Семь часов назад
– Да почему? Почему именно я должен идти к нашим, а вы – к этим извергам?! – Рассел стукнул кулаком по столу. – Ещё неизвестно, что эти сволочи с вами делать будут! А я буду в это время прохлаждаться?! Пусть Флетчер идёт! Или Ал! Ну на крайняк ты, Эд! А уж я…
– Да не ори ты, Блистательный товарищ, – Эд поморщился, потирая лоб. – Нельзя туда идти ни мне, ни Алу, ни – в особенности – Флетчеру. И ничем это не легче. Тоже мне, прохлаждаться. Ты что, реально думаешь, что наша «Северная скала», – он сурово нахмурил брови и сжал губы, явно передразнивая Миру Оливию, – спокойно отнесётся к явлению предателя?..
– Почему – в особенности Флетчеру? – уже чуть тише, не всё ещё недовольно переспросил Рассел. Флетчер в этот момент молча стоял у окна на пару с Алом и проверял состояние рук последнего, значительно улучшенное вчера медицинской алхимией и доведённое до безупречности самостоятельной Алхимией священной земли. – И почему – предателя?
Эдвард тяжело вздохнул, присаживаясь напротив друга.
– Рассел, не тупи. И не прикидывайся этим, как его, – он щёлкнул пальцами, – валенком, вот. Тебе Истина тоже сказал, что ты не должен НИКОМУ НИЧЕГО говорить даже под страхом смертной казни. Возражения?
– Нету, – буркнул старший Трингам, нахохлившись. – Но ведь это не значит…
– Значит, товарищ ты мой несообразительный, – Эд нравоучительно поднял указательный палец. – Вот представь: являешься ты в Штаб. Все, конечно, очень рады, но все в шоке. Как это так, ты, живой, целый и невредимый… и один. А ты им: «Сорян, ничего рассказать не могу». Где ты был? Не могу сказать. Что ты делал? Не могу сказать. Что с Флетчером, Алом и Эдом? Не могу сказать. Может, ты ещё и про ледяную скалу ничего не можешь сказать?! Не могу сказать…
– Я могу сделать вид, что мне память отшибло, – Рассел скрестил руки на груди.
– Нет, не можешь, – Эд строго покачал головой. – Рассел, харе уже отговорки искать. Ты знаешь, что тебе нужно оказаться внизу, в подземельях, причём именно в камере для госпреступников. А для этого тебе нужно вынудить наших – наших! Не сомневаюсь, что фюрер уже тоже примчался… и Винри тоже… – на упоминании Рокбелл Рассел дёрнулся и слегка побледнел. Эд между тем мрачновато продолжил: – Так вот, тебе необходимо вынудить наших счесть тебя госпреступником… – пауза, тихо: – Теперь ты понимаешь, почему Флетчеру нельзя туда идти? И почему нельзя идти Алу или даже мне?
Рассел молчал, опустив голову. Нельзя же всё время убегать от самого себя. А он бы очень не хотел признаваться, что понимает.
Эд снова тяжело вздохнул.
– Да понимаешь ты всё. Понимаешь, что это и есть самое сложное. Понимаешь, что Флетчер не выдержит слёз Винри и напора доктора Энберг. Что Ал не справится с генерал-майором, – совсем тихо: – Что я не смогу молчать в ответ на вопросы фюрера.
Рассел вскинул голову:
– А почему же вы считаете, что я выдержу? – он до крови прикусил губу. Впрочем, ранка почти моментально затянулась – спасибо кристаллам, пульсирующим в яремной впадине. – Я – не сломаюсь? Ладно генерал-майор. Ладно фюрер. Но Винри, – старший Трингам сглотнул. – Эд, с чего ты взял, что я смогу молчать в ответ на её слёзы?..
Эд грустно улыбнулся.
– Да потому, дурак, что при тебе она не будет так убиваться по нам, как при любом из нас по тебе. И ты это отлично знаешь.
Повисла тишина.
– Это жестоко, – негромко заметил Альфонс, исподлобья поглядывая на старших.
– Да у нас вообще пиздец какой-то, если ты не заметил, – Эдвард обессиленно уронил голову на руки, сложенные на столе. – Нас всех сейчас отделают по самое не хочу. Можно подумать, тебя у левых никенавтов примут с распростёртыми объятиями! А Флетчера у правых! Хорошо ещё, если вообще узнаем друг друга после этого!..
– Да и тебе достанется от драхмийцев, – тихо, почти шёпотом заметил Флетчер, который, удостоверившись, что с руками Ала действительно всё в порядке, подошёл поближе и встал за спиной Рассела.
Вновь установилось тяжёлое молчание. Они уже приняли тот факт, что Истина с какого-то перепугу решил взвалить бремя за спасение Земли на их плечи. Но легче-то от этого не становилось. И даже не из-за себя – каждому из них было по большому счёту плевать на себя. Но вот близкие… Эд избегал смотреть в глаза Алу. Рассел не оборачивался, чтобы посмотреть на Флетчера.
– Эд, пойдём. Пора, – мягко позвал Альфонс, прислонившись плечом к дверному косяку.
Эд вздрогнул и поднял голову.
– Что, уже?..
Ал молча кивнул. Он тоже старался не смотреть в глаза старшего до последнего. Но сейчас…
Эд встал.
– Пойдём, – твёрдо кивнул он. И, покосившись на Рассела и Флетчера, криво усмехнулся, протягивая ладонь. – Не буду ничего желать. Увидимся.
Рассел тоже поднял голову. Флетчер нервно сглотнул, шагнув вперёд.
– Но…
– Да идите вы оба к чёрту, а, – пробормотал Рассел, резко отодвигая стул, поднимаясь на ноги и сгребая Эда в охапку.
– Ты меня пугаешь, Блистательный, – хмыкнул тот, утыкаясь лбом в бобровый мех тёплого зимнего плаща Рассела. – Что-то ты совсем рассентиментальничался…
– Заткнись, – буркнул Рассел.
– Молчу, молчу…
Пауза.
– Флетчер, ты… – начал было Ал, подходя чуть ближе к младшему Трингаму и протягивая руку, чтобы коснуться пальцами его плеча.
Но не успел – Флетчер круто развернулся и, не глядя, кинулся на Ала так, что чуть не сбил с ног.
– Мы же точно встретимся все, да? – выдохнул он куда-то в белоснежную опушку капюшона Ала.
– … Точно, Флетчер. Мы-то – однозначно встретимся, – Альфонс крепко обнял друга в ответ. – Если не на этом свете, так на том. Уже никуда друг от друга не денемся.
Рассел вдруг ни с того ни с сего усмехнулся (Эд озадаченно приподнял брови) и, задев чёрно-бурый пушистый воротник Эдварда, протянул руку в сторону младших:
– Не то чтобы я отказывался от вечности в вашей компании, но предпочёл бы остаться на этом свете. Как-то мне тут в последнее время подозрительно начало нравиться…
Флетчер истерично хихикнул, Ал грустно улыбнулся (у него всё сегодня получалось грустно – и улыбки, и шутки… даже когда он искренне смеялся, глаза у него были тоскливые) – и через пару секунд объятия стали уже четверными.
– Заду-шите… – просипел Эд, на пару с Флетчером оказавшийся в середине, между рослыми Алом и Расселом.
– Да и пусть, – Флетчер, которому из-за поднятых плеч рыжеватый лисий мех его плаща начал лезть в лицо, смешно фыркнул. А может, ему просто было слишком хорошо, и он напоследок решил немного подурачиться. – Асфиксия – это… весело!
– Обхохочешься просто, – Рассел, прижавшийся подбородком к макушке брата, закатил глаза. – Прям не могу, умираю…
– Рано, подожди, сначала мир спасти, а потом уже умирать можно будет… – Ал наклонил голову и потёрся носом о мягкие золотые волосы Эда.
– Щекотно, дурак!
– Это ты мне говоришь?! Это вообще не я!
– А кто, Флетчер?
– Я не при чём, смотрите, у меня глаза красивые!
– У Ала тоже, но это не значит, что он не может быть той ещё заразой!
– А какой, вирусной или бактериальной?
– Вот спасибо, друг!
– Да это он любя!
– А ты его не покрывай, Рассел!
– Да я никогда!..
– Дурни, – подытожил Альфонс, посмеиваясь. Хотя рёбра и плечи у них трещали, а руки ныли от резкого перенапряжения… дышать стало как-то легче.
***
Когда Эд и Ал ушли, помахав друзьям на прощанье рукой (Эд ещё успел ритуально поругаться с Расселом), и скрылись в сторону еловой рощи, за которым начиналось перепутье, Рассел, боявшийся и ждавший этой минуты, взглянул на Флетчера.
– Ну что, братец… нам тоже пора?
Флетчер тяжело вздохнул и несмело поднял глаза.
– Честно? – он помедлил пару секунд. – Мне… очень не хочется. Ни самому идти, ни тебя пускать.
Они почти одновременно сделали шаг навстречу друг другу и крепко обнялись. Рассел хотел было сказать что-то вроде: «Не бойся, ты сильный, ты справишься», но слова застряли в горле. Ему почему-то вспомнилась сцена на кладбище, рядом с маминой могилой – все взрослые уже разошлись, и только они с братом стоят на холодном пронизывающем осеннем ветру. То есть, в действительности стоит он один: Флетчер, маленький, уставший и испуганный, спрятал лицо в рукаве тонкого пальто Рассела и всхлипывает сквозь дрёму…
– Я не спал тогда. Это скорее было похоже на транс, – вдруг задумчиво ответил Флетчер на мысли Рассела.
Старший от неожиданности даже дёрнулся – но почти тут же рассмеялся, взъерошив брату волосы на макушке:
– Ну здрасьте, братец… что, у Эда и Ала подхватили телепатию?
– Да вроде нет, ты же знаешь, они у нас особый случай, – тихонько хмыкнул младший, явно намекая на то, что Эд и Ал не из одних благородных чувств ушли пораньше и вместе – в ельнике явно разворачивалась не менее душещипательная, но, вероятно, на порядок более эмоциональная сцена прощания. Насколько Рассел и Флетчер знали своих друзей, конечно. – Я просто подумал, что ты подумал…
– Ага, и мы подумали, – тепло фыркнул Рассел.
– Ну да… – Флетчер неопределённо слабо дёрнул плечами (чтобы Рассел не подумал, что он хочет разорвать объятия). Помолчал немного и серьёзно добавил: – Меня тогда ноги плохо держали. Но я не упал благодаря тебе, – пауза, спокойно: – И так было всю жизнь.
Рассел почувствовал, что у него начинают гореть щёки. И щипать глаза. И першить в горле. Вот же мелкий…
– Да ну тебя, балда.
– Сам такой. Береги себя, глупый братик.
– Говорил я Алу не учить ребёнка плохому…
– Ну Рассел!
– Я тебя тоже люблю, Флетчер.
Флетчер притих. Рассел тоже молчал. За окном начинали тихо кружиться крупные хлопья снега.
– Пора, – прошептал старший.
– Пора, – глухо согласился с ним младший. Глухо – потому что глаза у него были как обычно на мокром месте, и он как обычно старательно скрывал это, ткнувшись в плечо брата.
***
– Пора, Ал?..
– Пора, Эд.
Ал всё ещё не выпускал пальцы брата из своей ладони. Эд всё ещё не мог оторваться от родного тёплого карего взгляда. На этот раз Трингамы в кои-то веки ошиблись. Прощание между Элриками больше напоминало абсолютно молчаливую игру в гляделки. Никаких эмоций, слёз, криков… они не позволили себе даже объятия – знали, как больно будет их разрывать. Впрочем, больно было и без этого.
На этот раз первый шаг сделал Альфонс. Плотно сжав побелевшие губы, он разжал ладонь. И шагнул назад. Медленно отвернулся и занёс ногу для следующего шага.
– Ал…
Он замер, не оборачиваясь.
– Ничего. Иди, – пауза, тихо: – Я просто хотел ещё раз сказать, что я тебя люблю.
Альфонс зажмурился. Почему-то всплыло в голове смешное сравнение – древний миф про Орфея и Эвридику. А имя Эвридика тоже начинается на «Э».
– Я знаю, Эд. Я тоже тебя люблю.
Он так и не обернулся. А Эд, который так и не смог себя заставить отвести взгляд от спины младшего (очертаний фигуры не было видно – Ал накинул капюшон, а с узких плеч спадал тяжёлый тёплый плащ), наконец, признался себе, что тому, от кого уходят, больно не меньше, чем уходящему. И что он в самом деле был тогда, несколько лет назад, предельно жесток к младшему, бросая его, чтобы уйти на чужой тот свет. Тот свет? Было бы смешно, когда бы не было так грустно.
– Надо же когда-то начинать искупать свои грехи, – грустно вслух сам себе пошутил Эд, тоже накидывая капюшон плаща (свой фиолетово-синий он трансмутировал в простой чёрный – и так достанется от драхмийцев, что уж наряжаться; это Алу и Флетчеру их бирюзовый и зелёный плащи ещё могли чем-то помочь…) на голову. «А Розе, наверное, понравилось бы», – добавил он уже мысленно. И, повернувшись лицом на север, в противоположную от Бриггса сторону, он улыбнулся: – Как там это называлось у греков, гекатомба? Ну так обкуритесь своими гекатомбами!
