Самовыдвиженец

К вечеру Леви весь извёлся и на встречу с Эрвином спешил, чтобы поскорее избавиться от тяжкого томления, и в то же время шёл обречённо, как на заклание. Он так и не разобрался в себе, своих мыслях и чувствах. С одной стороны, он твёрдо был уверен, что не гей, и по-прежнему желал сбагрить Смита с мэрского поста. С другой стороны — от единого воспоминания об Эрвине, о его руках, когда тот намывал полы в подъезде, улыбке, когда он провожал Леви под дождём, о его потерянном взгляде в момент первой встречи, когда Леви затушил его сигарету об его же галстук, от воспоминаний о его лице, о его голосе — таком красивом, сильном и в то же время мягком… От всего этого в Леви что-то пробуждалось, ёкало, оплетало сердце непоколебимой убеждённостью, что его влечёт к столичному нахалу. Иррационально, бессмысленно влечёт. «Да что ж такое? Не гей я!» — думал Леви. Потом в мыслях всплывало прошлое, когда он ещё подростком рассматривал юного Эрвина в журналах, облизывался, даже гладил щёку фотографии, думая, как приятно было бы прикоснуться к настоящей щеке — мягкой, загорелой и горячей от солнечных лучей. Теперь об этом стыдно было вспоминать, но тогда детский романтизм бурлил в крови, выдавая яркие и жаркие фантазии. Днём Леви ходил по школе мрачный и непроспатый, а ночами лежал в кровати со включенным радио, слушал рок, смотрел на звёзды и закусывал нижнюю губу, сдерживая блаженные стоны и думая о безымянном парне из журнала. Было ли это гейством? Леви всю жизнь считал, что нет. Но теперь, встретив Эрвина вживую, снова задумался и к своему ужасу понял, что уже не уверен в ответе. Пытаясь взять себя в руки, Леви решил, что в первую очередь надо вытолкнуть Эрвина из списка кандидатов в мэры, самому занять пост, а потом уже решать, кого там к кому влечёт и что со всем этим делать. Ну и знакомы они были слишком мало. Стоило хотя бы расспросить Эрвина, узнать, что он такое, раз уж они встречаются в кафе в неформальной обстановке. Скорее всего, Эрвин принимал эту встречу за свидание — раз уж хотел сделать предложение. Леви вообще не понимал, кто делает предложение на четвёртую встречу. Не настолько уж они сблизились за это время, чтобы Смит был уверен, что Леви примет его ухаживания и ответит «да». А кто же делает предложение, не будучи уверенным, что ему ответят взаимностью? Леви вообще жениться не хотел. Замуж выходить — тем более. Пока он пытался представить Эрвина в свадебном платье, ноги сами принесли его на центральную площадь. Здесь располагалось заведение, которое одни жители Троста гордо называли «рестораном», другие, модно — «кафешкой», третьи, пренебрежительно — «столовкой». Хотя над дверью заведения значилось чёткое «Три титана. Закусочная». Вспоминая детские сказки, где титаны ели непослушных детей, Леви каждый раз задавался вопросом, какой идиот назвал «тремя титанами» заведение общественного питания. Но другого не было, и переименовывать его никто не планировал. Леви решил, что когда станет мэром, определённо сменит название. Его совершенно не устраивало, что ему сделают предложение в «Трёх титанах». Почему бы не в «Трёх цветущих акациях» или «Трёх хрустальных родниках»? Или, на худой конец, не в «Трёх швабрах»? Это хотя бы звучит бойко и чистоплотно, пусть и не слишком романтично. Впрочем, в отличие от «титанов» романтичным был Эрвин Смит. Он ожидал перед входом в закусочную, снова превратив себя в произведение искусства: костюм, безупречно сидящий на стройной плечистой фигуре, никакой щетины на лице, причёска волосок к волоску и пряно-возбуждающий запах безумно дорогого одеколона. В петлице торчал крокус из тех, что росли у Леви перед подъездом, и Леви захотел крепко наподдать за браконьерство, но передумал. Мужик, всё-таки, старался, готовился. Леви и так собирался его нагнуть перед всем городом, выставив лохом и сказав своё гордое «нет». Чего уж расстраивать раньше времени. В конце концов, Эрвин казался довольно порядочным — не приставал, не лапал, а решил начать с признания, да ещё и в людном месте, где наиболее уязвим. Леви стало даже жаль его. Но отвечать согласием он всё равно не намеревался. Мало ли, кто на нем жениться решит — это не значит, что он всем подряд должен говорить «да». — Привет, — поздоровался Эрвин с вежливой улыбкой. — Спасибо, что пришёл. Леви кивнул — ему было не сложно прийти и унизить. Сложно было в своих чувствах разобраться, но это другое. Пока радовало, что Эрвин подал ему не букет, как бабе, а руку — дипломатично и вежливо, как деловому партнёру. Леви даже согласился пожать её, и пальцы обожгло теплом и чем-то ещё — словно бы током пробило, но не болезненно, а будоражаще и возбуждающе. Его ладонь казалась такой маленькой в большой ладони Эрвина, но тот сжал её обычным мужицким жестом, безо всяких там вульгарных ласканий большим пальцем или поцелуев в тыльную сторону ладони. Это почти походило на встречу двух натуралов, если бы у Леви в голове не плавали разные нездоровые мысли. Например, мысль, что если бы он согласился выйти замуж, Эрвин каждый день вот так пожимал бы его руку, и идея эта показалась приятной и удивительно сладостной. Леви сам себя не понимал, но даже огорчился, когда рукопожатие окончилось. Ладонь у Эрвина была тёплая, крепкая, по-мужски грубоватая. Вовсе не ладонь изнеженного белоручки, не привыкшего к физическому труду. Леви поставил мысленную галочку спросить и об этом тоже. — Пойдём? — предложил Эрвин. — Я занял нам столик. Леви в жизни ни с кем не ходил в закусочную — привык к более полезной домашней пище, да ещё и брезговал едой, которую готовил не пойми кто, и не факт, что соблюдая гигиенические нормы и стандарты. — Я буду только чай, — буркнул он, но последовал за Эрвином. Внутри всё сжималось от томительного волнения, и Леви не знал даже, что будоражит его больше: близость краха Эрвина Смита на посту мэра или то, что тот собирался сделать предложение. Пожалуй, второе, ибо Леви никак не мог выбросить из головы мысль, что ему скажут «выходи за меня». Ему, мелкому, мрачному, нелюдимому грубияну. Этот момент казался почти желанным. Леви знал, что использует диктофонную запись в своих коварных целях, а потом будет слушать долгими вечерами, раз за разом. И быть может, прошепчет ответное «да» в тишине своей квартирки. — Можешь заказать ужин, — предложил Эрвин по пути через зал. — Я оплачу за двоих. — Вот ещё, — фыркнул Леви. Он вовсе не хотел прослыть нищебродом. Люди в закусочной смотрели на них с интересом, оборачивались вслед, провожали взглядами. Два противника идут в кафе вместе — конечно, это событие, о котором завтра станут шептаться. Леви постарался принять вид серьёзный, официальный и представительный. Пусть знают, что он уверен в себе и вынашивает собственные планы, а не идёт на поводу. Столик Эрвин выбрал хороший — расположенный в углу зала, подальше от чужих ушей, и рядом с окном, через которое видно было всю площадь, озарённую закатным солнцем. Леви ожидал, что ему, как даме, придвинут стул под задницу, но ничего подобного не произошло: Эрвин просто подождал, пока он выберет стул и плюхнется на него, а потом сел напротив. Красивый он всё-таки был, и Леви снова невольно залюбовался, пока Смит разглядывал меню. Одно дело — смотреть на красивого мужика на обложке газеты, и совсем другое — видеть его вживую, так близко, что наклонись вперёд — и дотянешься до его лица, до высокой скулы, до тускло золотящихся в тени, идеально уложенных волос, до брови, которая сейчас выразительно изогнулась, потому что её владелец поднял встречный взгляд. Леви кашлянул и сделал вид, что вовсе не разглядывал Эрвина и вообще не заинтересован в нахождении здесь. Эрвин улыбнулся — как будто бы понимающе — и жестом подозвал официантку. — Салат с грибами и кабачком, рыбный стейк и ореховое пирожное, — сказал он. — И такой же чай, как выберет господин Аккерман. — Да какой тут чай, всё из пакетиков, а цены бешеные, — проворчал Леви, глянув в меню. Его раздражало, что Эрвин назаказывал себе жратвы на весь вечер, а Леви, выходит, будет сидеть и пялить на него голодными глазами, жалобно булькая чаем в желудке. Сдался он быстро. — Мне тоже ореховое пирожное. И малиновый рулетик. И чай. Зелёный. Давай чайник. — Чайник на двоих, верно? — уточнила официантка, записывая. — Хрен ему, пусть свой сосёт, — фыркнул Леви. — Мне тоже чайник, — спокойно пояснил Эрвин. Леви ждал от него гейскую шутку, навроде «буду свой сосать, раз Леви не даёт», но шутки не последовало. Эрвин спокойно передал меню официантке, уселся поудобнее и вперил свой прекрасный взор в собеседника. — С чего начнём беседу? — предложил он выбор. Леви хотел напомнить про предложение, потом подумал, что предложение вряд ли делают вот так сразу, на голодный желудок. Может, Смит вообще заранее попросил положить кольцо в чайничек Леви, и найдёт он его лишь под конец. — Что ж, — Леви откинулся на спинку стула, пытаясь выглядеть невозмутимо. — Раз такое дело, предлагаю узнать друг друга получше. — С удовольствием, — кивнул Эрвин. Леви не совсем понимал, притворяется он или говорит всерьёз, но пока это в любом случае играло на руку. — Хорошо, — сказал Леви. — Тогда расскажи о себе. Не то, что написано на каждом сайте, а что-то более личное. Я же должен знать, кто ты такой, прежде чем ты… Тц, неважно. Эрвин выглядел заинтересованным, и лицо его приняло загадочное выражение, которое Леви не сумел истолковать. «Расскажет или нет? — думал он. — Не могу же я выслушивать предложение руки и сердца от человека, которого совершенно не знаю». — Хорошо, — легко согласился Эрвин. — Хотя тут и рассказывать особенно нечего. Почти всё написано на сайтах, кроме неприглядной части моего прошлого. — А именно? Криминал? — Нет, — Эрвин снова улыбнулся. — Бедность. После смерти отца я остался на попечении тётушки. У меня были большие амбиции, для которых требовалась корочка лучшего из университетов, а учёба в нём была слишком дорогой. Поэтому я подрабатывал везде, где мог: помогал механику в автомастерской, грузил письма на почте, развозил пиццу и пончики… — Снимался в рекламе шортиков, — не сдержался Леви. Эрвин — удивительный случай — смутился и даже слегка покраснел. — Было и такое, — подтвердил он, не отпираясь. — Фотоагентство находилось на первом этаже нашего дома, и им нужна была модель для юношеской пляжной коллекции в каком-то каталоге. Я согласился. Тогда это не казалось чем-то зазорным. Теперь устыдился Леви. Парень стремился к своей мечте, всеми конечностями барахтался, стараясь накопить на университет, даже если тот был ему не по карману, а Леви просто плыл по течению и согласился на карьеру дворника, которой и был доволен до сих пор. — Это не зазорно, — возразил он. — Эй. Это достойно уважения. То, что ты хватался за все возможности и использовал их в свою пользу. Взгляд Эрвина потеплел, наполняясь благодарностью. — Мистер Бёрнер был прав, ты действительно очень добрый, Леви, — произнёс он. На сей раз смутился Леви. — Ничего подобного, — проворчал он, хмурясь и задирая нос. — А откуда ты знаешь, что я снимался для каталога? Леви промолчал, понятия не имея, что ответить. — Про это не написано ни на одном ресурсе, — заметил Эрвин. — Они предпочитают писать только о том, как я стал успешным, но не о дороге к успеху. И вряд ли ты мог так внезапно найти журнал десятилетней давности. Никто их не хранит, это бессмысленно: предметы одежды давно уже вышли из коллекции, а цены изменились. — Ты конгрессмен или детектив? — проворчал Леви, накуксившись. — Знаю, и всё. Отвали. — Ты что-то заказывал из вещей, которые на мне рекламировали? — Эрвин повеселел. — Тц. Нет. — Да ладно, Леви. Признайся. — Чего там заказывать, когда ты сам заказался, аж из столицы, и бесплатно, — проворчал Леви, жалея, что ему ещё не принесли чая и нельзя спрятать лицо за чашкой. Он старался сделать бесстрастную рожу, но чувствовал, что получается не особо. — Прости, что не приехал раньше, — ответил Эрвин почти лукаво. — Что ж. Теперь ты расскажи о себе что-нибудь. — Да нечего рассказывать. Дворник я. — Неужели совсем нечего? «Дворник, который в пубертате дрочил на твои фотки», — хотел выпалить Леви, но не стал. Его целью было скомпрометировать Эрвина, а не самого себя. — Мать умерла, когда мне было одиннадцать, — сказал он вместо этого, принимая скорбный вид. — А отец ещё до моего рождения сбежал в столицу. Хуй знает, зачем он сюда приезжал. Влюбил в себя маму, наобещал ей с три короба, переспал и бросил. — Мне жаль, — Эрвин тоже опечалился. — Мужчина должен быть ответственным за свои слова и поступки. — Все должны быть ответственными за свои слова и поступки, — угрюмо согласился Леви. — И политики — особенно. А то только языком шлёпают, а потом хрен чего дождёшься. — Верно, — согласился Эрвин. — Об этом я и хотел поговорить с тобой. — О чём? — О том, что ты обещаешь людям то, чего по незнанию не сумеешь выполнить, — пояснил Эрвин. — Ваш салат, — официантка, появившись рядом, поставила перед Эрвином тарелку. — Спасибо, — поблагодарил тот, даже не глянув — не отрывал глаз от Леви. — Послушай. Мы оба сейчас боремся за пост мэра. Ты не хочешь отступать, даже зная, что Закклай мог принять твою кандидатуру не всерьёз. Упираешься, готов грызться со мной за это место. Наверное, думаешь, что я дорожу этим назначением. — Ну тебе-то, может, хотелось бы президентом стать, — фыркнул Леви. — А нам тут и мэр круче короля. Эрвин вздохнул. К салату он ещё не притронулся. — Скажу честно, Леви, — проникновенно и искренне произнёс он. — Мне не хотелось бы задерживаться в Тросте. У меня свои цели и свои планы. Я не для того стремился в конгресс, чтобы прозябать в этой глуши до конца своих дней. — Логично, — согласился Леви. — Вот и валил бы. Эрвин поджал губы. Глянул в окно, на носящихся по площади детей. Эрен одолжил Армину свой электросамокат и вместе с Микасой гонялся за другом, пытаясь его поймать и весело вопя. — Я уважаю твои устремления, Леви, — произнёс Эрвин медленно и вдумчиво. — Но я живу здесь уже больше недели. Это хороший городок, с хорошими людьми. Я мог бы отступить, но жаль будет оставить Трост в руках необразованного человека, который не сумеет организовать нормальное функционирование систем, растратит бюджет и оставит людей ни с чем, ведомый благими побуждениями, но совершенно не разбирающийся в политике или финансах. Меня отправили в этот город, и я чувствую ответственность за него. Леви покривился, но промолчал, ожидая продолжения. К чему-то Смит вёл, но к чему — пока было не ясно. — Я хотел бы предложить такой вариант, — сказал Эрвин, снова смотря ровно на Леви, глаза в глаза, прямо и открыто. — Я стану мэром, но лишь на год. Не на полный срок. А тебя сделаю своим заместителем. За этот год я займусь процветанием города, а ещё — смогу обучить тебя управлению, и когда я уеду, здесь останется достойный преемник. Леви растерялся. Минуту назад он готов был выбросить Эрвина в окно прямо сквозь стекло за единую мысль о том, что Леви отступит и позволит ему победить в выборах. Но теперь предложенный вариант казался действительно неплохим. Леви и правда не имел совершенно никакого опыта в управлении городами, и то, что выдал сейчас Эрвин, явно было выгодным для всех. Ведь лучше стать хорошим мэром через год, чем позорно провалиться на этом посту уже через пару месяцев. В конце концов, место заместителя тоже предполагало большой авторитет и возможность проталкивать свои идеи об оснащении улиц урнами, а дворников — новыми стремянками. От мысли о том, чтобы согласиться, в паху затеплилось неясное томление. Работать целый год с Эрвином в одном здании, видеть его каждый день, говорить с ним, приходить в его кабинет, чтобы высокомерно помыть полы… Эти мысли казались непристойно-соблазнительными и заняли всё сознание Леви. Особенно пикантной ситуацию делало то, что Эрвин определённо был заинтересован в Леви. И клеился к нему, и на свидание вот пригласил, и работать под своим началом предложил… Эти перспективы настолько интриговали, что Леви даже расхотелось выставлять Эрвина геем. А то ещё выгонят его из города, и что тогда? Ну станет Леви мэром, будет сидеть уныло в своём крутом кабинете, не зная, что и как делать. Леви почти уступил, готов был согласиться, но взгляд внезапно упал на парочку, сидящую в другом конце зала. Моблит и Ханджи. Она о чём-то щебетала, он слушал, смотря влюблённым взглядом, и машинально ковырял почти растаявшее мороженое в вазочке. Предатель. Предатель, переманенный хитростью коварного Смита, который подослал свою шпионку для охмурения наивного паренька. В мозгу Леви что-то щёлкнуло. «Да Смит и меня сейчас наёбывает, — догадался он. — Пиздит, чтобы я ему уступил трон. А сам как засядет, и не на год, а на все двадцать, и ни в какую столицу не свалит. И замом сделает не меня, а кого-то из своих дружков. А я уши-то развесил. Вот идиот, едва не купился». — Нашёл лоха, — сказал Леви, выразительно фыркнув. — Давай лучше я сразу стану мэром, а ты годик походишь у меня в замах, расскажешь, что к чему, а потом свалишь в столицу безо всяких скандалов и обязательств. Раз уж ты так за Трост печёшься. — Мм, — во взгляде Эрвина появилось восхищение. — Думаешь, я пытаюсь тебя обмануть? — Жопу ставлю. — Осторожнее с такими ставками, — заметил Эрвин многозначительно. — Потому что я говорил сейчас честно и искренне. — Я не обязан тебе верить. — Пожалуй. — И не верю. Эрвин с некоторым сожалением пожал плечами, взял вилку и принялся за свой салат. — Так что остаёмся врагами, если ты не придумаешь другого варианта, — заключил Леви. Официантка принесла ему чай — на удивление, даже не пакетизированный — и Леви увлёкся им, налил в чашку, отпил немного и успокоился. Если Эрвин и пытался его подловить — ему снова не удалось. А значит, свидание можно было продолжать со счётом 1:0 в пользу Леви. — Ещё что-нибудь про себя расскажи, — предложил он. — К чему, если ты собираешься прогнать меня обратно в Митру? — осведомился Эрвин, жуя. — Не говори с набитым ртом. — упрекнул Леви, потягивая горячий чай, а свободной рукой включил диктофон в кармашке. — В столицу ты уедешь невесть когда, а то, что происходит сейчас — происходит сейчас. В конце концов, у них всё ещё было свидание. — Что ж, — Эрвин опустил вилку, в его глазах снова горел интерес. — Должен признать, что не понимаю, какую игру ты ведёшь, Леви. Ты мне не доверяешь, оскорбляешь и отталкиваешь, и в то же время, придя сюда, предложил узнать друг друга получше. — А сам-то, — Леви снова отпил чая, старательно держа невозмутимое лицо. — Пригласил на свиданку, обещал сделать предложение, хотя мы вообще едва знакомы. — Что ж, — Эрвин чуть склонил голову набок. — Предложение я уже сделал, и получил отказ. А данную встречу я рассматривал исключительно как рабочую. Что ты имеешь в виду под словом «свиданка»? — К… как? — бесстрастная маска на миг осыпалась с лица Леви, и он торопливо собрал её обратно, скрывшись за чашкой и выплеснув в глотку горячую жидкость. — Когда это ты сделал мне предложение? — Только что. Я предложил уступить мне место мэра на год и временно стать моим заместителем, — удивлённо ответил Эрвин. Леви поперхнулся и едва не брызнул в него чаем из носа. — Ебать! — возмутился он, хватая салфетку и промокая губы. Он-то весь день с замиранием сердца ждал, когда перед ним встанут на одно колено и раскроют заветную коробочку. А предложение оказалось деловым. Деловым!!! Грёбаный Эрвин Смит. — Ты издеваешься? — Вовсе нет, — Эрвин смотрел с искренним беспокойством. — Что-то случилось? Тебе плохо? — Нет, бля, хорошо, — Леви давно не был так разочарован, только он не знал, в ком разочарован больше: в Эрвине или собственных ожиданиях. Тот, кого он считал клеящимся к нему извращенцем, в данный момент обрисовался лишь как хитрый соперник на выборах, и это разрушило картину и сбило все планы. Как теперь доказать, что он гей, если он не подаёт ни малейшего признака гейства и думает только о работе?! — Леви, — голос Эрвина звучал мягко и заботливо. Простая человеческая тревога. Никакого похабства или соблазнения. — Иди к чёрту! — Леви вскочил из-за стола, кинул пару монет рядом с чайником и гордо, торопливо покинул помещение. Предложение сотрудничества казалось унизительным, но то, что Леви не понял, что оно и было предложением, казалось унизительнее в десятки раз. «Свиданка». Он сказал Эрвину «свиданка». А если тот на самом деле и не гей, и теперь подумает на Леви невесть что? Что, если план Леви сыграл против него? Каждый шаг, который он предпринимал, был лишь шагом в пропасть. Он весь день думал, что его отчего-то тянет к Эрвину. Угодил в собственную паутину, и противнику даже не пришлось ничего предпринимать, чтобы это произошло. Пока Леви думал, что обходит чужие ловушки, он всё глубже падал в свою. Выйдя из закусочной, он вдохнул тёплый вечерний воздух и ощутил, как в горле свернулся ком. Ну ещё только заплакать от обиды не хватало! Подумаешь, какой-то столичный гей оказался не геем, а просто душным дипломатом. Подумаешь, походил рядом такой красивый, подразнил и оказался совершенно незаинтересованным. Совсем недавно Леви почти хотелось прикоснуться к его лицу и волосам. Теперь хотелось по этому лицу прописать с ноги. Леви понятия не имел, что ему будет настолько досадно от такой безответности. Ещё обиднее было от того, что именно сейчас он, кажется, понял то, чего не мог понять уже несколько дней. Простую истину, постичь которую оказалось так сложно: кажется, он всё-таки влюблён в Эрвина. Бессмысленно, иррационально и необъяснимо. Непонятно, почему, непонятно, зачем. Это просто было. Влечение, какого Леви никогда не испытывал ни к девушкам, ни к парням, кроме того единственного юноши из каталога. Желание быть рядом. Говорить весь вечер. Узнавать друг о друге больше. Просто смотреть на него украдкой поверх чашки и собственных пальцев… — Армин!!! Вопль прозвучал совсем рядом, а следом раздался детский крик. Леви так погрузился в свою драму, что не видел ничего вокруг и не заметил, что вышел на дорогу перед несущимся на электросамокате Армином. Тот закричал, пытаясь как-то остановиться или повернуть, перепутал рычаги, надавил на акселератор вместо тормоза, от чего лишь сильнее ускорился. Столкновение и жертвы были бы неминуемы, если бы Леви не схватили за плечо и не отдёрнули назад с огромной силой. Мысок его кеда черкнул по краю самоката, но Армин умудрился удержать равновесие, повернул, вырулил к большой клумбе, затормозил по-настоящему и слез с адской машины с совершенно квадратными от ужаса глазами. — Цел? — раздался над головой Леви чей-то взволнованный голос. Рука всё ещё лежала на его плече — большая и тёплая. А сам он был вжат спиной в чей-то пресс. Тоже тёплый. И крепкий. И вообще, к нему снова захотелось прикоснуться рукой. Ну или хотя бы постоять вот так, рядом. — Грабли убери! — возмутился Леви, юрко обернувшись и отпихнув от себя Эрвина. — Чего преследуешь? — Мне показалось, что ты плохо себя чувствуешь, — ответил Эрвин, совершенно невинно разводя руками. — Я пошёл за тобой, и… Видимо, не зря. Тебя чуть не сшибли, и ребёнок бы пострадал… Ты не в себе, тебе нужно присесть. Пойдём обратно в кафе, я попрошу для тебя воды. — Нахрен твою воду. — Леви. Леви не знал, что это за очередное очковтирательство, и хотел грубо отказаться и послать его куда подальше. Но вдруг почувствовал, что всё это не имеет смысла. Он сам себе подножку поставил со своим «гениальным планом». Можно, конечно, гордо уйти и весь вечер проклинать собственную глупость, сидя в полутёмной квартире. А можно согласиться и сидеть ещё час рядом с Эрвином, который бесил, но рядом с которым хотелось сидеть. И съесть заказанные пирожные, которые стоили кучу денег, но наверное, они того стоили — если съесть их, сидя рядом с Эрвином и тайком любуясь на него. «Что я, нахрен, творю? — думал Леви, поджимая губы, расправляя плечи и поворачивая обратно к дверям закусочной. — Я же не гей.» Утешив себя мыслью, что он не гей, и что Эрвин не гей, и что они просто попьют чай, Леви вернулся за столик, забрал свои монетки обратно в карман и налил новую чашку. И вечер прошёл удивительно, невыразимо хорошо. Они сидели в кафе допоздна, болтая обо всём подряд. Сперва Леви отвечал натянуто и напряжённо, потом расслабился, заказал себе третье пирожное, и через некоторое время уже деловито рассказывал истории про Кенни. Эрвин слушал и смеялся — смех у него был красивый и чистый, и люди за соседними столиками с интересом оборачивались, не понимая, о чём же с таким увлечением говорят два мэра-соперника. Потом оказалось, что Эрвин почти знаком с Кенни и несколько раз видел его на различных приёмах. Тот был личным телохранителем архиепископа, на которого ни разу не было покушений, но телохранителя он зачем-то завёл, и Кенни вечно маячил у него за спиной высоченной колокольней. Потом Эрвин рассказал про своё детство: про щенка, которого подарил ему отец на десятилетие, про бессчётных кузин, про друга по имени Найл и шутки, которые они на пару выкидывали в старших классах. Он говорил много, ёмко, интересно, а Леви, наконец-то осознавший, что влюбился, влюблялся с каждым словом всё больше. Влюблялся, когда Эрвин рассказывал, как подделал единственную плохую оценку ради красного диплома. Влюблялся, когда Эрвин рассказывал, как отшивал надоедливую однокурсницу, решившую, что непременно хочет от него ребёнка. Влюблялся, когда Эрвин рассказывал, как хоронил своего любимого пса, дожившего до глубокой старости. Влюблялся, когда Эрвин сказал, что мечтает отправиться в путешествие, когда закончит какие-то дела в столице. К концу вечера Леви так размяк, что даже перестал хамить. То ли дело было в количестве съеденных пирожных и выпитого чая, то ли в том, что Эрвин сидел напротив, такой простой и открытый, что даже если бы он врал напропалую — Леви поверил бы в эту милую и ничего не значащую чепуху. Ему просто было хорошо рядом с этим здоровенным мужиком, который что-то говорил, что-то спрашивал, и был совсем не против, когда Леви его разглядывал, стараясь запечатлеть в памяти и то, как Эрвин чуть приопускает ресницы, обдумывая длинную фразу, прежде чем произнести её, и то, как изгибаются его красиво очерченные губы, произнося гласные, и то, как двигается его кадык, когда он отпивает чай. Идя на эту встречу, Леви рассчитывал разоблачить этого человека и спихнуть с поста мэра. Но теперь был рад, что ему не удалось этого сделать. Если и побеждать — то честно, без коварства и хитростей. Зато проведённый вместе вечер оказался самым приятным за долгое время. И Эрвин больше не говорил о политике. Не просил отказаться от участия в выборах, не звал под своё командование. Просто общался, как со старым другом. И Леви решил, что он вовсе не такой уж козёл. Даже жаль было, что когда Леви победит, он уедет в Митру. Но уступать ему Леви по-прежнему не собирался. * * * В одиннадцать часов вечера закусочная стала закрываться, и последних гостей настойчиво попросили на выход. Вся романтика мигом закончилась, когда Эрвин с вежливой улыбкой сказал, что оплатит чек за двоих. — Хрен тебе, — возмутился Леви, которому тут же защемило гордость и самодостаточность. — Я сам заплачу за свои пирожные. — Мне не сложно, — возразил Эрвин. — К тому же, это я пригласил тебя сюда, а значит, я угощаю. — Перебьёшься! — фыркнул Леви. — Угостишь — а я потом буду тебе обязан. Вот ещё. В Тросте даже дворник может позволить себе чашечку чая! Эрвин тихо вздохнул, уже почти понимая, с кем связался. — Извини, — произнёс он. Леви гордо заплатил за себя медяками, не оставив ни копейки чаевых. Эрвин попытался заплатить кредиткой, но терминала в закусочной не было, и ему пришлось оставить на столе крупную купюру на радость официантке. Они вышли вместе в тёплую майскую ночь, под россыпь звёзд, видных даже здесь, на центральной площади — до того скудно она была освещена. В ивах у реки нежно щебетали камышовки. Было так приятно, что уходить совершенно никуда не хотелось — просто стоять рядом и наслаждаться покоем. — Может, тебя проводить? — негромко предложил Эрвин. — У вас тут темно. — За рекой вообще не освещено, — ответил Леви. — Так что если ты меня проводишь — заблудишься на обратном пути, и придётся уже мне тебя провожать. Нахрен такая морока. Эрвин улыбнулся — тепло, дружелюбно и как-то по-домашнему. — Я не заблужусь, — заверил он. — Просто хочу ещё немного с тобой прогуляться. Или можешь подняться в мой номер, поболтаем там. У меня есть большая коробка шоколадных конфет. — Ага. Щас, — сердце пропустило удар, но в Леви уже пробуждался стандартный циник. — Я к тебе поднимусь, а наутро мой труп найдут под мостом, и ты автоматически станешь мэром. Нет уж. Не дождёшься. — Мм? — удивился Эрвин. — Ты считаешь, я способен причинить вред ради поста мэра в этом городишке? — Я считаю, ты способен на всё для достижения своих целей, — отчеканил Леви. — А твоей целью в данный момент является пост мэра. Я не намерен подставляться. — Я ни за что не опустился бы до такой низости, — заверил Эрвин. — Предпочту не проверять на своей шкуре, — буркнул Леви. — Иди спи. И направился в сторону моста. «Только бы не преследовал, только бы не преследовал», — билось в голове. А что-то иное внутри, напротив, хотело, чтобы Эрвин преследовал. Чтобы пошёл вместе с ним по тёмным переулкам, где их никто не увидит, где будут только они и звёзды над головой, между тёмных домов. Может, Леви даже пригласил бы его на чашечку чая, пусть они и выдули по паре чайников в закусочной. Впустил бы в свою квартиру, в свою святая святых, и может, даже дозволил бы прикоснуться к своей руке или снова произнести своё имя тем тоном, от которого мурашки идут по спине. Но Эрвина, к сожалению, волновала только политика. И в Леви он видел лишь оппонента. Это снова разожгло в сердце обиду и нежелание общаться. Леви всю дорогу до дома опасливо оглядывался, проверяя, что за ним не крадутся, и петлял проулками, делая крюки. Но никто за ним не шёл. Это с одной стороны утешало: Эрвин — порядочный мужик, а не такой, который тайком преследует одиноких беззащитных дворников по тёмным подворотням. А с другой стороны — этот факт огорчал и даже разочаровывал. Это значило, что Эрвин просто выкинул Леви из головы, пошёл к себе и завалился перед телевизором. И Леви всю дорогу огорчённо кривил губы — даром, что его никто не видел в темноте. * * * Войдя в свою квартирку, Леви запер дверь, сунул ноги в тапочки и вздохнул. Он собирался помыться и снова заняться самоанализом. Происходящее всё ещё казалось ему никуда не годным. Просидел с соперником вечер в кафе, болтая по душам — ладно, чего уж, допустим. Но решил, что влюбился в него — это уже из рук вон плохо. Леви задумался снова, влюбился ли он, или ему мерещится, и то был лишь гипноз. И снова пришёл к неутешительному выводу: влюбился, причём, по уши. Радовало лишь одно: это не гейство. Ведь Фарлан совсем недавно выдал важный факт: геи не влюбляются. Это немного успокаивало. Леви помыл руки и, поскольку выпитый чай просился наружу, поднял крышку унитаза… И почти поседел. На краешке сидения блестела жёлтая капелька. Кошмар! Трагедия! Первой мыслью было бежать за моющими средствами и срочно уничтожить эту мерзость. Вторая мысль ударила не менее сильно: пока Леви был в кафе, кто-то пробрался в его квартиру и обоссал сидушку! По спине побежали мурашки. Леви схватил ёршик, отряхнул его и, вооружённый, направился вглубь квартиры. Он понятия не имел, что за уёбище вздумало сюда нагрянуть. В Тросте домушников не было — единственного, мужа местной гадалки бабы Сины, посадили ещё лет сорок назад. Что до чужаков — у Эрвина было железное алиби. Не мог он болтать с Леви о своём детстве и одновременно вламываться в его квартиру. У очкастой, Ханджи, тоже было алиби — она была в кафе с Моблитом, и ушли они вместе. А третий, усатая дылда — Леви даже не помнил его имени — уж точно не имел причин приходить к Леви в туалет. Дело было непонятным, и оттого пугающим. Мало ли какой тут отморозок вломился. А учитывая, что дверь была заперта, как обычно — преступником вообще могло быть нечто мистическое. Может, даже призрак какой — хотя нет, призраки вряд ли ссут на сидушки… Ступая бесшумно, затаив дыхание, Леви прокрался по коридорчику, щёлкнул выключателем и тут же резко выскочил на кухню, выставив перед собой ёршик. Крошечная кухонька ответила безмолвной чистотой и отсутствием какой-либо жизни . Леви сглотнул. Обернулся, сознавая, что теперь уже кухня является безопасной гаванью, а вот в комнате, скорее всего, и притаился злостный обоссун унитазов. Сердце стучало, как проклятое, и теперь Леви уже пожалел, что не позволил Эрвину проводить себя и не пригласил его зайти. Вдвоём было бы не так страшно. Конечно, Леви мог за себя постоять, но всё равно был в панике — кто-то неведомый проник в его уютную квартирку, попачкал её, ещё невесть чего наделал… А вдруг он пальцами, которыми держал над унитазом свой писюн, потом нажал на выключатель?! Тронул дверную ручку? Ещё к чему-то прикоснулся? Леви решил, что как только побьёт и выбросит этого нахала — тут же примется за дезинфекцию квартиры. Даже если это займёт всё время, оставшееся до рассвета. — Ну я тебе ебало выкорчую, — прошипел он, подкрадываясь по коридору к двери в комнату. Разумеется, преступник уже знал, что он дома — слышал щелчок ключа в дверной скважине, слышал тихий вздох, когда Леви стянул кеды и на миг прислонился спиной к двери. Слышал хождения в тапочках по старенькому потёртому полу, и застать его врасплох уже бы не получилось, но Леви всё равно был твёрдо намерен скрутить его в крендель, а потом уже разбираться. В тёмную комнату он запрыгнул, щёлкая выключателем, и сразу закрутил головой, высматривая врага — справа, слева, впереди, за спиной. Но нет. Комната была пуста. Леви, скрипя зубами, проверил под кроватью, в шкафу, за шторой. Никого. Ещё раз прошёл по квартире, проверяя каждый уголок, тщательно обыскивая даже такие места и ящики, куда и ребёнок бы не уместился. Никого. Это было жутко. Кто-то точно проник сюда, на пятый этаж, не взламывая дверь, да и окна Леви закрывал перед уходом. Проник, поссал и ушёл, заперев за собой! Леви счёл бы себя параноиком, выдумавшим всё это, если бы не свежая капелька на сидушке. Паникуя, он бросился проверять, не пропали ли его жалкие сбережения. Деньги оказались на месте. Семейные ценности — шкатулка с мамиными украшениями и прадедов серебряный портсигар — тоже лежали в ящике комода нетронутыми. Леви паниковал всё сильнее и сильнее. Обошел всю квартиру десять раз, проверяя то одно, то другое. Всё было нетронуто, чисто, аккуратно. Так же, как он оставил, уходя на свидание. Хотя, черт возьми, это было не свидание, а деловая встреча. Хотя, с другой стороны, под конец деловая встреча превратилась в почти дружескую. Леви многое узнал про Эрвина, и если тот не соврал и не напридумывал истории, которыми делился весь вечер — похоже, он был действительно неплохим человеком. И уж точно не вызывал отторжения. Так и не обнаружив ни улик, ни подозрительных пропаж, Леви принялся за уборку, на всякий случай. Намыл унитаз, продезинфицировал дверные ручки и выключатели, протёр двери, а потом взялся мыть полы. И усиленно ломал голову над тем, кто мог проникнуть в квартиру, не взломав замок. Ключи были только у самого Леви, да ещё запасные у матери Фарлана. В двенадцать лет Леви отогнал разозлившуюся псину от семилетнего Фарлана, и с тех пор тот ходил за ним хвостиком, почитая своим кумиром. Несмотря на то, что псину разозлил сам Фарлан, кидая в неё палками из интереса, матушка Фарлана прониклась к Леви почти материнскими чувствами, и когда Кенни его бросил — помогала, подкармливала и прикрывала от органов опеки, чтобы несовершеннолетнего пацана не забрали в приют. Правда, когда Леви, а за ним и Фарлан, стали дворниками, миссис Чёрч несколько разочаровалась в Аккермане и поохладила пыл своей опеки. Но всё ещё относилась к нему с добротой и даже заботой. Поэтому он не стал забирать дубликат ключа, отданный давным-давно, на всякий случай. «Вдруг ты заболеешь, а я даже не смогу в квартиру войти, дать тебе таблетку и приготовить покушать», — говорила она пятнадцатилетнему Леви. А поскольку на воровку она никогда не походила, Леви смирился с этим ненавязчивым опекунством, тем более, что год от года оно всё слабело и слабело. Но суть в том, что эта женщина просто не стала бы приходить к нему без повода. Даже когда она приходила — не брала ключи и просто звонила в дверь. Это не могла быть она. И не мог быть Фарлан, ему это точно ни к чему. Значит, это был чужак. Кто-то незнакомый, обладающий способностью отпирать и запирать дверь без ключа. Или кто-то, сделавший еще одну копию ключей. Леви даже призадумался, вспоминая, не стоял ли он сегодня достаточно близко к Эрвину, чтобы тот мог запустить свои длинные жаркие пальцы в карман брюк и, щекотно шаря там и посылая искры желания по всему телу, нащупать ключи и забрать их на время, чтобы сделать копию. По всему выходило, что Эрвин не смог бы провернуть подобное: Леви бы определённо заметил. Да Леви его и не подозревал. Эрвина он сегодня внёс в список порядочных людей. Тот даже не курил с их первой встречи, хоть и дымил сигаретками в первых снах. Выходило, что он не был злостным курильщиком — сегодня, например, от него вовсе не пахло табаком, и Леви добавил ещё один мысленный плюсик в копилку этого мужика. Утонув в размышлениях об Эрвине, Леви подуспокоился, натёр пол до блеска и почти расслабился. Выпил чаю, переоделся в пижаму и улёгся в кровать. Тревоги о неведомом взломщике угасли, сменяясь фантазиями о том, что могло бы произойти, если бы Леви принял приглашение Эрвина и пошёл в его номер. Мысль о том, чтобы заявиться в Смитову спальню, казалась походом в логово льва. Походом маленького безоружного путника в пещеру, где властвует столичное чудище. Высоченное, светлогривое, с пристальным, пронзительным взглядом, который наверняка может гипнотизировать жертв. Леви непроизвольно возбудился, ощутив выброс адреналина от одних лишь фантазий. Разумеется, Смит не полез бы к нему в штаны — едва ли такие лосные плечистые мужики могут польститься на мелких, хмурых, плюгавых дворников, да и вообще, этот Смит наверняка натурал. Может, лохматую секретаршу лапает, вот она и вступилась за него на дебатах. Но сейчас, в собственной кровати, фантазия Леви текла так, как ему хотелось. И он в своей эротической грёзе отважно являлся в номер Смита, а тот вжимал его в стену, притискивался близко-близко своим большим, крепким телом и страстно, горячо шептал в макушку, что Леви следует выйти из предвыборной гонки. — Не… не выйду, — вслух прошипел Леви, подбрасывая бёдра и замирая в сладкой истоме. Это был один из самых быстрых и ярких оргазмов в его жизни, и — как бы ни было стыдно за собственные непристойные мысли — засыпал Леви довольный и спокойный. И ему снова приснился Эрвин Смит — молоденький, после ВУЗа бегающий фотографироваться для журнала, а ночами ещё и таскающий мешки с устрицами в столичном порту, чтобы как-то накопить денег на жильё и пропитание. Там же, на складе с устрицами, он писал диплом на компьютере начальника склада, потому что своего компьютера не имел. Клавиатура пропахла морем, у юного Смита под глазами залегли тёмные круги, но он старался, как мог, чтобы выучиться, чтобы достичь того, к чему стремился, даже мысли не имея, чтобы сдаться и отступить. Леви решил, что тоже не отступит в борьбе за место мэра. Хотя бы для того, чтобы показать Эрвину — дворники из захолустья тоже могут быть целеустремлёнными. А вопрос о том, кто и зачем тайно проник в квартиру, пока остался нерешённым.