То, что хочется вернуть больше всего

Когда Цзян Чэн просыпается снова, у него возникает ощущение того, что у него вырвали кусок души с корнями. Голова болит так, что даже встать становится проблемой, руки у него трясутся и подгибаются, когда он пытается подняться, а ноги не слушаются. Блестяще, Цзян Ваньинь. Он мог бы сказать, что вспомнил про то, что случилось вчера, только сейчас, но он помнил про это с того момента, когда только-только открыл глаза. Он не смог бы забыть про это даже если очень захотел бы. Он, возможно, хотел бы забыть всю свою чёртову жизнь, чтобы больше никогда не чувствовать такой душераздирающей боли. Телефон начинает вибрировать от входящего звонка. Цзян Чэн не хочет поднимать трубку, когда видит, что звонит матушка. Он вообще ни от кого не хочет принимать звонок, а от нее — в особенности. Он не сможет сейчас с ней поговорить. Физически не сможет. Он даже не знает, сможет ли сейчас сказать хоть что-то. — Алло? В последнее время все, что он делает — это противоречит своим же мыслям. Голос, на удивление, нормальный. Цзян Чэну отчего-то казалось, что он будет ужасно хриплый и такой, будто он всю ночь рыдал и кричал. Впрочем, это и так правда, так что удивлен он вдвойне. — Если что, мы добрались, — Юй Цзыюань сегодня звучит отчего-то слегка недовольно, и Цзян Чэн гадает, что уже успело испортить ей настроение. Погодите-ка. Добрались. Куда? Он лихорадочно вспоминает цепочку событий до вчера. Это куда более сложно, чем он предполагал, в голову постоянно лезет вчерашний вечер. Цзян Чэн хмурится и трет между бровей. Точно. Они собирались поехать с Цзинь Лином на выходные куда-то отдохнуть. Тогда зачем его матушка вчера просила его приехать? И вообще, почему она, вчера столь довольная фактом смерти Вэй Усяня, сегодня не обмолвилась об этом ни словом, только сообщила о том, что они благополучно добрались? Одно только слово смерть вызывает новую волну боли в душе, и Цзян Чэну кажется, что она вот-вот разлетится на мелкие осколки, которые никто потом не сможет собрать воедино. — Круто. Расскажешь потом, как съездили и что там интересного было, — он мог бы звучать чуть заинтересованнее. Он не может. — Цзинь Лина укачивает в машине, — она тяжело вздыхает. Может быть, недовольна его равнодушным тоном, может быть, чем-то другим. — А ты что, собрался весь день дома просидеть? Лучше бы с нами поехал. Погода неплохая. — Мам, я же говорил тебе вчера. Я занят. — Вчера? — ее голос становится удивлённым, и Цзян Чэн начинает понимать, что что-то тут не так. — Мы вчера не разговаривали. — Ты вчера звонила под вечер. Я точно помню. — Ты путаешься. Вчера я уж точно никому не звонила, — она презрительно хмыкает, и Цзян Чэн подумал бы о том, что она вчера наверняка была занята очередной ссорой с отцом, как вдруг его словно по голове бьёт. Не звонила? Он, не прерывая разговора, лезет в историю вызовов. Ни одного звонка с номера матушки за вчера. Звонок с незнакомого номера за вчера только один — бесполезный спам, отклоненный Цзян Чэном. Больше нет ни единого звонка. Он, почти задыхаясь от осознания, дрожащими пальцами открывает чаты с другими. Ни одного сообщения от Не Хуайсана. Ни одного сообщения от коллег. Ни одного сообщения от кого бы то ни было. Ни одной новости про смерть Вэй Усяня. Осознание прошибает его будто бы острыми кольями, и в то же время булыжник на его душе стремительно катится куда-нибудь подальше. Он вчера засыпал в комнате Вэй Усяня, он точно помнит, как туда пришел. Сейчас он точно находится в своей, телефон лежал рядом на зарядке, а везде, на удивление, прибрано, хотя он точно помнит, как вчера что-то сломал под действием эмоций. Просто… сон? — Алло? — матушка прерывает момент его счастья, но ему все равно. Вэй Усянь не убивал себя, его всё ещё не нашли, у Цзян Чэна _все ещё есть шанс_. Он все ещё может сделать хоть что-нибудь, чтобы этого не произошло. — Да, да, я… — он задыхается он переполняющих его чувств. — Звоните, ладно? Передавай от меня привет Цзинь Лину и отцу. — У тебя голос странный. Все норма… Договорить она не успевает — Цзян Чэн уже сбросил звонок. Он распахивает крышку ноутбука, стоящего здесь же и судорожно заходит на новостной портал. Ничего. Цзян Чэн все ещё не может поверить, но когда он, решивший окончательно убедиться, что это все сон, вбивает в поиск имя Вэй Усяня, все, что ему показывают — старые новости о том, что он сделал, чуть более свежие о том, что его все ещё никак не могут найти и ещё парочка каких-то дурацких конспирологических теорий по поводу Вэй Усяня. Все. Цзян Чэн откидывается на кровати назад и долго сидит в таком положении, закрыв лицо руками. Это был всего лишь ебаный кошмар. Такой реалистичный, что он поверил. Сейчас он, разумеется, видит некоторые нестыковки, когда вспоминает все в деталях (ему все ещё не по себе, когда он думает об этом), но тогда, после такой новости… нет, у него не было ни шанса. Он должен придумать план действий. Он не может допустить того, чтобы сон воплотился в реальность, он должен что-то начать делать. Может быть, не сию же секунду, хотя он был бы не против, но в ближайшее время. Он ещё может успеть, даже если Вэй Усянь в этот конкретный момент не собирается совершать с собой ничего. «Только попробуй, ублюдок, я тебя с того света достану и убью ещё раз», — думается Цзян Чэну, и эта мысль отдает такой ностальгией по временам, когда они ещё были совсем юными, что практически вызывает улыбку. Видел бы кто его сейчас, наверняка подумал бы, что ему что-то или подсыпали, или что Цзян Ваньинь окончательно тронулся умом. Сияет широкая улыбка, пусть и против его воли, а на лице застыло чувство такого облегчения, какого никто и никогда не испытывал в своей жизни. Все в порядке. Вэй Усянь в порядке. Значит, Цзян Ваньинь тоже будет в порядке. Во всяком случае, временно. Во всяком случае, у него появились силы делать хоть что-нибудь, и в первую очередь — составить список действий. Он вряд ли сможет что-то сделать в одиночку, он никогда не отличался особым умом и хитростью, и, тем не менее… Он знает того, кто отличается. // — В этой истории что-то не так, — он вваливается в квартиру Не Хуайсана без всяких приветствий и складывает руки на груди. — С самого начала было не так, — а он, идиот, понял это только тогда, когда понял, что может случиться в конечном итоге. Не Хуайсан выглядит сонным — кажется, он спал, когда Цзян Чэн разбудил его телефонным звонком и сказал, что им нужно встретиться практически немедленно. Впрочем, он согласился — то ли по тону Цзян Чэна, то ли по чему-то ещё он понял, что дело не терпит отлагательств. Так оно и было, в самом деле, Цзян Чэн не намерен терять Вэй Усяня. — О чем ты, Цзян-сюн? — Не Хуайсан широко зевает и пропускает его в квартиру. Цзян Чэну практически стыдно из-за того, что он разбудил и без того уставшего друга. — Где что не так? Пожалуй, стоило для начала все объяснить, а потом уже ехать. Цзян Чэн то слишком медлит, то слишком торопится — он тяжело вздыхает и трёт между переносицей. Ему кажется, что лучше поторопиться, чем потом не успеть вовсе, и всю свою оставшуюся жизнь об этом жалеть. Один раз он это уже испытал, хватило. — Про всю эту ситуацию. Вэй Усянь не мог никого убить, тем более он не мог убить цзецзе, и ее этого павлина, — объяснения у Цзян Чэна совсем короткие и сбивчивые, но он не может иначе, его буквально трясет от осознания того, что Вэй Усянь все ещё жив, и он может сделать хоть что-нибудь, чтобы это так и оставалось. Не Хуайсан просыпается практически мгновенно и шокировано на него смотрит. Цзян Чэн его понимает — в конце концов, он столько времени всех вокруг убеждал в том, что он ненавидит Вэй Усяня, а теперь заваливается в квартиру к их общему другу и заявляет, что Вэй Усянь на самом деле ничего не делал. Цзян Чэн не может с собой ничего поделать. — Почему ты так думаешь, Цзян-сюн? — Не Хуайсан не сомневается в его словах, он, кажется, сомневается в том, Цзян Ваньинь ли вообще перед ним стоит, или какой-либо инопришелец с другой планеты — у Хуайсана вообще нет других объяснений. — Ты был… настроен более радикально в прошлую нашу встречу. За ту встречу Цзян Чэну всё ещё слегка неловко. Не Хуайсан, конечно, понял, что он слишком давно не взаимодействовал с людьми нормально, и не обижался на него ни минуты, и всё-таки, та встреча была в высшей степени странной. Даже чересчур, он бы сказал. — Долгая история, — он отмахивается, не желая говорить ни о найденных записках, ни о сне, ни о, тем более, Мо Сюаньюе, который тут вообще не причем, но отчего-то все равно оказал свое влияние на его мнение о Вэй Усяне и вообще. — Мне нужна твоя помощь. — В чем, Цзян-сюн? — у Не Хуайсана в глазах мелькает что-то странное — Цзян Чэн ни разу не видел такого взгляда. Он что-то знает? Что-то откопал? Эта искринка, впрочем, сразу же пропадает, и Цзян Чэн едва заметно хмурится. С Не Хуайсаном тоже что-то не так, только он не может сказать, что именно. А может быть, ему просто кажется. — С чем угодно. Улики, доказательства, хоть что-нибудь, — он мотает головой и вздыхает. — Сначала ведь улик не было, да? Они были настолько очевидными, что полиция сразу поняла бы, что это он, но это случилось только после его признания… — Хочешь сказать, улики подкинули? — Не Хуайсан приподнимает брови и звучит практически искренне. Практически — потому что Цзян Чэн ещё во время школьных лет научился различать его искренний невинный голосок и притворный. — Это должен был сделать кто-то очень умный. Иначе полиция сразу же поняла бы, в чем дело. В первый-то раз они ничего не нашли. Это точно. Цзян Чэн лихорадочно перебирает в голове всех, кто мог бы делать подобного исхода. Особенно на ум никто не приходит — или он просто не знает о жизни Вэй Усяня ничего, что могло бы помочь им в расследовании. У них вообще что-нибудь получится? Цзян Чэну отчего-то кажется, что вряд ли. У Не Хуайсана едва ли есть время с текущей ситуацией в фирме засиживаться допоздна, а в одиночку Цзян Чэн не справится. Ему не хватит ни хитрости, ни знаний, ни навыков залезать туда, куда без труда может залезть Не Хуайсан. Кстати, об этом. — Как брат? — он слегка склоняет голову вбок, отмечая, что Не Хуайсан выглядит лучше, чем в прошлую их встречу. Синяки под глазами уже не такие большие, да и выглядит он не настолько печальным, как тогда. Цзян Чэн ещё учится обращать внимание на такие мелочи, но у него, по его мнению, получается неплохо. — Все ещё в больнице, — Не Хуайсан вздыхает и пододвигает к себе ноутбук. Голос у него при этом становится каким-то до невозможности странным. — У него состояние будто бы застряло на одном месте. Ему не становится хуже, но и лучше тоже. Он все ещё агрессивный, иногда у него случаются внутренние кровотечения, и у меня есть ощущение, что ему постоянно больно. Он не говорит, конечно… Он вообще в последнее время мало со мной разговаривает, не интересуется фирмой, и смотрит на меня почему-то так, словно я в этом виноват… Но ему хотя бы не хуже, да? Все куда печальнее, чем Цзян Чэну казалось. Он молча хлопает Не Хуайсана по плечу, качает головой и вздыхает. Ему сейчас наверняка не до его проблем с братом, а потому Цзян Чэн уже думает о других вариантах. Он сможет, обязательно сможет, Вэй Усянь ведь всегда говорил ему, что он ничуть не хуже него самого, даже если матушка сравнивала их чаще, чем нужно было? — Я помогу, Цзян-сюн. Погодите-ка. Что? Не Хуайсан, на котором висит фирма, у которого брат болеет неизвестно чем, который постоянно переживает и которому явно не до того, чтобы заниматься всякой хренью, как в университетские годы, поможет ему? Цзян Чэн не знает, как выразить свою благодарность. Он должен потом что-то сделать для друга. — Ты не хотел бы сначала перекусить? Цзян-сюн, я только проснулся, — Не Хуайсан широко зевает и потягивается, и только сейчас Цзян Чэн вспоминает про то, что совершенно бессовестно завалился к нему в квартиру и не позволил даже проснуться толком. Упс. — Да, да, конечно… я, кстати, принес там… — Цзян Чэн в момент становится растерянным. Почему Не Хуайсан со всеми своими проблемами согласился ему помочь? Цзян Чэн мог бы списать все на то, что он просто скучает по лучшему другу и хочет сделать все, чтобы его имя было очищено, но ведь Вэй Усянь и Не Хуайсан никогда не были настолько близкими друзьями. Да, они общались и даже периодически встречались, да, они учились вместе, но Цзян Чэн никогда не мог сказать, что они друг друга обожают. Они были просто хорошими знакомыми, не настолько, чтобы совершать ради друг друга какие-нибудь сумасшедшие вещи. Не Хуайсан, вне всяких сомнений, что-то скрывает. Цзян Чэн не собирается на него давить и лишать себя практически единственной возможности спасти Вэй Усяня. Вэй Усянь столько всего делал ради него и цзецзе, что сейчас Цзян Чэн хотя бы ради нее должен Вэй Усяню помочь. В первую очередь, разумеется, потому, что Вэй Усянь не виноват, и Цзян Чэн не может себе позволить осудить невиновного. Он ведь не виноват? Он не может быть виноват. Его мысли мечутся из стороны в сторону, и Цзян Чэн никак не может найти золотую середину. Что ему делать? Как он может что-то сделать, ещё и скрытно от всех, даже от своей собственной семьи? Не Хуайсан, судя по всему, совершенно не обременённый подобными думами, бесцеремонно лезет к нему в рюкзак, выуживает оттуда пирожные в упаковке, облизывается — Цзян Чэн, судя по всему, угадал со вкусом, когда выбирал их — и несёт на кухню. На одну секунду это напоминает Цзян Чэну то время, когда они ещё учились вместе, жили в одной комнате, и когда все было хорошо, и им не нужно было думать о проблемах кроме того, что на завтра задали слишком много всего, а брат Не Хуайсана желает от него отличных оценок абсолютно на всех предметах. — Цзян-сюн, ты идёшь? — Не Хуайсан ставит чайник, и Цзян Чэн выпадает из своего извечного задумчивого состояния. — Да, да, — он неловко стоит посреди кухни, пока Не Хуайсан достает из холодильника все для того, чтобы позавтракать или хотя бы перекусить. — Тебе нужна помощь с чем-нибудь? — Тарелки достать из холодильника, Цзян-сюн? — Не Хуайсан, кажется, откровенно посмеивается над его рассеянностью, и Цзян Чэну кажется, что он к таким странностям от него уже привык. Привык — и оттого и все ещё продолжает общаться. Может быть, Хуайсан и сам самую малость странный. Цзян Чэн качает головой и садится за стол. Его прежний энтузиазм самую малость спал, но не потому, что он думает, что это невозможно, а потому, что он понимает, сколько всего ему нужно будет сделать. Конечно, Не Хуайсан согласился ему помочь, но он ведь не сможет делать всю работу за него, правильно? А Цзян Ваньинь больше никому не сможет рассказать о том, что он сделает или собирается сделать. Матушка от него отречется, а окружающие покрутят пальцами у виска. Он никого и ни в чем не сможет убедить, пока у него не будет достаточно весомых доказательств. Но как только они будут… Как только они будут, Вэй Усянь сможет вернуться домой. — Цзян-сюн, и всё-таки, — взгляд Не Хуайсана Цзян Чэну совсем не нравится, но он прямо сейчас ест очень вкусное пирожное, и это самую малость помогает унять вновь всколыхнувшееся где-то глубоко внутри волнение. — Ты так резко поменял свое мнение. Честно говоря, я вообще не ожидал, что ты, ну, вот так завалишься. — Я сам от себя не ожидал, — Цзян Чэн легко отмахивается и качает головой. — Извини. Я просто не знал, к кому ещё прийти. В одиночку я не справлюсь, но и распространяться об этом всем не могу. Матушка меня убьет, а общественное порицание я не выдержу. — А ко мне ты пришел, потому что понял, что я не считаю Вэй-сюна виноватым? — Не Хуайсан отпивает чай. Он выглядит так, будто они ведут максимально будничный разговор о погоде, работе или других незначительных мелочах, а не собираются работать в обход полиции, чтобы спасти общего друга. — Потому что я знаю, что ты умеешь молчать и не сказал бы никому даже если бы тебя спросили напрямую, — Цзян Чэн кивает и устало отпивает ещё чая. — Но да, поэтому тоже. Что ты имел ввиду, когда говорил при нашей встрече, что все неоднозначно? — Цзян Чэн едва заметно хмурится. Он все никак в толк не может взять, почему Хуайсан изначально так подумал вообще. — Цзян-сюн, тебе ещё учиться и учиться, — Не Хуайсан берет ещё одно пирожное и болтает ногами, качая головой. — Сам подумай: разве его поведение логично для убийцы? Более того, ты просто не видел его сразу после того, как он признался, — Не Хуайсан хмыкает, но у него в глазах мелькает что-то, куда больше похожее на сочувствие. — Имею ввиду, после того, как признался и сбежал, оставив всю вашу семью в недоумении, а потом — в ярости. — Можно подумать, ты видел, — Цзян Чэн устало хмыкает. — Вообще-то, сразу после того, как он на весь мир объявил, что это он сделал, он пришел ко мне, — Не Хуайсан тяжело вздыхает, честно и открыто глядя на Цзян Чэна. — Я его таким никогда не видел. Только пробыл он у меня недолго — когда утром я проснулся, его уже не было. Я… переживал, что он пойдет и что-нибудь с собой сделает, но обошлось. Хотя там было до этого недалеко. Цзян Чэн замирает, так и не поставив чашку на стол. Не Хуайсан видел Вэй Усяня после того, как все это случилось? Живого? Может быть, не совсем в порядке, но… видел? — Если ты хочешь спросить, знаю ли я, где он сейчас, то нет, не знаю. Последний раз я видел его тринадцать месяцев назад, сразу же после случившегося. Я даже не могу предположить, куда примерно он мог пойти, — Не Хуайсан широко зевает. Цзян Чэн уверен — что-то он да знает, но предпочитает не спрашивать. Он все ещё шокирован тем фактом, что Вэй Усянь пришел туда, где, казалось бы, его легко могли обнаружить — к лучшему другу. Он быстро оттуда ушел, но он там был. И, может быть, только благодаря тому, что Не Хуайсан умеет подбирать слова, он не ушел прямиком на крышу, чтобы оттуда спрыгнуть. — Я… — Цзян Чэн растерянно смотрит на Не Хуайсана. — Я недавно был в его комнате. Он хотел покончить с собой. Я нашел кучу записок, — говорить об этом оказывается куда сложнее, чем ему казалось. — А потом мне приснилось, что он умер. Я просто… я не хочу, чтобы это стало реальностью. Но что, если он уже мертв? Что, если его не могут найти только поэтому? — Цзян Чэн никогда в жизни ни с кем так не откровенничал, но сегодняшний день полон чудес, особенно для него. Он надеется, что не слишком сильно сходит с ума. — Цзян-сюн, — Не Хуайсан смотрит на него серьезно, а затем вздыхает. — Знаешь, я в это не верю. Полиция не может найти его по другой причине, — пожимает плечами и открыто на него смотрит. — Вэй-сюн был разбит, но он не стал бы убивать себя. Ощущение такое. — Но как можно целый год скрываться где-то в стране, где у каждого полицейского есть твое фото? Разве что внешность сменил, да кто на это пойдет? Подпольно? — теории у Цзян Чэна с каждой минутой все безумнее и безумнее, но он уже не знает, о чем думать и что ему делать. — Прости, я… просто не знаю, с чего начать. Он ведь… он ведь все ещё может это сделать. И что тогда? Не Хуайсан молчит некоторое время, практически осуждающе глядя на него. Цзян Чэн знает, что звучит безумно и знает, что ему стоит в первую очередь успокоиться, чтобы после адекватно решать проблемы по мере их поступления, но он не может ни на чем сосредоточиться. Вчерашний сон был слишком реальным. — Цзян-сюн, если бы он хотел это сделать, он сделал бы это ещё давно. Ты же знаешь Вэй-сюна гораздо лучше меня. Он не собирается убивать себя. Он не менял свою внешность, и ты это знаешь. Он просто всегда умел творить чудеса, помнишь? Юношеская фраза, сказанная в порыве вдохновения, мгновенно проносится в памяти. Вэй Усянь действительно умел творить чудеса — однажды он заставил Лань Ванцзи улыбнуться, затем — сделал проект, рассчитанный на год, за одну ночь и получил высший балл, сумел влюбить в себя Цзян Чэна, и этого даже не заметил. — Ладно. Ладно, хорошо, ты прав, — Цзян Чэн тяжело вздыхает и берет себя в руки. Если бы Не Хуайсан сейчас вел себя как он, накручивая себя до невозможности в ситуации с братом, разве вел бы он себя сейчас так рассудительно и спокойно и разве получилось ли бы у него что-нибудь? Вряд ли. Он тоже должен быть спокойным. Цзян Чэна всё ещё что-то смущает. Какое-то… дурацкое чувство, будто бы он что-то забыл спросить или поинтересоваться. Он без особого энтузиазма перебирает все, что хотел спросить или предложить и обнаруживает, что сделал все, что хотел. Тогда почему гаденькое ощущение скребётся где-то внутри и никак не желает отпускать? Он мог бы списать это на волнение за Вэй Усяня, но это совершенно точно не оно, Цзян Чэн с уверенностью может об этом сказать. Успокоиться и подумать ещё раз — так его учила психотерапевт. — Не-сюн, — вдруг осеняет его, и он в очередной раз хмурится, вызывая у Не Хуайсан недоумение. — А почему ты так легко решил мне поверить? Вдруг я заявился бы сюда с полицией, чтобы тебя проверить? Или на мне стоял бы какой-нибудь жучок или прослушивающее устройство? Не Хуайсан смотрит на него пару секунд, а затем начинает смеяться. Он хихикает так громко, и так долго, что Цзян Чэн практически успевает разозлиться, потому что он решительно не находит во всей этой ситуации поводов для смеха. — Цзян-сюн, — Не Хуайсан, все ещё продолжая смеяться, качает головой. — Если бы ты слышал свой голос тогда, когда мне звонил, ты бы не задавал сейчас таких глупых вопросов. Ты почти плакал, даже если очень старался это скрыть. Он что, правда… Нет, нет, такого быть не может. С другой стороны, Цзян Чэн вообще плохо помнит это утро из-за накатывающего восторга от того, что всё ещё можно исправить и что он не последний ублюдок, который довел самого родного в жизни человека до самоубийства. — А если бы я соврал? Я ведь мог бы! — Вспомни случай, когда ты не смог соврать по поводу местонахождения Вэй-сюна Лань Цижэню и замолчи, — голос Не Хуайсана звучит все ещё весело. — Ты совершенно не умеешь врать. — Да иди ты… Атмосфера снова становится такой, какой была в их университетские годы. Споры, которые совершенно ничего не значат, потому что все участники знают, что никто никого задеть или обидеть не хочет, вкусные пирожные и чай на кухне с утра пораньше. Если бы здесь был сейчас третий человек — было бы куда лучше. Только абы кого Цзян Чэн не принял бы, только того, кто заставляет переживать за себя так, что ему снятся идиотские сны, того, кто совершил самую невозможную глупость в мире, и теперь сидит где-то в одиночестве. Каково все это время было Вэй Усяню? Его никто не поддерживал, все его знакомые от него отвернулись, единственный человек, который любил его бесконечно, оказался убит, а всю вину повесили на него. Цзян Чэн уверен — он бы в такой ситуации точно не выдержал. Ни в первый день, ни в последующие, он бы просто спрыгнул откуда-нибудь повыше, и его уже не волновало бы, кто и что о нем подумает. Только отвернулся ли бы от него Вэй Усянь? Разве поверил бы, что Цзян Чэн может быть на такое способен? Разве стал бы беспричинно во всем его обвинять, спускать на него всех собак, а потом кидаться на всех, кто хоть как-то напомнил бы ему о Цзян Чэне? Нет. Нет, конечно, нет, Вэй Усянь не стал бы так поступать. Цзян Чэн гордится собой потому, что его выражение лица практически не меняется. Чай они допивают быстро все в той же непринуждённой атмосфере, а потом Не Хуайсан заговорщически на него глядит. — На самом деле, Цзян-сюн, у меня кое-что есть по этому делу, — он кивает и тянется за ноутбуком. — Сейчас посмотрим вместе. Я… мне было интересно, что произошло, и что-то в этом роде. Не Хуайсан как обычно — ничего не знает, ничего не помнит, владеет всей доступной и недоступной информацией. Раздается телефонный звонок. Не Хуайсан сразу же снимает трубку, и лицо у него становится слишком серьезным. — Что? Да, да… да, сейчас подъеду. Спасибо. Он кладет трубку и извиняющеся смотрит на Цзян Чэна. — Брат… в больнице… сказали приехать прямо сейчас, я… — Дурень. Езжай быстрее, — Цзян Чэн тоже становится серьезным, и кивает. Он надеется, что Не Минцзюэ стало лучше, но знает, что людям с такими новостями вот так не звонят, наверное. Впрочем, он не может знать — Цзян Яньли лучше не становилось, она умерла в реанимации, несмотря на все попытки ее спасти. Раны были слишком серьезными. — Вечером я сброшу тебе все необходимое, Цзян-сюн. Там много, посмотришь дома, — Не Хуайсан собирается так быстро, как только может. — Пока. — До встречи. // Цзян Чэн тем же вечером не успевает даже самое начало из того, что сбрасывает ему Не Хуайсан, просмотреть. Информации слишком много, и он не слишком-то понимает, причем тут дело Вэй Усяня и почему Не Хуайсан решил, что это каким-то образом связано. У него начинает болеть голова, и только поэтому ему приходится лечь спать куда раньше, чем он планировал. Он обязательно займётся этим завтра после работы. Нужно только дождаться, пока пройдет идиотский рабочий день. // На работе он не может сосредоточиться ни на чем другом, кроме как эти файлы у него в компьютере. Он знает — без весомой причины никто не станет проверять Не Хуайсана, и уж тем более его. Он все равно должен проверить все как может скорее, а потом ответить Не Хуайсану. Они должны работать как можно скорее, чтобы не случилось ничего непоправимого. То, как он за несколько недель пришел от ненависти к страху забавно. Его все равно кидает из крайности в крайность, и Цзян Чэну это не нравится. Ещё более ему не нравится то, что он все ещё должен тратить время на психотерапевта. Он не станет ей ничего рассказывать, но он и не чувствует, что его беспокоит что-то помимо Вэй Усяня. Странно звучит? Возможно. Ему плевать на это настолько, насколько возможно, потому что возможные последствия он уже увидел, и этих последствий он совсем не желает. Вэй Усянь не должен умереть, только и всего. Как назло, работы много. Слишком много. Цзян Чэн понимает — придется задержаться и, может быть, попросить задержаться кого-нибудь ещё. Он ненавидит просить людей оставаться, но сейчас это необходимо. Яо Шэнли ввиду того, что он занят в каком-то другом филиале нет на месте, а без него процесс решения проблем идёт куда медленнее. — Сюаньюй, — Цзян Чэн начинает сразу же с главного. — Ты не мог бы задержаться ненадолго? Завтра придёшь позже. — Надолго, молодой господин Цзян? — Мо Сюаньюй не выглядит раздраженным, скорее самую малость удивлённым. — У меня дома собака, ее нужно выгулять, все такое… — У тебя есть собака? — отчего-то этот факт поражат Цзян Чэна больше нужного. — Как ее зовут? — Какая разница. — Какая ра… — Цзян Чэн чувствует себя идиотом. Это… интересный выбор имени. Он знает только одного человека, которому могла бы понравиться подобная шутка, но этот человек никогда не завел бы собаку. — Почему ты так ее назвал? — М-м. Я спросил у одного человека про имя. Он… он сказал что-то вроде: «Какая разница, как будут звать это чудовище». Мне… мне показалось это забавным. Сердце Цзян Чэна пропускает удар, но он не позволяет себе снова начать сходить с ума. Совпадение. Это просто глупое совпадение, только и всего. — А приходите как-нибудь ко мне, молодой господин Цзян, — Мо Сюаньюй улыбается. — Я вас познакомлю. Вы любите собак? Цзян Чэн чувствует себя странно. Ему трудно заводить друзей, но он, кажется, нравится Мо Сюаньюю. Цзян Чэн не решается его отталкивать, а потому кивает. — Обожаю. В детстве у меня было трое щенков, — Цзян Чэн хмыкает и качает головой. — Приду. О времени договоримся позже. В общем, я пойду… работы ещё много. — Хорошо! — Мо Сюаньюй буквально светится от счастья, а Цзян Чэн, глядя на эту улыбку, хмыкает. Нет, всё-таки, Вэй Усянь всегда улыбался иначе.