Todoroki Ken

Кен перекусил кубиком холодного кофе, пылесося главную спальню. Прошло несколько дней с тех пор, как на летний лагерь напали злодеи. Кен был рад, что ни один ребенок не пострадал, но он также был немного встревожен после всего этого испытания. Это была чрезвычайная ситуация, и он использовал свои силы. Заметят ли герои что-нибудь? Возможно, он действовал слишком необычно? Было слишком очевидно, что он не был обычным гражданским, когда противостоял злодею… верно? Возможно, из-за него у Энджи будут проблемы. Он действительно этого не хотел. Кроме того, Кен сделал что-то плохое. Когда он сражался со злодеем со странными зубами, Кен заметил отрубленную руку. Злодей держал ее, бормоча слова восхищения. Этот преступник не был гулем. Он был просто психом, загипнотизированным человеческой плотью. Кен даже не винил его. Его тоже привлекла оторванная конечность. Первое, что пришло ему в голову, был не вопрос о том, кто из студентов пострадал. Дело в том, что красные капли, вытекающие из раны, были восхитительно сладкими. Он забрал руку и сожрал ее после того, как злодеи отступили, но хаос продолжался. После этого на него обрушились чувство вины и сожаления. Обосновать необходимость было легко. Голод всегда становился сильнее после сражений. Если он не хотел совершить что-то, о чем пожалеет, ему нужно было наполнить желудок мясом. Или гуль в нем станет тем, кто все контролирует. Кен был просто рад, что до этого не дошло. Он не знал, как долго еще сможет это терпеть, когда запах горящего леса наполнил его ноздри. Дым. Кровь. Пыль и огонь затуманивающие его зрение. Это слишком напомнило ему прошлое, которое он давно похоронил. У полиции и героев были к нему вопросы. Кен знал, что учителя его сына отнесутся к нему с подозрением. По официальным данным, он был мужем-домохозяином и закончил университет на заочных курсах. Он никогда не работал постоянно с девяти до пяти, поскольку его муж обеспечивал семью. Жизнь Кена вращалась вокруг его детей, и обычный гражданский человек не должен был быть в состоянии сражаться со злодеями с такой отработанной легкостью. Лига Злодеев уже натворила столько неприятностей. Это были наглые преступники с отвратительным прошлым. U.S.J. Хосу. Торговый центр. У этих злодеев была цель, и по мере распространения новостей об их злодеяниях шепот страха перерос в шум. Тодороки Кен не должен был сражаться с ними. Также Кену очень не понравилось, как он показал себя в бою. Гули были дикими существами. Кровавые и жестокие, они любую драку превращали в звериную охоту. У полиции были вопросы. Репортёры хотели получить ответы. Кен не мог выносить ни толпу, ни взгляды, но, к счастью, ему и не пришлось. Энджи прогнал публику. Герой №2 всегда старался не приносить работу домой. Когда детективы начали стучать в их двери, Энджи был рядом, чтобы не дать им копать слишком глубоко. В любом случае файлы Кена были запечатаны. Те небольшие записи, которые правительство имело о Канеки Кене, были уничтожены или отредактированы, когда он вышел замуж за Энджи. Таково было соглашение. Кен был доволен. Он просто хотел спокойной жизни вдали от кошмаров и насилия. Никто больше. Никогда не узнает. Его любовь была рядом с ним, и теперь он мог только надеяться, что его дети тоже. — Шото, — тихо позвал он. Летние каникулы еще не закончились, и из-за инцидента со злодеями в лагере Юэй приостановили все тренировки и дополнительное уроки, которые они изначально планировали. Младший сын был дома. Фуюми и Нацуо купили сладкое, чтобы порадовать своего брата. Они вздохнули с облегчением увидев, что Кен и Шото вернулись домой целыми и невредимыми. Тоя был занят, помогая Старателю на работе. После постоянных нападений на студентов-героев и из-за распространения идеологии Убийцы героев, преступников, совершающих мелкие преступления, стало больше, чем обычно. — Папа, — Шото оторвался от телефона. Должно быть, он болтал со своими друзьями. Кен все утро слышал звон текстовых сообщений и групповых чатов в социальных сетях. Было приятно видеть, что у Шото есть друзья, и Кен никогда не стал бы винить детей за то, что они хотят найти утешение друг в друге. Вместе они преодолели ужасающую и трудную ситуацию. Кен подумал, может быть, он возьмет что-нибудь вкусненькое и немного позже навестит Мидорию и Диких Кошечек. Когда все успокоится, он хотел бы проверить, как поживают дети, поскольку был уверен, что напугал их. — Шото, я… — Вообще-то, пап, — остановил его Шото. Подросток поднялся на ноги, встретив Кена на уровне глаз с решительным выражением лица. — Я хотел с тобой кое о чем поговорить. Мы всегда знали, что ты обучен бою. Я хочу сказать… просто посмотри на Тою-нии! Но ты никогда не говорил нам, что тренировался против настоящих злодеев в бою. Не тренировался. Умирал. Много, много раз. Он умирал снова и снова в запертой комнатке. Вырывали ногти. Вбивали их обратно. Многоножки в ушах. Ножи. Цепи. Крючки. Порезы. Ампутация. Электрошок. Утопление. Выстрелы. Он предполагал, что в чем-то это было обучением. Воспоминания теперь стали более туманными, но призрачные ощущения того времени все еще время от времени задерживались на его коже. Кен помнил девушку. Ее удар был тверд, как сталь, и быстр, как буря. Бетон крошился под его тяжестью, и каждый раз, когда он снова падал на него, щебень раскалывался на части. Потные ладони терлись о пыльный пол, окрашивая серое пятно в более темный цвет. Послышался хруст костей, и кто-то кричал. И кричал. И кричал. Пока изнеможение не вытекло из его желудка кислой жижей. Но это был единственный способ выжить. Если он хотел жить, он должен был обогнать и оставаться сильнее других гулей. — Это со времен еще до того, как я встретил твоего отца, — Кен понял, что говорит это шепотом. Воспоминания затронули край его сознания, где рядом хихикала женщина. Она шептала о жизни, от которой он отказался из-за своей трусости. О друзьях и наставниках, которых он решил похоронить глубоко в лабиринте воспоминаний и которых он никогда больше не увидит. Шото понимающе кивнул. — С плохих времен. Отец нам рассказывал. Плохие времена. Вся боль заглушается двумя простыми словами. Если бы он мог, Кен хотел бы унести свое прошлое в могилу. Ни одному из его детей не нужно было знать о зле, боли или роковом проклятии, текущим в его крови. — Ничего, если ты не хочешь нам рассказывать, — Шото поднял телефон, и Кен увидел множество милых смайликов и мемов из школьного чата. — Просто… я говорил с классом. Они очень благодарны за то, что ты нас спас, и нам интересно, не возражаешь ли ты, если они придут поблагодарить тебя лично. — Поблагодарить меня? — моргнул Кен, он был не уверен, правильно ли расслышал. — Ага. — Но… эм… я, Шото, ты уверен? — его форма гуля была кошмаром. Его сын кивнул. — Это предложил Мидория. Он сказал, что ты очень крут. Крут. Кто-то другой однажды сделал такой комплимент Кену. Друг с золотыми волосами и улыбкой, яркой, как солнце. — Папа? Все нормально? Кен вернулся к реальности. Он посмотрел на обнадеживающее и обеспокоенное лицо сына. Они были детьми, просто детьми, и они не знают о степени ужаса Кена. Но им и не нужно было знать настоящую историю, не так ли? Канеки Кен был монстром. Он убивал, брал, ел и умер. Тодороки Кен мог бы стать наставником. Он был жив и мог защитить людей, которые любили и верили в него. Поэтому Кен улыбнулся, нежно взъерошивая волосы Шото и думая о том, какую еду приготовить для вечеринки. — Да, конечно, они могут прийти.