А нужно на всё наплевать,
То что случилось, понять невозможно.
Как же ты мог потерять,
То что хранить было, в общем, не сложно.
Снова косые дожди,
Стучат в подоконник, вроде бы малость.
С города и до весны,
Собрав чемодан, на юг уехала радость.
«Осень», Пилот
– Да мне не холодно, Винри! – Простынешь, заболеешь! – Мы ещё даже не уехали! – А ты уже без шапки! – Да ну хватит, Фламеля ради! – буквально взвыл Рассел, схватившись за голову. Он стоял напротив Винри на перроне – там же, где они встретились тогда, в июне, этим летом. Столько воды утекло – похолодало, лёгкие майки и рубашки сменились на тёплые форменные парки нового образца, чемодан теперь стоит у его, Рассела, ног, а не у ног Винри… А сама Винри уже не та смущённая влюблённая девочка, за которой он ухаживал летом. А его собственная девушка, у которой – «удивительно» – включился пресловутый материнский инстинкт и которая его, майора Трингама-старшего, сейчас отчитывала, как маленького, за то, что он, видите ли, шапку не надел… – Что хватит, что? – Винри скрестила руки на груди. – Ты простынешь, у тебя начнётся отит или ещё чего похуже, и что с тобой делать? Я буду далеко, значит, опять всё на бедного Флетчера ляжет! Прекрати эскплуатировать брата! – Я не эксплуатирую! – Рассел обречённо закатил глаза. Они ругались с Рокбелл уже минут пять, и ни один не собирался сдавать позиции. От чего майор внутренне и злился, и посмеивался, потому что, как ни крути, а всё же он считал, что Винри особенно очаровательна, когда сердится. – И… и вообще! Ну что ты ко мне прикопалась? Вон, Эд тоже без шапки – почему ты на него не орёшь? Винри насмешливо приподняла брови. – Эд? Без шапки? А я при чём? У него вон есть… – она, не договорив, обернулась и кивнула на довольно живописную картину. Рассел тоже обернулся, чтобы посмотреть, что там происходит, – и сдавленно хрюкнул со смеху. – М-да… ладно, не прикопаешься… Живописная картина заключалась в том, что Эд и Ал, одетые, как и Рассел, в тёплые парки, активно ругались у другого края платформы под присмотром троих озадаченных Мустангов. Вернее, ругался один Ал – Эд, насупившись, отводил глаза и бурчал что-то неразборчивое. Вот и получалась у них перебранка в духе: – Эдвард, заболеешь! Ветер, холодно! – Бу-бу-бу. – Что значит не хочу? Я сказал надень шапку! – Бу-бу-бу. – Знаю я твоё хвалёное здоровье, сляжешь с воспалением лёгких прямо в поезде, до Бриггса не доедешь! А ну надень сейчас же! – Мя… – Эдвард, я не шучу! В конце концов Альфонс стянул со своей шеи шарф, повязал его на шею тут же замахавшему руками в знак протеста Эду, сгрёб брата в охапку и, повернувшись к Мустангам, принялся им что-то сердито объяснять – вероятно, жаловался на то, что кое-кто у него упёртый баран. Эд надулся, как мышь на крупу, и оскорблённо молчал – хотя и нельзя сказать, чтобы он казался чересчур уж обиженным. Объятия Ала действовали на него самым умиротворяющим образом даже в таком состоянии. Винри снова повернулась к Расселу и с усмешкой поинтересовалась: – Ещё вопросы, почему я не ору на Эда? – Да нет, я понял, что у него своя нянька, – старший Трингам обезоруживающе улыбнулся. – Но… это не значит, что я соглашусь надеть шапку! – Рассел Трингам! – Я уже почти двадцать один год как Рассел Трингам, и что? Найди себе другую жертву! Вот почему ты не строишь Флетчера, а? Чем тебе не ребёнок? – Да хватит уже меня ребёнком называть, ну! – обиженно засопел Флетчер, который всё это время просто бесцельно бродил по платформе туда-сюда, пока здешние влюблённые парочки не наболтаются. Сейчас младший Трингам, мечтательно наблюдавший за косяками птиц в небе (размышляя о своём и совершенно не ворча ни на друзей, ни на брата), случайно оказался рядом с Расселом и Винри – и, конечно, нахохлился. – А зачем его строить? – искренне изумилась Винри, игнорируя замечание Флетчера. – У него всё хорошо, он сам врач… К тому же у него есть ты, чтобы его строить… К тому же он-то, в отличие от тебя, дурня, в шапке! Как и Альфонс, между прочим! И зачем тогда этими детьми командовать? Флетчер ни с того ни с сего круто развернулся, сунул руки в карманы и, не говоря ни слова, нервными широкими шагами направился к поезду. – Братец, ты куда это? – окликнул его Рассел. – Чемоданы закину – пока взрослые разными глупостями страдают! – громко, не оборачиваясь, сообщил в ответ тот. Винри обескураженно развела руками, виновато глядя на Рассела исподлобья: – … Я его обидела, да?.. – Что? А, да забей! – старший Трингам беспечно отмахнулся и наклонился, чтобы крепко обнять девушку. – У него просто переходный возраст, он в последнее время часто ворчит! – И всё-таки извинись перед ним за меня, – вздохнула Винри, пряча нос в пушистом воротнике куртки Рассела. – И сам будь… поаккуратнее. Всё-таки он уже почти совсем взрослый, и это вряд ли переходный возраст. – Не выдумывай проблем на ровном месте, – Рассел поцеловал её в макушку, и Рокбелл заулыбалась. – Какой он тебе почти взрослый? Это же Флетчер! Флетчер в это время сидел в купе, спрятав лицо в ладонях. Нельзя было прощаться с Винри и Мустангами в таком состоянии. А состояние было тяжёлое – он был чертовски зол на себя, на брата и на весь мир. До слёз зол. А если кто-то – особенно Рассел – заметит, что у него глаза мокрые, то шуточек не оберёшься. – Сколько можно относиться ко мне как к ребёнку?! – процедил младший Трингам сквозь зубы, стирая мокрые дорожки с щёк. Брат учил его в детстве, что плачут только маленькие или девочки. Конечно, после пережитых приключений с Элриками много чего изменилось, но эта истина – или правда, а не истина? – вдолбленная на подкорку, мешала жить обоим. В частности, сейчас Флетчер был готов сам себе надавать по щекам и накричать на себя же. Ну вот потому Рассел и считает его маленьким. Только почему-то раньше это воспринималось как шутка. А сегодня – и вообще в последнюю неделю – начало страшно бесить. Потому что надоело. Потому что он тоже имеет право, чтобы с ним разговаривали как с равным, а не как с младенцем. Может, Рассел и был прав по поводу переходного возраста. А может, просто чаша терпения у Флетчера уже была переполнена. Как ни странно, не у одного Флетчера. Не зря же они с Альфонсом были лучшие друзья.***
– Да-да, мы помним – одеваться тепло, не влезать ни в какие передряги без повода, звонить каждые два дня… – Эд, высунувшись в окно, убеждал Роя, Ризу и Винри (Рози, сидящая у матери на руках, тоже внимательно слушала, но вряд ли ей нужно было что-то доказывать), что они всё запомнили. – … а ещё есть суп на обед, не спорить со старшими и спать не менее восьми часов! – весело ввернул Рассел, отпихивая Эда от окна, чтобы тоже помахать на прощание. – Не ёрничайте, – Рой погрозил им кулаком. – Армстронг в соседнем купе. Узнаю, что что-то не так, – уши пообрываю! Причём вам двоим – головой за всех отвечаете, особенно ты, Стальная креветка! – Бла-бла-бла, – Эд вынырнул из-под руки Рассела и показал язык великому фюреру. Поезд просигналил – и тронулся. – Да не переживайте, малых в обиду не дадим! – За собой лучше смотрите! – крикнула Винри, встревоженно потирая замёрзшие ладони и машинально шагая вслед за поездом. – Перчатки надень! – ответил ей Рассел, наполовину высунувшись из окна. – Ничего с нами не случи-ится! Скоро увидимся! Винри рассмеялась и, остановившись на краю перрона, вскинула руку вверх. К ней подошли и Мустанги – и ещё с минуту старшие наблюдали, как уменьшаются и растворяются вдали фигурки близких им людей. Какая-то невысказанная тревога витала в воздухе – но оба, и Эд, и Рассел, списывали её на дух приключений. Наконец, насмотревшись в окно, Эд юркнул обратно в купе, дёрнул за локоть Рассела (мол, хорош уже пялиться в пустоту) и плюхнулся на скамейку рядом с Альфонсом. – Ну всё – едем морозить уши! – радостно заявил он, расстёгивая парку. Сидеть в куртке не имело никакого практического смысла – ехать им было долго, целых два дня, а в поезде было хорошее отопление. – И не только уши! – весело поддержал его Рассел, щёлкая задвижкой окна и усаживаясь рядом с Флетчером. – И не только морозить!.. – он осёкся и удивлённо нахмурился. – Ал, ты чего такой сердитый? Эд озадаченно покосился на брата. Альфонс в самом деле сидел недовольный и молчаливый, со скрещенными на груди руками. – Точно… – Эдвард поджал губы. – И Флетчер такой же… Камон, товарищи младшие братья, что случилось, у вас животы болят? Рассел удивлённо взглянул на Флетчера. Тот действительно больше напоминал нахохлившегося воробья на проводах зимой, чем обычную милую булочку с корицей. И разговаривать, похоже, не собирался. Впрочем, недоумение старших быстро разрешилось, потому что Альфонс к какому-никакому диалогу, а всё же был готов. – Надоело, – буркнул младший Элрик, отворачиваясь в сторону двери купе. – Я всё понимаю, роли у нас с Флетчером такие. Но одно дело когда мы тут все один на один. А другое – когда на людях. На вокзале причём. В конце концов, это неприятно и обижает, чтоб вы знали! – Обижает? – Эд непонимающе наклонил голову. – Принцесса, ты о чём?.. Присказка, которую знал весь Штаб – мол, Эда и Рассела можно сколь угодно бесить, они наорут, подерутся и всё, а вот если ты рассердишь Ала или Флетчера, то можно сразу вскрываться наподобие консервной банки, – возникла не на пустом месте. Альфонс вскочил на ноги и возмущённо донельзя крикнул: – Хватит говорить о нас так, словно мы маленькие несмышлённые дети! – выдав эту тираду, он чуть тише, но по-прежнему сердито продолжил: – Задолбали! Тоже мне взрослые нашлись! А то, что влипаете в истории обычно вы двое, а вытаскиваем вас мы с Флетчером, это ничего! А ты, Эд, – Ал ткнул пальцем в совсем растерявшегося брата, – вообще всякий стыд потерял! Один на один со мной хоть как меня называй – но при людях изволь вести себя нормально, а то на меня реально поглядывают, как на великовозрастного ребёнка, который, прости Фламель, сам себе еду разогреть не может! Я вообще-то тоже парень, если ты не заметил! – Как это я, интересно, мог не заметить, когда я тебя с рождения регулярно, э-э-э… наблюдаю? – Эд, «отвиснув», пожал плечами. – Чего ты вообще разорался? Чего я не так сделал? Уроборосс сколько времени всё было нормально, хоть при людях, хоть без, а тут нате – поборник целомудренности включился! И при чём тут вообще «говорить как о детях»? – Эдвард тоже насупился. – Спешу напомнить, что это ты на перроне заливал Мустангам, какой я безответственный, что без твоей заботы не справлюсь! – Да, а потом ты меня перебил и заявил: «Ну что вы, это дитё само без меня с голоду помрёт!» – Ал в сердцах топнул ногой. – А потом вы с Расселом прекрасно спелись и пятнадцать раз за пять минут – я посчитал! – назвали нас с Флетчером «малыми», «мелкими», «оболтусами» и «детьми»! Если хочешь знать, во весь голос, из вагона, на весь вокзал – в присутствие Винри и вообще всяких незнакомых личностей – это свинство! Я такой же взрослый, как и ты, а относительно Рассела ещё и взрослее! – Да что ты разошёлся – взрослее да взрослее? – Эд откинулся на спинку скамейки и раздражённо цокнул языком. – Заела пластинка… У тебя чувство юмора напрочь что ли отбило, что ты на такую хрень всерьёз обижаешься? – Чувство юмора?! Ты это называешь чувством юмора?! – Ал не то что рассердился – он уже был вне себя. Крайне редкое и необычное состояние для него. – Это у тебя не чувство юмора, а вопиющая бестактность! Тем более что я тебя раза три попросил перестать там же, на перроне! А ты что? Ты меня проигнорировал! – Ал, хорош уже сотрясать воздух, – Эдвард явно решил, что ему надоела эта ссора из-за, как ему казалось, ерунды, поэтому он шумно выдохнул и улыбнулся Альфонсу. – Расслабься и садись уже рядом. Или ты хочешь, чтобы тебя как действительно маленького на коленки усадили и укачали, как Ро… Альфонс вдруг быстро метнулся вперёд, раздался звук звонкой пощёчины, после чего младший Элрик так стремительно вылетел в коридор, хлопнув за собой дверью купе, что Эд даже проморгаться не успел, как того уже и след простыл. Обескураженно держась за щёку, старший Элрик круглыми глазами уставился на не менее ошарашенного старшего Трингама. – … Не, видал? – видать, Эдвард действительно не ожидал такого поворота событий, а Ал был сердитее, чем можно было предполагать, потому что след от его ладони на щеке Эда был очень даже заметный. – … Видал. А что это вообще было? – Рассел развёл руками. И зачем-то искоса взглянул на по-прежнему хранящего молчание Флетчера: – Может, ты объяснишь, братец, какая вас муха укусила? Или… – старший Трингам хитро сощурился, – ты тоже собираешься на меня наорать за то, что я твой старший брат, почему пользуюсь возможностью называть тебя малявкой?.. Флетчер тоже вдруг подорвался на ноги. Правда, в отличие от Альфонса, он размахивать кулаками не стал – просто одарил замершего брата совершенно убийственным взглядом, молча развернулся – и вылетел вслед за своим лучшим другом. Только в одном он поступил радикальнее младшего Элрика – звон от хлопнувшей двери стоял в купе ещё несколько секунд. Старшие молчали чуть ли не минуту, пытаясь осознать, что только что произошло. Первым дар речи вернулся к Эду – у которого пощёчина хотя бы перестала гореть так сильно. – Ну… поздравляю, – нервно хмыкнул он. – Лучшее, что мы с тобой могли сделать, – это поссориться с Алом и Флетчером прям в начале пути. – Но я так и не понял, чего они взбеленились, – Рассел нахмурился. Такой взгляд у Флетчера он видел всего пару раз – когда тот был в настоящей ярости. – Хоть бы повод какой был! А то – хуйня какая-то… – Хуйня, согласен, – Эд подобрал под себя ноги и с грустью взглянул в сторону двери. – Но… они почему-то оба очень обиделись. – Два сапога пара, – буркнул старший Трингам, вставая с намерением снять уже парку, в которой становилось слишком жарко. – Не всё ж нам с тобой от них такое выслушивать! Говорил я Винри, что кое-кто в пубертат наступил, а она мне – да нет, что ты, Флетчер уже слишком взрослый! В каком месте он взрослый, когда они с Алом ведут себя одинаково по-идиотски? – Не знаю, пубертат или не пубертат… по-моему, значения это особо не имеет, – Эдвард прикусил губу. – Важно то, что нам надо с ними помириться. – Почему это мы должны это делать? – Рассел потянулся с недовольным видом. – Они психанули на ровном месте – а мы, значит, извиняйся? С чего вдруг? Эд удивлённо взглянул на друга исподлобья. – С чего? Не знаю, – он немного помолчал. – Может, с того, что мы с тобой в кои-то веки должны себя повести как старшие братья и показать младшим, что это они ведут себя как настоящие дети, а не мы?.. – Эдвард передёрнул плечами и твёрдо добавил: – А вообще – не знаю, как тебе без Флетчера, а мне без Ала грустно и одиноко. И если он будет меня всю дорогу игнорировать, я тут первым чокнусь и начну на весь вагон голосить что-нибудь нецензурное. И тогда меня Армстронг ещё до Бриггса в первую попавшуюся психушку сбагрит и фюреру позвонит! Рассел сконфуженно ухмыльнулся. – Да уж, зрелище, конечно, будет то ещё, – он снова сел на лавочку и взглянул в окно. Там уже темнело, потому что вновь было пасмурно – и осень. Они проезжали поля, поэтому больше ничего интересного заметно и не было. Унылая картина. Хотя Флетчер непременно бы тут нашёл что-то интересное и прочитал бы лекцию про полевые травы… – Только тебе такое не светит, Ал сам не выдержит столько с тобой молчать, – старший Трингам поёжился и угрюмо обхватил себя руками. – Но извиняться перед ними за то, что они такие дураки, я не намерен, хоть ты тресни! – А я что, собираюсь что ли? – Эдвард дёрнул уголком губ. Нечасто они с Расселом до такой степени бывали солидарны. Но тут оставалось лишь порадоваться, что есть такой понимающий лучший друг. – Обойдутся. Иначе это реально будет звучать: «Прости, Ал, что ты такой дебил». – Тогда как ты намерен с ними помириться? – Рассел подозрительно приподнял брови, скосив на Эда глаза. – Да очень просто – никак! – старший Элрик тоже повернул голову и уставился в окно. Вид и ему не очень понравился, поэтому он тут же перевёл взгляд на Рассела и подмигнул ему. – Вот увидишь – они сами придут, как ни в чём не бывало! В конце концов, тут та же дорога играет нам на руку – они не могут не прийти, а как придут, будут уже спокойные-спокойные, и сами извиняться начнут! Это ж наши малые, они две булки! Ну подумаешь, вышли из себя – надо же пар выпускать! Старший Трингам подавился смешком. Эд звучал ну очень харизматично и убедительно, и ему хотелось верить. – Надеюсь, ты прав, – Рассел потянулся к стенке и щёлкнул выключателем. В купе моментально стало намного уютнее и будто даже теплее, и оба старших сходу повеселели. – Тогда… как насчёт партии в картишки? – На деньги? С удовольствием! – Эд, оживившись, полез в карман джинсов. – Ну уж нет, на деньги я с тобой больше не играю! – А, ну да, я забыл, что ты жлоб… – Я не жлоб, я экономный! – Да-да, ври дальше… В козла или в дурака? – В дурака. Переводного, подкидного, с проездным. – Оно и видно, что в дурака… – Опять нарываешься? Я с огромным удовольствием опять сверну тебе скулу! – Фламель упаси, в отсутствие Флетчера я буду вести себя достойнее монаха культа Лето… – … Уже страшно. – Мне тоже. Поскорее бы Флетчер и Ал вернулись.***
Ал и Флетчер, стоя в тамбуре плечом к плечу и уставившись в окно, долго молчали. Прежде, чем Флетчер всё-таки прервал тишину: – Я не думал, что тебя это тоже так бесит. Альфонс неопределённо передёрнул плечами. – Да знаешь… меня не то, чтобы это постоянно бесило, – он хмуро поджал губы. – В конце концов, я прекрасно понимаю, что Эд просто так проявляет свою любовь. Мне даже нравится такая игра… когда мы с ним один на один, – младший Элрик бессознательно потёр ладонью правую щёку. – Но… мне неприятно, когда он продолжает делать это при людях. Да, я немного стесняюсь. Да, мне слегка некомфортно. Одно дело – когда мы обнимаемся или я в шутку поднимаю его на руки, а другое – когда он посреди площади вдруг хватает меня за щёки и целует в нос, – у Ала даже немного порозовели щёки. – Мне кажется, что это вещи очень интимные, личные, и то, что Эд выносит их на совсем всеобщее обозрение при чужих незнакомых людях… мне неприятно, – он сунул руки в карманы куртки, которую предусмотрительно «забыл» снять. – Причём ладно бы я ещё просто молча терпел. Но я же ему говорил о своих переживаниях – не раз, не два и даже не три. А он – он отмахнулся. Опять, – Альфонс криво усмехнулся. – Меня выбесило не то, что он себя так ведёт. А то, что он меня не слышит. Даже сейчас – почему я Эду отвесил пощёчину? Потому, что он назвал то, что меня тревожит, ерундой. Вот и всё, – Ал опустил голову. – И… я жду от него извинений именно за это. Пауза. – Ясно, – Флетчер, не отрывая взгляда от пробегающих мимо равнин, усыпанных отцветающим уже клевером-кашкой и краснеющими листьями зарослей бересклета, тяжело вздохнул. – А я… а меня просто бесит, что Рассел считает меня ребёнком. Не знаю, почему. Раньше не бесило. А за лето почему-то начало очень сильно выводить из себя, – он пригладил волосы на макушке и поёжился. Всё же здесь, в тамбуре, было значительно прохладнее, чем в купе. – Может, потому, что у Рассела теперь есть Винри, и он решил, что перед ней должен вести себя ещё взрослее, чем он есть… – Флетчер снова нахохлился и буркнул: – У меня создаётся ощущение, что он самоутверждается за мой счёт. Я знаю, ты скажешь, что он мой старший брат, и ля-ля-тополя, но… знаешь, это просто невыносимо. Я, как ни странно, куда быстрее Рассела в своё время смирился с отсутствием родителей в нашей с ним жизни – отчасти благодаря самому братику, отчасти, наверное, из-за того, что я маленький был, – младший Трингам помолчал. – Суть в любом случае в том, что, когда эта влюблённая парочка начинает практиковать на мне свои будущие родительские навыки… меня это просто вымораживает. Пусть себе, не знаю, хомячка заведут. Или рыбку аквариумную. Я им чем виноват? – Ты виноват тем, что ты не очень высокий, худой, светловолосый и с голубыми глазами, да ещё и самый младший из нас, – Альфонс едва заметно улыбнулся. – Короче, ты выглядишь как идеальный объект для заботы – вот и всё… – Да что я, виноват что ли, что такой получился? – Флетчер шмыгнул носом. – Как будто я выбирал, каким быть! – Да не выбирал, не выбирал, Авиценна… – Вот почему ты, который даже старше Рассела, со мной общаешься нормально, на равных, а он – как с младенцем?! – … Потому что я твой друг, Флетчер, – Ал мягко опустил ладонь на плечо младшего Трингама. – Лучший друг, – ворчливо поправил его тот, устало прислоняясь щекой к плечу Ала. – Спасибо, – серьёзно поблагодарил его Альфонс. – Да, лучший, но всё же друг. А Рассел – твой старший брат. Он просто привык так себя с тобой вести. – И что, ты думаешь, это нормально? – Флетчер прикрыл глаза. Темнело – и на него наваливалась жуткая усталость. Так и задремать недолго. – Нет, не думаю. Я тебя прекрасно понимаю ещё и потому, что сам нахожусь в таком же положении. Хотя моя внешность не сильно располагает… – Располагает, – Флетчер открыл один глаз. – Ты худющий, тоже светловолосый и с большими глазами. Чем не объект заботы? – Исчерпывающее описание меня, – чистосердечно рассмеялся Альфонс. – Но всё-таки я хотя бы высокий и глаза у меня карие! – Везёт же некоторым… – Авиценна, ты хорош такой, какой есть, ты же знаешь. Я сержусь на Эда точно так же, как ты сердишься на Рассела, но это просто издержки производства, так сказать, – они не со зла, просто так привыкли. Ненадолго повисла тишина, прерываемая только размеренным стуком колёс. – Спасибо, Ал. Я рад, что ты у меня есть, – Флетчер снова прикрыл глаза. – Да брось ты. Мы, «малые», должны держаться вместе, – усмехнулся Альфонс. Пауза. – Так что теперь, нам надо что ли перед ними извиняться?.. – С чего бы? Я, по-моему, вполне чётко объяснил, что не так. Может, я разве что с пощёчиной палку перегнул, но, с другой стороны… я не жалею. Не знаю, что ты там Расселу ляпнул… – Я ничего не ляпнул, просто молча хлопнул дверью и ушёл. – … ну тогда тем более – чего извиняться? – А что тогда делать? Молча сидеть рядом с ними? Дёргать начнут, приставать… Ал задумался. В тамбуре стало уже темно – солнце, и так скрытое тучами, совсем погасло. Становилось сыро и промозгло. Его тоже начинало клонить в сон. Продолжать ссору со старшими не хотелось, но и сдавать позиции – тоже. – А давай мы просто залезем на верхние полки и ляжем спать? – предложил Альфонс. – И разговаривать не надо, и отдохнём… Ты вон совсем уже носом клюёшь. Флетчер? – А, да, я? – младший Трингам дёрнулся и помотал головой, приходя в себя. – Залезем наверх и поспим? Хорошая идея… Только как ты собираешься на верхней полке спать, ты же длинный?.. – Ну длинный и длинный, как будто на нижней мне было бы сильно легче, – Альфонс фыркнул. – Сидеть наверху неудобно, а вот лежать – вполне пойдёт. Ноги мне в любом случае девать некуда, поэтому придётся подбирать их под себя… Подумаешь, невидаль, я постоянно в поездках так живу! – Ну хорошо, убедил, – Флетчер сонно улыбнулся. – Тогда идём обратно? – Идём. Главное по пути не встретить Армстронга. – Судя по тому, что к «чу-чух-чу-чух» добавился ещё какой-то скрежет, рискну предположить, что он уже заснул и храпит на весь вагон… – Хоть бы ты оказался прав, Авиценна. Мне мои рёбра ещё пригодятся.***
– О, какие люди, – Эд насмешливо сощурился, выкладывая на столик сразу три карты. – Намёрзлись? Долго ещё будем дуться, а? – Садитесь уже, – хмыкнул Рассел, перебирая свой «веер» с картами и размышляя, как бы усложнить Эду жизнь. – Чего молчим, язык проглотили? Ал и Флетчер угрюмо переглянулись – и молча, не раздеваясь, полезли на верхние полки. Эд от неожиданности аж выронил на стол все карты, что держал в ладони. – Эй, вы куда? – он ошарашенно поднял голову. – Спать, – неохотно буркнул Флетчер, стягивая куртку и кутаясь в одеяло. – В смысле спать? Ещё даже восьми нет, – Рассел обескураженно моргал, наклонившись вперёд, чтобы видеть, что там творит его младший брат наверху. – И что? Я встал в пять, чтобы кое-кто мог кое с кем поболтать на прощание. Хочу спать. Не лезь, – уже из-под пледа, отвернувшись к стенке, сообщил тот. Рассел открыл было рот, но, ни с того ни с сего покраснев, откинулся обратно на спинку скамейки и, бормоча под нос что-то смущённо-неразборчивое, принялся тасовать карты – партию явно надо было начинать заново. Всё-таки… не так уж он и прав был по отношению к Флетчеру. Наверное, тому и впрямь было неприятно. Ведь действительно было ещё очень рано, когда Рассел проснулся, обнаружив, что у него под боком сопит Винри, ночевавшая вообще-то в свободной комнате Ала. А вот Флетчер куда-то пропал… потом оказалось, что он на кухне читал ту самую книжку, которую ему посоветовала Винри. Рассел легкомысленно тогда, утром, решил, что младшему просто не спалось. Похоже, любовь совсем мозги разжижает… Ну и расхлёбывай теперь. Старший чувствовал себя виноватым. Но извиняться?.. это как-то уж чересчур. Всё равно такая ерунда – как и то, за что Ал и Флетчер обиделись на них с Эдом. Тихо фыркнув под нос, Рассел всё же решил, что утром всё само собой образуется – Флетчер выспится, будет спокойный, и они даже не вспомнят об этой ссоре. Подумаешь, недоразумение. Он сам тоже, когда невыспавшийся, кидается на всех без причины. Убедив себя таким образом, старший Трингам совсем успокоился и с чувством выполненного долга сосредоточился на колоде в своих ладонях. Хотя щёки у него горели ещё долго. Правда, он не знал, что ошибается и что Флетчер куда более злопамятный, чем можно предположить. То есть, младший проглотит это «не-прости» и легкомыслие брата… но затаившаяся обида только добавит очередной кирпичик в растущую между ними стену непонимания. Да кто же о таком вообще догадывается, пока носом не ткнут? Эд в этом отношении был куда более чутким и внимательным (с некоторых пор), поэтому не собирался отставать от Альфонса, пока не помирится с ним. В конце концов, долгие обиды всегда чреваты какой-нибудь гадостью, а оно ему надо? Поэтому старший Элрик решительно поднялся на ноги и заглянул к брату на полку. – Ал, ну а ты чего? Я понимаю, что ты у меня Спящая красавица… – он поморщился. Из-за стенки раздался действительно громкий храп Армстронга – и Ал, Рассел и Флетчер втайне все друг от друга подавились тихими смешками. Но Альфонс лежал спиной к Эдварду, и тот не мог видеть мимолётной улыбки на губах младшего, потому и продолжил, легонько коснувшись пальцами шеи Ала: – Но не до такой же степени! Чего ты вообще сюда взобрался, с твоим-то ростом? Тебе же неудобно! «Отстань. Лежу, как хочу». – Ох, ну… – Эд закатил глаза. – Теперь ты меня и мысленно посылаешь? Ал, хорош уже, в самом деле! «Мне удобно». – В позе эмбриона? Ну Ал! «Отстань, мне нормально. Хочу спать. Занимайся своими делами». Эдвард обиженно фыркнул и уселся обратно на своё место, скрестив руки на груди. Помолчав немного, он-таки поднял голову и недовольно заявил: – А как нам, по-вашему, ночью наши одеяла доставать? Залезли к себе – а о нас кто подумает? Хотите, чтобы мы замёр- Вместо ответа на него и на не ожидавшего никакого подвоха Рассела сверху прилетели два довольно увесистых пледа. – Эй! – возмутился Рассел, откладывая одеяло в сторону. – Что за фигня?! – Спокойной ночи, – убийственно спокойно, в унисон, сообщили им Альфонс и Флетчер – и, снова отвернувшись в разные стороны к стенкам, натянули свои пледы на головы, давая понять, что разговоры окончены. Эд, потирая макушку, обречённо уставился на Рассела, тот, поджав губы, помотал головой и протянул другу карты – мол, эдак мы не поиграем. Оставалось ложиться самим, чтобы не мешать спать этим… обормотам. В молчании старшие убрали свои вещи, переоделись в удобную домашнюю одежду (младшие не стали делать и этого – их проблемы, никто страдать не заставлял), и Эд щёлкнул выключателем. Купе погрузилось в темноту. Правда, что у Эдварда, что у Рассела сна не было ни в одном глазу. Так что они, закутавшись в одеяла и подложив подушки под спины, сидели напротив друг друга и бездумно смотрели в тёмное окно, за которым ничего нельзя было разглядеть из-за усилившегося ливня. В молчании было много понимания, поэтому оба, задетые поведением младших братьев, чувствовали, что слова и не требуются. Так прошло около получаса. Тепло, темнота и стук колёс делали своё дело – и глаза у старших начали потихоньку слипаться. Не мешал уже даже храп Армстронга. Рассел не выдержал первым – в конце концов, он тоже проснулся очень рано как раз из-за предстоящей на тот момент разлуки с Винри, которая его очень беспокоила. Мысли о девушке и о том, что она, наверное, сейчас тоже готовится ко сну, успокоили старшего Трингама и отвлекли его от грустных мыслей – и он, устроившись поудобнее, тоже засопел в обнимку с подушкой. Эд, которого тоже начинало клонить в сон, всё же не мог найти себе места. Мало того, что в поезде приходилось спать отдельно от Ала (это как вообще?), так они ещё и в ссоре… Эдвард хорошо помнил, к чему могут приводить ссоры, даже на пустом месте, с младшим братом. О первой такой крупной ссоре даже думать не хотелось – едва заметные шрамы на пальцах левой руки ещё дают о себе знать в плохую погоду. После второй ссоры у самого Эда случилась истерика – когда Ал без всякого предупреждения вернулся домой с коротко подстриженными волосами вместо своей роскошной тёмно-золотой шевелюры. Эдвард поёжился. А чем это может закончиться сейчас? Вообще-то он не особо шутил, когда говорил Расселу, что двух дней молчания Альфонса не переживёт. Вот прошло полдня – а нервы уже ни к чёрту. А если Ал продолжит дуться на него и там, на севере? Нет уж, ну его к Уробороссу! Эд хмуро кивнул сам себе, встал – и полез наверх, к брату. – Эд, дурак! – Ал поспешно повернулся (тоже, значит, не спал) и испуганно уставился в глаза старшего. – Куда лезешь? Грохнемся оба, она не рассчитана на двоих! – Пока ты со мной не поговоришь, я не отстану! – упрямо прошептал тот. – Как я с тобой сейчас разговаривать буду? Наших разбудим! – Если ты не будешь так громко шептать, не разбудим! Слезай давай! – Они чутко спят, завтра поговорим! – Слезай, говорю! Будем в головах разговаривать, молча! – Тогда на кой мне слезать? – Я не могу с тобой ругаться не в глаза, мы оба психи становимся! – … Эд, ты дебил. – Сам придурок. Слезай, говорю! – Да слезаю, слезаю, успокойся… Флетчер тихо перевернулся и незаметно, сощурившись, выглянул из своего одеяла на скрип. Нахохлился, съёжился – и поспешно отвернулся обратно, криво улыбнувшись своим мыслям. Вот сейчас он чертовски завидовал Альфонсу. По-белому, конечно, но всё же. Расселу вон всё равно, спит себе спокойно, как ни в чём не бывало. От обиды даже запершило в горле, но Флетчер зажмурился и старательно принялся убеждать себя, что ему тоже всё равно, что завтра он не станет ни за что извиняться, что надо быть спокойнее… Ал и Эд между тем сидели друг напротив друга на нижней полке, глаза в глаза, со скрещенными руками и одинаково насупленными бровями. Рассел, на секунду открывший в какой-то момент глаза, едва смог сдержать рвущийся наружу смешок. Да уж, эта парочка друг друга стоит… «Эта парочка» не спала часов до четырёх ночи (или утра). Они действительно разговаривали «молча» – но зато активно жестикулировали: махали руками, беззвучно фыркали, отворачивались и снова укоризненно поглядывали друг на друга исподлобья. Если не знать, что они общаются при помощи знаменитой «элриковской телепатии», можно было подумать, что Эд и Ал разыгрывают пантомиму или изображают из себя глухонемых. Правда, всё это было точно не зря – к трём часам их жесты стали не такими резкими, взгляды смягчились, а на губах и вовсе стали время от времени появляться улыбки. В конце концов, как раз в районе трёх ночи они уже сидели плечом к плечу и вместе смотрели в окно, за которым, наконец, из-за туч выглянула луна и осветила бледными лучами холодные пожелтевшие луга. То есть как плечом к плечу – Ал, вытянув длинные ноги на всё купе (благо сейчас никому не мешал), положил голову Эду на плечо. Эд перебирал пальцами мягкие длинные – уже совсем отросли, надо же, – пряди волос брата и время от времени наклонялся, чтобы оставить на лбу или на виске младшего едва ощутимый поцелуй. Альфонс от этого щурился и улыбался, и вообще разве что не мурлыкал, а то совсем был бы похож на большого кота. Хеймерик вот себя точно так же ведёт, когда его гладят… «Ал, ты дурак. Вот надо оно было – ссориться?» «Ты тоже дурак». «Я не спорю». «Я тоже». «Мы с тобой те ещё балбесы». «Согласен». «Мир?» «Конечно. Люблю тебя, глупый братик». «И я тебя, дурень». Рассел сонно приоткрыл глаза на одной из остановок – и поспешно снова опустил веки. Флетчер уже крепко спал. Но если бы он знал, что его брат сейчас тоже по-белому завидовал Эду – за то, что тот умел мириться со своим младшим и не стеснялся проявлять чувства, – ему, Флетчеру то есть, было бы легче. И сны бы были не такими мрачными. Конечно, между Трингамами совсем иные отношения, нежели между Элриками (хвала Фламелю, не всем же в инцест подаваться). Но братскую привязанность никто не отменял. Разумеется, Расселу было не всё равно. Но говорить он об этом не умел.***
Наутро Рассел и Флетчер проснулись от негромкого треньканья гитары и мурлыканья Эда, который напевал под нос что-то там про «зимние сказочки». Флетчер от удивления даже не сходу вспомнил, что обижался вчера на Рассела, и потому, свесив голову вниз, в недоумении уставился на Элриков. – Ну вот, говорил же я тебе, что ты их разбудишь, – Ал, одетый вместо форменного кителя в тёплый домашний свитер, помахал рукой заспанному другу. – Доброе утро, Флетчер! Слезай, буди Рассела, завтракать будем! – Чего меня будить? Сам встану, – Рассел, взъерошенный и сонный, сел на своей полке и, поморщившись, зевнул. После чего поднял голову и, взглянув снизу вверх на брата, доброжелательно, как ни в чём не бывало, кивнул ему: – Но ты всё равно слезай – голодный небось по самое не хочу, вчера даже не поужинал! Флетчер спорить не стал и, застенчиво улыбнувшись, спрыгнул вниз и потянулся. – Слезаю, – резюмировал он, примостившись рядом со своим старшим братом и потирая глаза. – Доброе утро… а вы чего это так рано встали? – Рано встали? – Эд насмешливо приподнял бровь и, дёрнув пальцами за струны, извлёк из гитары бодрый «трынь». – Мы просто не особо ложились! А потом там, – он мотнул головой в сторону окна, – как началось… ну мы и не стали уже спать! – Чего там началось? – Рассел покосился в окно – да так и замер. – Ух ты… – восхищённо выдохнул Флетчер, болтая ногами. За окном была зима. Ну, то есть, на самом деле осень. Правда, осень в Централе и уж тем более в Ксенотайме всегда была промозглой и серенькой, поэтому то, что творилось в северных частях страны в это время года, было для парней в новинку. А там… там сейчас шёл снег. Вот прям настоящий снег. Здоровенными хлопьями. Шёл – и не таял, покрывая голые чёрные скелеты деревьев белой бахромой. – Вот и мы решили, что ух ты, – согласился Ал, подвигая друзьям кружки с горячим чаем. – Поэтому в шесть утра погуляли на остановке, до семи промаялись ерундой, потом Эд вышел умыться, а вернулся почему-то с гитарой – и вот… – А чего она у них бесхозная лежала? – Эдвард пожал плечами, снова принимаясь дёргать металлические струны стальными пальцами. – Нам тут хоть в хозяйстве пригодится. А Армстронг со своими соседями и так переживут – он там, оказывается, сослуживцев по Ишвару нашёл, так что про нас и не вспоминает! – А я и думаю, как так-то, что он ни разу за вчера и за сегодня к нам не заглянул, – Рассел хмыкнул, накидывая на плечи предусмотрительно вынутую из чемодана кофту. После чего протянул такую же кофту Флетчеру. – На уже, переоденься. Смотреть на тебя не могу в этой форме, аж самому неудобно становится! – Ну так ты и не смотри, – мирно хмыкнул Флетчер, впрочем, благодарно кивая. Он отложил кофту в сторону и нырнул под лавку – Рассел прав, надо было вытащить домашнюю одежду, а то от форменных брюк у него уже живот побаливал. – Спасибо, братик. Вчера про это забыл. – Память девичья, – беззлобно проворчал старший Трингам, грея руки об свою кружку. Правда, заострять внимание на вчерашних событиях не стал и, обратившись к Эду, решил заняться вещами более насущными: – А это что, всё? Мы до Северного города на одном чае что ли сидим? Что-то мне подсказывает, что там не шибко сытнее кормить будут… – Обижаешь, Блистательный! – оскорблённо фыркнул Эд, вставая, чтобы убрать гитару на верхнюю полку, дабы она не мешалась. – Нет, ты, конечно, как самый экономный можешь и на одном чае посидеть, но вообще-то… – Кто ж по холодам на одном чае сидит? Нечего моего брата голодом морить! – Флетчер, застёгивая кофту, которую ему отдал Рассел (ту самую, синюю со знаком Фламеля и кадуцеем, которую ему год назад подарили Мустанги на Новый год), погрозил Эду кулаком. Сам Рассел на этот жест тайком улыбнулся. Значит, Флетчер тоже решил не ворошить вчерашнее и сделать вид, что ничего не было. Оно и к лучшему. – Ну а чего он глупые вопросы задаёт? – Эд закатил глаза под дружные смешки Ала и Рассела. – Глупые-не глупые, а еду мы с тобой действительно ещё не достали, и пора бы уже это упущение исправить, – Ал в свою очередь нырнул под скамейку и чем-то там зашуршал. – Так-с, чего нам тут с собой дали… Нет, они издеваются? Да тут на целый полк хватит! – Тащи! – хором радостно выдали Эд и Рассел. – Я как раз голодный, как целый полк, – на то я и полковник! – важно добавил Эдвард, присаживаясь на корточки, чтобы помочь Альфонсу. – Да-а, Эд, я помню, как ты опустошил ксенотаймовское кафе! – хохотнул Рассел. – А если ты генералом станешь, ты что, за всю армию есть будешь? – Ну да! – Эд невинно пожал плечами. – А что не так? – Бедный наш аместрийский комитет по снабжению… – Кадры – наше всё, таких, как я, – один на миллион, так что ничего, пусть заботятся! – Конечно, один, второго такого никто не выдержит, даже Ал… – Чё сказал?! – А что, я не прав что ли? Альфонс, всплеснув руками, был вынужден сунуть пакеты с едой в руки Флетчеру, а сам заняться оттаскиванием сердитого Эда от довольного, как кот, объевшийся сметаны, Рассела. – М-да… восемь утра, а вы уже поцапались, – тяжело вздохнул младший Трингам, раскладывая еду на столе. – Мы точно доживём до Северного города или вы друг друга заранее поубиваете? – Даже если поубиваем – ты же всё равно оживишь! – Рассел подмигнул ему. – Да уж куда денусь… – Ну вот и всё! Это уже не в пример больше походило на то, как должна проходить долгая поездка в такой компании, нежели то, что было накануне. Завтрак прошёл весело и оживлённо (Эд грозился подсыпать Расселу в чай какое-нибудь слабительное, тот картинно возмущался, Ал смеялся, Флетчер закатывал глаза). Потом старшие чуть не подрались за гитару, потом все четверо на остановке устроили бойню снежками (и, конечно, промокли насквозь, а из сугробов их вытаскивали Армстронг и его бывшие сослуживцы), потом играли в дурака уже все вчетвером (и Ал в очередной раз спалил Эда на жульничестве, за что тот на него полвечера дулся), потом Альфонс и Флетчер по очереди читали вслух какой-то завалявшийся у проводницы любовный роман позапрошлого века, а Эдвард и Рассел бойко комментировали каждую строчку, из-за чего слёзная мелодрама превратилась в какую-то сюрреалистичную комедию… Проще говоря, день получился насыщенным – несмотря на то, что в поезде заняться было особо нечем. Как будто этим четверым в компании друг друга хоть когда-то приходилось скучать. Когда Рассел вернулся от проводницы в своё купе (куда ходил честно отзвониться Мустангу и Винри), то обнаружил, что все «свои» уже крепко спят – на этот раз от усталости. Флетчер подобрал под себя ноги и задремал на подушке Рассела, Эд завалился на колени Ала и уткнулся носом в живот брата (очевидно, ему было тепло и уютно, и менять положение он не намеревался), сам Альфонс спал, спрятав мёрзнущие ладони в растрёпанной светлой шевелюре Эдварда. Старший Трингам тихонько хмыкнул, укрыл своего младшего брата одеялом – и полез на верхнюю полку. Пусть ребёнок сегодня нормально отдохнёт, а ему, Расселу, несложно поспать наверху. Тем более там укачивает даже сильнее – а значит, он тоже быстро заснёт… Рассел ни за что бы не признался сейчас даже самому себе, что ему просто по-детски же хотелось полежать на верхней полке. Да он и не успел об этом подумать – сам вырубился моментально, как только голова коснулась подушки. Сегодня Армстронг заглянул к ним, намереваясь убедиться, что молодёжь в порядке – но даже изумился, увидев, что все они спят. В восемь вечера? Спят?.. Он даже прослезился от избытка чувств (вообще он делал это довольно часто, когда оказывался в компании Элриков и Трингамов – «какая трогательная привязанность, какая искренняя дружба!», чем неизменно вгонял всех четверых в краску), но будить их не стал. Тихо прикрыв дверь купе, он задумчиво взглянул в окно. Сегодня ночь была светлая – мало того что лунная, так ещё и снег повсюду… чем ближе к Северному городу, тем больше были сугробы, тем сильнее морозы. Красиво, конечно, – но, с другой стороны, даже жутко. Подполковник вздохнул себе под нос. Он с нетерпением ждал завтрашней встречи со старшей сестрой, но вместе с тем глубоко в душе немного побаивался её. Оливию не зря звали «Северной скалой Бриггса» и «Снежной королевой» – и кому, как не ему, младшему брату, знать об этом? Алекс тряхнул головой и бодро улыбнулся, отгоняя тревожные мысли. Какая разница? Ведь всё-таки они Армстронги, и родственные узы для их семьи важнее всего, – значит, всё непременно будет хорошо!