Детство. Отрочество. Революция.

Всё время, отведённое на сборы перед завтраком, Лина тараторила о mademoiselle Фионе. Нет, даже не так. Всё время с момента, как Лину переселили к Мариссе в комнату – ведь негоже взрослой восьмилетней леди жить в одной комнате с мальчишкой – та говорила о mademoiselle Фионе. Иногда о погоде, снах или играх с братьями, а потом – снова о Фионе. Фиона Монтсиммар служила в институте преподавательницей литературы и французского языка. Она, к неудовольствию части классных дам, вела себя весьма либерально с ученицами, и Лина учительницу просто обожала. Марисса не понимала, чем дала понять, будто готова слушать о преподавательнице и литературе полчаса кряду, но сестру обычно не прерывала: говорила Лина, как правило, любопытные вещи. К тому же, Марисса надеялась, что, так увлечённая персоной учительницы, сестра проявит не меньше рвения и в учёбе и поможет ей смывать тот позор, который вечно бросает на семью безалаберность и наглость Эльзы. Но в этот раз ни сил не времени ждать, пока поток вдохновения Лины, вещающей о волхвах из русских былин и “Песни о Вещем Олеге”. – Ты хочешь опоздать к завтраку? Думаю, твоя матушка будет не в восторге, – строго сказала Марисса. Пока сестрёнка махала руками с кровати в одной ночной рубашке, она уже выбрала платье для завтрака, заплела волосы и теперь, задумчиво стоя перед зеркалом, думала, куда прицепить брошь в виде цветущей ветви вишни. Брошь Марисса сделала сама из кварца, яшмы и бисера. Такую же она подарила fräulein Беккер – своей любимой классной даме, которая всегда была к ней добра и часто ставила в кухонное дежурство вне очереди. Лучше всего вишнёвая ветвь смотрелась слева от воротника дымчатого розового платья. Ещё раз оглядев себя с головы до ног и обратно, Марисса задумалась: выпустить ли из косы небрежную прядь, чтобы она падала на лицо, как модно в этом году у старших институток, или, напротив, держать образ серьёзной барышни и затянуть волосы ещё туже. Покрутившись у зеркала, она остановилась на втором варианте, и закрутила толстую рыжую косу пучком на затылке. Тётя Сильвия и её знакомые придворные дамы ходят с убранными волосами, значит и Марисса будет. Лина за время, что решалась судьба причёски старшей сестры, успела натянуть юбку с блузкой и даже наскоро собрать какое-то недоразумение на голове, украсив его заколкой в виде лазурной бабочки. – А в программе второго класса много стихов учить придётся? Они сложные? А красивые? – расспрашивала Лина, пока они спускались на первый этаж и шли к южному флигелю, в летнюю столовую. Лина в этом году вышла первой ученицей по литературе и французскому и очень рассчитывала повторить успех в году грядущем. И, конечно, ей хотелось порадовать любимую учительницу. Марисса в этом году вышла первой ученицей почти по всем предметам и очень рассчитывала отдохнуть за лето. К завтраку они явились хоть и вовремя, но последними. Тётя Агнесс сухо поприветствовала их кивком, и Марисса тихо скользнула на место. Эльза бесстыдно зевала, пока дядя Беннет читал утреннюю молитву. Хоуп и Светлана – старшая служанка тети Агнесс – тоже зевали, но скромнее. Они пытались делать это, не раскрывая рта, и физиономии получались презабавные. Хорошо, что во время молитв тётя Агнесс смиренно склоняет голову, а не пялится по сторонам, наблюдая за лицами окружающих. Уж она бы… Вспомнив, что так, вообще-то, и полагает себя вести воспитанной леди, Марисса быстро уставилась глазами в вышитые цветы на льняной скатерти. Завтракали молча. Дядя Беннет и Василий вскоре отбывали в город на пару дней, а потому ели быстро. У тёти Агнесс, похоже было отвратное настроение, а остальные, независимо от того, насколько очевидно зевали, спали на ходу. Лазарь несколько раз пронёс бутерброд мимо рта и откусил воздух. Камвелл, не заметив, выпил чай из кружки Светланы. Эльза сложила локти на стол и подперла ладонью голову, а тётя Агнесс даже не заметила. Вчера взрослые допоздна ждали телеграмму из Петербурга, а потому проследить, чтобы дети улеглись во время не смогли. Только Марисса помнила, что бессонные ночи плохо влияют на цвет кожи, и отправилась спать вовремя. Утреннее солнце, между тем, добиралось них сквозь многочисленные и широкие окна южного флигеля. В его свете даже овсянка с малиной – а малину Марисса не жаловала – глядела из тарелки радостнее. Взрослые скоро попрощались и вышли из-за стола: дядя Беннет с Василием уезжали, а тётя Агнесс отправилась провожать их до экипажа. Осталась одна Светлана, объявившая время десерта. Сегодня на сладкое всем, кроме Лины, полагался шоколадный эклер. Лина была наказана за то, что вчера упала в светлом платье в розовый куст. Как именно она там оказалась никто из взрослых так и не вызнал, иначе бы без десерта остался ещё и Хоуп, бывший водой в той партии в жмурки. Эклер аппетитно блестел шоколадным боком в солнечных лучах и умопомрачительно пах. Однако этим летом Марисса решила чётко следить за питанием и соблюдать диету. Легонько пнув приунывшую сестру под столом, она показала знаками, что отдаст той своё пирожное, когда Светлана уйдёт. Лина просияла. Но время шло, эклер таял, а Светлана всё не уходила, лишь задумчиво смотрела поверх головы Эльзы в окно, выходящее в сад. Тяжело вздохнув, Хоуп страдальческим голосом произнёс: – Светлана, дорогая моя, добрая Светлана, принеси, Христа ради, ещё воды. Жарко очень. Он указал на пустой кувшин посреди стола. Светлана будто очнулась от забытья, тряхнула головой и поднялась на ноги. – Конечно, ваше сиятельство. Ещё кому-нибудь чего-нибудь с кухни принести? Воспользовавшись случаем все попросили ещё по бутерброду с сыром, и, захватив кувшин, Светлана ушла. Едва она скрылась в коридоре, Лина сверкнула глазами и обернулась к Мариссе. С сомнением прищурившись и покрутив тарелочку с пирожным, Марисса сказала: – Давай, пополам. Лина закивала, Хоуп передал нож и свою, уже пустую, тарелку, и Марисса разрезала эклер. Когда она передавала пирожное Лине, Лазарь возмущённо воскликнул: – Так не честно! Она наказана! – “Так не честно!” – передразнила его Эльза. – Ну давай, наябедничай иди! – злобно сказала она, нависая над столом. – Тише вы оба! Услышит. – Камвелл откинулся на стуле и выглядывал в коридор. Так с его места был лучший обзор. Пока старшие препирались, Марисса и Лина радостно поглощали свои половинки эклера. Внутри он был не просто шоколадным, а шоколадно-карамельным, и на секунду Мариссе подумалось, что диеты – выдумка лукавого и не более того. Но потом она вспомнила, как кавалеры ухлёстывали за Лией Кусланд из седьмого класса, и какая у той тонкая талия, и вновь утвердилась в намерении отдавать хотя бы половину пирожных ближнему. Когда Камвелл предупредил о возвращении Светланы, эклеры были благополучно съедены. Хоуп рассыпался в благодарностях, попивая свой стакан воды, и вскоре все разошлись. Марисса вернулась в комнату. Близнецы сразу после завтрака отправились с Камвеллом на берег: ещё в июне он обещал научить их бросать камни по воде, чтобы те отскакивали, и сегодня у него, наконец, нашлось время. Эльза и Лазарь, едва дожевав бутерброды, понеслись в лес. Вчера они поспорили, кто построит лучший шалаш, и сегодня битва вышла на последний этап. И значило это всё, в первую очередь, что Марисса осталась одна и в тишине. Она взяла со шкафа пачку акварели и альбом. На плотной обложке косыми печатными штрихами нарисованы купола кремлёвских соборов, так тоскливо отзывающиеся в её сердце. Нужно будет нарисовать собственную обложку и наклеить поверх. Плетёную шляпу с широкими полями Марисса обнаружила на верхней полке, но, немного приподнявшись на носочки, смогла зацепить её кончиками пальцев и даже поймала, прежде чем та приземлилась на пол. Пристроив шляпу поверх пучка и собрав кисти, Марисса отправилась в сад. Ещё около трети часа ушло, чтобы раздобыть чаю и стакан воды для красок. Она разместилась со всем грузом за небольшим столиком в тени высокого куста сирени и, наконец, могла приступать. Марисса рисовала гербарий. В первом классе они около двух месяцев провели, обучаясь рисованию стеблей, лепестков и самых разнообразных листьев. У Мариссы обнаружился талант, и mademoiselle Беже рассказала, что старшие девочки на естественных науках рисуют целые альбомы с цветами и деревьями, самые старательные даже заносят на лист их латинские названия и перечисляют основные свойства. Полистав несколько таких альбомов, Марисса загорелась тогда сделать свой собственный – самый красивый и самый подробный гербарий. И вот уже третье лето активно работала над воплощением идеи. Сегодняшняя страница посвящалась макам. “Papaver” – аккуратно вывела она карандашом. Чернильница и ручка никак не помещались у неё в руках по пути со второго этажа, а потому контуры и надписи Марисса закончит позже. Как и сирень, шелестевшая рядом листьями, маки к июлю уже отцвели. Марисса открыла оглавление толстенной книги, которую еле дотащила в сад – были всё-таки неудобства в том, что все братья разбрелись по своим делам. Большой ботанический справочник на прошлый день рождения прислал ей отец. По отцу Марисса скучала, но признавалась себе, что рада провести лето здесь, а не с ним в Подмосковье. Она переехала в Петербург четыре года назад, когда ей не исполнилось и шести, и привыкла называть домом скорее его, чем место, где родилась и выросла. И семьёй она чаще называла тётю Сильвию и братьев с Линой, чем отца. нет, он хороший, разумеется, человек, очень дорогой её сердцу, но… месяц, который Марисса каждые каникулы проводила дома, был, обычно самым тягостным и скучным за весь год. Она не совсем понимала, что за бунты происходят, благодаря им она “вынуждена” прожить в Ялте всё лето. В тайне она им радовалась. Марисса, ведь, не Эльза, оставшаяся на полном попечении дяди Нортмана и тёти Сильвии. Чего бы Эльза не творила, её не могли взять и отослать из Петербурга. А Мариссу – могли, и потому она стремилась вести себя безупречно, чтобы тётя и дядя гордились ей. Итак, маки в ботаническом сборнике описывались на сто восемьдесят третьей странице. Все цветы из сада Марисса уже нарисовала. И, как бы они не манили отвлечься на их живой аромат и настоящие, неподвластные книгам, цвета, она принялась переносить в альбом рисунок из книги. Карандаш заскрипел по шершавому листу. Стрекозы звенели в воздухе, и крылья их переливались изумрудом и лазурью. Мариссе стоило больших усилий снова и снова возвращаться к рисунку. Но, четверть часа спустя, она, наконец увлеклась. Вскоре служанка принесла воду. Акварель и кисти уже лежали на столе. Марисса придирчиво окинула эскиз взглядом. Большой бутон склонился на едва держащем его стебле немногим левее центра страницы. Под ним позже будет текст о свойствах и применении мака. Мариссе нравились яркие цветы. Вдоволь набрав воды на кисть, она нанесла алую акварель внутрь тонких карандашных контуров. Краска расплылась мягкими переходами по плотной бумаге, и Марисса аккуратно повела кисть дальше. Маковые лепестки однотонные, без переходов, как например, у пионов или некоторых роз. Получить такой цвет акварелью непросто, но Марисса, высунув от усердия кончик языка, аккуратно выравнивала краску. Вышло весьма достойно. Теперь нужно подождать, когда всё высохнет. От мыслей об ожидании Мариссе затосковала. За полтора часа рисование ей наскучило, и она уже жалела, что не пошла с остальными учиться кидать камушки. В институте их иногда водили погулять на берег залива, и было бы здорово посмотреть, как вытянуться лица одноклассниц, когда Марисса бросит блинчик на четыре, а то и пять касаний. Но больше двух у неё никогда не получалось. Лепестки, тем временем подсохли, наступил черёд стеблей. Марисса повертела альбом так и сяк, размышляя, чего же не хотелось больше: рисовать сейчас ещё и стебель или спускать краски со второго этажа в следующий раз. Подувший со стороны моря ветер развеял сомнения. Марисса оставила рисунок досыхать, занесла книгу в дом и, заглянув на кухню, попросила проследить за альбомом. Дело за малым – осталось найти Камвелла с младшими. Она подобрала юбку и поспешила к берегу. Хорошо бы застать всех ещё там. Марисса перепрыгивала ветки и корни деревьев –так путь намного короче, чем по дорожкам. К тому же, днём под сенью леса достаточно прохладно для насидевшейся на солнце Мариссы, но слишком жарко для мерзких насекомых. То тут, то там всё равно кто-то жужжал, но сколько же этих тварей выползет к вечеру… Шляпу она придерживала рукой. Между деревьев уже виднелось море, лениво плескалась вода. К хрусту под ногами добавился новый звук: – Марисса! Марисса! – откуда-то из глубины леса бежал Хоуп. Он так спешил, что едва успевал уклоняться от веток. – Пойдём, ты нам очень нужна! – крикнул он, кивая в сторону, откуда появился. Марисса заулыбалась и хотела уже броситься навстречу, но вовремя одёрнула себя и, неспешно поправив кружево на рукаве, произнесла: – Разумеется, нужна. А что стряслось? Хоуп остановился в нескольких метрах от неё. – Эльза с Лазарем достроили свои шалаши, – запыхавшись, сказал он. – Нужно рассудить, чей лучше. Он отдышался, махнул рукой и побежал назад в лес. Тут уже Марисса, забыв о приличиях, пустилась следом. На поляне, заросшей колокольчиками и незабудками, собрались остальные. Скрестив руки на груди и сощурив глаза, Лазарь и Эльза хмуро смотрели друг на друга, пока Камвелл с Линой осматривали их творения. При появлении Мариссы и Хоупа строители перекинулись парой фраз и разошлись по своим шалашам. – Смотри, мой шалаш лучше, – вместо приветствия произнёс Лазарь и гостеприимно отодвинул ветки, подвешенные, как шторы, ко входу и, очевидно, служившие дверью. – Чёрта с два! – крикнула Эльза с ветки: свой шалаш она построила на дереве. За Эльзой пыталась залезть Лина, но у неё ничего не выходило, пока братья не помогли. Марисса заглянула внутрь лазаревского шалаша. Если потесниться, то места внутри хватило бы им всем, Лазарь даже затащил внутрь пеньки, чтобы сидеть не на ветках и соломе, служащих здесь полом. У него получился даже не шалаш, а почти настоящий лесной дом. И дом вышел, однозначно, хорош. Теперь очередь детища Эльзы: Марисса хотела быть справедливой судьёй. Она подошла к широкому стволу на противоположном краю поляну и с сомнением взглянула наверх. Шалаш расположился метрах в четырёх над землёй. Эльза сколотила для него платформу из толстых веток, и снизу виднелась только платформа, скрывающая от глаз сам шалаш. Камвелл протянул ей руку с ближайшей ветки, но Марисса покачала головой головой. Всё таки, лезть на дерево в её планы не входило. Когда, вдоволь насмотревшись и налазившись по веткам, все вновь собрались на поляне, Эльза оглядела собравшихся и спросила: – Ну? В глазах её дерзко блеснула абсолютная уверенность в победе. Они с Лазарем так выжидающе смотрели на остальных, но каждый выглядел таким убеждённым в собственном превосходстве, что Марисса растерялась. Впрочем, не то, что бы кто-то ещё спешил влезть в искрящееся напряжение между двумя строителями. Первым нарушил молчание Камвелл: – Закрепить платформу на высоте – это, конечно, здорово. Но шалаш Лазаря устойчивее, больше и, в случае чего, перестоит даже сильный ливень. Мой голос за Лазаря. Лазарь улыбнулся и удовлетвёрнно кивнул, словно убеждаясь в том, что и так знал. Он выжидающе уставился на Хоупа. – Да… Шалаш Лазаря лучше, – проговорил младший брат и уставился в землю. Эльза закатила глаза и фыркнула. – Вы чего?! – воскликнула Лина. – Вы заметили вообще, что шалаш Эльзы на дереве? Это же прямо настоящая башня! И там нас точно не найдут, если захотим спрятаться. Я голосую за Эльзу. Лина демонстративно встала рядом с Эльзой и скрестила руки на груди. Теперь все ждали решения Мариссы. Вряд ли она бы сказала что-то неожиданное:шалаш Лазаря действительно казался надёжным, а эльзин она даже не видела. Марисса собиралась озвучить вердикт, но в последний момент пересеклась взглядом с Камвелом. Он едва заметно указывал на Эльзу. Марисса дёрнула уголком губ. Действительно, если эти двое сейчас рассорятся – а если кто-то проиграет, скандала, а то и драки, не избежать – разбираться с этим, пока Хоуп бежит за гувернёром, придётся Камвеллу. Вот только что с этого Мариссе? Она, словно в раздумьях, вновь поглядела на оба шалаша, и, когда спорщики с младшими отвлеклись на злобные переглядки друг с другом, выгнула бровь и незаметно провела большим пальцем по подушечкам остальных, что значило “будешь должен”. Камвелл кивнул. – В сильный ливень нас никто и не выпустит из усадьбы, – скучающе проговорила она. – А вот дом на дереве – это и вправду очень интересно. Я за шалаш Эльзы. – Съели?! – с торжеством выкрикнула Эльза братьям. – Пф… девчонки, – отмахнулся Лазарь. Но на Мариссу брат посмотрел с обидой. Она легкомысленно пожала плечам, мол, и действительно, в серьёзных делах шалашестроения она не разбирается, что с неё взять. А когда, с окончанием соревнования, все стали расходиться, она решительно направилась к Камвеллу: теперь ему никуда не деться, и Марисса точно научится бросать блинчики за лето.