-то, обычно они встречались в баре. Цзян Чэн не может вспомнить, когда был последний раз такой встречи, и потому отмахивается сам от себя. Сейчас ему нельзя алкоголь из-за таблеток, и потому местом встречи было избрано это кафе. Вроде, уютно и тепло, цены более-менее демократичные (это не то что проблема, но если есть возможность потратить меньше, почему бы ей не воспользоваться?), а выглядит еда здесь вкусно. — Ничего не поделаешь, — Цзян Ваньинь пожимает плечами и внимательно смотрит на позиции. Он не любит выбирать, а в последнее время сделать выбор ему все сложнее. Он чувствует себя по меньшей мере идиотом, и это ощущение его не отпускает. — К тому же, это ты меня сюда притащил. Они не виделись уже очень давно. Может быть, прошел уже год, но Не Хуайсан, кажется, его не осуждает. Они, конечно, переписывались в последнее время — Цзян Ваньинь не может назвать его лучшим другом, но они определенно хорошо общаются, в конце концов, они жили в одной комнате в общежитии, и это не могло не оставить свой след. Полгода они не общались вообще. Потом Цзян Чэн написал ему первый по какому-то глупому поводу, Не Хуайсан скинул смешную картинку… И так и пошло дальше. Привет-как дела-я нашел мем, тебе понравится-увидимся. Возможно, не лучшее общение, но на большее его вряд ли хватило бы. Он с трудом заставил себя явиться сюда. — Я тут был пару раз, — Не Хуайсан оглядывается и устраивается поудобнее. — Тут очень вкусные пирожные. И оставшаяся еда, вроде как, тоже неплохая… Он задумчиво стучит веером по собственному подбородку. Цзян Чэна всегда удивляла эта привычка таскать за собой веер, они, в конце концов, не в древнем Китае. Может быть, там это было и нормально, но сейчас… Это же просто бесполезная вещица, которая к тому же и выглядит странно. К тому же, помнится, старший брат Не Хуайсана всегда был против этого его увлечения, но тут даже спокойный и покладистый с братом Хуайсан, видимо, не послушался. Забавно. — Тогда я не удивлен, что ты выбрал именно это место, — Цзян Чэн уже скорее по привычке хмурится, а потом внимательно смотрит на друга. — Тогда посоветуй мне что-нибудь. Совершенно не знаю, что хочу. — Цзян-сюн, ты как обычно, — Не Хуайсан весело улыбается, а потом тыкает пальцем в меню. — Вот это, это и это. Оно не слишком сладкое. Тебе должно понравиться. Я так думаю, во всяком случае. Только не ругайся, если я вдруг не угадаю. Я же, в самом деле, не… — Не Хуайсан вдруг резко замолкает, словно понимает, что этого говорить не стоит. — Ты же, в самом деле, не? — Цзян Чэн приподнимает бровь. Выглядит это все крайне странно. — Не знаю тебя слишком хорошо! К тому же, мы столько времени не виделись, я откуда знаю, может быть, у тебя кардинально изменились вкусы, — Не Хуайсан улыбается и прикрывает лицо веером. Цзян Чэн прекрасно понимает, что ответ ему, скорее всего, не понравится и потому даже не собирается выпытывать у него все остальное. Он даже знает, что хотел сказать Не Хуайсан… Но думать он сейчас об этом абсолютно точно не собирается. Он просто пришел приятно провести время со своим другом, а не думать о всяком, ладно? — Тогда это и возьму, — Цзян Чэн не слишком привередлив. Единственное его требование к блюду — не слишком пресно. Он вырос там, где еду принято есть с большим количеством перца (пожалуйста, только не думай о том, с кем у тебя ассоциируется острота), и блюда без приправ не вызывают у него совершенно никаких эмоций. — И чай. Они могли бы пойти в кафе с более традиционной едой, но зачем, если есть что-то вроде фаст-фуда? Вообще-то, это даже вкуснее. И для посиделок с друзьями, наверное, подходит куда лучше. — Понял. Не Хуайсан жестом подзывает официанта, проговаривает ему все блюда (Цзян Чэн, кстати, угадал, Не Хуайсан действительно попросил молочный коктейль, какое-то жутко выглядящее пирожное на десерт, а ещё кучу какой-то еды. Кажется, он действительно голодный). Цзян Чэн смотрит в окно. Погода прямо-таки под его настроение — все серо, хмуро и настолько уныло, что хоть стой, хоть падай, все равно ничего не изменится. На душе все точно так же, и он не знает, что делать. Может быть, ему стоило сразу же после работы ехать домой, а встретиться с Не Хуайсаном когда-нибудь на выходных. Да, пожалуй, это было бы лучше… С другой стороны, он планировал взять на выходные Цзинь Лина. Цзян Чэн вдруг отчётливо понимает — если бы они не увиделись сегодня, не увиделись бы больше никогда. Он слишком любит придумывать отговорки, и ему слишком сложно зачастую делать даже самые простые вещи. Он научился с этим справляться. Но это не значит, что делать их от этого становится проще. Он просто… Просто, кажется, разучился чувствовать что-либо кроме раздражения и бесконечной пустоты внутри. Он любит своих родителей, любит племянника, любит друга, но вся эта любовь оказывается погребена под слоем ненависти к себе, язвительностью и перманентным плохим настроением. Почему с ним вообще ещё кто-то общается? Цзян Ваньинь не позволяет себе думать о том, что Вэй Усянь терпел и язвительность, и грубость, и ещё кучу бесконечных и неприятных вещей в Цзян Чэне, а лишь облокачивается о собственную руку. Он честно старается придумать хоть какую-нибудь тему для разговора. Что-нибудь, что позволило бы им ненадолго вернуться в те времена, когда самой большой проблемой были правила проживания в общежитие, вредный комендант и отсутствие места для хранения большого количества алкоголя. Это было по-настоящему весело. Цзян Чэн скучает по тем временам. Было бы здорово сейчас оказаться там, и тогда… Тогда он бы обязательно сделал все правильно. Какое оно, это «правильно», Цзян Чэн пока не знает. — Ну и погодка, — подтверждает Не Хуайсан его мысли, и Цзян Чэн вздыхает. Время года сейчас дурацкое. — Я так не люблю дождь, Цзян-сюн. Придется, кажется, сидеть здесь, пока он не закончится. — Ты как обычно, — Цзян Чэн усмехается, и лёгкое напряжение, которое он ощущал последние несколько минут, будто бы лопается. Пожалуй, он ждал именно такого. — Я не против. У меня… Все равно нет дел после работы, — а ещё им, пожалуй, стоит много чего друг другу рассказать, так что как минимум пару часов они здесь проведут. И ладно. Пускай. — Нет? — Не Хуайсан удивлённо приподнимает брови. — А мне наоборот казалось, что ты занятой человек, Цзян-сюн, — он пожимает плечами, а потом снова раскрывает веер. Нервное это у него, что ли? — Ну, то есть, я имею ввиду, ты часто писал мне о том, что у тебя практически нет ни на что времени. Разве? Цзян Чэн не помнит. Они не разговаривали о встречах до этого момента, и уж точно он ни разу не отказывал Не Хуайсану. Он зарывается глубже в свою память, и вдруг понимает — да ведь Хуайсан не про последний год говорил, а как раз-таки наоборот! Ещё во времена учебы в институте Цзян Ваньинь усердно старался создать себе образ жутко серьезного и делового человека. Не Хуайсан учиться не любил, часто отлынивал, про Вэй Усяня и говорить нечего, а вот Цзян Чэн отказывал им в прогулках с завидной регулярностью. Им, правда, все равно удавалось его уговорить. Их приключений, сказать по правде, не сосчитать. Видел бы их Лань Цижень — схватился бы за сердце. Чего только не было — и алкоголь в общежитие, и пьянки после одиннадцати, а верхом их нарушения правил Цзян Чэн считает принесённый чайник и газовую переносную плиту, которые они все годы обучения прятали от проверяющих. Подобные электроприборы запрещены ввиду пожарной безопасности, но готовить что-то на кухне, где плита убита окончательно и бесповоротно, а чайник постоянно занят, они втроём просто не были готовы при всем своем желании. Ничего ведь не случилось, а конце концов, а их даже не поймали. Цзян Чэн чувствует странное злорадство от мыслей об этом. Потом они закончили учебу, разъехались обратно по своим домам, но связь поддерживать не перестали. Цзян Чэн продолжал говорить о своей занятости (на самом деле, Вэй Усянь был куда ближе с Не Хуайсаном, чем он), и… Вообще-то, сейчас он понимает, насколько глупо это было. Но в голове тогда было совершенно не то, что нужно, да и… И почему он вспоминает об этом так, будто бы ему уже за девяносто? Ему всего лишь двадцать три! Это все было недавно… Совсем недавно. У него такое ощущение, что прошла целая вечность. — А вот сейчас начал работать. Почти свободен. Вообще-то, я это себе как-то по-другому представлял. — А? — Ну… Думал, как-то повеселее будет. А так… Сидишь, чем-то занимаешься. Ничего интересного. Зачастую и вовсе нечего делать. — Нечего делать? А у меня вот работы выше крыши, — Не Хуайсан тяжело вздыхает, лениво откинувшись в кресле. Только сейчас Цзян Чэн замечает, насколько плохо он выглядит. Синяки под глазами, бледный, слегка растрёпанный, несмотря на то, что явно старался привести себя в порядок перед встречей. — И ты всё-таки нашел время для встречи? — А, пустяки, — Не Хуайсан добродушно улыбается. — Нельзя же вечно работать, правда? К тому же, я рад тебя видеть, Цзян-сюн. Я соскучился! Цзян Чэн усмехается. Он тоже… Скучал. Он вдруг осознает, как сильно ему не хватало вот такого непринужденного общения и выдыхает. Если у Не Хуайсана будет ещё свободное время, они обязательно встретятся вновь. Настроение Цзян Чэна даже слегка ползет вверх. Удивительно. Он уже и не думал, что хотя бы немного придет в себя, пусть и на короткое время встречи. — Ой, да брось, — он фыркает и отмахивается. Что-то кажется ему ненормальным. Он пока не может понять, что, но Цзян Чэн хмурится и пытается понять, что не так. Это никак не связано с его состоянием, это связано с окружающими, и это, честно сказать, сильно его пугает. Может быть, это потому что последний год прошел в режиме работа-дом-работа-психотерапевт-дом. Сейчас Цзян Ваньинь сидит со своим хорошим другом, они разговаривают, а в кафе безумно вкусно пахнет, и все, вроде бы, хорошо. Он слишком давно не испытывал этого ощущения. — Почему так долго? — он недовольно хмурится, посматривая за официантами. Людей в кафе не так уж и много, и повара с официантами не должны быть в запаре. — Ты слишком нетерпеливый, Цзян-сюн, — в голосе Не Хуайсана не слышится осуждения, а сам он выглядит так, будто сам хочет, чтобы их заказ принесли как можно скорее. — Скоро принесут, я думаю. Неужели ты настолько голодный? С учетом того, что заказал Цзян Чэн — он не голодный, это так, перекусить, но ожидание его нервирует сильнее, чем ему хотелось бы. Даже если ждет он еду, а не новости из больничной палаты вместе с отцом и матерью. Он не позволит своим мыслям испортить себе вечер с другом. Цзян Чэн шумно втягивает носом воздух и выдыхает. Это помогает слабо, но больше вариантов успокоиться у него нет. Господи, какой же он проблемный. Не Хуайсан и общается-то с ним только потому, что не знает, каким раздражающим бывает Цзян Ваньинь на самом деле, как сильно он любит думать не о том и как не может справиться с самим собой. Они, конечно, жили в одной комнате в общежитии некоторое время, но тогда и трава была зеленее, и небо голубее, и лучшие друзья и братья не ублюдками… Хорошее было время. Он не отказался бы вернуться туда. Жаль только, это невозможно, да и не смог бы он вести себя нормально, зная, что там, в будущем. — Не-сюн, я после ужасного рабочего дня. Неужели я не могу порадовать себя вкусной едой? — Цзян Чэн выгибает бровь и хмыкает. Рабочий день, по сравнению со вчерашним, не такой уж и плохой — Мо Сюаньюй, видимо, пытался прорваться сквозь всю ту кипу документов, что ему вручили, и его не трогал. Он снова не пошел на обед, и снова Цзян Чэн лишь пожал плечами. Странно это, конечно, восемь часов без еды сидеть, но раз ему так удобнее, то ради бога. Он не нянька. — Неужели все настолько плохо? — Не Хуайсан лукаво улыбается и со вздохом трёт виски рукой. Цзян Чэн подмечает, что вид у него, кажется, еще хуже, чем ему казалось сначала и делает в голове пометку спросить об этом чуть позднее, если вдруг разговор зайдет. Цзян Чэн может сколько угодно делать вид, что ему все равно, но они друзья, несмотря на то, что не общались долгое время. Он вряд ли сможет поддержать словами, красноречием Цзян Чэн никогда не отличался, но, может быть, он сможет как-нибудь помочь. К слову об этом, старший брат Хуайсана, Не Минцзюэ, несмотря на всю свою суровость, всегда о нем заботился. Что изменилось сейчас? — На самом деле, не особо. Вот вчера денёк был — умереть не встать, — Цзян Чэн не преувеличивает ни капли. Сначала этот Мо Сюаньюй, потом, вечером, психотерапевт, которая безусловно заметила, что что-то не так, но решила, что Цзян Ваньинь расскажет потом об этом сам (он не расскажет, решил он для себя, это уже слишком). Ещё ему пришлось разбираться с кое-какими косяками по работе, и на его счастье, они не были критичными — управился за полтора дня. Понаберут же идиотов, а ему потом разгребать и разгребать. Вот Мо Сюаньюй, к удивлению, не косячит пока… Он что, его только что похвалил? — И что же такого ужасного было во вчерашнем дне, молодой господин Цзян? — Не Хуайсан звучит чересчур лукаво, и Цзян Чэн прыскает. Им наконец-то приносят заказ — частями, пожалуй, с количеством еды они переборщили, и они ненадолго прерываются, чтобы разобраться, кто и что взял. Цзян Чэн отпивает немного чая, с удовольствием жуёт что-то непонятное, но вкусное, думает, с чего лучше начать, а что лучше не упоминать вовсе, а потом вздыхает. Он не станет вываливать на Не Хуайсана абсолютно все, но эта тема неизбежно мелькнёт в их разговоре, как бы они оба ни старались ее избегать. Цзян Чэну это не нравится. — Просто сейчас период такой. Все косячат, ничего не ясно, а разбираться с этим нужно мне, — он не может отделаться общими фразами, к сожалению, и только поэтому продолжает. — Ещё у нас новенький. Уж не знаю, где наш отдел кадров его откопал, но если он задержится у нас больше, чем пару недель, я точно свихнусь. Он, разумеется, не упоминает психотерапевта. Это стыдно, и он не хочет признавать, что ему настолько нужна помощь, что пришлось обратиться к специалисту. Не Хуайсан, к счастью, достаточно умён, чтобы обходить любые опасные темы в разговоре. — Он что, настолько плохой работник? — его друг отпивает немного молочного коктейля из стакана, а потом обмакивает в него картошку фри и закидывает себе в рот. Цзян Чэн, честно признаться, такого убийственного сочетания никак не ожидал, но на вкус это, судя по всему, не так уж и плохо. Может быть, ему стоит попробовать. — Мне казалось, у вас достаточно строгие собеседования. И отбор пройти сложно. Не как в Гусу, конечно, и всё-таки… — Дело не в его способностях или в том, как он работает, он просто… — Цзян Чэн мнется. Он никак не может сказать это вслух, и даже не знает, что ему именно следует придумать. Он так сильно похож на Вэй Усяня, что я не знаю, родственники ли они? Он носит похожую одежду, и он любит такое же цветовое сочетание? У них немного похожа улыбка, и даже если во всем остальном Мо Сюаньюй совершенно другой человек, я уже просто ненавижу его, потому что не могу справиться со своими гребаными чувствами и не могу понять, как мне жить дальше? Не Хуайсан наверняка будет в восторге, услышав подобное. Цзян Чэн уже представляет его выражение лица, выдыхает, и собирается уже что-то сказать, а потом видит, как на него смотрит друг. Он что, это вслух сказал? — Ты чего? — Цзян-сюн, я понимаю, раздражающие люди бывают, но… — Не Хуайсан опускает взгляд на его руку, и Цзян Чэн обнаруживает, что палочки, которые он держал, сломаны. Вау. Он даже не заметил, когда сжал кулак настолько сильно. — Вот настолько он бесячий! — Цзян Чэн с радостью подхватывает легенду о том, что просто человек не тот. — В общем, ты все понял, да? Хуайсан, может быть, понял даже больше, чем нужно, а потому кивает и снова улыбается. Улыбка у него уставшая, но связано это, кажется, не с самим Цзян Чэном. На работе у него, судя по всему, полный аврал. Цзян Чэн рассказывает ему ещё несколько фактов о работе, Мо Сюаньюе (старательно избегая при этом описания внешности) и прочих делах, а Не Хуайсан слушает с большим интересом. Со слишком большим, он бы сказал. У него в глазах есть что-то ещё, словно он зантригован тем, что будет дальше, но спрашивать об этом Цзян Ваньинь не решается. В конце концов, он не уверен в этой эмоции и не может ее разобрать, и спрашивать о ней было бы верхом глупости и его неуверенности в себе. Не Хуайсан, может быть, вообще о чем-то своем думает, а Цзян Чэн его нагружает тут всякими незначительными проблемами и прочим. Какое-то время они едят в тишине, а Цзян Чэн наконец собирается с мыслями. Он спокоен, словно цветок лотоса у храма истины. Он может продолжить разговор, и, по правилам приличия, ему стоит спросить что-нибудь и о Не Хуайсане. И дело не только в правилах приличия — ему интересно, что друг делал последний год, как дела у фирмы, и как поживает его старший брат. Насколько он помнит, они много ругались по поводу учебы Не Хуайсана, но, может быть, после окончания что-нибудь изменилось, и либо Не Минцзюэ стал помягче (нет, такого быть не может), либо Не Хуайсан — ответственнее. Дождь за окном не прекращается. Может быть, и до ночи не прекратится. Ладно, он просто уедет домой на такси. Завтра утром повсюду будут лужи, грязь, и придется выбирать место для того, чтобы наступить и при этом не испачкать ботинки и костюм. Одна из причин, по которым Цзян Чэн терпеть не может хмурую погоду, пусть она и отражает все его внутренне состояние (с другой стороны, бури у него на душе уже давно нет, и даже лёгкого дождичка. Сейчас у него все серо, пусто и как-то слишком непонятно). И хорошо ещё, если дождь не будет длиться до утра. — Ну как ты вообще… В целом? — Цзян Чэн наконец-то заставляет себя сказать хоть что-нибудь. — Ты выглядишь очень уж уставшим. Не Минцзюэ заставляет тебя столько работать? Не Хуайсан поднимает взгляд, и у него в глазах отражается такая боль, что Цзян Ваньинь на несколько секунд теряется. Только, пожалуйста, пусть его брат будет жив, иначе Цзян Чэн точно станет самым черствым и нетактичным человеком за всю историю Китая. — Фирма на мне практически полностью, — Не Хуайсан лениво ковыряет в тарелке что-то, напоминающее помидор. — Брат сильно болеет. Врачи понятия не имеют, что с ним, а у меня такое ощущение, что ему становится хуже не по дням, а по часам. Я просто пытаюсь делать вид, что все в порядке, но это не так-то просто. Цзян Чэна будто бы окатывают ушатом холодной воды, и он отводит взгляд в сторону. Ну почему он не может сначала спросить? Сидеть тут и рассказывать о своих проблемах Хуайсану, которому и своей жизни хватает, это просто верх… Чего-то. Цзян Чэн с трудом справляется с приступом ненависти к себе и наконец смотрит на друга. Ничего страшного сейчас не произошло. Не Хуайсан на него не злится. — Сочувствую, — наконец тихо говорит он. — Какие у него симптомы? Неужели врачи совсем ничего не знают? — Нет, Цзян-сюн. Он в больнице уже который месяц, и я просто… — Не Хуайсан утыкается в собственные ладони и качает головой. — Он стал куда более раздражительным, постоянно психует, даже в больнице, и он будто бы… Слабеет с каждым днём? — Не Хуайсан поджимает губы, будто едва-едва сдерживает себя от слез, но всё-таки берет себя в руки. — Его уже чем только не лечили, что только ни пытались сделать, какие только анализы не брали, все просто… Бесполезно. Ещё у него в последнее время появились кровотечения, внутренние и внешние, его как будто травят, медленно и жестоко, но никто и ничего не может найти. Я так боюсь его потерять, Цзян-сюн. Цзян Чэн… Понимает. Понимает этот страх потерять единственного оставшегося родного человека (Цзян Ваньинь уже не боится за _того самого_, но всё ещё боится за родителей и племянника), понимает это бессилие и понимает, что Не Хуайсан, может быть, в скором времени останется совсем один, а он ничем не сможет помочь. Он мог бы чувствовать грусть, раздражение на эту дурацкую болячку или что угодно другое, но вместо этого чувствует облегчение. Может быть, от того, что он не один в таких своих проблемах (если это действительно так, то он ещё более мерзкий, чем ему казалось), а может быть потому что Не Хуайсан всё ещё доверяет ему и считает своим другом. Тем, кому можно рассказать подобное. Цзян Чэн вот никому не смог бы рассказать о таком. Он и не рассказывает. Психотерапевт не считается — она сидит там именно для этого, к тому же, точно никому не расскажет и не осудит. Цзян Ваньинь не может сказать, что доверяет ей на сто процентов, но она неплохо показала себя с профессиональной стороны. Это хорошо. Ему не хотелось бы, чтобы его родители знали, какой огромный ком эмоций скопился у него внутри. Он снова думает о Вэй Усяне. Ему он тоже никогда и ничего не рассказывал — не хотел волновать, по большей части, а Вэй Усяню достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, что что-то не так и вытянуть, слово за словом, проблему. А потом предложить пути решения или же просто посидеть с ним рядом, если вдруг проблема была нерешаема. В этом мире мало нерешаемых проблем, но Цзян Чэн вдруг вспоминает свой ужас от того, что сестра выходит замуж за этого павлина Цзинь Цзысюаня. Конечно, эта проблема касалась и Вэй Усяня тоже, но узнал-то об этом первый все равно Цзян Чэн. — Неужели совсем ничего не помогает? — шепчет он. Это странно — в больнице должны если не сделать лучше, то хотя бы определить, что с ним такое. Не Хуайсан отрицательно качает головой. Он выглядит спокойным, но растерянным, и Цзян Чэн понятия не имеет, что ему сказать или сделать, чтобы поддержать. В конце концов он поступает так, как поступал обычно Вэй Усянь — подсаживается чуть ближе, а затем кладет свою руку на руку Не Хуайсана, слегка сжав. Лёгкое прикосновение, ни к чему не обязывающее, но он просто хочет так показать, что он рядом и что к нему, наверное, можно обратиться, если захочется высказать что-то ещё. Цзян Чэн почему-то теперь уверен, что сможет выслушать. Помочь, может быть, не сможет, но просто послушать — пожалуйста. Не Хуайсан кажется человеком, которому могло бы стать легче от разговора. Ещё несколько месяцев назад Цзян Ваньинь любые разговоры пропускал мимо ушей, только если это не касалось работы, а сейчас посмотрите-ка. Расщедрился. Может быть, ему все это время не хватало друзей. Он не привык быть настолько один — Вэй Усянь заполнял собой любое свободное пространство, и это не было раздражающим, а когда он сбежал, то оставил после себя пустоту не только в квартире и в кабинете, а ещё и в душе Цзян Чэна. Боже, как же пафосно и по-дурацки это звучит, но иначе он описать это чувство не может. — Это продолжается недолго, и всё-таки… Я даже представить себе не могу, что может вызвать такую реакцию. Мой брат всегда отличался крепким здоровьем, с ним ничего не случалось в последнее время, это произошло просто… Потому что. Я всегда думал, что у него будет больше времени… но я не знаю, не знаю, что с ним происходит. Цзян Чэн видит, что Не Хуайсан совсем закапывается в свои мысли. Неужели когда это делает он, это настолько же очевидно? Нужно его как-нибудь отвлечь. Что угодно, чтобы он подумать о чем-то более приятном. У Цзян Чэна не получается ничего придумать. — Не-сюн, не говори так, — его голос неожиданно звучит твердо. — Твой брат невероятный человек. Я видел его несколько раз. Я уверен, что обычная неизвестная болячка, может быть, и может его подкосить, но я так же уверен, что он выкарабкается. Слышишь меня? — Цзян Чэн даже слегка вздергивает уголки губ в улыбке. — А ты сильный, и ты ему поможешь. Вы оба справитесь, понял меня? — он не знает, откуда так легко находятся нужные слова. Сказать честно, то он в будущем может даже их не повторить, потому что не вспомнит, что и как сказал, но сейчас это, кажется, работает. Не Хуайсан выглядит практически шокированным. Цзян Чэну могло бы быть смешно, но вместо этого он продолжает упрямо на него смотреть, пока Не Хуайсан наконец не кладет свою руку на его и не качает головой с улыбкой. — Ты изменился, знаешь? — Цзян Ваньинь прекрасно об этом знает. Он просто не мог не измениться, правда, слышать об этом от кого-то постороннего куда более странно, чем думать так о самом себе. Ладно, главное — измениться в глазах окружающих в лучшую сторону, а не стать ещё большим уродом. Как, например, кое-кто, кто так упорно не желает выходить у него из головы. — Ну, подозревал что-то такое, — они оба смеются, обстановка наконец разряжается, а Цзян Чэн никак не может понять, как у него это получилось. Он никогда не умел так делать. Он умел вежливо разговаривать с партнёрами по фирме, умел улаживать некоторые конфликты с преподавателями — но вот так, с близкими людьми нет, никогда. Может быть, он не настолько плохой человек, каким себя считает. И не настолько безнадёжен в отношениях с людьми. Возможно, он со временем даже научиться говорить с людьми в целом, а не поддаваться сиюминутному порыву, про который потом даже и не вспомнит в критический момент. Они болтают обо всем на свете ещё около получаса, и эти полчаса Цзян Чэн чувствует себя если не живым, то около того. Давно позабытое им ощущение, но, может быть, все не так уж в его жизни и плохо. Цзян Ваньинь думал, что Не Хуайсан лишь напомнит ему о Вэй Усяне, но этого не происходит. То ли дело в том, что он умело обходит эту тему, то ли в том, что Цзян Чэн слишком устал думать про него каждую секунду своей жизни, но факт остаётся фактом, и Цзян Чэну это нравится. Ему не хотелось бы терять университетских приятелей только из-за своих тараканов. То, что тараканы — совсем не тараканы, а нормальные такие психологические травмы, умолчено им же. — Цзян-сюн, я могу задать тебе один вопрос? Цзян Чэн физически чувствует, как обстановка вновь начинает накаляться. Он знает, о чем хочет спросить Не Хуайсан, и все его моральные силы испаряются куда-то в одно мгновение. Он не сможет говорить об этом, и не сможет вести себя адекватно. Его рука, до этого спокойно лежавшая на столе, непроизвольно сжимается в кулак, а Не Хуайсан, судя по его лицу, хочет было извиниться. — Задавай. Что там говорила психотерапевт? Нужно уметь бороться со своими страхами? Пожалуйста. Цзян Чэн именно это сейчас и делает. Это не нужно было делать настолько резко, но ему плевать. Не Хуайсан медлит. Цзян Ваньинь терпеливо ждет. — А что ты… Не знаешь, как там сейчас… Ну… Вэй-сюн? — Все ещё скрывается от полиции. Цзян Чэн практически гордится тем, как ровно звучит его голос. Нет, серьезно, Не Хуайсан правда думает, что он будет интересоваться делами убийцы его сестры? Его наивность иногда поражает воображение. Не Хуайсан, почему-то, выглядит разочарованным таким ответом. Цзян Чэну больше всего на свете хочется сейчас начать кричать, но он лишь поджимает губы. Если бы Не Хуайсан знал, что его брата убил кто-то, кто всё ещё на свободе — разве реагировал бы он так спокойно? — Не Хуайсан, если ты думаешь, что… — Я просто считаю, что тут что-то нечисто, вот и все. Что-то нечисто? Да Вэй Усянь сам признался, а потом полиция обнаружила улики против него! О каких подвоха тут вообще может идти речь? Цзян Чэн широко усмехается вопреки всем своим чувствам. Последние дни он качается на таких эмоциональных качелях, каких у него не было за всю его жизнь. Интересно, сколько ещё его психика выдержит подобное? — Что же? — Мм, не знаю, — Не Хуайсан рассматривает собственные руки так, будто бы боится поднять взгляд. Ещё лучше. Нет, Цзян Чэн просто… Окей, он уже давно оставил попытки понять окружающих. В этом деле действительно может показаться кое-что странным: с чего бы Вэй Усяню, гордости всей семьи и тому, кто любил свою старшую сестрицу так, как никто другой, убивать мужа, потом ее, но не трогать при этом остальную часть семьи? Цзян Чэну это тоже казалось странным, возможно, первые несколько недель. Потом ему сказали, что это просто защитная реакция — он не может поверить в то, что это был именно его лучший друг детства, вот и все. В это Цзян Ваньинь поверил. — Спасибо за встречу, — он встаёт, пожалуй, чересчур резко, оставляет деньги за свою часть в счёте и, не слушая ничего, выходит из кафешки прямо под дождь. Почему, когда он начинает верить, что все может быть чуть лучше, все идёт крахом? Он бросает взгляд на Не Хуайсана. Он не выглядит расстроенным — сидит с какой-то странной улыбкой на лице и что-то кому-то набирает. Потом, словно очнувшись, вновь делает свое привычное выражение лица и пьет свой молочный коктейль. Цзян Чэну кажется, что это неправильно. Не мог же Вэй Усянь подослать Не Хуайсана, чтобы он убедил Цзян Ваньиня в невиновности друга? Сказать честно, после сегодняшнего эта теория уже не кажется ему таким уж бредом. Нет, все, хватит. Ему снова работать завтра, моральное состояние оставляет желать лучшего, и единственное хорошее, что он может сделать — это доехать до дома, переодеться и лечь спать. Такой простой план, так почему ему так тяжело даже думать об этом? Такси приезжает быстро, несмотря на отвратительную погоду. Цзян Чэну на один момент кажется, что ему стоит хотя бы извиниться перед Не Хуайсаном за то, что он был так груб, но он быстро отметает эту идею. Такими темпами он перестанет доверять кому-либо вообще. А все потому, что он бесконечно думает о Вэй Усяне, о том вечере, когда его сестра умерла в реанимации, а ещё о том, что он мог бы сделать, чтобы это предотвратить. На ум ничего, кроме смерти Вэй Усяня, не приходит. Цзян Чэн ведь его ненавидит, тогда почему от мыслей о смерти появляется такое странное и отвратительное чувство внутри? Ему не хочется, чтобы Вэй Усянь умирал. Он сделал столько дерьма, а Цзян Чэну не хочется. Услышь его матушка, точно оторвала бы ему голову и отказалась бы с ним общаться. Она, наверное, несколько тысяч раз прокляла тот день, когда Вэй Усянь вообще пришел в их семью. Уже сидя в теплом такси и уставившись в окно, Цзян Чэн набирает короткую смс-ку Не Хуайсану. «Еду домой.» «Ого, а я думал, что таксисты в такую погоду никуда не поедут, сидел, как дурак, ждал, пока дождь хоть немного утихнет» «А если бы ливень продолжился — до утра бы так и сидел?» «Что-нибудь придумал бы. Тебе тоже спасибо за встречу, кстати. Я был бы не против собраться ещё раз, когда дел будет меньше» «Ага, я тоже.» Цзян Чэн отключает экран телефона и скучающе смотрит в окно. Когда же он сможет жить нормальной жизнью без тех, кто будет ее портить, даже пусть и появляясь только в мыслях?