***
Утром Чимин просыпается с осознанием своей новой чудовищной реальности. Ещё только утро, а юноша уже не знает, как дожить до вечера. Вчера он проснулся от сладкого сна, который называл любовью – болезненно и безжалостно. Юнги рядом нет, наверное, принимает душ. Слух улавливает далёкий едва слышный шум воды. Веки чудовищно опухают, а на лицо ложится уродливая печать боли. Юноша случайно видит себя в зеркале и с отвращением отводит от него взгляд. Затем с трудом заставив себя двигаться, подхватывает чистое полотенце и отправляется в душ, чтобы немного прийти в себя. На кухне Юнги уже ведет с кем-то переговоры по телефону. Перед ним на столе чашка с кофе и включенный макбук. Сосредоточенный, собранный и хладнокровный. Больной ублюдок. Рядом с Юнги полноценный завтрак для Чимина, но юноша игнорирует его, обходит стол, берет из холодильника бутылку минеральной воды, и отпивает немного. Как только Чимин появляется на кухне, карие глаза неотрывно следят за ним. Не прерывая разговор, парень жестом показывает на накрытый стол. Чимин кривит на это губы и уходя, злобно бросает: — Меня тошнит. Юнги завершает разговор, встаёт и безразлично выбрасывает всю еду, вместе с посудой, в мусорное ведро. Затем идёт следом на выход. На улице Чимин и не думает садиться в машину, но благополучно пойман на пути к автобусной остановке и приволочен обратно. — Чимина, пожалуйста, — терпеливо просит Юнги, — не устраивай сцен. Садись в машину. Если не хочешь воспринимать мою заботу как от любимого человека, то прими, как от брата. Лицо Чимина морщится от боли. Отличное напоминание, будто он теперь в состоянии забыть, кто они есть. Парни доезжают молча, в дороге Юнги незаметно наблюдает за юношей. Теперь Чимин наглухо закрывается в себе, становясь таким же, каким был во времена своего одиночества. От него исходит арктический холод, и это страшно беспокоит. Прекрасно понимая, что заслуживает подобное отношение, Юнги стискивает зубы и молчит. Выжидает. В школе, конечно, всё не могло остаться, как прежде. Чимин теперь пропадает все перемены в библиотеке, и Юнги оставляет его в покое и не наседает. — Я не хочу сегодня на тренировку, — заявляет Чимин на школьном обеде. — Почему? У тебя только начали появляться успехи, — как можно спокойнее рассуждает Юнги, — сейчас нельзя пропускать. Ты проходишь важные основы. — Мне похуй, — Чимин смотрит с вызовом в глазах и вполне спокойно ожидает взрыва. Юнги откладывает палочки и изучающе смотрит в чужие глаза. И, о, чудо, вдруг покорно опускает взгляд. Впервые молча снося явное непослушание. Какого хрена? — Как скажешь, — соглашается он и наблюдает за ухмылкой на полных губах нечитаемым взглядом. Чимин машинально ест и избегает контакта глаза в глаза, Юнги и не ищет. Все равно там сейчас одно направленное на него отвращение. — Тогда чем хочешь заняться? — спрашивает Юнги, снова берясь за палочки. — Поеду на пустырь. — Поедем вместе вечером, — охотно предлагает парень. — Нет. Я один, — выделяя каждое слово, твердо цедит сквозь зубы юноша. Юнги снова молчит, а Чимин гадает, насколько же хватит чужого терпения. Решает попробовать нащупать, так сказать, границы. — А ещё я возвращаюсь сегодня к себе домой, — добивает он сверху. — Кто сказал? — Я так решил, а тебя больше не должно это волновать. Юнги застывает. Долго молчит, и, наконец, поднимает тяжёлый взгляд: — Не наглей, — звучит тихо и с угрозой. По телу по прежнему пробегает дрожь от пронзительного взгляда и низкого голоса. Чертовы рефлексы. Чимин достойно выдерживает взгляд и думает про себя, что непременно попробует переехать. Юнги сдерживается и пытается быть мягче из-за чувства вины, но все равно не позволяет ему делать все, что он хочет. Быть рядом с Юнги невыносимо. Скоро Чимин начнёт задыхаться от любимого запаха, которым теперь пропитан с головы до ног. Нужно выбираться, иначе точно утонет в этой боли.***
Водитель такси с удивлением смотрит на Чимина, когда тот просит остановиться на отшибе улицы. Наверное, решает, что Чимин сумасшедший, но молча берет деньги и уезжает. Закатное время подходит, но красный диск солнца словно застывает на горизонте, двигаясь вниз ужасно медленно. Юноша сидит на голой траве, и да, плевать теперь на шмотки. Ему они никогда не были важны, просто хотелось нравиться… брату. Скоро он освободится от него и вернёт, а вернёт ли? Свою прежнюю разрушенную жизнь. Чимин должен попробовать сделать это, иначе новая реальность и жизнь уничтожат его. Сжимая на ноющей груди ткань футболки, юноша шепчет куда-то в пустоту: — Прости, что давно не приезжал. Чимин вновь чувствует влагу на щеках, однако, внутри нет ни капли облегчения. В последний раз он плакал вчера, а до этого только на похоронах бабушки. Вчерашнее потрясение за день только усиливается, прекращаясь в сильнейшую боль. Только здесь он мог не притворяться, там, в доме Юнги для него отныне нет покоя. Чимин подтягивает колени к груди и плачет навзрыд. Он оплакивает отсутствие близкого человека рядом, ведь только бабушка поняла бы его сейчас, не задавала бы лишних вопросов и не спешила осуждать. Ощущая в душе чудовищную по своим размерам пустоту, Чимин так же оплакивает свою невозможную обреченную любовь. Все чувства смешиваются, образуя огромный ком и больше не помещаясь внутри. Ему впервые настолько сильно жаль самого себя. — Я так скучаю по тебе, — неразборчиво шепчет Чимин, — почему это должен был быть он? Ты все знала, мне так жаль. Мне так стыдно. Сквозь слёзы и красную пелену закатного неба он больше не видит своего будущего. Как же хочется сжечь все воспоминания и события, превратив память в пепел. Чтобы не чувствовать больше ничего, чтобы превратиться в ничто.***
Домой Чимин приезжает затемно, и то, потому что Юнги потребовал вернуться немедленно. Юноша не хотел возвращаться, но ему в любом случае нужно было объявиться здесь ещё раз, чтобы забрать документы. Он чувствует себя заметно лучше и теперь настроен более решительно, ведь пришло время освободиться. Юнги встречает своего загулявшего парня в прихожей. На нем чёрный домашний костюм оверсайз, который выгодно оттеняет цвет кожи. От него, как и всегда, веет мощной подавляющей энергетикой. Взгляд Чимина неосознанно проходится по чужой фигуре и подмечает достоинства. — Если бы я не позвонил, ты бы не явился? — Юнги старается говорить спокойно, но недовольство всё же явно проскальзывает. — А ты как думаешь? Я должен рваться к тебе? — в тон Юнги, ехидно отвечает юноша. — Мы должны поговорить, — настойчиво говорит парень. — Мне хватило вчера. — Чимин, — мягко зовет низкий голос. — Что? — Пойдём в нашу комнату и давай уже поговорим спокойно. Нам есть, о чем. Неужели у тебя нет ко мне никаких вопросов? — Ты имеешь в виду вопросы об отце? — прямо спрашивает Чимин, — мне это неинтересно. Лицо Юнги становится непроницаемым. — Правда неинтересно? Хорошо, — он сторонится, давая дорогу, когда юноша двигается в их комнату. Когда Юнги входит следом, то первое, что видит, как Чимин поспешно собирает документы в свой рюкзак, сгребает туда же и учебники. — По-моему я ясно выразился сегодня, что ты никуда не переезжаешь, — устало говорит парень, цепко следя за действиями юноши. Чимин поворачивается к Юнги, бросая на время своё занятие. — Я не собираюсь оставаться с тобой под одной крышей больше ни дня. Ты отпустишь меня или я вызову полицию, если будет нужно. — И что ты им скажешь? — спрашивает Юнги, ничуть не испугавшись, — я всего лишь твой старший брат, который волнуется за тебя и не отпускает никуда посреди ночи. — Почему ты не задумывался о родстве, когда спал со мной? — дёргаясь от слова «брат» горько спрашивает юноша. — Вот именно, потому что ты для меня, в первую очередь, любимый человек. Чимин брезгливо кривится. — Не говори так. Мне противно от одной только мысли. Я даже слов не могу подобрать для такого, как ты. — Какого? — требовательно спрашивает Юнги, — говори, выговорись сейчас. Я промолчу и всё приму, потому что действительно виноват, но ты больше не будешь закрываться от меня. — Слишком многого хочешь. Я никогда не приму и не смирюсь с тем, что мы братья. Меня тошнит от тебя. Мне тошно от самого себя. — Никто из нас не виноват в этом, — отвечает Юнги, — я понимаю всё, что ты чувствуешь, потому что сам прошёл через шок и принятие. Чимин качает головой. — Ты болен, ты правда болен, — шепчет он, — как можно такое принять? Юнги подходит ближе, не обрывая зрительный контакт. — А ты? Не болен? — спрашивает вкрадчиво, обжигая горящим взглядом, — хочешь сказать, что излечился за одну ночь? Юноша не в силах пошевелиться, тело сковывает привычное предвкушение. Его собственному телу совершенно безразлично, что оно реагирует так на брата. Извращение. — Прошу, не надо, — закрывая глаза и понимая, что за этим последует, молит Чимин. — Тише, — шепчет Юнги, — я не буду заставлять. Просто послушай свои ощущения. Доверься себе. Теперь он стоит вплотную, а их бедра почти соприкасаются. Теплая ладонь нежно скользит по руке и плечу юноши. Задерживается на шее, так же осторожно оглаживает кожу и ложится на щеку. Чимин дрожит, ощущая толпы сладостных мурашек на спине и открывает глаза. Смотрит, но не препятствует. Тогда Юнги смело забирается одной рукой под футболку и ласкает чужой напрягшийся живот, другая рука задевает соски. Естественно, от такой привычной ласки у Чимина уже крепко стоит, просто от касаний, от присутствия, от запаха. Юнги понимает, что сейчас происходит с его братом, но не понимает только сам Чимин. Почему он не перестал желать этой грешной близости, особенно после того, как узнал правду? — Какие ещё тебе нужны доказательства? Твое тело всё ещё хочет меня, — сладко шепчет Юнги, — нашим телам и сердцам плевать, что мы братья. Общее настоящее и будущее было для нас предопределено. Юноша отталкивает от себя брюнета, с ужасом признаваясь самому себе, что каждое слово Юнги задевает и бьет туда, куда нужно, достигая цели. Чимину трудно принять тот факт, что он как и всегда, до сих пор беззащитен перед Юнги. Но ведь всё поправимо, ему просто нужно время, чтобы отвыкнуть. — И пусть, если я тоже болен. Нормальный человек на моем месте давно сбежал бы от тебя ещё в самом начале. Но я не хочу больше это продолжать. — А кто нормальный? У каждого своя степень безумства. Нам с тобой не повезло полюбить друг друга, а некоторые вообще могут никогда не познать взаимной любви. Я узнал, что такое любить и отказываться от этого не хотел. Я не спал почти каждую ночь, обдумывая это. Так что, если ты думаешь, что я просто так временно стою на своём и упрямлюсь, то зря. И тебе тоже просто нужно время. Я дам тебе его. — О чем ты? — юноша едва приходит в себя, слушая Юнги. Ему становится жарко и в груди громко бьется сердце, стоит только услышать чужие, такие проникновенные откровения. Чимина до сих пор греют пылкие слова и всё ещё не безразличны признания. Однако, на последних словах подвисает, не сразу поняв их значение. — Так ты отпускаешь меня? — удивляется он, во все глаза глядя на Юнги. — Я даю неделю, чтобы ты хорошо подумал, но жить ты остаёшься здесь. Ты не в курсе, но эта квартира уже месяц как переписана на твоё имя. Я съеду отсюда, пока ты будешь приходить в себя. Я хочу, чтобы ты в полной мере осознал и понял, что будет, если мы вернёмся к прошлой жизни и больше не будем вместе. Каждое слово все больше повергает в шок. Вовсе не этого добивался Чимин, приехав с твёрдым намерением покинуть это место. — Это бессмысленно. Зачем ты сделал это? — ошарашенно спрашивает юноша, — это не моя квартира, кто давал согласие переписывать ее на меня? — Насколько я знаю, когда дарят подарки, обычно на это не берут разрешение, — с каменным лицом проговаривает Юнги и чуть жёстче продолжает, — и кстати, ты ни за что не бросишь тренировки. Я по достоинству оценил твой хук справа. Чимин роняет взгляд на чужую разбитую губу. Юнги ничем ее не заклеил и не позаботился о лечении. — Ты заслужил. — Именно поэтому и позволил, — согласно кивает, — если хочешь, можешь повторить. — Даже сейчас ты продолжаешь делать это, — обреченно вздыхает Чимин, имея в виду тренировки, — вроде идёшь на уступки и отступаешь, а сам всё равно выдвигаешь условия. Юнги смотрит с обезоруживающей нежностью и привычным жестом поправляет Чимину волосы. Юноша даже не дергается. — Скажи мне, колючка. Разве всегда было только плохо, когда всё за тебя решал я? Юноша тяжело сглатывает, едва унимая поднявшееся волнение и желание коснуться в ответ. «Конечно же нет», — кричит его сердце. Чимин привык делать то, что говорит Юнги. И тут ничего не попишешь, в большинстве случаев, ему это нравилось. — Мы оба знаем, что тебе нужна такая забота, какую даю тебе я. — Нет, — через силу лжёт юноша и на этот раз ему тяжелее выдержать пронизывающий взгляд. — Нет? — Юнги разочарованно вздыхает, — так ты всё же отказываешься принять то, что уже случилось? Ты хочешь сказать, что всё же разлюбил? — Отказываюсь, — не очень твердо отвечает Чимин, — да, я разлюбил. — Хорошо. Тогда сделаем, как собирались, — мрачно подытоживает парень и отходит на несколько шагов к шкафу, берет спортивную сумку и бросает туда немного своих домашних вещей и школьную форму. — Это бред, мне лучше самому уйти, — протестует юноша. — Закрыли тему, ты сейчас у себя дома. Я гость, поэтому уезжаю я. Видит Бог, Чимина, я хотел, как лучше, но ты решил проверить себя, потом не пожалей. Юнги легко подхватывает сумку, бросает через плечо и идёт к двери. — Куда ты сейчас пойдёшь? Уже ведь поздно, — не выдержав, раздраженно спрашивает Чимин. Юнги оборачивается у двери и смотрит с иронией: — А это уже не твое дело. Парень уходит, а Чимин остается стоять один в звенящей тишине.