Самовыдвиженец

— Ну? — спросила Ханджи Зоэ, грозно нависнув над креслом, в котором съёжился Моблит. — Выкладывай, милый Антонио. Чего тут вынюхиваешь? А? А? За её спиной возвышались две крупные мужские фигуры, и Моблит почувствовал, что начинает седеть от стресса. Конечно, он не верил в мафию, тем более в Тросте, и не думал, что за подслушивание его прямо тут и грохнут, вывезут вечером в чёрном мешке или в ящике для театральных костюмов, и бабуля с дедом его никогда больше не увидят. Нет, Моблит не считал, что Смит и его команда пойдут на такое — во всяком случае, не хотел считать. Но ему стало дурно уже от того, что серьёзные люди поймали его за совершенно непристойным подслушиванием, и он абсолютно не знал, как оправдаться. Поэтому закусил губу, вжавшись в спинку кресла и пытаясь придумать достойный ответ. — Ханджи, перестань, — разбил повисшую тишину спокойный голос Эрвина Смита. — Ты пугаешь человека. Может, он пришёл по делу. — Я видел его на входе, — подал голос Майк. — Этот хорь шептался с нашим дворником. Так что от него добра не жди. Ханджи права — это шпион и есть. — Вот как, — Смит, заинтересовавшись, подошёл к креслу с Моблитом и опустился на стул рядом, сделав Ханджи знак отойти. Та, закатив глаза и всплеснув руками, отступила в сторону. У Моблита словно камень с души свалился. Из всех троих эта женщина казалась ему самой опасной; при её близости всё внутри звенело натянутой струной, сердце не билось, а едва дрожало, а по спине бежали мурашки. — Я не шпион, — тихо пробормотал Моблит. — Я библиотекарь. Я просто… шёл к одному актёру, который забыл сдать книгу, а вы заняли костюмерную, и… — Мм? — Смит приподнял густую бровь. — В день, когда весь город собрался в зале, ты рыщешь за кулисами в поисках книги? Моблит виновато потупился, понимая, что сам себя вгоняет в могилу. Психологическое напряжение росло в геометрической прогрессии. — Минуту назад он сказал, что искал меня, чтобы куда-то пригласить, — похвасталась Ханджи и показала Майку язык. — У меня сегодня свиданка, слышь, мохнозадый? Моблит покраснел и мысленно отругал себя. Надо было настаивать на версии со свиданием. Когда причин его присутствия здесь стало две, он и вовсе ощутил себя идиотом. — Правда? — Эрвин обернулся к Моблиту, и взгляд его стал каким-то обеспокоенным. — Надеюсь, ты понимаешь, на что идёшь, потому что Ханджи может тебя сломать. — С… ломать?! — Моблит вскинул быстрый взгляд на мисс Зоэ, пытаясь представить, каким образом она будет его «ломать». Ни одна из всплывших в голове версий приятной не показалась. Моблит помялся мгновение и уступил, уронив голову на грудь. Похоже, он совсем не создан был для допросов. — Я… Простите, я правда подслушивал, но я не имел дурного умысла, я только хотел узнать чуть больше, и… и… Запнувшись, он замер в ожидании приговора, сжав пальцы в кулаки и ощущая себя нашкодившим школьником. Сердце бешено колотилось, волосы на загривке встали дыбом, в животе словно образовался вакуум. — Что ж, — Эрвин Смит откинулся на спинку стула, сплетая пальцы рук в замок. — Я ничего не скрываю и охотно рассказал бы о себе всё, что угодно, любому из жителей этого города, как своим избирателям. Но подслушивать — последнее дело. Вы проштрафились, а значит, рассказывать сегодня буду не я, а вы. — Я?! — удивился Моблит, вскинув на него удивлённый взгляд. — Мистер Смит, мне правда нечего рассказать, я всего лишь библиотекарь, я… — Не про вас, мистер Бёрнер, — поправил его Смит, и Моблит понял, что увяз куда глубже, чем ему казалось. Его назвали по фамилии, а значит, его личность даже не была загадкой для этого человека. Значит, кто-то всё это время наблюдал за их штабом, а они, ротозеи, ничего не заподозрили… — Мистер Бёрнер. Вы с нами? Моблит сглотнул и кратко, нехотя кивнул, признавая своё полное поражение. Глаза Смита победно сверкнули голубым пламенем, как у хищника, вышедшего на след жертвы. — Тогда, — попросил он, — будьте так добры, мистер Бёрнер, расскажите всё, что знаете о моём оппоненте в выборах. * * * Утром следующего дня Леви проснулся бодрый, свежий, уверенный в себе и полный сил. Но как только вспомнил о произошедшем вчера на дебатах — снова обеспокоился. И не знал даже, чего больше стыдится — того, что наехал на Смита, или того, что боится пойти к нему и извиниться. Смит ему сегодня снова снился — на сей раз маленьким, напуганным мальчиком. Он жался к надгробному камню своего отца, а какой-то человек стоял над ним и измывался. — Не бойся, — язвительно говорил человек. — Тебя папочка в лучший универ пристроит. Тебя папочка в политику протолкнёт. Он тебе дорогу по жизни золотом замостит и алмазами усыплет. Мало ли, что он сдох. Подумаешь. Мне насрать. Мальчик отвернулся и зажмурился, и Леви содрогнулся от омерзения к его обидчику. Подошёл, собираясь вмазать — негоже издеваться над сиротами — но увидел в незнакомце собственное отражение: тот же голос, то же лицо, тот же взгляд, что каждый день смотрел на него из зеркала. Вздрогнув, Леви метнулся прочь. «Это не я! — твердил он себе. — Я не такой! Не такой!» Он нёсся сквозь тёмную мглу, и ноги казались ватными. А потом кто-то ухватил его за плечо, рывком останавливая. Леви сдавленно всхлипнул, оборачиваясь, но на сей раз над ним нависал уже взрослый Смит — здоровенный, красивый, самоуверенный. Леви дёрнулся и проснулся в холодном поту. Похлопал глазами в темноту, сходил отлить и снова уснул. И до утра, к счастью, спал без сновидений, а наутро чувствовал себя на удивление хорошо. За исключением сомнений на счёт Смита. Тот вызывал сочувствие и пугал одновременно, и как с такими общаться, Леви понятия не имел. Особенно в ночных кошмарах. Поломав голову за завтраком, он решил, что был вчера не в себе, засыпал в состоянии аффекта, и такой жуткий сон явился всего лишь последствием сильнейшего стресса. Научная формулировка успокоила, и повязывая косынку перед зеркалом, Леви чувствовал себя гораздо увереннее. Суббота была рабочим днём, и утро, пусть и хмурое, хотелось начать с мирной, успокаивающей терапии в виде подметания мостовых. Поэтому Леви выдохнул, вышел в свежесть весеннего утра и погрузился в приятную, умиротворяющую работу. Шорох метлы по брусчатке и птичье щебетание — вот и все звуки, заполнявшие улицу в тот час, и Леви расслаблялся с каждым шагом, с каждой сметённой соринкой, и казалось, ничто не могло нарушить его покоя. Даже нависшие над головой мрачные тучи не угнетали, а казались пуховым одеялом, защитой от проблем, невзгод и палящих солнечных лучей. Постепенно город проснулся — появились детишки на велосипедах, женщины, спешащие в супермаркет, и мужики, бредущие кто куда. Завидев Леви, большинство дружелюбно кивало ему, кто-то показывал оттопыренный большой палец. — Хорошо ты вчера столичного уделал, — заметил отец Изабель, подходя и с удовольствием почёсывая пузо. — А он-то сразу бежать, как девка. Ишь какой фуфелдуй. «Он ушёл, потому что выше дешёвых скандалов», — захотел ответить Леви, но вовремя вспомнил, что не должен оправдывать конкурента. Поэтому просто кивнул, принимая комплимент. Пусть и счёл его незаслуженным. День шёл мирно и после вчерашнего казался просто блаженством — никаких тревог и переживаний, никакой злобы, никаких придирок. Подметая, Леви снова усомнился, следовало ли выдвигаться в мэры, если здесь, на родной улице с метлой в руках, так хорошо и спокойно. Но механизм был запущен, и выпрыгивать из несущегося вперёд вагона стало уже поздно. Оставалось лишь надеяться, что и у мэров есть свободное время в течение рабочего дня, чтобы расслабиться, подметая свой большой пафосный кабинет. А может, и всю мэрию. — Ну, ну? Ты сходил?! — воскликнула Изабель, выпрыгнув на него из густых кустов сирени. — В туалет, или тебе по лбу? — осведомился Леви и, достав платочек из кармана, вытер чумазый нос подруги. Та терпеливо дождалась, пока он стёр пятнышко, и снова загарцевала вокруг. — Нет, к Эрвину Смиту. К Смиту-миту-динамиту. Пиу, пиу, пыщь! Леви напрягся. — Не сходил, — хмуро ответил он. — Перебьётся. — Проглоти меня акула! Ты же сам сказал: если не извиниться — он может выставить тебя в газете самым мерзким подонком! — Изабель топнула ножкой и выхватила у начальника метлу. — Иди, братишка, и извинись. Не то этот гнусный тип попортит твою репутацию! И не видать нам новой стремянки, как своих ушей. Леви вздохнул. — Даже если Смит пожалуется журналистам — можно обвинить его в нытье, — попытался возразить он. — Но если ты проявишь себя, как благородный пират, твои рейтинги взлетят выше грот-мачты! — Изабель ухватила кандидата в мэры за плечи и бесцеремонно развернула в сторону моста. — Ступай! Всего-то сказать пару слов. Ты справишься, братик! Давай, пока дождик не начался! Леви поджал губы, решая, послушаться ли подругу и внять гласу порядочности, или наплевать и продолжить уборку. Но Изабель выглядела настолько решительно, хмуря бровки и выкручивая лямку комбинезона, что дальнейшее сопротивление было просто невозможно. — Ладно уж, — пробормотал Леви и с лёгким, но недовольным вздохом пошагал прочь. Дойдя до угла дома, он свернул в узкий переулок, вышел на улицу Сины, а оттуда попал на широкий мост. Город жил своей жизнью: на площади бойко шла торговля, мужичьё ссорилось из-за бутылки кваса, а старик Арлерт сидел на своём привычном месте у воды с удочкой и дремал. Леви подозревал, что деду просто нравилось спать на свежем воздухе, потому что ведро для улова, как обычно, было пустым. Леви специально остановился на мосту, чтобы рассмотреть его, полюбоваться отражением тёмных туч на речных волнах, понаблюдать за юркой стрекозой — идти к Смиту совершенно не хотелось. Как к нему вообще прийти? Что сказать? Какие подобрать слова, чтобы попросить прощения, но при этом показать свои мужицкие твердость и непреклонность? Простояв на мосту минут двадцать и изрядно поломав голову, Леви вывел лучшую из формулировок: «Извини, ты козёл, но твой отец ни при чём». Фраза была короткая, чем особенно ему нравилась — произнести её Смиту в лицо и уйти важным шагом. Вроде бы несложно. Вздохнув, Леви продолжил свой путь, но когда вышел с моста на площадь — снова замедлился. Отсюда уже было видно гостиницу — угол её здания выглядывал из-за церкви. И может, то была паранойя, но Леви померещилось издали, что кто-то стоит у окна на четвёртом этаже и следит за дорогой. Вся жалкая уверенность мигом рассыпалась и опала на серую брусчатку. «Маньячина», — подумал Леви, сглотнув и замедлив ход. Идти опять расхотелось. Чёрт знает, а вдруг этот столичный тип любит расчленять людей? Вдруг он вообще каннибал? Не бывает с такими идеальными всё просто. Небось, своим блескучим внешним видом пыль в глаза пускает, а на самом деле — садист, изврат, работорговец или ещё что похлеще. «Нет, не пойду», — решил Леви и вместо того, чтобы направиться к гостинице, свернул в супермаркет. Надо было пополнить домашние запасы моющих средств; в эти выходные на них обещали скидку. Маньячный Смит мог рассказывать журналистам в газете всё, что угодно. До следующего выпуска оставалась целая неделя, а через неделю тростчане уже тысячу раз позабудут про скандал на дебатах. В магазине было людно, как и всегда в выходной день. Одни хватали товар, не глядя, другие придирчиво читали состав, третьи ковыряли апельсины, пытаясь понять, не слишком ли те кислы, и давили пальцами конфеты, проверяя, не засохли ли они. Где-то у касс ревел Эрен, требуя от матери купить ему «ещё один» шоколадный шар. Леви сделал вывод, что шар был не меньше, чем десятый, и что сопляк не иначе как скармливал их ничейному рыжему козлу, который пасся по всему городу и окрестностям. Урвав на хлебном прилавке последнюю булочку, Леви завернул в отдел бытовой химии за моющими средствами. В конце ряда громко скандалила мисс Форстер, убеждая менеджера, что в прошлый раз ей продали не фирменный кондиционер для белья, а исключительно гнусную, бессовестно разведённую водой подделку. Цыкнув, Леви приблизился к знакомому до последнего ценника стенду и пошёл вдоль: положил в корзину бутылку средства для мытья стёкол, бутылку средства для мытья ванн и унитазов… И замер, задрав голову. Кто-то провёл в чёртовом магазине перестановку, и теперь жироочистители для кухни стояли на самой верхней полке, до которой ему было никак не дотянуться. Леви не был коротышкой, вовсе нет. Он был нормального роста. Просто все вокруг вымахали, как титаны из детских сказок, а Леви так и остался на уровне четырнадцатилетнего ребёнка. Но это совсем не значило, что он был низким. Он просто не мог дотянуться до верхней полки. Даже зная это, он для проверки привстал на мысочки, потянулся к заветным пластиковым бутылкам с пульверизаторами… Но пальцы лишь огладили воздух; ему недоставало по меньшей мере четырёх дюймов. — Грёбаные маркетологи, кто их учил товар раскладывать?! — проворчал Леви, думая, не сбить ли нужную бутылку другой бутылкой. Вторым вариантом было попытаться взобраться по стенду, но не было никаких гарантий, что тот не упадёт и не погребёт его под тяжёлыми моющими средствами. По сути, не такая плохая смерть. Чистое самоубийство. Буквально чистое. Пока Леви ухмылялся над этим дурацким каламбуром, над ним нависла тень. Чья-то рука, протянувшись, легко сняла жироочиститель с верхней полки и подала Аккерману. — Хо? — удивился он, принял бутылку и обернулся, чтобы узнать, кому обязан помощью. Мужик, стоящий перед ним в клетчатой рубашке поверх футболки и светло-голубых джинсах, приветливо улыбнулся. Леви нахмурился, пытаясь припомнить, кто это такой, и лишь спустя долгую, как бесконечность, секунду, осознал, что перед ним стоит не кто иной, как Эрвин Смит. Лохматый, в простой неформальной одежде — он был почти неузнаваем. Или же Леви слишком зациклился на его идеальном холёном образе, и теперь сознание отказалось верить, что тот безупречный Эрвин Смит бывает непричёсанным и небритым. — Добрый день, — приветливо поздоровался непричёсанный и небритый Эрвин Смит. — Отвали, — буркнул Леви, напрягшись. Этот тип что, шпионил за ним? Нарочно пытался встретиться? — Ты сталкер? — Нет, — Смит пожал плечами и продемонстрировал корзину для продуктов, которую держал в левой руке. Там лежала связка бананов. — Изврат, — заключил Леви. — Мм? — брови Смита приподнялись в явном недоумении. — Изврат, — повторил Леви убеждённо. Год назад Фарлан до дыр засмотрел ужасно пошлый клип, где исполнительница по-всякому облизывала банан. С тех пор Леви резко разлюбил эти фрукты и считал их пищей извращенцев. И сейчас живо представил, как Смит будет есть эти бананы. Снимет рубашку, стянет майку, включит музыку из того самого клипа и, улегшись на кровать в 41 номере гостиницы, предельно эротично будет поглощать свою покупку. Медленно очищать, облизывать, вводить меж своих чувственных, красиво изогнутых губ, прямо во влажный, горячий рот… Видение мелькнуло всего за долю мгновения, но по спине Леви уже пробежались мурашки. — Просто смузи захотелось, — по-простецки пояснил Смит, видя, что Леви так и пялится на бананы. — Лёд в холодильнике есть, блендер у секретаря возьму, она всегда возит с собой… — Чего? — Леви задрал голову, не понимая, зачем ему эта информация. И решил, что разговор вообще надо закруглять, пока он не завёл невесть куда. — Мне пох. Отвернувшись, он направился прочь, стараясь не сутулиться и держать ровный шаг. Смит беззаботно потопал следом, как дворовый пёс, который цепляется к любому прохожему и дружелюбно семенит за ним просто от скуки и из интереса. — Тебе что, заняться нечем? — процедил Леви, не оборачиваясь. — В вашем городе не так много развлечений, — посетовал Смит. — И ты решил, что будет весело потаскаться за мной по супермаркету? Смит многозначительно хмыкнул, и Леви решил, что он точно маньяк. Но средство для мытья полов тоже стояло слишком высоко. — Вон ту достань, — скомандовал Леви. Он надеялся, что гордость столичного мальчика не позволит тому подчиниться столь наглому приказу. Но Смит охотно стащил канистру с верхней полки. — На здоровье, — ответил он с непонятной улыбкой. Леви понял — он попал. Чувство самосохранения вовсю вопило, что нужно как можно скорее отвязаться от этого мужика. Чёрт знает, что у него на уме. Людям с бананами нельзя доверять. — Иди, куда шёл, — предельно вежливо послал Леви, чувствуя себя как естествоиспытатель, загнанный на дерево и увещевающий льва внизу мирно отвалить. Смит не отреагировал, продолжая идти следом вдоль ряда полок с товарами. Леви завернул в отдел шампуней. Смит завернул следом. Леви вырулил назад, пересёк проход и погрузился в ряды круп и макарон. Смит не отставал. Будь Леви девкой — пригрозил бы, что вызовет полицию. Но показаться психованным трухлом не хотелось. — Чего надо? — буркнул он, не оглядываясь. Тревожное ощущение преследуемой по пятам жертвы никуда не пропадало. Решив, что пора заканчивать с этими играми, Леви решительно завернул к кассе. И — к своему немалому удивлению — обнаружил, что Смит отстал и исчез в отделе снэков. Вздохнув с облегчением, дворник встал в очередь и принялся выкладывать покупки из корзины на ленту. Его приобретения были ценными и полезными: никакой ерунды, никакого баловства. Никаких бананов. Подумать только — смузи! Столичные мужики настолько понторезы, что без смузи жить не могут? Даже заставляют секретарш возить с собой блендеры. Это ж надо! Очередь подошла удивительно быстро и чётко, чему Леви не мог не радоваться. Пенсионерки после недавней пенсии не считали монетки в трясущихся ладонях, пытаясь распознать номинал, а важно платили купюрами. Кассирша Рико Брженска, узнав Леви, улыбнулась ему, словно надеялась, что как только он станет мэром — сделает её директором магазина. Однако на улыбке её доброта и закончилась. — Четвертака не хватает, — заметила она, пересчитав протянутые Аккерманом деньги. — Тц, — Леви почти не носил денег в рабочем комбинезоне, потому как не видел надобности, а в магазины обычно ходил без униформы и с барсеткой, в которой и лежали монеты и купюры. О чём сейчас, естественно, пожалел. Нахмурившись, он сунул руки в широкие, набитые барахлом карманы, обшарил их на предмет наличия хоть какой-то мелочёвки, но как назло, ничего не обнаружил. Обыскал ещё карманы на заднице, большой нагрудный карман — но и там не было никаких сбережений. — Через полчаса занесу. — Ага, — Рико помрачнела. — Знаем мы таких. Каждый день обещаются, но так никто и не занёс. А мы из своих средств должны платить, а? — Я занесу, — повторил Леви серьёзно и предельно убедительно. Но если такой тон сработал на электорате, то кассиршу было не переубедить. — Вот зайдешь с деньгами, тогда и купишь, — провозгласила она, отставляя бутылку злополучного жироочистителя в сторону. — Нет-нет, держите, — из-за плеча Леви снова протянулась рука, в пальцах блеснула мелкая монетка. — Четвертак, верно? Рико вскинула голову, сухо улыбнулась и проворно выхватила монетку из пальцев. — Эй! — Леви обернулся и ожидаемо наткнулся на Смита. Тот стоял позади него почти вплотную, а к бананам в корзине добавились две большие пачки чипсов. — Какого хрена?! Нечего за меня платить! Я тебе не приёмный сын, чтобы меня обеспечивать! — Я и не обеспечиваю, — отозвался Смит. — Это такая мелкая монета, что её сложно воспринимать всерьёз. Я просто хотел помочь, чтобы вам не пришлось ходить туда-сюда. Но если желаете — можете однажды вернуть мне этот четвертак. — Я не принимаю подачки, тем более от тебя! — прошипел Леви. — Позор! Забери свои сра… — Чек возьми! — перебила его Рико, протягивая бумажку. — Не скандаль, не то охрану позову. Уноси уже свои шампуни. Следующий. — Это не шампуни, глупая курица! — возмутился Леви. — Зачем ты их пробила? Я сказал, что не приму этот четвертак! — Мне работать надо, ваще-то, — кассирша смерила его скептическим взглядом и обернулась к Смиту. — А ты чего стоишь? Товар на ленту, корзину на место! Леви злобно нахмурился, но похватал свои бутылки. Запоздало понял, что не пробил пакет, но сейчас лучшей возможностью было драпануть отсюда, пока столичный изврат возится на кассе. Покинув магазин, Леви ускорил шаг и резво припустил через площадь к мосту. Пока он был в магазине, небо ещё потемнело, в воздухе уже пахло дождём. Успеть бы перейти на другой берег, нырнуть в переулок — тогда никто не догонит и не найдёт. Леви чесанул так спешно, что враз сбил дыхание. Но длинноногий Эрвин Смит всё равно легко догнал его ещё до моста. В руке он нёс здоровенный пакет, в котором угадывались очертания банановой грозди и блестящих упаковок с чипсами. Леви постарался идти быстрее, и Смит ускорил шаг. Леви замедлился — и Смит тоже снизил скорость. Это было нестерпимо возмутительно, и Леви притормозил и обернулся. — Ну чего пристал? Хватит за мной ходить, маньячина! — возмущённо ругнулся он. Смит вежливо улыбнулся и достал из пакета другой пакет. — Возьмите, господин Аккерман, — мирно предложил он. — Вам наверняка неудобно без сумки, а денег не хватило, поэтому я взял на себя наглость её приобрести. Леви аж поперхнулся. — Ты хоть знаешь, сколько лет разлагаются эти пакеты? — мрачно спросил он. — Грёбаную тысячу. А ты донесёшь его до дома и выкинешь. Чем больше ты их покупаешь, тем больше их привозят в магазин, тем больше производят и тем больше выкидывают. И не вздумай вякнуть, что это всего один пакет, а людей, которые ими пользуются — миллиарды. Если каждый из миллиарда будет следить за экологией, начнёт с себя и будет ходить в магаз с шоппером — только тогда мы сможем защитить планету! А не если горсточка зелёных показушно соберёт эти пакеты на одном из пляжей. Так что сунь этот пакет себе в одно место и отвали от меня. Смит отступил на шаг и явно растерялся от такой речи. Вчерашняя решимость, с которой он готов был отбривать Леви на дебатах, куда-то исчезла, и теперь на площади стоял любопытный и заинтересованный человек, совершенно не собирающийся возражать или спорить. — Не знаю, дворник вы или эколог, мистер Аккерман, — сказал он, убирая пакет обратно. — Но я по-прежнему желаю с вами поговорить. Моё приглашение на чашечку кофе ещё в силе. — Мой отказ тоже в силе, — объявил Леви, отвернулся и гордо продолжил свой путь. — Отстань. — Я хотел бы узнать вас получше. Леви поморщился. — Я тебя посылаю, а ты мне «выкаешь», — фыркнул он. — Что за закидоны? Пытаешься втереться в доверие? Ответа не последовало. Сперва Леви решил, что Смит вдруг отстал, но вовремя понял, что никто не будет отставать сразу после слов «я хотел бы узнать вас получше». Остановился и резко обернулся, собираясь застигнуть врага врасплох и, возможно, врезать ему бутылкой моющего средства по челюсти. Но Смита рядом не обнаружилось — он приотстал и помогал какой-то женщине вытащить из выбоины в брусчатке застрявшее колёсико детской коляски. — Тц. Переманивает избирателей, — пренебрежительно фыркнул Леви, наблюдая за этой картиной. Колёсико было извлечено в два счёта, и женщина рассыпалась в благодарностях, снова берясь за ручку коляски. Смит ответил деликатным «всегда пожалуйста» и снова повернулся к Леви. Леви недовольно сощурился и отвернулся — Смит, небось, решил, что его дожидаются, хотя никто его ждать не собирался. И продолжил преследование. — Показушник, — огрызнулся Леви через плечо. — Нет, — возразил Смит. — Я просто помог ей. — Нет, ты просто позёр и подлизываешься к людям, чтобы за тебя голосовали. Смит легонько вздохнул, словно говоря, что не согласен с подобной критикой. — Я сделал то, что обязан был сделать, независимо от статусов, политической обстановки или любых других обстоятельств, — пояснил он. — Я ж говорю — позёр, — хмыкнул Леви. Но, осознав, что попутчик мог поддеть его, демонстративно качнул тремя бутылками и канистрой, с которыми он шёл в обнимку. — Я бы тоже помог, если бы руки не были заняты. Может, он и не помог бы, но раз Смит решил выпендриться своим благородством, то и Леви не собирался отставать. — Не сомневаюсь, — сказал Смит. — Так на чём мы остановились? Ты предложил перейти на «ты»? Леви едва не прикусил язык. Отругав столичного изврата за «выканье», он имел в виду несколько другое, но тот был слишком изворотлив и кардинально перевернул значение. Кипя от возмущения и отчаянно пытаясь придумать достойный ответ, Леви ляпнул первое, что пришло в голову: — Чипсы — грёбаная отрава. — Мм. Я же не критикую твою тонну моющих гелей, — с улыбкой отозвался Смит. На «ты» он перешёл абсолютно легко и говорил сейчас, как со старым приятелем. — Прости. Тонну моющих гелей и булочку. — Мои булки — моё дело! — огрызнулся Леви, нахохлившись. — Я на них и не посягаю, — улыбка Смита стала ещё шире, ещё лучезарнее. Леви внутренне ругнулся. — Хватит за мной таскаться! — возмутился он. — Ты чё, гомик? Смит заинтересованно приподнял одну бровь, словно спрашивая, всех ли собеседников мужского пола Леви принимает за представителей нетрадиционной сексуальной ориентации. — Только мэра-гомика нам и не хватало! — воспользовавшись его молчанием, как можно громче заявил Леви. К сожалению, мост, по которому они шли, был совершенно пуст, а старушка на другом конце — слишком глуха, чтобы раструбить новую сплетню. Смит остановился. — Теперь ты планируешь рассказать всему городу, что я гей, и этим испортить мою репутацию? — с любопытством уточнил он. Леви тоже остановился. Дунул на лезущую в глаза чёлку. — Хотел бы, но не могу, — неохотно сообщил он. — У меня пока нет доказательств, что ты трахаешься с мужиками. — Я не… — Заткнись. Я в этом убежусь лично, будь уверен. Смит так выразительно глянул в ответ, что Леви снова прикусил язык. Ну как так выходило, что в адрес этого козла он вечно говорил какие-то двусмысленности? — Звучит занятно, — прокомментировал, наконец, Смит с явной поддёвкой в голосе. — Встреча, чтобы убедиться в подобном, кажется куда интереснее, чем беседа за чашечкой кофе. На нос упала первая капля дождя. Леви стёр её, помрачнел и отвернулся, чувствуя, как вспыхнули уши. — Отвали ты уже, — буркнул он, решив, что если примется пояснять и оправдываться — растеряет последние крупицы самоуважения. Приобнял свои бутылки покрепче и пошагал вперёд. Дождь набрал силу быстро и активно. Забарабанил по дорожной пыли, оставляя тёмные пятнышки там, где крупные капли ударялись о землю. Леви поёжился, ускорил ход, решив больше не оборачиваться и игнорировать Смита, даже если тот увяжется следом. Смит увязался — и зачем-то вложил ручки своего пакета в рот. Зажал своими белыми, ровными, красивыми зубами, и Леви аж передёрнуло. — Эй! — возмутился он, забыв даже, что на него капает дождь, и не подумав о причине, по которой Смит решил потаскать сумку во рту. — Ты что творишь?! Пакет же грязный! Ты трогал его руками, а до этого трогал ими бананы, а эти же бананы трогали неделю назад потные сборщики с другого континента, грязными руками, которыми они, может, в жопе ковырялись! А ты это в рот! Тц! Плюнь! Решил заразу схватить и помереть ещё до выборов?! Смит промычал в ответ что-то невнятное, сноровисто стягивая рубашку с коротким рукавом, которая была надета на нём поверх футболки. — Эй! Эй, блондинчик, ты чего раздеваешься? Я пошутил про гея, отстань от меня! Смит ухмыльнулся в пакет и, встряхнув рубашку, развернул её и раскинул над головой Леви, как импровизированный навес от дождя. По ткани тут же забарабанили капли дождя, пропитывая её. — Хо, — только и выдал Леви, настолько удивлённый, что чуть не выронил свои бутылки. — Это ещё что за балдахин? Не нужен мне твой пошлый зонтик. Развернувшись, он торопливо направился прочь, но Смит был как приклеенный — нёс над ним свою рубаху, прикрывая от дождя, и что-то самодовольно бормотал в пакет. Оторваться от него было невозможно. — Грёбаная пиявка, вот же присосался, — проворчал Леви, обернулся и, кое-как перехватив бутылки одной рукой, вырвал пакет из зубов Смита. — Фу, слюнявая рожа. Говори уже, чего тебе надо? Смит победно просиял, удобнее расправляя над ним рубашку. — Я хочу поговорить, — напомнил он. Леви задрал на него голову, и вдруг почувствовал себя ужасно неловко. Только что его занимали лишь слюнявые ручки пакета в собственных пальцах, и вдруг осознание развернуло всю картину: они стоят близко-близко, так, что сквозь влажный воздух чувствуется жар чужого тела, и чёртов Смит не только не отвалил — он догнал, он почти приручил, заставив стоять совсем рядом под своим самодельным тентом, с которого хоть и капает, но не так неприятно, и Леви даже зачем-то держит его пакет с похабными бананами, причём держит за слюнявые ручки, а это непрямой контакт, это почти как засунуть свои пальцы в рот этому высоченному мужику, и он будет их облизывать, как те самые бананы… У Леви аж зашевелились волосы на затылке от такой непристойности. — Я тебе грузчик, что ли? — буркнул он, нагло отбросил пакет с такими пошлостями к стене дома и продолжил свой путь. Он был уверен, что тут-то терпение Смита лопнет. Что он рассердится на наверняка смявшиеся чипсы, отстанет, наконец, и уйдёт злой. Главное — уйдёт. Смит не ушёл. Проводив почти не удивлённым взглядом свой пакет, он словно бы сделал пометку, где его оставил, и продолжил путь, неся свой «навес» над Леви. — Да чтоб тебя!!! — возмутился Леви. Он уже успел основательно намокнуть, и теперь бутылки с моющими средствами выскальзывали из пальцев. Пришло время пожалеть, что он не взял у Смита пустой пакет сразу после магазина. Но теперь было уже бессмысленно изменять собственному упрямству. — Нахрен мне твой зонт? Чего ты надо мной носишь свою пропотевшую тряпку? — Хочу укрыть тебя от дождя, — поведал Смит. — Мне казалось, это очевидно. — Пытаешься казаться не таким выебком, какой ты на самом деле? — проворчал Леви, пыхтя и почти сдаваясь. Быстрее идти он просто не мог, у кого-то были слишком длинные ноги. — А ты знаешь, какой я на самом деле? — удивился Смит. — Естественно, — бросил Леви. Он решил, что этим словом всё сказано, но Смит выжидающе молчал, словно рассчитывая на подробное продолжение, и Леви пояснил. — Столичный. Вы там все говнюки. Смит с интересом сощурился. — Большой опыт общения? — ехидно спросил он. — Нет. По телевизору на вас насмотрелся. Все как один выпендрёжники, лишь бы выебнуться новой шмоткой или искусственными зубами. А нас, иногородних, за дремучих придурков держите. А нам, может, даром ваши бренды и хэштеги не нужны! Смит хмыкнул и улыбнулся. Но комментировать не стал. Ни возражать, ни отпираться, как будто предлагал судить самому. И Леви ничего не оставалось, кроме как признать: ну да, этот мужик, вроде бы, ведёт себя не как выпендрёжник. Достал в магазине бутылку с верхней полки, помог с мелочью, купил пакет, вытащил застрявшую коляску из ямы, теперь вот от дождя прикрывает, хотя сам уже вымок насквозь, да ещё и — самое странное — не обиделся на выброшенный пакет. Не похоже это было ни на говнюка, ни на выпендрёжника. И либо этот Смит хитрил, втираясь в доверие — либо действительно был просто хорошим парнем, которого Леви беспочвенно подозревал во всех грехах. Как знать, может, из них двоих именно Леви был выпендрёжником, выскочкой из низов общества, возомнившим, что станет мэром, и этим натыкавшим палок в колёса Смитовой карьеры. И без того не слишком хорошей карьеры, раз его за какие-то грехи спихнули сюда, в глубинку. Леви почувствовал себя почти злодеем. Вчера после дебатов он решил, что поступил некрасиво. Теперь эта вина вдруг вернулась, многократно усилившись. И хотя в момент, когда Леви решил стать мэром, он знать не знал ни о Смите, ни о его целях и проблемах — сейчас всё равно испытал угрызения совести. Словно что-то мелкое и зубастое вцепилось в холку и вгрызлось в загривок до самого позвоночника. Леви подумал, что мог бы даже перестать ненавидеть этого Смита. Но тот всё ещё был соперником в предвыборной гонке. Противником в битве, из которой Леви не собирался выходить. А сейчас они шли вдвоём под проливным дождём, среди шума падающей воды, среди пузырящихся луж, и капли лупили по растянутой над головой рубашке, уже насквозь намочив её. До подъезда оставалось всего ничего — и Леви вдруг стало неловко уходить. Он знал, что заскочит в подъезд и захлопнет за собой дверь, чтобы Смит, Имир упаси, не проник следом. Знал, что не пригласит его к себе просушиться, выпить чаю и поговорить, на что тот наверняка рассчитывал, ведь шёл же следом от самого магазина с упорством не то охотящегося волка, не то преданного пса. Леви не хотел с ним говорить. Это было неловко, он не был готов, он не знал даже, о чём говорить со своим врагом. И очень не хотел пропитываться к этому врагу симпатией — а чёртов Смит, кажется, делал всё, чтобы расположить к себе. Леви боялся этого зарождающегося сочувствия к сопернику и решил, что нужно обрубить его на корню. Но и уйти просто так было бы слишком странно. Леви уже предостаточно нахамил за последние два дня, и даже самое сильное желание удрать и хлопнуть дверью не могло пересилить искреннего желания доказать хотя бы самому себе: я не просто наглый грубиян. Поэтому, остановившись напротив своего подъезда, он опустил голову и буркнул чуть слышно то, что по совести должен был сказать ещё вчера: — Извини. — Что? — удивился Смит, вряд ли расслышав произнесённое за шумом дождя. Леви стиснул зубы, крепче прижимая к себе бутылки с моющими средствами. — Извини, — уже громче повторил он и, развернувшись, бросился в подъезд. Чуть медленнее, чем позорно, но слишком быстро для достойного ухода. По счастью, дверь была открыта — Изабель уже вымыла лестницы и подложила доску для проветривания — и Леви вошёл внутрь свободно. Пнул доску пяткой, и металлическая дверь тяжело грохнула за его спиной. Никто её не удержал, и Леви выдохнул с облегчением. Может, Смит понял, наконец, что нефиг лезть в личное пространство. А может, был слишком огорошен этим «извини». Леви не стал возвращаться, чтобы спросить. Ему и так некомфортно было от этой несуразной торопливой прогулки под дождём, так близко к незнакомцу, что тот пару раз задел локтем волосы Леви. Теперь надо было мыть голову. Впрочем, она так и так вымокла под дождём. — Чего пристал? — который раз за последние минуты проворчал Леви, теряясь в беспорядочности собственного сознания. И почему-то снова подумал, что следовало согласиться уже выпить этот клятый кофе и выслушать всё, что Смит имеет сказать.