Самовыдвиженец

Леви весь вечер ходил как не свой. Выпил пять чашек чая, но даже это проверенное средство успокоения совершенно не помогло. Сердце колотилось, как сумасшедшее, никак не желая униматься, и Леви знал тому причину. Прекрасную светловолосую причину, которая ссадила его с мотоцикла перед домом и умчалась куда-то по неведомым делам. Леви понятия не имел, что он задумал, а Эрвин так и не раскрыл ему свою затею. А Леви всего лишь попросил доказать, что Эрвин не врет и действительно что-то испытывает к нему. Поцелуя бы хватило. Более чем. Но Эрвин был другого мнения и решил доказать это как-то по-своему. А может, просто поцеловать не решился — чёрт его знает. Леви и сам прокручивал в голове произошедшие события и регулярно щипал себя, проверяя, не приснилось ли ему это всё. Сперва — возвращение Эрвина из столицы, причём Эрвина дружелюбного, безо всякой полиции и без намерения упечь Леви за решётку. Потом — поездка на мотоцикле: тёплая, сладкая, блаженная, когда они были близко-близко, и Леви обхватывал этого мужика своими руками и прижимался к нему всем телом, чувствуя себя невозможно счастливым. А потом — слова, которые Эрвин произнёс и которые порушили всю картину мира. «Я с первой встречи решил, что ты особенный». «Я знал про твой план с самого начала». «Я не хотел, чтобы меня выгнали из города, и мы навсегда расстались». «Ты мне нравишься во всех смыслах». Это в голове не укладывалось. Леви уже несколько дней считал себя идиотом, влюбившимся в оппонента, а тот, если не врал, и сам был таким же. Но если это правда — значит, все две недели Эрвин это скрывал. А раз скрывал — можно ли ему, всё-таки, доверять? Впрочем, Леви и сам скрывал от него слишком многое. Ведь Эрвин мог лишь предполагать, что его чувства хоть немного взаимны. Леви не сказал ему ни единого доброго слова. Ну да, пялился больше, чем дозволено, и прижался на мотоцикле крепче положенного — так может, это от страха или задумчивости. Он не говорил Эрвину, что тот ему тоже нравится. Не говорил, что влюбился в него по уши безо всяких на то поводов и причин. А вот Эрвин сказал. И Леви ломал голову, не подвох ли это. И что это вообще значит. И что им теперь, чёрт возьми, делать с креслом мэра, которое Леви не хотел уступать, но и не хотел, чтобы Эрвин просто взял и уехал, если его, например, сошлют в другой городок. Эта мысль была ужасна: Эрвин мог уехать в другие дали, к другим дворникам. Трагедия! Чтобы не сойти с ума от этих размышлений, Леви решил лечь спать пораньше. Начало выборов было намечено на десять часов утра, и Леви, чтобы успеть собраться и явиться на них причёсанным и опрятным, лёг в десять вечера. Но сон не шёл. В голове носились обрывки сказанных Эрвином фраз, мелькали моменты из их встреч, какие-то слова, которым Леви теперь придавал двоякий смысл, какие-то сцены, взгляды, прикосновения… К полуночи он совершенно измучился и понял, что вряд ли заснёт. И, не в силах утерпеть, побежал за телефоном. Добыв подаренную Эрвином мятую бумажку и свой старый мобильник, Леви опять забрался в кровать, сел в позе лотоса, укутал ноги, чтобы не мёрзли, и набрал номер. Он совершенно не знал, что собирается сказать, просто хотел услышать голос Эрвина, словно это могло успокоить мятущуюся душу. Эрвин взял трубку почти сразу. — Слушаю, — осторожно и вежливо произнёс он, словно ждал то ли звонка из банка, то ли телефонного развода. Леви поджал губы: ну да, Эрвин ведь не знал его номера и понятия не имел, кто звонит. — Это я, — сообщил он негромко. — Леви! — в голосе Эрвина послышались облегчение и радость. — Спасибо, что позвонил. — Ты же дал номер, — откликнулся Леви, чуть замявшись. В душе всё сладко обмирало от одного лишь звука этого глубокого, и в то же время мягкого голоса. — Ты что-то хотел? «Целоваться я хотел, — подумал Леви. — Ещё на поле. А ты, дурак, куда-то газанул». — Хотел спросить, чего ты там сделал, — ответил он. — Узнаешь утром, — загадочно произнёс Эрвин и смиренно добавил: — Надеюсь, ты мне поверишь. — Хм, — ответил Леви. — Допустим. И что потом? Эрвин словно бы растерялся, но лишь на мгновение. — Я полагаю, — осторожно ответил он, — мы оба должны решать, что будет потом. Но Леви. Если ты поверишь, что я сказал правду о своих чувствах — я хотел бы услышать, что ты об этом думаешь. Леви поджал губы. — Потому что, — продолжал Эрвин, — я раскрыл душу, и надеюсь хотя бы на какой-то комментарий с твоей стороны. Без этого нет смысла говорить про «потом». Леви помрачнел и плюхнулся на подушку, натягивая одеяло до носа. От него ждали ответных слов, и было дико стыдно признаться. — Я не гей, — проворчал он хмуро, словно эти слова были волшебным заклинанием против неловкости. — Я тоже, — убедительно заверил Эрвин. Повисла странная, неуместная тишина, но у Леви вдруг отлегло. — Тогда ладно, — согласился он, испытывая явное облегчение. — Тогда можно будет и поговорить. — Отлично, — сказал Эрвин. — Ну, доброй ночи? — Нет, стой, — попросил Леви, понимая, что всё равно не заснёт. — Расскажи что-нибудь. Не спится. — Мм, — Эрвин хмыкнул заинтересованно и как-то даже игриво. — Значит, так. Я сейчас лежу в номере перед телевизором, смотрю смешное телешоу и собираюсь съесть грушу. На мне чёрные трусы. — Это мне зачем? — цыкнул Леви. Однако, картину живо представил в своём воображении, залюбовался и очень захотел оказаться рядом и съесть ту грушу пополам. — Ты просил рассказать что-нибудь, а мне в голову пришла только эта информация, — пояснил Эрвин. — Хм, — отозвался Леви. — Ладно. На мне пижама. — С пингвинами? — уточнил Эрвин. — Тц. Поганый библиотекарь, — Леви закатил глаза, мысленно ругая болтливого Моблита. — Да, с пингвинами. Не смейся. — Почему я должен смеяться? — удивился Эрвин. — У меня есть пижама с ламами. Только я её не ношу, люблю спать в одних трусах. Летом — вообще голышом. — Скоро лето, — напомнил Леви и сам смутился сказанного, на миг представив голого Эрвина. Эрвин тоже замолк — то ли смутился, то ли насторожился. В трубке повисла тишина, нарушаемая лишь отзвуками кулинарного телешоу. — Я ничего не имел в виду, — заверил, наконец, Леви. — Голые люди вообще некрасивые. — Ну спасибо. — Я не про тебя, дурак. Я в целом. Голые люди нескладные и уродливые. В одежде — более-менее, — пояснил Леви. — И вообще, если спать без одежды — постельное бельё слишком быстро пачкается. Особенно летом. — Уборщица постирает, — в голосе Эрвина слышалась невозмутимая улыбка. — Я не про отель, — цыкнул Леви. — Там, в столице, тебе тоже уборщица стирала? — Да, ко мне домработница приходит, — спокойно ответил Эрвин. — До…мработница?! — Леви захлопал глазами в потолок. — Слышь, буржуй! Ты что, нанимаешь человека, чтобы убрать твой хлев?! — Я работаю, мне некогда, — в голосе Эрвина звучало искреннее недоумение таким возмущением. — У тебя что, пятиярусный дворец?! — Нет, обычная квартира. Гостиная, спальня и кабинет. — Кабинет, — Леви закатил глаза. — И чего, какая-то баба приходит в твой дом убираться? Твои трусы вонючие в машинку кидает, да? В кабинете в бумажках копается, пока тебя нет? Не боишься, что все твои секреты по ветру пустит? Эрвин рассмеялся. — Нет у меня секретов, а те, что есть, я не храню в доступных местах, — сказал он. — И никак не пойму: ты что, ревнуешь? — О? — К домработнице? — Хорош надумывать. — Хочешь сам стирать мои трусы, мм? — Ещё одно слово — и я приду в отель и въебу тебе с ноги! — окрысился Леви, чувствуя, как горят щёки. — Приходи, — охотно согласился Эрвин. — У меня шоколадка есть. Я хотел подарить тебе одну после возвращения в Трост, но всё так закрутилось, я про неё забыл, и она растаяла в кармане, пока мы катались на мотоцикле. Так что я купил другую. Большую, толстую, с орешками. Хочешь? — Толстую? — переспросил Леви. — Эй, изврат. Что за характеристика шоколадки? «Большая, толстая». Тц. — Есть тоненькие плитки, а есть толстые, в которых умещается цельный фундук, — пояснил Эрвин. — Я имел в виду… — тут он запнулся, видимо, поняв, наконец, о чём Леви говорит. — Пресвятая Имир. Да это не я тут извращенец. Леви смущённо фыркнул. Может, и правда не следовало привлекать внимания Эрвина к этому слову. — Леви, — произнёс тот в трубку страстно и с придыханием. — Тебе нравятся толстые шоколадки? Ммм. Приходи ко мне. Знаешь, моя шоколадка очень, очень толстая и сладкая, так и тает на языке, ты сможешь лежать рядом и обсасывать её… — Эрвин!!! — Леви натянул одеяло на голову, пряча невесть от кого покрасневшее лицо. Картины, встававшие в воображении, были слишком развратны. Он такого даже в самых пошлых фантазиях ещё не представлял. Представлял, как они прикасаются, целуются, обнимаются, но ещё ни разу не дошёл до того, чтобы вообразить, как выглядит член Эрвина. Это было слишком для скромной фантазии девственника. А тут вдруг в воображении вспыхнул момент, когда он не только видит эту часть чужого тела, но и прикасается к ней! Ртом! Караул! Трагедия! Леви понял, что срочно нуждается в успокаивающем ромашковом чае, иначе сгорит прямо на месте. — Прости, — Эрвин и сам смутился, судя по тону. — Ты так прицепился к слову «толстая», что мне захотелось тебя подразнить. Ведь изначально я правда не имел в виду ничего такого. — Я-а-а знаю! — проблеял Леви, чувствуя, как голос предательски подводит. Ему правда чертовски захотелось шоколада, и рот наполнился слюной от ощущения сладости на языке. Но идти к Эрвину после таких слов было слишком боязно. Не потому, что Леви думал, будто Эрвин ему сделает что-то плохое или к чему-то принудит — нет, сегодня Эрвин открылся ему с другой стороны и стал куда проще и понятнее. Но он всё равно боялся пойти к нему, ведь тогда Эрвин мог бы подумать, что Леви пришёл не только за шоколадкой, а за чем-то бо́льшим, прибежал после тех ужасно пошлых слов про обсасывание. А Леви пока не был готов ни физически, ни психологически, ни морально. Он к поцелую-то не вполне был готов, не то чтобы воплощать в реальность какие-то более неприличные фантазии. — Извини, — повторил Эрвин совсем уж пристыженно. — Я больше не буду. Я думал, ты поймёшь, что это шутка. Кажется, мне не очень даётся пошлый юмор. — Нет, — тихо произнёс Леви и признался со вздохом: — Я неправильно его воспринял, потому что ещё не отошёл от твоих сегодняшних откровений. — Я поторопил события? — Нет. Не знаю. — Я просто хотел быть честным перед завтрашним днём, — пояснил Эрвин. — Мне казалось, если я признаюсь завтра, ты решишь, что я не признался раньше, потому что не доверял тебе. Потому что считал, что ты используешь моё признание, чтобы вытолкнуть из предвыборной гонки. Но это не так. Я уже сказал, что ты можешь делать с моими словами, что хочешь. Хоть передать всему Тросту, чтобы опозорить. Я доверился тебе, Леви, и буду ждать твоего вердикта. Леви поджал губы, и ему стало стыдно. Когда Эрвин признавался там, в поле, он боялся проявить хоть долю ответной симпатии и думал лишь о том, что Эрвин может использовать любое его слово против него. И совсем забыл, что и он мог использовать слова Эрвина против Эрвина, и что Эрвин действительно ему доверился тогда. Может, это была лишь манипуляция, но она не помогла бы Эрвину выиграть на выборах, от неё не было толку. И возможно, стоило тогда самому схватить его за воротник, дёрнуть вниз и поцеловать. Возможно… Но Леви упустил момент. И теперь было слишком стыдно признать это. — Ладно, — сказал он. — Спать давай. Завтра важный день. — Да, — смиренно согласился Эрвин. — Ты продуешь, — напомнил Леви. — Горожане за меня. — Вообще-то, Майк на этой неделе провёл соцопрос, и большинство людей поддерживают меня, — поддразнил Эрвин. — Как человека, который хотя бы знает, что ему делать на этом посту. А тебя поддерживают только люди с твоей улицы. — Не только! — возмутился Леви. — Преимущественно. — Твой Майк просто запугал всех. Небось, опрашивал в тёмном переулке с ножом у горла, — цыкнул Леви. — Все наши за меня! Отсоси, победы тебе не видать. — Хорошо, если проиграю — отсосу, — вежливо и скромно согласился Эрвин. — Да я… — Леви подавился словами и жалобно булькнул, разом представив Эрвина у себя между ног. Такого большого, красивого, горячего, ведущего ладонями по бёдрам, обтянутым пижамными штанами… Пингвины на штанах сразу стали бы стали тропическими павлинами. А заявление Эрвина повергло в панику. Оно не оставляло выбора. Проиграть выборы — позорно и не хотелось. Выиграть — и Эрвин обещал сделать нечто чудовищное, немыслимое и возбуждающее одним своим допущением… — Ты ещё в первую нашу встречу просил отсосать, — напомнил Эрвин озорно. — Но тогда я решил, что мы недостаточно знакомы для подобных активностей. — Это слово имеет переносный смысл! — вспыхнул Леви. — Как и весь мат. — Я приличный мальчик, — поддразнил Эрвин. — Матом не ругаюсь, в значениях не разбираюсь, понимаю всё буквально. — Стебло. — Ты очень мило смущаешься. — Я не смущаюсь. Мне вообще начхать. — Начхать, если я отсосу? — Эрвин! Эрвин притих. — Сам ты мило смущаешься! — выпалил Леви и положил трубку. Кажется, ситуация только усложнилась. Он звонил в надежде, что успокоится и сможет мирно заснуть, а в итоге только распалился, смутился и возбудился одновременно. Да ещё и заработал себе фантазий на всю ночь. От одной мысли о минете хотелось лезть на стену, потому что это было даже слишком и чересчур. Леви умылся ледяной водой, чтобы хоть немного очистить сознание, но понял, что так ничего и не понял — ни про выборы, ни про себя, ни про Эрвина, ни про то, есть ли у них шанс на общее будущее. Эрвина завтрашние выборы, похоже, вовсе не интересовали. Как будто ему было всё равно, если он проиграет. Но если он проиграет — он уедет, а если Леви ему нравится, то почему он так спокоен? Или он настолько уверен в победе и считает, что станет мэром и будет крутить роман с дворником с высоты своего великого поста? Что, если он не соврал, и опрос горожан действительно показал, что большинство на стороне Эрвина? Впервые за неделю Леви вдруг действительно начал беспокоиться об исходе выборов. До этого он был слишком самонадеян, слишком опьянён поддержкой горстки людей, выказавших ему одобрение, но они действительно не были всем городом и не олицетворяли собой всеобщее мнение. А теперь вдруг Леви испугался, что недостаточно внимания уделил общению с людьми, осознал, что должен был каждый день выходить к толпе и говорить какие-то нужные, ценные для них вещи, чтобы заслужить их симпатию. Теперь эта тревожность обострилась — вдобавок ко всем прочим. С другой стороны, Леви поймал себя на почти преступной мысли: если он проиграет, во-первых, Эрвин останется в Тросте, а во-вторых не будет отсасывать. Не вот так сразу. Это слишком уж быстро. Но проигрывать не хотелось. И ввиду того, что Леви всё равно не смог бы теперь заснуть, он уселся за кухонный стол, чтобы написать завтрашнюю речь. Закклай сказал, что позволит им с Эрвином выступить ещё раз перед избирателями. Недолго, по паре минут, чтобы в последний раз напомнить о своих благих целях и намерениях. Леви вдруг показалось, что он уже не сможет выступить перед людьми, как раньше, без подготовки, наговорив то, что в голову взбредёт. Он усомнился в себе, в своих силах, в желании победить, которое вдруг утратило свою привлекательность. Хотелось бороться до конца, и в то же время хотелось сдаться, выиграв нечто более ценное. Леви растерялся, как осенний листок, треплющийся на ветке под порывами ветра и не знающий, остаться ему мёрзнуть здесь, или упасть замертво в грязь, как его братья. Он пытался подобрать слова, но слова не шли. Вера в себя значила слишком много, теперь же она снова колебалась, и Леви задыхался от сомнений. Мысли путались, Эрвин маячил на горизонте сознания туманным силуэтом, лишая возможности связно мыслить. Возможно, он был прав. Возможно, Леви и вовсе не стоило ступать на этот путь. Но тогда они бы даже не встретились. Вздохнув, Леви опустил голову на сложенные на столе руки, пытаясь собраться с мыслями… А проснулся от звонка в дверь. Леви вскинулся, едва не упав со стула, заозирался, пытаясь понять, что происходит, и проморгаться одновременно от крепкого сна. Сегодня Эрвин тоже снился ему, но сон, на удивление, оказался не пошлым; они вдвоём спасали весь мир от инопланетной угрозы и вполне успешно уничтожали толпы гигантских многоножек, ползущих из портала в дупле какого-то дерева. В общем, идиотский сон, но Леви нравилось, что Эрвин рядом, и они вместе делают великое дело. А ещё Эрвин отлично смотрелся с базукой. Второй звонок в дверь окончательно пробудил ещё дремлющий мозг. Было светло, солнечные лучи били в окно, а Леви так и сидел на кухне в пижаме с обрывками ненаписанной речи. Вскочив, он бросился к двери, на ходу гадая, который час, и не опоздал ли он на выборы. — Кто? — грубо вопросил он, подойдя к двери. — Посылка для мистера Аккермана, — отозвался Спрингер старший, местный почтальон. — Получите, распишитесь. — Чего? — Леви отпер дверь и открыл её, хмуро глядя на нарушителя спокойствия. — Я ничего не заказывал. — От Эрвина Смита. — От него тоже не заказывал. — Не моё дело, — Спрингер пожал плечами, протягивая ему крупную коробку, обёрнутую крафтовой бумагой и перевязанную бечёвкой. — Я просто работу выполняю. А уж ваши тёрки сами решайте. Вот здесь вашу подпись, пожалуйста, и я побежал. — Я не приму. — Ей-богу, мне сейчас на другой конец города, а с этой коробкой на велосипеде не развернуться, уж очень неудобная. Примите, ну что вам стоит? Не то отказ придётся оформлять, форму заполнять… Ну господин Аккерман. Подпишитесь, не портьте мне карму. А я тогда за вас проголосую. — Шантаж, — буркнул Леви. — Подхалим. — А что поделать. Леви вздохнул и поставил быструю небрежную подпись в бланке о получении. — Доброго дня, господин Аккерман! Удачи вам на выборах! — приободрился Спрингер. — Спасибо, — пробубнил Леви, принял коробку, оказавшуюся довольно лёгкой, и пяткой захлопнул дверь. Распираемый любопытством, он отнёс коробку в комнату, расположил её на кресле и уставился на надпись на бумаге. Его имя, его адрес. Имя Эрвина в строке «отправитель». Подарок. Первой мыслью была шоколадка. Очень большая и толстая. Может быть, даже шоколадный член. Леви даже захотел, чтобы это был шоколадный член, отлитый по образу и подобию Эрвинова — на нём можно было бы попрактиковаться в обсасывании. Но для члена коробка была всё же крупновата. Часы показывали восемь утра. Ещё предостаточно, чтобы подготовиться, собраться и дойти до мэрии прогулочным шагом. Поэтому Леви, схватив ножницы, набросился на коробку, желая скорее узнать, что за чертовщину Эрвин ему прислал. Не её ли он делал или покупал вчера вечером? Коробка внутри, под слоем бумаги, оказалась тёмно-синей, с позолотой и какими-то красивыми логотипами. Явно не из Троста — она похожа была на королевский ларец, и Леви немедленно решил, что будет хранить в ней запасные губки или ещё что-нибудь ценное. Обмирая от волнения, он приоткрыл крышку, отвернул ещё один слой тончайшей бумаги и узрел нечто, чего точно не ждал увидеть. Ткань. Дорогую шерсть, идеальный пошив и крой, шёлковистую подкладку. Дрожащими руками — на вид это стоило половину Троста — Леви извлёк из коробки прекрасный тёмно-серый костюм, белоснежную сорочку, шёлковый галстук с едва заметным фактурным узором и классические чёрные дерби из натуральной кожи. Леви ни разу в жизни не надевал ничего подобного и теперь ощутил себя Золушкой, которой подарили чудеснейшее платье, чтобы пойти на бал. К этому великолепию так и хотелось прикасаться, гладить, рассматривать. И обязательно примерить. А ещё — оно было нужного размера. Леви чуть слюну не пустил. В Тросте Эрвин не смог бы такое купить. К тому же, вчера вечером магазины были уже закрыты. Значит, он привёз костюм из столицы. Значит, ездил туда специально для этого, а шины были лишь прикрытием?! Леви понимал, что за два года не зарабатывает столько, сколько всё это стоит. Неужели этот наряд был доказательством чувств Эрвина? Это стоило очень, очень много, было очень, очень ценным, но Леви рассердился. И, схватив телефон, набрал последний номер. Эрвин ответил почти сразу. — Доброе утро, — поздоровался он. — Ты получил посылку? Я очень просил, чтобы её доставили как можно раньше. — Получил! — мрачно, почти злобно ответил Леви. — Так это что, твоё доказательство?! — Доказательство? — Эрвин словно бы удивился. — Ты что, решил, что можешь меня купить?! Просто слил кучу денег — и я твой?! Как бы не так, морда позолоченная! Ничего подобного! Дворники — народ гордый! Мы не продаёмся за шелка и брильянты! — Леви… — Может, у вас в столице так девок клеят, ну так тут не столица, и я тебе не девка! За шлюху меня принял?! Заплатил — и получил?! Иди нах! — Нет, нет, стой! — вмешался Эрвин, пока Леви набирал в лёгкие воздуха для новой тирады. — Это не доказательство. Это просто подарок. Леви нахмурился, подбирая слова. — Я не пытаюсь тебя купить, — сказал Эрвин спокойно. — Не подлизываюсь. Не даю взятку. Я просто хочу, чтобы ты пошёл на выборы не в кедах и футболке. Не потому, что они тебе не идут, вовсе нет. Просто это важный день для тебя. И я хотел бы, чтобы ты не только выглядел красиво и солидно, но и чувствовал себя действительно важным для этого города человеком. — Эрвин, — Леви слегка растерялся. Речь была веской и основательной, как и всегда. — Я… Ладно, допустим, я погорячился. Но я это не приму. Это слишком дорого. — Я больше не экономлю каждый геллер, — убедительно сказал Эрвин. — И могу позволить себе сделать другу подарок. Я ездил в столицу, Леви, а туда больше дня пути на машине. Эти вещи — твоего размера. Я купил их для тебя. Привёз их для тебя. Прошу, прими их как знак моего уважения и моей дружеской симпатии. — Дружеской, — проворчал Леви. Ночью Эрвин шутил про «отсосать», а теперь симпатия «дружеская»? — Слышь. Придёшь и заберёшь свой костюм, и делай с ним что хочешь. Мне такое не надо. И вообще, откуда ты узнал мой размер?.. — У меня свои источники. Леви, послушай… — Ебать. Источники у него. Так в тот вечер… Блядство. Так это ты заслал ко мне своего усатого урода, чтобы размер узнать?! Он что, в вещах моих рылся?! Тц, заразина, а я их не стирал после этого! Он мне на сидушку нассал, а потом ссаными пальцами мои вещи перебирал?! Иди ты нахер, Эрвин! Подавись своим пиджаком! Между нами всё кончено! — Подожди, — попросил Эрвин. — Чего это я должен ждать?! — Дай объяснить. — Чего это я должен тебе давать?! — Леви, пожалуйста. Я никого к тебе не подсылал. — У меня на сидушке унитаза была капля мочи. А на следующий день ты свалил в столицу за костюмом, — зло прошипел Леви. — И как ты это объяснишь? — Во-первых, — попросил Эрвин, — успокойся. — Во-вторых, в последнее время Майк подружился с Фарланом, и… — Подружился?! Фарлан, предатель! Хоть бы слово сказал, сучоныш. — И я попросил Майка спросить у Фарлана твой размер одежды, — добавил Эрвин. — Только и всего. Я хотел сделать тебе сюрприз и уж точно не хотел, чтобы кто-то к тебе вламывался. А ну-ка, погоди, повиси немного, я сейчас спрошу у Майка, в чём дело. Леви сердито засопел, злясь на Фарлана и выжидая пояснений. Эрвин, судя по всему, включил громкую связь. В трубке раздались шаги, щелчок дверного замка, потом скрип ещё одной двери. — Майк, — позвал Эрвин. — Слушай, помнишь, я просил тебя узнать у Фарлана Чёрча размер одежды, которую носит Леви? — Здоров, — послышался звучный голосище Захариуса откуда-то со стороны. — Ну помню. — Так вот, — Эрвин выдержал выразительную паузу. — Фарлан просто назвал тебе размер, или..? — А, чёрт, я ж тебе не успел рассказать, — развеселился Майк. — Короче, прихожу я к пацану. Говорю: скажи, мол, размер, который ваш снусмумрик носит. А он мне говорит: не знаю, маленький. Вот вроде друг, а не в курсе. Стали гадать, что там за маленький. Я говорю, XXS, а он мне: нет, мол, такой в плечах будет мал. Вот я, Эрвин, все твои размеры и обхваты знаю, а этому хоть бы хны. В общем, сидим мы, думаем, что делать. И тут Фарлан говорит: у моей мамки, мол, ключ есть от квартиры дворника. Давай его, мол, стащим, зайдём да посмотрим, чтобы не гадать. — Так, — начиная понимать ситуацию согласился Эрвин. — И вы пошли на взлом? — Ну какой же это взлом, если у нас ключи были? — удивился Майк. — А я вообще на шухере стоял, даже не ходил туда. Кстати, дворник твой нас чуть не спалил. Стою я в закоулке, курю. Смотрю — идёт мелкий шпендик. И какой-то мечтательный весь. А Фарлан ещё в квартире. Ну я ему звонить, тревога, мол, вали оттуда срочно. Он там в панику, чуть телефон в унитаз от страха не уронил. Отлить приспичило, вот и задержался. В общем, пацан едва успел удрать. Спрятался в подъезде на тёмной лестнице, а когда дворник прошёл — вышел ко мне. — Мм, — прокомментировал Эрвин. — Что такая рожа недовольная? — Это всё равно взлом, Майк, — со вздохом ответил Эрвин. — Проникновение на частную территорию посторонних лиц. Ты ведь тоже в конгрессе. Член партии «Крылья Свободы». И пошёл на преступление? — Да ну, не душни. Просто один друган заглянул на несколько минут в квартиру другого. Он же не спёр ничего. — Майк, суть в другом. — Да что ты вообще всколыхнулся? Иди патлы укладывай, лохматый весь. — Эрвин, — подал голос Леви, терпеливо молчавший во время всего этого диалога. — Отъебись от него. Это Фарлану надо пизды отвесить. Эрвин вздохнул. — Это у тебя кто? — оживился Майк. — Дворник, что ли? Вроде его угрюмые попискивания. — Ладно, этому тоже отвесим, — решил Леви. — Тогда посмотрим, у кого тут попискивания. — Эрв, что за дела? — возмутился Майк. — Я думал, ты этого карлика потопить хочешь. А ты мало того, что… В трубке раздались гудки. — Хо? — удивился Леви, удивлённо смотря на экран с информацией о завершённом вызове. — Это ещё что за секреты? Ёпт, так можно ему доверять или нет? Посновав по квартире в ожидании нового звонка, Леви вспомнил, что у него на кресле всё ещё разложен дорогущий костюм из столицы. Выходит, Эрвин не проникал в его квартиру, и даже не пытался. Выходит, это было инициативой Фарлана, который, хоть и разложил просмотренную одежду в том же порядке в идеальные стопочки, а всё же в спешке не заметил оставленную на сидении унитаза капельку и убежал, не успев её вытереть. Что ж, это было похоже на Фарлана. И Леви был намерен отвесить ему крепкого пинка за шашни с врагом и за такой шпионаж. От кого-кого, а от этого идиота Леви никак не ждал двойной игры. Выходит, Эрвин подкупил не только Изабель, отремонтировав ей мотоцикл, и не только Моблита, подсунув ему свою секретаршу, но и Фарлана, каким-то образом подружив его с Майком. Да что там, Эрвин и самого Леви почти переманил на свою сторону. И переманил бы, если бы не этот дурацкий костюм. Сейчас же Леви снова был полон сил для борьбы с этим наглецом. Был ли костюм подкупом или подарком — он не собирался его надевать. Зато намерен был пойти на выборы и триумфально победить в них. Вся уверенность, утраченная после вчерашней прогулки на мотоцикле, теперь вспыхнула с новой силой. Кажется, соперничать с Эрвином было проще, чем любить его. Проще и увлекательнее. Направившись в ванную, Леви умылся, почистил зубы, причесался. Накинул халат, напёк оладушек и съел четыре штуки на завтрак, щедро полив мёдом и запивая жасминовым чаем. Спокойный, уверенный в себе, готовый ко всему… Кроме звонка Моблита. — Чего тебе? — буркнул Леви в трубку, утирая губы салфеткой. — Мистер Аккерман!!! — голос Бёрнера звенел от волнения. — Вы уже знаете?! Поздравляю вас!!! — Что знаю? — не понял Леви, но в груди заскребло неприятное предчувствие. — Про победу в выборах! Вы победили! — выпалил Моблит. — Чушь, выборов ещё не было, — откликнулся Леви. — Сейчас оденусь и пойду. — Нет же! — Моблит задохнулся, поняв, что Леви ещё не в курсе. — Выборов не будет! — Как не будет? — Леви едва не выронил телефон. — Не будет! Мистер Смит снял свою кандидатуру! — Э? — Да! — Сейчас?! — Нет, вчера вечером. Я только что звонил Ханджи, а она рассказала, что мистер Смит вчера лично ходил к Закклаю. Тот уже был не на работе, так мистер Смит его нашёл, заставил себя выслушать и написал официальный отказ. Так что с утра Закклай снял его кандидатуру, а значит, вы — единственный кандидат, и выборы не состоятся. Вас просто назначат мэром! — Ч… — Поздравляю! — Погоди, — Леви вскочил из-за стола, не способный усидеть от услышанного. — Вчера?! Вчера вечером?! Выходит, когда он звонил Эрвину, тот УЖЕ отказался от поста в пользу Леви? Выходит, Эрвин уже знал? Может, и костюм Эрвин купил именно потому, что знал, что Леви победит, и хотел, чтобы он предстал перед городом в солидном и вызывающем уважение обличье? Леви ругал его, клял во всех грехах, винил в попытке подкупить, а Эрвин — глупый, влюблённый Эрвин — отрёкся от всего, отказался от поста, за которым приехал, отрёкся от борьбы. А ведь Эрвину нужна была победа. Если он был в столице на плохом счету и его сослали сюда — ему действительно стоило не отсвечивать лишний раз. А как будет выглядеть его возвращение в Митру?! Вылетел с выборов, проиграв какому-то дворнику?! Это удар по репутации, от которого всю жизнь будет не отмыться. И Эрвин пошёл на такое ради Леви?! Ради человека, который ему хамил, грубил, публично унижал и который пытался его подставить?! Леви так распереживался, что даже глаза защипало. — …ман? Мистер Аккерман, вы ещё здесь?! — нервно кричал Моблит в трубке. — Выборы будут, — решительно ответил Леви и отключил его. И сразу же набрал Эрвина, нервно и почти истерично топая тапком по полу. — Да? — тот звучал обеспокоенно. Может, думал, что Леви на него за что-то обижен после того разговора с Майком. — Ты что, блядь, творишь?! — взвился Леви. — А ну иди и живо отзывай свой отзыв, отменяй свою отмену, делай что хочешь, но чтобы на выборы пришёл и состязался по чести! — А, — в голосе Эрвина зазвучала улыбка. — Ты узнал. — Ты вчера на том ёбаном поле не мог сказать, что такую херь затеял?! Что за дебилизм?! — Не ругайся, — чуть смутившись, попросил Эрвин. — Почему ты так рассердился? Всё это время ты так хотел победить, твердил, что я проиграю, старался, прилагал все усилия, проявил столько стойкости, воли и силы. Я решил, что если уступлю тебе, это будет достаточно веским доказательством моих к тебе чувств. — Доказа… Так ЭТО, по-твоему, доказательство?! — А тебе и такого недостаточно? — Эрвин насторожился и как будто даже обиделся. — Что же тебе нужно? Отдать всё, что у меня есть, бросить работу, слить кровь, продать почку или, может, жизнь, чтобы ты просто поверил, что нравишься мне? Не слишком ли много, чтобы просто подтвердить свои слова? — Дурак ты, Эрвин, — Леви искренне погрустнел от услышанного, поджал губы. — Я правда кажусь такой требовательной мразотой? Мне бы поцелуя хватило. Эрвин по ту сторону трубки поперхнулся воздухом. — Поце… Кх… И только? — растерялся он. — Слово. Действие. Доверие, — нехотя откликнулся Леви, тоже почувствовав неловкость. — Не обязательно тратить миллионы и отдавать почки, чтобы тебе поверили. Ты же политик, должен это знать. — Но ты всегда так сомневался в моих словах, всегда был таким подозрительным, как будто считал меня каким-то маньяком, — Эрвин звучал вконец растерянно. — Я решил, что тебя убедят в моей искренности только очень веские доказательства. Что я должен чем-то пожертвовать ради тебя, или… — Идиот. — Как бы то ни было, — Эрвин вздохнул. — Теперь ты веришь? — Теперь я считаю тебя идиотом. — Но веришь? — Скажу после выборов. — Но ты уже победил. — Нихуя! — возмутился Леви. — Я не стану занимать пост, занятый нечестным путём. — Но всё честно. — Нет! — Леви снова сердился всё больше и больше. — Я не хочу садиться на трон, который мне подносят на блюдечке с голубой каёмочкой. Не надо мне поблажек. Ни от тебя, ни от Закклая. Не знаю, чем ты там занят, но живо иди в мэрию и вступай обратно! Я хочу победить честно. Или честно проиграть. Получить то, что заслужил, а не подачку, кинутую мне как одолжение ради какого-то доверия. Ты лишаешь город права выбора, Эрвин. А меня — чести в этой битве. — Но Леви… — Если ты откажешься, то и я откажусь! — безапелляционно заявил Леви. — Я не хочу такой победы. Это не победа. Это грёбаная уступка. — Леви… — Я же сказал: мы, дворники — гордые люди! Мы не принимаем милостыню. — Да послушай же! — Не буду я слушать! Ты, Эрвин, и о своей шкуре подумай. Ты в столице на плохом счету. Что с тобой сделают, если вернёшься после такого проигрыша? Заклеймят и сошлют в такой засранск, что наш Трост по сравнению с ним мегаполисом покажется. Навсегда сошлют, как лузера из лузеров! Скажут — не только проиграл, так ещё и не пытался! Ты себе жизнь гробишь! — Леви… — теперь в голосе Эрвина звучало тихое восхищение. — Ты… — Я. — Ты заботишься обо мне больше, чем о себе, — тихо проговорил Эрвин. — Ты не представляешь, как много это значит. Эти твои слова весомее любых признаний, и я даже не… — Углохни, — смущённо буркнул Леви. — Признания тут не при чём. Простая человеческая забота. Ты ж на себе крест ставишь. — Со своими проблемами я разберусь, — заверил Эрвин. — Вот уж нет, — возразил Леви. — Ещё раз: пиздуй к Закклаю и скажи, что участвуешь. Иначе я тоже выбываю и иди нахер. Больше ко мне даже не подходи. — Это шантаж? — Да, и что? — ответил Леви претенциозно. — Мм, — задумчиво протянул Эрвин. — А если я буду участвовать в выборах, ты обещаешь надеть костюм? — Это тоже шантаж! — возмутился Леви. — Именно, — спокойно согласился Эрвин. — Но это справедливо. Я соглашаюсь вернуться к выборам, а ты соглашаешься надеть костюм. Он тебе нравится? Леви поёжился. Покосился на костюм. — Он дороже, чем я, если распродать на органы, — буркнул он. — Страшно трогать. Из чего эта рубашка вообще? — Хидзурский шёлк, — ответил Эрвин. — Тонкий, как раз для лета. — Чёрт, — Леви направился на кухню, чтобы плеснуть себе ещё чая. — Нет. Не пойдёт. Если я надену это, я буду выглядеть не как пацан, представляющий собой волю народа Троста, а как такое же расфуфыренное столичное чмо. Лицемерие. — Ты будешь выглядеть, как уважающий себя человек, а не огородный босяк, — возразил Эрвин. — Хо-о? Так я выгляжу, как огородный босяк? — А я — как расфуфыренное столичное чмо? Леви цыкнул, и оба рассмеялись. — Я уверен, что костюм не испортит твои результаты на выборах, — убеждённо сказал Эрвин. — И я клянусь, если ты проиграешь — я в любом случае сделаю тебя заместителем, а через год уступлю место мэра, как и предлагал ранее. Ну же, соглашайся. — Хрена с два я проиграю, — цыкнул Леви, зажав телефон у уха плечом и наливая чай в чашку. — Я прошу тебя вернуться в выборы не чтобы проиграть тебе, а чтобы одержать честную победу. — Ладно, — согласился Эрвин. — Так мы договорились насчёт костюма? — Только если ты участвуешь. — Хорошо. — Без шуток, — предупредил Леви. — Разумеется. — Тогда я пошёл мерить твои заморские тряпки, — сказал Леви и отключил звонок, пока беседа не затянулась. С Эрвином хотелось болтать бесконечно, даже ругая его. Но за болтовнёй можно было ненароком пропустить собственные выборы, поэтому следовало пресекать её резко и решительно. Костюм ждал на кресле. Красивый, аккуратный, восхитительный. Так и просился на плечи. Леви вздохнул — на сей раз не устало, не раздражённо, а с трепетным предвкушением. И снова набрал Моблита. — Эй, Бёрнер, — позвал он, едва тот снял трубку. — Умеешь повязывать галстук?