***
– Всё равно скучно, – всё-таки подвёл итог Эдвард. У него вообще в последнее время была такая роль в компании – подводить итоги. Видимо, дело было в том, что старший Элрик старался казаться большим, серьёзным и важным – хотя его за глаза и называли здесь «микрополковником». Фламель упаси сказать это в глаза – конечно, майор Трингам-старший и фюрер Мустанг на пол сползут от смеха, но вот заполучать самого сильного и обидчивого полковника во враги было смертельно опасно. – Ску-учно. – Скучно? – Альфонс приподнял брови. Они, раскрасневшиеся и немного растрёпанные после внезапного утреннего забега, мирно брели по коридорам Штаба в направлении кабинета фюрера. – Чего это ты вдруг? – Ну вот побегали мы с вами, – Эд пожал плечами. – Это, конечно, здорово. А завтра нам как развлекаться? – Снова побегать? Там ещё больше листьев нападает, – предложил Флетчер. – Или подраться, – мечтательно заметил Рассел, потягиваясь с заложенными за голову руками. – Мы вот с вами сто лет всерьёз не дрались. А вдруг опять поеботень в духе Такера? Надо бы снова начинать тренироваться… – Не каркай, Рассел! – Флетчер легонько толкнул брата в бок. – Ещё нам… «ерунды в духе Такера» не хватало! И что это вообще такое – всерьёз не дрались? Ты вчера Эда так серьёзно стукнул, что мне ему скулу вправлять впришлось, а тебе руку! – Называй вещи своими именами – я сказал «поеботень», значит, так оно и есть, – старший Трингам фыркнул, поправляя сумку на плече. – И вообще я и говорю, что вот именно что нам ничего такого не хватало в последнее время, вот мы и расслабились! А Эд – это уже несерьёзно, мы с ним постоянно друг друга стукаем, вчера просто переборщили… Да, Удивительный политик? – Так-то оно так, – витая где-то в своих мыслях, согласился с ним Эд под бурчание Флетчера на тему «ага, да, переборщили они…». – Но ведь ты абсолютно прав… Повисла потрясающая тишина – даром, что парни сейчас шли по безлюдному коридору (служащие уже разбрелись по кабинетам). Вернее, шёл только Эд – Ал, Флетчер и Рассел застыли, как вкопанные. Эд сообразил, что чего-то не хватает, только когда дошёл до угла. Обернувшись, он в недоумении уставился на друзей и брата. – Что? Вы чего там застряли? Альфонс покосился на Флетчера. Флетчер обеспокоенно поджал губы и скрестил руки на груди. А Рассел, который выглядел вообще так, словно его только что хорошенько огрели по голове, нерешительно поинтересовался: – Эд, а ты не заболел? Старший Элрик вытаращился на него круглыми глазами. – Чего? С чего ты это взял? Да хорош на меня так пялиться, дырку прожжёте! Принцесса, что не так? Авиценна ибн Флетчер, что случилось? Алё, приём! – Но Эд… – Ал беспомощно развёл руками. – Ты ведь никогда… – …не соглашаешься с Расселом, – закончил за него Флетчер, нервно постукивая носком форменных берц по полу. После секундного замешательства Эдвард выдохнул и подавился истеричным смешком. – А, вон оно что… – он пожал плечами. – Вообще да. Но Блистательный товарищ просто озвучил мысли, которые я в тот момент думал, вот я и согласился! – Это какие же ты мысли думал? – Рассел, как и его младший брат, нахмурился. – Про то, что нужно опять заняться спаррингом и вообще тренировками? Про то, что мы с тобой дерёмся несерьёзно? Или про то, что Такер та ещё поеботень?.. Эдвард запрокинул голову и от души рассмеялся. Всё-таки ему очень повезло с лучшим другом – у них даже чувство юмора практически одинаковое. – Ни то, ни другое, ни третье, – наконец, пояснил полковник Элрик, смахнув выступившие от смеха (разумеется, чаечного, от которого вся компания заулыбалась – больно заразительно смеялся Эдвард; Ал даже пару раз влюблённо хмыкнул) слёзы. – Я про то, что с нами с вами подозрительно давно ничего пиздецки жуткого и непонятного не случается… Вот потому я и сказал, что скучно. Где наше дерьмо в жизни? Что-то тут не так… Прежде, чем Рассел или Флетчер успели ответить на эти философские размышления, Альфонс вдруг сунул озадаченному Расселу в руки свою сумку, резким движением руки стащил шарфик и вручил его растерявшемуся Флетчеру, сжал кулаки и, грозно прошипев: – Я тебе щас такое подозрительное дерьмо в жизни устрою, братик… Декаду приходить в себя будешь, дурень! – бросился к замершему у поворота Эдварду. – Ой… – Эд только теперь сообразил, что он ляпнул и кому. Альфонсу! Ничего пиздецки жуткого и непонятного! Серьёзно? Да ещё полугода не прошло с последней чуть было не случившейся трагедии, когда он чуть было этого самого Ала не потерял… Кажется, у него, у старшего Элрика, на фоне мирной семейной жизни явно начала ехать крыша. А он всегда знал, что слишком много ванили и розовых соплей ему противопоказано. А тут у него рядом всё лето были и любовь всей его жизни, и лучшие друзья, и подруга детства, и «родители», и маленькая очаровательная сестрёнка, и даже большой пушистый кот, которого можно было тискать наравне с Альфонсом… Короче говоря, кто-то явно зажрался. Приключений ему подавай. Ну вот теперь придётся расхлёбывать – ведь Ал в гневе ой-ой как страшен. Страшнее только Флетчер в гневе, но тот вроде пока держит себя в руках… Эд принял единственное верное решение – продолжить утренний забег, почему круто развернулся и кинулся в глубь коридора, на ходу крича извинения: – Ал, прости! – ИСТИНА ТЕБЯ ПРОСТИТ! – Я не подумал! – НА ТОМ СВЕТЕ ПОДУМАЕШЬ! – Ты ведь по мне скучать будешь! – Я СНАЧАЛА ЗАДУШУ ТЕБЯ, А ПОТОМ ВСКРОЮСЬ САМ, ХРЕНОВ ТЫ ЛЮБИТЕЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ! – Не ругайся, философский камень души моей… – ЗУБЫ МНЕ НЕ ЗАГОВАРИВАЙ! ЭТО Я ЕЩЁ НЕ НАЧАЛ РУГАТЬСЯ! А НУ ОСТАНОВИЛСЯ! – Я ещё жить хочу!.. – НЕ ПОХОЖЕ! – … А скучная жизнь без всяких «пиздецки жутких и непонятных» штук – разве это плохо, братик? – Флетчер, закинув шарф Альфонса себе на плечо, искоса взглянул на Рассела. Старший Трингам ничего на это не ответил – только покачал головой. Флетчер опустил глаза и, обречённо вздохнув (опять придётся этих оболтусов лечить), побрёл дальше в направлении удаляющихся криков. Рассел, всё ещё стоя в коридоре, зачем-то повернул голову в сторону окна. Там накрапывал серенький противный дождик – слишком мелкий, чтобы прятаться от него под зонтом, слишком крупный, чтобы не ощущаться вовсе. В такую погоду на улице чувствуешь себя котом, в которого пшикают водой из пульверизатора. За этой влажной дымкой виднелись пока ещё ало-золотые кроны деревьев. Не пройдёт и недели, как эта праздничная позолота облетит, и останутся одни голые ветки. Майор Трингам-старший даже насупился – если Винри задержится, они даже не успеют погулять по мало-мальской красоте, и придётся сидеть дома. Несмотря на кощунственность слов Эдварда, Рассел в глубине души понимал друга. Да. Хорошо, когда в жизни ничего не происходит. Хорошо, когда всё просто, уютно и по-семейному. Хорошо, когда все близкие люди рядом (или будут рядом совсем скоро). Вот, скажем, чего ему, Расселу, сейчас ещё желать? Хорошая интересная работа – заведующему лабораториями Централа грех жаловаться что на зарплату, что на перспективы. Есть дом, где тепло, сухо и не голодно – простые вещи, о которых когда-то им с Флетчером приходилось только мечтать. Семья – сам Флетчер под боком, тоже в безопасности и на хорошей работе, соответствующей его мозгам; Элрики, с которыми можно и поругаться, и пожаловаться на жизнь, и сходить в бар или в театр, или и то, и другое… Мустанги, которые ведут себя как родители, маленькая Рози. Особо – Винри, девушка, о которой можно только мечтать – красавица, умница… Старший Трингам поймал себя на том, что смущённо улыбается. Ему до сих пор иногда не верилось, что его чувства взаимны, и что такая (такая!) девушка к нему тоже неравнодушна… Перечислять можно было долго, но смысл один – сейчас у Рассела было всё, о чём он только мог мечтать. Может быть, именно поэтому ему, как и Эдварду, тоже было скучно? Ведь он, да что там, они, все четверо – что Трингамы, что Элрики – привыкли к постоянной, чтоб её, заднице в жизни, из которой всенепременно и постоянно надо было выбираться. А тут – ничего. Спокойствие. И хорошо. И отлично. Но тогда откуда этот зуд в руках и растерянность перед сном, от которых по полчаса бессмысленно смотришь в тёмный потолок и не хочешь думать о том, что ждёт тебя завтра? Ал, конечно, сердится на Эда, потому что «за что боролись, на то и напоролись». Флетчер, конечно, вздыхает на молчание Рассела, потому что «разве скучная жизнь – это плохо»? Но старший Трингам готов был биться об заклад, что и в глазах младших он периодически замечал это замешательство. Всё-таки это семейное – и шило в одном месте было явно не только у них с Эдом. Возможно, дело просто в привычке. Возможно, в молодости. Возможно, в том, что они всё-таки парни, так сказать, «добытчики и охотники», а какая тут охота, когда сидишь с маленькой сестрёнкой и читаешь ей ванильные книжечки про дружбу, цветочки и платочки? Тут сам в ванильный цветочек превратишься. Или сорвёшься. Ведь замешательство и растерянность перерастали в напряжение, а напряжение должно было рано или поздно привести к взрыву. Им бы, как в этих приключенческих романах, какие-нибудь там доспехи, кони, скалы… Алу, конечно, доспехов по горло хватило, но всё же… Всё же Эд, как самый старший из всей компании, был предельно честен и потому сказал правду. Просто выразил её по-дурацки, за что, судя по звукам, уже схлопотал от Ала по первое число. А истина-то проста. Им, четырём самым молодым служащим Штаба – Эдварду Элрику, Альфонсу Элрику, Расселу Трингаму и Флетчеру Трингаму – не сидится на кое-чём ровно. И как бы по-детски и по-дурацки для взрослых людей ни звучало, а хочется – приключений. Ну, коли хочется – получите и распишитесь.***
– Здрасьте-забор покрасьте! – громко и жизнерадостно заявил Эдвард, заваливаясь в кабинет Мустанга. После беготни от родного брата по этажам Штаба он почему-то пребывал в великолепном настроении (хотя, по совместительству, и в малость растрёпанном виде). – Утречка всем, – улыбнулся Альфонс, войдя в кабинет вслед за Эдом, и занялся аккуратным «повешением» своего и Эдова пальто на вешалку. – Даров, господин фюрер, доброе утро, господа кабинетные мыши фюрера, к которым мы, увы, тоже относимся! – ухмыльнулся Рассел, тоже заглядывая внутрь – ему надо было в лабораторию, но не поздороваться с «коллегами» он не мог. – А потом они удивляются, почему мы из нарядов не выкисаем, – вздохнул Флетчер, остановившись в дверном проёме рядом с братом и приветливо помахав всем, кто сейчас был в довольно просторной, но уютной комнате. – Доброе утро… ой, вы что все такие хмурые? Не позаболевали случайно?.. А то погода дурацкая. После непродолжительной паузы те, кто находился в кабинете до появления здесь молодёжи (читай, до явления Истины народу, как любил это называть Альфонс, крайне прошаренный в отношении искусства этого и того миров), словно нехотя зашевелились. – Доброе утро, – как-то грустно вздохнул Фьюри, который как обычно по утрам возился с местным радиоприёмником. Он сейчас стоял спиной к парням, но вид у него даже так был крайне понурый. – Здравия желаю, полковник, подполковник и майоры! Мы здоровы – просто погода, как вы, майор, сами выразились – дурацкая! – щёлкнул каблуками и козырнул Хавок. Он даже постарался весело ухмыльнуться – отношения с четвёркой молодых госалхимиков у него были прекрасные, – но сами его подмигивание и голос сегодня только насторожили Элриков и Трингамов. Они даже озадаченно переглянулись, а Флетчер нахмурился. У старлея что, зубы заболели? До того улыбка получилась неестественная. – Утро, утро… доброе ли только, – Фарман, листавший у шкафа с книгами огромную папку с документацией, даже не пытался скрывать, что чем-то встревожен. Впрочем, с его обычной бесстрастной манерой говорить это ещё хоть как-то вязалось. Мало ли из-за чего он мог быть встревожен – может, в столовую пшёнку не завезли. Или кто-то на некачественное обмундирование пожаловался. Не зря же Фарман главный по снабжению. Но всё равно – на фоне общего недовольства… Бреда же, обычно весёлый и язвительный, и вовсе не стал отвечать на приветствия – так, промычал что-то неразборчивое и опять уткнулся в бумажки. А вот это был уже совсем нонсенс – или он решил взять пример со своего начальника, который восседал за своим столом каким-то мрачным коршуном и не то что не угукнул на «доброе утро» мальчиков, которые сегодня, собственно, ночевали у него в гостях, а вообще не отреагировал – даже глазом не повёл? Как сидел, схватившись за голову и гипнотизируя какие-то документы, разложенные на своём столе, так и сидит. Ал покосился на Флетчера. Тот в недоумении пожал плечами. Ерунда какая-то. Рассел поджал губы и скрестил руки на груди. Что вообще могло произойти с утра пораньше? Во время завтрака Рой беспрестанно шутил и язвил, чем почти довёл Эда до белого каления. И никакая погода его не смущала. А тут… Кстати, об Эдварде, чуть не доведённом до белого каления. Старший Элрик и так по жизни обычно ни с кем не церемонился (за исключением разве что своего младшего брата, но тот особая статья). Не стал церемониться и сейчас – тем более что настроение у него было, опять же, донельзя весёлое и боевое. – Ну и? Чё за игнор, великий человек, склонный к практическим делам? – Эд широкими шагами подошёл к столу фюрера, оперся на столешницу руками и навис над своим главным начальником, которого никогда не боялся. – Мы вам здрасьте, а вы нам… Что вы тут вообще такое изучаете? Что все такие пришибленные, будто красной воды наглотались? – полковник наклонил голову, стараясь прочитать, что написано на бумажках. – «Ра-порт-о-со-сто-я-нии-а-мес-трий-ских-войск-на-гра-ни-це-с…» Мустанг на это отреагировал крайне неожиданно. Он вдруг вскочил на ноги, отвесил Эдварду увесистый подзатыльник (до того увесистый, что тот чуть носом в стол не ткнулся), сгрёб бумажки в кучу и, зло сверкнув на ошарашенного (с каких пор фюрер позволяет себе руки распускать?) полковника глазами, рявкнул: – Вон отсюда, все четверо! Тишина. – Но Рой… – попытался было вставить хоть слово не менее ошарашенный Флетчер, пока Ал и Рассел, судя по их взглядам, оба боролись с желанием либо наорать на Роя, либо хорошенько ему врезать – потому что нечего на Эдварда руку поднимать. – Я СКАЗАЛ ВОН ВСЕ ЧЕТВЕРО! НАРЯД ВНЕ ОЧЕРЕДИ! ВСЁ! – Мустанг со всего маху стукнул кулаком по столу – да так, что дерево жалобно затрещало. – Куда?.. – процедил сквозь зубы Альфонс. – За что?.. – в унисон спросили Рассел и Эд, первый – сердито, второй – в совершенной прострации, потирая ладонью макушку. – НЕВАЖНО! – прогремел совсем уж вышедший из себя фюрер. – ВОН! В БИБЛИОТЕКУ! – Зачем – в библиотеку? – уже хором, не сговариваясь, изумились все четверо. – НАДО! – Но у нас же здесь нет библиотеки… – ЗНАЧИТ, В АРХИВ! – Зачем?.. – КАКАЯ К ЧЕРТЯМ УРОБОРОССОВЫМ РАЗНИЦА, ВОН ОТСЮДА И МАРШ В АРХИВ! А ТО Я ВАМ… – Что – вы нам? – Эд нахально приподнял светлые брови. И в этом была ошибка. Потому что до белого каления дошёл уже сам Рой. – АРМСТРОНГ! – не своим голосом заорал фюрер.***
– … Вот кто тебя за язык тянул, а? – проворчал Рассел, перекинутый, на пару с Альфонсом, через широкое плечо подполковника Алекса Луи Армстронга, которому рассвирепевший фюрер буквально приказал оттащить пребывающую в прострации молодёжь в пресловутый архив. – Да что я, специально что ли? – буркнул Эд, страдальчески морщась. Его и Флетчера Армстронг крепко держал под рёбрами второй рукой. – Откуда ж я знал, что он сегодня бешеный? – Да он по жизни бешеный – прямо как ты, – тяжело вздохнул Альфонс. Если Рассел ещё пытался лениво и безрезультатно отбрыкиваться, то он уже смирился. – Вот зачем ты докапываться начал? Что мы сейчас в архиве будем делать? – Да какая разница, что мы будем делать? – возразил ему Флетчер, тоже, в отличие от Эда, смирившийся со своей участью. – А вот что у них там произошло, что он на нас чуть не с порога вызверился – это уже… – А это не ваше дело, – ни с того ни с сего вмешался в их разговор сам Армстронг, выглядевший, как и весь кабинет фюрера, хмурым и озабоченным. – Помяните моё слово, ребятки, – не стоит вам в эту историю влезать. Даже не пытайтесь. И без вас справимся. Молодёжь притихла. Армстронг, дотащивший-таки их до архива, в котором не было ни одной живой души, вполне аккуратно, в соответствии со своим добродушным характером, поставил молодых людей на пол. Эд, неопределённо фыркнув, сразу принялся поправлять китель, Рассел, морщась, занялся помятым халатом, Флетчер, страдальчески вздохнув, взялся осматривать рёбра – свои и Альфонса, чтобы убедиться, что оба они целы (за старших как-то переживать не приходилось). Сам Альфонс, насупившись, принялся переплетать растрепавшийся хвост. Майор Армстронг же, убедившись, что все четверо целы и стоят на ногах, грустно покачал головой и, зачем-то погрозив им пальцем, повторил: – Не лезьте вы в эту историю – ладно? Сказано архив – ну и посидите в архиве… не в разные же вас наряды отправили. – Да посидим, посидим, – Эдвард закатил глаза. – Что у нас, выбор что ли есть? Мне опять подзатыльник получать не хочется, и так чуть мозги мне не выбил… – Было бы что выбивать, – машинально, по привычке подкалывать, ввернул Рассел. – ЧТО-О?! Армстронг улыбнулся и с чувством выполненного долга вышел обратно в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Как только его шаги затихли где-то в далеке, Эд моментально перестал буйно вырываться и требовать, чтобы Альфонс поставил его на пол, Рассел прекратил пытаться достать до Эда хотя бы ногами (локти ему крепко держал за спиной Флетчер) – и все четверо, замерев, уставились друг на друга. – Ну так что там было в тех бумажках, Эд? – Флетчер нетерпеливо кивнул старшему Элрику, отпустив руки своего брата. – Да, хотелось бы уже узнать, – поддержал его Рассел, потирая плечи. – Да – рапорт о состоянии аместрийских войск на границе с… кем? – поинтересовался Ал, бережно опуская Эда на пол. Эдвард обвёл друзей и брата заговорщицким взглядом, поманил их к себе ладонью и, когда все четверо стояли кучкой, шёпотом сообщил: – … с Драхмой.***
– Почему вы не хотите им просто рассказать, господин фюрер? – Фарман положил перед Мустангом стопку листков, выбранных им из той самой увесистой папки. Рой молча рассматривал лежащий перед ним пустой бланк. После чего всё-таки поднял голову. Глаза у него были грустные – если не сказать несчастные. И вообще он мало сейчас был похож на того человека, который кричал на четверых парней и бил кулаком по столу каких-нибудь пять минут назад. – Потому что я боюсь повторения Милосской истории, – тихо ответил он. – Вы ведь фюрер – против любого вашего приказа они не посмеют пойти… – Да, не посмеют. Но они без всякого сомнения смогут меня убедить, что ехать должны именно они. Именно вчетвером, – Рой вновь опустил голову и немного помолчал. – У Элриков талант ораторов. Эдвард просто перечислит аргументы за и против, Альфонс распишет их в красках – и я не смогу пойти против здравого смысла. Я уже знаю, что они мне скажут, потому что я уже пристрастен, – Мустанг вновь обхватил голову руками. – Эд и Ал, после всех их скитаний, – прирождённые дипломаты. Отправлять кого-то кроме них на переговоры, особенно с тем, что никто, кроме Альфонса, не знает северных языков, – глупо. Что касается Рассела и Флетчера… Они учёные. Причём и химики, и алхимики, и биологи. Никто лучше них не сможет оценить реальный масштаб природной катастрофы, никто кроме них не сможет предотвратить её, – Мустанг опять поднял глаза на Фармана. – Видите? Я и сам могу перечислить эти аргументы, – фюрер поёжился. – Последнее, что они мне скажут, – что вчетвером-то я их могу отпустить. Что, мол, тогда Элрики были вдвоём, а вот теперь-то им всем вместе ничего не страшно. И, с одной стороны, они будут правы. Они всегда выбирались из любых переделок, когда были вместе, – Рой ни с того ни с сего сжал кулаки и зажмурился. – Но, с другой стороны… Я так же думал об Эдварде и Альфонсе перед тем, как отправить их в Западный город. И едва не потерял обоих, – пауза, жёстко: – Я не хочу потерять четверых. Это моё эгоистичное желание. Не пустить их туда можно только одним способом – не дать им вовсе узнать о происходящем. Поэтому – ни слова о реальном состоянии дел. Понятно? – Да уж куда понятнее… – вздохнул Фарман, отворачиваясь, чтобы снова направиться к шкафу с документами. И уже совсем под нос: – Вот только… Вот только и он, и фюрер, и вообще весь кабинет, и все люди, которые знали о реальном положении дел, понимали, что уже поздно. И злость Мустанга, и попытки отвадить молодёжь, и попытки скрыть что-то были лишь последним, отчаянным порывом утопающего, который пытается ухватиться хотя бы за соломинку. Да, никому не хотелось, чтобы светловолосые шебутные «солнышки» уехали на неопределённый срок куда-то на крайний Север. Вот только сами эти «солнышки» сидеть на месте действительно никогда не умели – поэтому теперь, в том самом пыльном и пустынном (от людей) архиве, куда их отправил Мустанг и отнёс Армстронг, четвёрка вовсю активно обсуждала, какими хитростями можно узнать подробности того, что успел заметить и прочитать Эдвард.