Гуй Цзинпэн Нет. Я живу здесь уже 12 лет. (19:51)
Люмин Кёниг Странно (19:51) У нас группа иностранцев вроде как (19:51) Сяо не ответил: не знал, что. Короткий разговор ощущался… неловко. Впервые они общались по переписке не по рабочим вопросам. Но даже такой короткий обмен сообщениями удивительно сильно вымотал: хотелось только лечь и забыться, выкинуть назойливую пульсирующую мысль, что она думала о нём. Приняв волевое решение отнести посуду на кухню из комнаты позже, он упал на кровать. На работу сил окончательно не осталось. Он снова сидел в уютной полумрачной кухне в окружении тех, от кого чувствовал любовь и тепло. На этот раз Сяо молчал: безмолвно наблюдал за тем, как отец и мама что-то обсуждают, и она тихо смеётся, качая головой. — О чём задумался? Хочешь так же? — спросила Инда с улыбкой, подперев щёку ладонью. Её любимый «домашний» кардиган не по размеру болтался, как мешок от картошки, но её, всегда безупречно элегантную, в кругу семьи это совсем не волновало. — Инда, не пугай его, — мягко рассмеялся Мину и отпил чай. — Ты ведь знаешь нашего птенца. Сяо нахмурился: он уже много лет не слышал дурацкое детское прозвище, прилипшее к нему, видимо, навсегда в тот же день, как он в шесть случайно выпал из окна второго этажа. Парень насупился и уткнулся в свою чашку с чаем, всем своим видом показывая, что нет, он не хочет так же, и нет, ему не нравится эта кличка. — Прости, больше не буду тебя так называть. Мину положил руку ему на плечо, и на душе вдруг стало тепло. Давно они так не общались. В голове проплыла смазанная мысль, что из-за повседневной рутины их семья стала совсем редко собираться вместе, как когда-то в детстве, и просто хорошо проводить время. — А жаль, ты похож на птенчика. Особенно по утрам, — прокомментировала Фанань, размешивая три ложки сахара в кофе, и бросила внимательный взгляд в сторону Фушэ, своего брата-двойняшки. — А ты чего там стоишь? Она была единственной, кто на ночь предпочитал пить кофе, поэтому в доме всегда стояла большая банка с молотыми зёрнами. Когда-то сестра пыталась и его приучить к этому напитку, но… он даже не помнил, почему не сложилось. Фушэ с интересом выглядывал во двор, видневшийся из окна, и напевал незатейливый мотив какой-то старой народной песенки. Он был крупным мужчиной, на вид даже немного пугающим и грозным, но все члены семьи точно знали: вряд ли найдётся человек добродушнее. Что-то за окном явно не на шутку его заинтересовало: иногда брат сбивался с ритма и давился басистыми смешками, фыркал и ухмылялся. — Смотрю за тем, как Сяо на улицу вызывают, — наконец, ответил он, не отрываясь от наблюдения. — Да ну! Кто?! Инда так и подпрыгнула на месте, быстро встала и пулей подлетела к окну. Мама отвлеклась от разговора и теперь с любопытством пыталась понять, что происходит. Сяо фыркнул: кому он вообще мог понадобиться? Если бы его захотела увидеть Тао, она бы заявилась прямо на порог и утащила силой, не спрашивая мнения. Однако Инда хихикнула, сильнее кутаясь в кардиган, и подмигнула ему: — Это к тебе. — Да куда он пойдёт в таком виде? — возмутилась Фанань и оставила свой кофе. — Подожди, сейчас мы приведём тебя в порядок и… — Да что вообще не так с моим видом?! — недовольно нахмурился Сяо и увернулся от цепкой хватки сестры, перемещаясь ближе к Мину. С ним как-то безопаснее: у него почти не возникает очередных безумных идей. — Брат, я не отпущу его на свидание, пока он не приоденется! — Оставь его в покое, — с весельем хмыкнул Мину. — Я не иду ни на какое свидание, — уточняюще добавил Сяо и ретировался к входной двери. Если Фанань и Инда войдут в азарт, они от него не отстанут, так что лучше прогуляться, пока ещё не слишком поздно. На улице почему-то уже была зима; нерасчищенные сугробы по колено перекрывали все дорожки, холодный снег забивался в осенние кроссовки и неприятно таял. Он не помнил, как оказался в своём любимом парке вместо двора, но его это не особо волновало. Рядом уже привычно болтал о чём-то своём Венти, активно размахивая рукой со стаканом чего-то горячего и, наверное, вкусного. Сяо слушал молча: он любил этот голос. И он сразу же заметил подозрительно резкое молчание. Венти стоял, хитро улыбаясь, и совершенно точно ничего не задумывал. — Сяо, я замёрз, а ты? — протянул он и взял парня за руку с невинной улыбкой. Сердце Сяо почему-то пропустило удар. Венти почти мурлыкал: — И как бы нам согреться? Мир на мгновенье потерял очертание: он понял только, что что-то с силой прижало его к другу (другу ли?), а в ушах звучал такой знакомый звонкий смех. Придя в себя, Сяо с удивлением обнаружил, что они с Венти замотаны в один шарф и стоят слишком близко друг к другу. Уши предательски краснели и всё остальное лицо, наверное, тоже. Он даже не сразу до конца осознал, что рядом с ними стояла почему-то весёлая Люмин и держала в руке стаканчик Венти. Они крепко его обняли; стало удивительно тепло и легко. Сяо распахнул глаза и резко сел на кровати. Сердце гулко стучало в груди, дыхание сбилось. Что это вообще было? Он уже успел немного привыкнуть к снам с Люмин, и где-то в глубине души ему действительно нравилось видеть, как она общается с самыми дорогими людьми в его жизни (пусть и всего лишь во сне), смеётся и наслаждается его компанией. Но он прекрасно понимал, что это — всего лишь глупый мозг, показывающий невозможные приятные картинки, к которым не стоит относиться слишком серьёзно. В конце концов, даже если он вдруг в неё влюбился, это вряд ли продлится долго. Его сверстники часто оказываются в буре из ярких эмоций и желания быть рядом с кем-то каждую секунду жизни. Но это не серьёзно. Это не продлится вечно, и это — лишь гормоны и желание быть чуточку взрослее, чем ты есть. До какого-то момента Цзинпэн был искренне уверен, что он никогда не попадёт в подобную ситуацию, но он ошибся. Однако, даже если так: он всё ещё не лишился рассудка, а значит, он мог сдержать себя, заставить игнорировать глупую детскую влюблённость до тех пор, пока не найдётся кто-то, кто будет относиться к чувствам так же серьёзно, как и он. Ему было стыдно, но он не мог абсолютно идеально себя контролировать; так хотелось оберегать издалека, следить, чтобы ничто не могло её расстроить или навредить ей… Он не навязывался. Он был готов стать тенью, на которую никто и никогда не обратит внимания до тех пор, пока он, наконец, не найдёт в себе достаточно сил жить дальше. Жить, скорее всего, одному. Оберегать память горячо любимой семьи, посвятить этому всего себя. Сейчас он, по сути, всего лишь создавал воспоминания на будущее — не более. Но с Венти… ситуация была другая. Венти был всего лишь случайным знакомым, с которым он мог пообщаться раз или два и забыть о его существовании, вот только по какой-то неясной причине с каждым днём их странная и непонятная связь лишь росла и крепла. А сегодня… этот сон. Это уже слишком. Сяо ни разу в жизни не снились всего лишь случайные знакомые. В голову невольно лезли ненужные раздражающие мысли. А что, если Венти и впрямь стал ему важен? Действительно стал… другом? Сяо поморщился, вспоминая самый конец сна. Просто друзья не держатся за руки (по крайней мере, в Снежной), не смотрят так друг на друга, не краснеют, когда обнимаются. К тому же, Люмин во сне… почему она толкнула их друг к другу? Может, это просто дружеская шутка? В таком случае, очень неудачная, потому что вместо того, чтобы посмеяться и забыть, Сяо сидел и пытался понять собственные чувства. Да, рядом с Венти ему было легче вести себя естественно. Не ожидать издевательских подколов, не пытаться срочно придумать что-нибудь интересное, чтобы хоть как-нибудь поддержать диалог, чтобы он не обиделся, и не думать ни о чём, кроме того, что прямо здесь и сейчас рядом с ним невероятный и восхитительный человек, который почему-то выбрал непримечательного и молчаливого Цзинпэна. Возможно (даже, скорее всего) это временно: очень скоро Венти наскучит говорить монологами, и тогда он найдёт себе нового друга, с которым будет ходить после пар на остановку, вытаскивать хоть на полчаса погулять в парк и рассказывать о своей жизни. Грудь сдавило; Сяо сморгнул непрошеные слёзы. Наверное, надо попить воды, успокоиться и забыть, но не давала так поступить уже давно выработавшаяся привычка докапываться до сути своих чувств: с ней было чуть проще жить и понимать, что происходит в собственной голове. И сейчас у него в сознании маячила, как бешеная белка, лишь одна глупая, нелепая мысль: а что, если Венти нравится ему не как друг? Сяо распахнул глаза от того, насколько внезапно и естественно у него родилась настолько несуразная идея, которую, несомненно, стоило сразу же отбросить как бредовую. Он ведь уже влюблён в Люмин, разве нет? Как ему вообще может нравиться Венти? Но тень сомнения заставила его заняться абсолютно бесполезным занятием: начать сравнивать чувства к парню и к девушке.***
Сяо уже привык, что он сам по себе. Конечно, отец помогал ему — с оплатой учёбы, жильём, едой и прочим, но он чувствовал себя скорее иждивенцем, чем сыном. Парень предпочитал об этом не думать. Отцу и так тяжело, в конце концов. Он же… может и потерпеть. Уже давно не ребёнок, в конце концов, и обязан справляться со всеми трудностями самостоятельно, даже если до совершеннолетия ещё три года. Он должен быть сильным. Не давать тем, кого любит, ещё больше поводов для беспокойства. Сяо сидел за ужином с совершенно отсутствующим видом; мыслями он находился далеко от стола и тарелки с куриным тофу. Он думал о неутешительном для себя открытии: чувства к Люмин и Венти, если и не были одинаковыми, то точно подозрительно схожими. И либо на самом деле она ему не нравилась как девушка, либо… Он нахмурился и недовольно поджал губы. Второй вариант нравился ему куда меньше. Разве нормально любить сразу двоих? Разве обычно таких людей не презирают? Как же он вообще смог оказаться в подобной ситуации? Ведь всё было хорошо! Цзинпэн, сколько себя помнил, всегда только учился, не отвлекаясь на подобную ерунду. Стремился достичь наилучших результатов — ради отца. В какой именно момент всё пошло наперекосяк? Его отвлекло прикосновение к щеке, такое нежное, что сразу захотелось потянуться за лаской, как маленький ребёнок. Подросток не без труда себя остановил и поднял глаза на отца, заправлявшего его длинную прядь за ухо. — У тебя были волосы в тарелке, — с улыбкой пояснил тот и убрал руку. Неловко. Сяо кивнул в ответ. — В последнее время ты рассеян. Что-то произошло? Он внутренне похолодел. Только не это. — Всё в норме, — тихо отозвался парень и вернулся к тофу в надежде, что на этом разговор завершится, как и всегда. Но отец, кажется, был настроен серьёзно. — Твоя успеваемость упала. Такого не было уже давно… — На этот раз никто не умер, — резко оборвал его Сяо и сразу себя проклял. Молодец. Теперь отец точно не продолжит этот разговор. И вообще не начнёт новый. Горло сжала неприятная судорога от подступающих слёз: надо же было такое сказать близкому человеку! Какой идиот… когда он, наконец, научится говорить с людьми нормально? Он торопливо засунул в рот еду, едва не давясь. Надо как можно скорее заставить себя замолчать и, желательно, больше не разговаривать никогда в жизни. Он не смел смотреть на отца: слишком страшно вновь увидеть в его глазах только недавно утихшую боль. Отец заговорил не сразу. Молчал минуту, две или целую вечность, и Сяо за это время успел тысячу раз пересмотреть варианты, как было бы лучше умереть таким образом, чтобы никто из остатков семьи об этом не узнал. Хотя… Фушэ и так едва ли будет интересоваться. А что касается отца, тот заслужил спокойную жизнь без чересчур проблемного сына. — Я понимаю, что мы не особенно близки, — тихо и вкрадчиво начал мужчина, выдёргивая его из пучин самобичевания, — но я за тебя переживаю. Я… признаю, что не очень сильно интересовался твоей жизнью последние несколько лет и многое упустил… — Всё в порядке, — быстро заверил Сяо, чувствуя новую волну ужаса. Только бы он не начал ещё и считать себя ответственным за эти глупые слова… это ведь его, Цзинпэна, вина. Его ошибка, за которую он за эти несколько минут успел раскаяться столько раз, что даже страшно. Мысли вертелись в голове слишком быстро, не уцепиться ни за одну, их было слишком много, настолько, что состояние медленно приближалось к паническому. Дышать становилось всё труднее и труднее. Сяо пытался собраться и успокоиться; его руки уже мелко дрожали. — Сяо, — устало вздохнул отец, — я не собираюсь ни за что тебя ругать, просто… хочу узнать, чем ты живёшь, что у тебя происходит. Просто расскажи мне, если что-нибудь случится. Хорошо? Подросток с трудом нашёл в себе силы поднять глаза. Поймал взгляд отца и понял: он не может пообещать что-то настолько серьёзное. В конце концов, это только его проблемы. Он уже и так сильно напортачил, если вызвал столько внимания в свою сторону. Выход был только один: молчание. В конце концов, это лучше, чем неприкрытое враньё. — Я понимаю, что тебе неловко рассказывать что-то личное, но молчание… не сделает лучше, — продолжил мужчина, явно с трудом подбирая слова. Внезапно он показался Сяо куда более хрупким, чем обычно: уже не такой уверенный и непоколебимый, не божество мудрости, по нелепой ошибке оказавшееся преподавателем философии, но такой же человек, как и все остальные. Видеть его таким казалось… неправильным. Будто бы это то, что не должен наблюдать ни один посторонний. — Я желаю тебе помочь, но не смогу, если ты и дальше будешь утверждать, что всё нормально. Ты понимаешь, что это ложь. «Ложь». «Ложь». «Ложь». Слово звучало в голове набатом, занимая всё пространство, вытесняя остальные мысли. Оно повторялось раз за разом, будто его уличили в совершении преступления. Хотя… так оно и было. Он просто лгал всем вокруг, и в первую очередь — самому себе. Всё не нормально. Женщина нависала над Цзинпэном, как хищная птица, готовая атаковать. Никогда больше он не ощущал себя настолько ничтожным и беспомощным, как в тот момент. И впрямь: что сделает четырёхлетний мальчик взрослой женщине? — Никогда не смей лгать, Цзинпэн, понял меня? — зло прошипела она и больно ущипнула его за щёку. Ребёнок сморгнул подступающие слёзы. Он уже понял, что не должен плакать, когда его ругают. Рядом с этой женщиной он вообще удивительно быстро учился держать себя в руках так, как никогда не делают дети. — Даже мелкая ложь — это ложь. Никому не нужны мерзкие лгуны. Тебе ясно? Он не сразу понял, что оказался в мягких тёплых объятьях, а не в жёстком коконе из простыни, в который когда-то заматывала его за непослушание та полузабытая женщина. Мир вокруг пахнул глазурной лилией и немного куриным тофу, а ещё почему-то был расплывчатым и нечётким. Его била крупная дрожь, как при лихорадке, и чувствовал он себя примерно так же паршиво. Почему эта женщина снова вернулась? Он же потратил столько времени и сил, чтобы вытравить её из своих мыслей, жить своей жизнью, не под её незримой властью. Неужели он сделал что-то не так? Где-то ошибся? Может, ему не стоило позволять себе те глупые чувства? Не будь их, она бы и не появилась в его голове… Сяо колебался. Он который раз за последние несколько месяцев просто не знал, что ему делать. — Прости меня, Сяо, — тихо выдохнул отец, прижимая его к груди. — Мне не стоило на тебя давить. Он уснул совершенно вымотанный. Голова была тяжёлой, по ощущениям — забитой ватой и лезвиями. Хотелось только забыться, закутавшись в тёплое одеяло, и не видеть сновидений. Во сне он был в незнакомой комнате. Стоял у стены, ожидая чего-то, потерянно рассматривал ковёр со странными узорами, лежащий на полу. Тишина давила. Он ощущал себя так, будто лежал под каменной плитой или в каком-нибудь гробу. В голове пронеслась мрачная мысль, что лучше бы он и впрямь был похоронен. Венти и Люмин появились внезапно — просто в какой-то момент он понял, что не один. Они стояли рядом с ним и молчали, как-то серьёзно нахмурившись. В груди зашевелилось нехорошее предчувствие. — И долго ты собирался нас обманывать? — тихо спросил Венти и поджал губы. Внутри всё сжалось. — Я вас не… — начал было Сяо и осёкся. Люмин смотрела на него с безмолвным осуждением, не удостоив ни единого слова. Внутри парня что-то сломалось. На противоположном конце комнаты молча улыбалась та женщина, с насмешкой наблюдая за тем, как рушатся его отношения с единственными людьми, помимо родных, готовыми его терпеть. Когда Сяо открыл глаза, в груди что-то ныло — должно быть, душа. Сон не принёс желанного покоя. Он торопливо утёр текущие слёзы и уставился в окно. На улице падал первый чистый снег, вестник ранней зимы и символ чистоты и нового начала. Что ж… Сяо тоже начнёт заново. Венти и Люмин не заслужили такого человека, как он, они обязательно найдут кого-нибудь гораздо лучше. И он им в этом поможет, как бы больно ему ни было.