Тень моего света

      Утро началось с того, что в комнатушку Мерлина постучался сам король. Мерлин готовился услышать из его уст самый суровый приговор, но в душе все-таки верил, что Артур сможет его понять. И простить.              — Милорд! — учтиво поклонился чародей.              Артур махнул рукой, мол, оставь эти любезности. Вид у него был растерянный и будто немного побитый.              — Присядем, Мерлин, — сказал он, избегая смотреть старому другу в глаза. — Итак, ты маг.              — От самого рождения. Это преступление?              — Мой отец уже казнил бы тебя.              — Знаю. Но ты не казнишь.              — Конечно, нет, — покачал головой Артур. — Все, что я хочу знать — почему? Почему ты молчал и держал меня в неведении?              — Я должен был быть осторожным, Артур, — вздохнул Мерлин. — Утер немедленно отправил бы меня на костер, если бы до него дошел слух, а потом я был вынужден скрывать свою силу из-за опасений перед Морганой. Думаешь, легко жить в постоянном страхе, что тебя разоблачат в том, кто ты есть? Но поверь, так было лучше для всех, и для тебя в том числе.              — Я думал, друзья должны доверять друг другу все, даже собственную жизнь, — усмехнулся Артур. — Видимо, я ошибался.              — Возможно, ты прав. Возможно, это еще одна моя ошибка, хотя мне казалось, что я поступаю правильно. Я использовал магию, чтобы защищать тебя и служить Камелоту. Ведь служить можно не только копьем и мечом, Артур, но я боялся, что ты этого не поймешь.              — Я смотрю на тебя и не понимаю, как ты можешь быть магом. Все, что я когда-либо знал о магии, это то, что она зла. И я не просто знал, я видел это. Магия на моих глазах погубила Моргану, добрую сострадательную девочку сделала обезумевшей кровожадной ведьмой.              Мерлин сглотнул комок слез, внезапно подступивший к горлу.              — Моргану сделала такой не магия, а люди, которые ее окружали, и она сама. Магия сама по себе не зла и не добра, она только инструмент. Добро и зло в сердцах людей, а не в магии.              — Стало быть, в людских сердцах много зла. Мерлин, — Артур встал на ноги и похлопал его по плечу, — я никогда тебе этого прежде не говорил, но теперь все же скажу. Спасибо, друг.              — Это значит, что я прощен и восстановлен в доверии? — расплылся в счастливой улыбке Мерлин.              — Это значит, что ты можешь приступить к своим обычным обязанностям.              — Что?! — опешил Мерлин. — Я думал, ты пожалуешь мне хотя бы титул придворного прорицателя.              — С тебя хватит и обычного дворянского титула, — добродушно хмыкнул Артур. — Но не сейчас, а когда я найду себе нового надежного слугу. Не могу же я допустить, чтобы мои доспехи оставались нечищеными.              — О, прекрасно! — поморщился Мерлин.              — Да ладно тебе, Мерлин. Все равно второго такого, как ты, не будет. Мне, по большому счету, все равно, маг ты или нет. Главное, что ты хороший и верный друг, а это дорогого стоит.              Мерлин облегченно вздохнул и вновь заулыбался.              — Спасибо, Артур. У меня камень с души свалился.              — Только… — Артур смущенно почесал нос.              — Что?..              — Я хотел бы, чтобы ты… не выставлял свои способности напоказ. Во всяком случае, до поры до времени. Мне так проще будет к ним привыкнуть.              — Как прикажете, милорд, — рассмеялся Мерлин.       

***

      Появления на свет наследника трона с нетерпением ждало все королевство. Когда весть о том, что королева вот-вот разрешится от бремени, облетела Камелот, на дворцовой площади начали толпой собираться люди. Король и без пяти минут отец наследного принца едва не стоптал пару новых сапог возле покоев Гвиневры.              — Мерлин, ступай, спроси у Гаюса, почему так долго! — возбужденно размахивал он руками, а красный плащ развевался у него от быстрой ходьбы за спиной, точно боевое знамя.              — Сир, дети не родятся за три минуты, — вяло проговорил Мерлин, у которого уже откровенно рябило в глазах и раскалывалась голова. — Я уверен, что с Гвен и ребенком все будет хорошо, Гаюс скажет тебе то же самое. И, Артур, посидел бы ты хоть немного.              — Не могу! — не находил себе места от волнения будущий отец. — Тебе меня не понять, Мерлин.              — Куда уж мне.              Артур в своей искренней, немного неуклюжей заботе о родных и любимых не был похож на грозного короля, призванного повелевать землями Альбиона, и это хорошо. Мерлин подумал, что настоящий король и должен быть таким — временами нелепым, временами раздражающим, временами ранимым, но неизменно человечным и милосердным.              В Камелоте появилась новая жизнь — крохотный розовощекий карапуз, громкоголосый и крепко сбитый, весь в отца. Споров вокруг имени было много: каких только ни предлагали! Принц должен был носить звучное имя, которое отражало бы славу его предков и вело его в будущее, к новым великим свершениям. После долгих совещаний королевская семья решила назвать младенца Эдуардом, и народ на площади неистово ликовал, приветствуя своего будущего короля.              — Ну, Гвен, ты счастлива? — Мерлин присел у изголовья королевской кровати, когда шум вокруг немного поутих.              Гвиневра полулежала на постели в кружевной батистовой сорочке, уставшая, измученная, с темными кругами под глазами, но ее лицо озаряла добрая, нежная улыбка. Гвен светилась счастьем изнутри.              — Я ждала этого дня всю свою жизнь, Мерлин.              — И вот он наступил, — улыбнулся чародей.              — Конечно, я счастлива. А вот ты, похоже, нет.              Искренняя радость Мерлина сменилась таким же искренним недоумением.              — Я не понимаю, о чем ты, Гвен. Я ждал рождения наследника Камелота не меньше Артура! Может, не больше, но точно не меньше. Ваше счастье — это мое счастье, так было и будет всегда.              — Нет, нет, я не об этом, — мягко заулыбалась Гвиневра. — Извини, что говорю с тобой так откровенно, но мне кажется, что тебя все время что-то гнетет. Возможно, ты сам не замечаешь, как грустишь, но со стороны это видно.              — Думаешь?..              — После битвы ты вернулся другим. Что-то в тебе перевернулось, навсегда изменилось, а что — не могу понять. Ты уже не тот Мерлин, которого я знала с юности.              — Это упрек или похвала?              — Не то и не другое. Я желаю тебе счастья, Мерлин, правда. Где бы ты его ни нашел — в Камелоте или за его стенами.              Мерлин посмотрел в глаза Гвен — всегда мудрые, понимающие, проницательные глаза. Она не знает, но чувствует, что ему на роду написано любить проклятых, отвергнутых и тех, чьи следы уже не отыскать. Хочет помочь, но не может, да и кто сможет? Мерлин был счастлив их с Артуром счастьем, своего у него не было по одной простой причине — счастье не может делиться на свое и чужое.              В день крестин принца Эдуарда в Камелоте были устроены пышные празднества. Король собрал подданных на дворцовой площади и вышел на балкон вместе с королевой и своими приближенными, включая рыцарей, чтобы держать к народу речь. Младенец временами хныкал на руках у матери, и тогда на помощь приходил крестный, которому достаточно было прикоснуться к ребенку, чтобы тот затих.              — Видишь, как полезно владеть магией, Гвен, — улыбнулся Мерлин.              — Это не магия, — со смехом отвечала ему Гвиневра, — это ты, Мерлин.              — Люди Камелота! — громко обратился к толпе Артур, подняв руку. Площадь мгновенно затихла. — Для меня великая честь стоять сегодня здесь, перед вами. Нами пройдено много дорог, много трудностей и испытаний мы преодолели в прошлом, а будущее зовет нас за собой и хочет, чтобы мы были мудрыми и сильными. Не все решения были верными, — сказал король, чуть понизив голос. — Не все законы — справедливыми. Последствия некоторых ошибок еще долго будут преследовать нас, но в наших силах признать свою неправоту и не повторять их вновь. Тридцать лет назад началась Великая Чистка.              По толпе прокатился вздох изумления, а Мерлин не поверил своим ушам.              — Тридцать лет магия была преследуема законом, — продолжал Артур. — Многие невинные люди пали жертвами неоправданно жестоких преследований. Мы не можем вернуть их жизни, но мы можем не допустить новых смертей. Нет, я не говорю, что магия невинна! — громче воскликнул король в ответ на ропот, покатившийся по площади. — Магия — грозное оружие в руках злодеев и нечестивцев, и многие из вас, пострадавшие от таких людей, знают, о чем я говорю. Но мы идем в будущее. Мы должны установить раз и навсегда, что наказанию справедливо подвергать сами преступления, а не способ, которым они совершены. Магия сама по себе не добра и не зла, она лишь инструмент в добрых или злых руках. Закон должен судить только деяния людей, он не должен наказывать их за то, кем они являются от рождения. Сегодня вы присутствуете при рождении нового Камелота. Камелота, где не имеют значения ни ваше происхождение, ни ваши способности. Единственное, что имеет значение, это ваше сердце. Доброе оно или злое, благородное или подлое — вот что важно. Я научу этому своего сына, а он — своего сына, и так год за годом мы вместе построим великое государство, оплот справедливости и чести.              Артур замолчал, и все потрясенно молчали вместе с ним, пока Мерлин, не обращая внимания на ручьями текущие по лицу слезы, не выкрикнул что было сил:              — Да здравствует король!              — Да здравствует король! — подхватил многотысячный хор, замелькали пестрые платки, заблестели на солнце воздетые рыцарские мечи и наконечники копий.              Всеобщее ликование нарушил грозный звук хлопающих крыльев, драконья тень накрыла дворцовую площадь. Люди в панике завизжали и бросились врассыпную, стражники вскинули арбалеты и прицелились в летающую тварь.              — Стойте! — вскричал Мерлин, неистово замахав руками. — Стойте, не стреляйте! Он не причинит никому вреда!              Артур дал знак стражникам, и белый дракон, спокойно подлетев к дворцу, уцепился лапами за балконную балюстраду и сложил крылья. Мерлин подошел к нему и взял его голову руками, будто разговаривая с ним.              — Мерлин не перестает меня удивлять, — Артур невольно поморщился, глядя на необычную картину.              — Мерлин, в чем дело? — удивился Гаюс.              Дракон говорил — присутствующие были готовы поклясться, что говорил, — на своем языке, то и дело горестно мигая ясными голубыми глазами, а Мерлин слушал его хмуро и напряженно, внимая недобрым вестям.              — Мерлин, может, все-таки объяснишь, что все это значит? — дождавшись окончания этой диковинной безмолвной беседы, спросил Артур.              — Я должен ехать, — Мерлин поднял на него растерянный, встревоженный взгляд. — Не могу сейчас объяснить, куда и почему, но я очень нужен одному человеку.              Гаюс и Гвиневра обменялись многоговорящими взглядами, а понял ли что-нибудь в этот момент Артур, для Мерлина осталось загадкой.