Венти Это был не я (0:03) Я в Фонтейне (0:03) А ты не в Инадзуме (・_・ヾ (0:03)
Люмин Кёниг Ага. А ты врунишка, как всегда) (0:03)Венти ? (•ิ_•ิ)? (0:03)
Люмин Кёниг У вас с братом голоса разные. (0:04) И я сомневаюсь что он решил говорить как ты (0:04) Юноша тихо хихикнул, довольный тёплым уютным чувством, всегда возникающим от разговоров с Люмин. Глупо пытаться и дальше её провести: уже не купится. Возможно, она написала как никогда вовремя. Возможно, она может спасти его от надвигающихся лавиной мрачных мыслей — пусть и эгоистично с его стороны так цепляться за другого человека.Венти Ты меня раскусила хех~ тогда встретимся сегодня? Все равно воскресенье (0:05)
Люмин Кёниг Ок. Тогда в час в центре у пятой школы? (0:05)Венти Хорошо (⌒▽⌒)☆ (0:05)
За стеной в комнате на кровати сонно заворочался брат. Венти немного грызла совесть: почему он такой эгоист и не может просто постоянно быть рядом с ним? Да, Кедемель бы не одобрил такую жертву, но ему ведь не обязательно говорить, что это ради него, верно? Юноша опустил взгляд. Надо бы извиниться и отменить встречу, но… — Почему ты не мог раньше сказать? — как-то зло всхлипнула Люмин. Они стояли в небольшом закутке за школой. Где-то рядом гремела вечеринка в честь окончания обучения. Прощальная. Попрощаться именно тут казалось единственно верным решением. — В жизни всякое бывает, ты же понимаешь. Не думал, что тебя заинтересует. — Он безразлично пожал плечами. Если она поверит, что не так уж и важна, то, наверное, расставание пройдёт куда легче. — Придурок… почему я вообще дружу с идиотом? Слово «дружу» отозвалось привычным болезненным чувством. Наверное, поступить, как скотина, и разыграть спектакль, в котором от Люмин скрывались настолько важные решения — единственно верный вариант. К тому же… он устал быть просто другом. Осознание, что подруга детства была права насчёт того, что он — идиот, пришло слишком поздно. Но какой был смысл уже говорить, что он не в Фонтейне, а в Снежной, что изначально он вообще никуда не собирался уезжать? Всё равно бы это ничего не изменило. По крайней мере, так ему раньше казалось. А теперь выяснилось, что они оба — те ещё придурки. Стоят друг друга. Возможно… ничего страшного не случится, если днём он отойдёт на пару часов встретиться. Главное — не забыть, что ночью — подработка. Чуть ли не впервые за семестр он ушёл спать раньше двух часов ночи. Как бы то ни было, сон не шёл никак. Мысли раздражающе роились в голове, а прогнать их или хотя бы заменить более приятными не выходило. Он снова и снова возвращался к ситуации, произошедшей сегодня днём. Ну и чего ты ещё ждал, глупыш? Что тебя примут с распростёртыми объятьями? Одного твоего желания недостаточно. Ещё три дня назад было понятно, что он не хочет тебя знать и видеть. Более того, готовый к отношениям человек никогда не станет бегать и прятаться по углам, как ребёнок, вместо того, чтобы дать хоть сколько-нибудь чёткий или вразумительный ответ или хотя бы попросить время подумать. Этого и стоило ожидать. Но видеть такой исход… больно. Может, стоило сразу отказаться от Сяо? Но как? Он же такой… невероятный. Интересный. Бесхитростный и живой, по-своему: кроткий, открытый не всем, только избранным. А звук его голоса… лучше любой музыки. Уставший, но искренний, нежный, но жёсткий. Полный удивительных противоречий. Он ворвался в его жизнь после тяжёлого рабочего дня со стаканом воды и помог собрать аппаратуру, проводил до дома и потом, кажется, действительно беспокоился о Венти, когда тот работал по ночам. К нему и раньше подкатывали на подработках, но ещё никто не проявлял столько заботы о незнакомце. Может… поэтому в его душе поселилась вера, что всё получится? Глупо. Сам придумал что-то о возможных отношениях и сам же обиделся. Сам не лучше ребёнка. Даже о брате не мог как следует позаботиться. Венти скосил взгляд на кровать у противоположной стены комнаты. В полумраке было как-то не так заметно, каким истощённым за последний месяц стал Кедемель. Дурачок… никак не соглашался лечиться — хоть на коленях умоляй. Говорил, что не стоит переживать, что он справится сам, но… Венти и не переживал бы, если бы не видел каждый день, как ему бывает больно и плохо. Здесь, в Снежной, рядом с братом, он действительно узнал, как выглядит отчаяние. Он сам не заметил, как уснул, вымотанный невесёлыми размышлениями. Завтра предстоит не менее тяжёлый день. Надо хоть немного отдохнуть и подготовиться. Венти проснулся ближе к полудню, уставший и готовый только слиться с постелью воедино и умереть. Кедемель лежал на кровати и читал книгу, впрочем, явно не углубляясь в сюжет — просто лениво перелистывал страницы. Изредка он приглушённо кашлял в кулак. Венти вздохнул: неужели так не хотел его разбудить? — Доброе утро, — лениво прокряхтел он и потянулся. — Доброе. Ты сегодня рано, — хриплым голосом отозвался брат и улыбнулся. — Чем сегодня займёшься? Может, тебя куда-то позвали друзья? Венти поморщился: — Да какие… — начал он и осёкся. Вдруг в памяти возникла ночная переписка. Это точно был не сон? Парень быстро нашёл телефон, игнорируя лезущие в рот распущенные волосы. Не сон. — Твою мать… Кедемель приподнялся на локтях с заинтересованным видом. Книга отправилась куда-то в тумбу, превратившуюся в склад лёгких романов. Он согнулся от кашля — сухого, разрывающего изнутри. Венти необычайно быстро подлетел с постели и сел рядом с братом. — Эй, эй, ты как? Воды будешь? — Нет… — он слабо покачал головой. — Что у тебя случилось? — У меня случился упрямый брат, — проворчал Венти и недовольно нахмурился. — Тебе надо лечиться. — Пожалуйста, не начинай… — А я и не заканчивал. Я закончу, как только ты начнёшь следовать предписаниям врача! — Венти, ветерок, давай поговорим позже, ладно? — Кедемель тяжело вздохнул и сел. — Так… какие у тебя планы на день? Венти хмуро смотрел на него. Только-только укрепившееся убеждение, что встреча со старой подругой не помешает, рассыпа́лось в прах буквально на глазах, таяло так же, как вера юноши в то, что брат сам действительно сможет вылечиться. Когда-то всесильный в его глазах Кедемель прятался от всего мира, бросив работу и учёбу, и боялся чего-то мнимого, иллюзорного и непонятного. Он тонул в этом болоте сам, отвергал любую помощь, уверенный лишь в одном: он утянет за собой любого, кто начнёт с ним возиться. Но Венти и не спрашивал, хочет ли он, чтобы о нём заботились: просто делал то, что считал нужным, не принимая в расчёт чьего-либо ещё мнения. — Были, — ответил он тихо. — Люмин приехала в Снежную, хотела встретиться сегодня. — Это хорошо, — Кедемель приподнял уголки губ, тепло улыбаясь. — Ты же… пойдёшь? Венти глубоко вздохнул. То, что он собирался сделать, немного подло и могло быть расценено как шантаж. Именно так поступила бы на его месте Люмин без единого колебания. Он посмотрел на брата мрачно и решительно. — Только если ты пойдёшь к врачу. Не идёшь ты — не иду я. Обманешь — отчислюсь и уеду в Мондштадт.***
На душе было привычным образом паршиво. Сяо сидел за столом в своей комнате, невидящим взглядом сверлил горшок с тёмно-красной геранью и как будто ожидал от несчастного цветка ответа на свой молчаливый рассказ о том, что происходило в его жизни. Он уже и сам окончательно ничего не понимал. Может, хоть глупое растение разберётся? У герани мозгов больше, чем у него, в любом случае. По крайней мере, она бы точно не запаниковала и не убежала. И что самое ужасное в этой ситуации, Сяо ретировался не потому, что Венти признался ему, нет: в тот момент он был немного… сбит с толку, но в какой-то мере даже рад и одновременно с тем себя ругал за глупость и идиотскую идею игнорировать его. А потом он был напуган. Потому что краем глаза он заметил, что тень на полу у поворота в закуток с окном шевелилась. И это было действительно страшно. Потому что это означало, что кто-то слышал этот разговор. И, что ещё ужаснее, он осознал, что в коридорчике, где никогда не бывало сквозняка, витал знакомый запах, который он уже точно чувствовал. И он даже знал, где именно. Как мог он не сберечь в своей памяти очередной вечер, когда за окном барабанил дождь, превращающийся в ливень, все нормальные студенты уже давно ушли домой или на занятия, а они с Люмин сидели на лавочке в коридоре, пока она воодушевлённо рассказывала о своих новых духах и давала понюхать крышку флакона? Конечно, далеко не факт, что это была именно она: мало ли, кто пользуется теми же духами? Но в тот момент он об этом как-то не подумал. Сознание было парализовано страхом. Что она о нём подумает? Что он — последняя сволочь? Герань осуждающе качнула цветками на сквозняке: конечно же, он сволочь. Самая последняя и законченная. Сяо глухо застонал и уткнулся носом в сгиб локтя, пряча лицо, чтобы больше не видеть слишком умное растение. Он слишком сильно устал. И эта усталость, очевидно, простым избеганием не лечилась: напротив, всё стало только хуже. Чуть ли не впервые в жизни он был готов признать, что тактика «притворись, что проблемы не существует, и она исчезнет» не работает и не работала никогда, а он закрывал на это глаза, потому что был слишком труслив, чтобы встречаться с жизненными трудностями лицом к лицу. Было достаточно непросто осознать, что, возможно (хотя всё ещё не точно), ему нравились и Люмин, и Венти. Было сложно решить, что делать с этим осознанием (идея и её реализация тоже оказались так себе, но это уже частности). Но этого не достаточно, чтобы наконец-то повзрослеть и справиться с этой усталостью от собственной глупости и неумения понимать свои чувства на все сто. Надо стремиться к большему, а если не получается — заставлять себя становиться лучше. Ради всех близких. Папа всё чаще интересовался не оценками, а тем, как и что он чувствует, с кем общается, чего хочет. Это напрягало. Так быть точно не должно. Так не было никогда. Что бы ни происходило, молчаливый и задумчивый с самого детства Цзинпэн всегда находился где-то на вторых ролях. Уступал место тем, кто громче, заметнее и достойнее. Даже в те времена, когда достойными внимания вдруг стали не люди вокруг, а фотографии с траурными лентами, видеокассеты и странные воспоминания из прошлого. И это правильный, естественный порядок вещей, который теперь был вдребезги разбит. Мысли вновь вернулись к ситуации у серверной. Внутри что-то (наверное, душа) болезненно сжалось от воспоминания о том, как отчаянно звучал Венти, рассказывая о том, что чувствовал. Он хотел ответа. Хоть какого-то. Он был готов к чему угодно. А Сяо просто сбежал, как трус. И теперь можно было даже не ожидать привычного идиотского стикера с собакой в личных сообщениях, больше никаких шутливых очаровательных серенад на мондштадтском языке — таком непривычном и красивом… он сам всё разрушил. Больше некого винить. Сяо вновь уставился на герань. Та кивнула цветками в ответ. — Спасибо, настоящий друг, — огрызнулся подросток и с раздражением разблокировал телефон. — Может, что-то посоветуешь, если так много знаешь? Но комнатное растение почему-то на этот раз смолчало, наверное, смутившись. Или просто не знало, что вообще можно сказать такому дурню, способному испортить всё на свете. Он смотрел на скудный список диалогов: два непрочитанных сообщения от Венти и сорок три — от Люмин. Хотелось бы зайти в чаты, но тогда придётся отвечать… а ему совершенно нечего сказать, кроме одного «Прости», которое можно выкинуть в урну и сдать в утиль. Ничего. Теперь они даже знать его не захотят. Вроде бы он сам этого хотел, а теперь — сокрушался… ну не придурок ли? Сам ведь говорил, что так правильнее. Теперь нужно нести ответственность за свои суждения. Даже если от неё хотелось проломить головой стол, а затем — толстую кирпичную стену. «Рядом с семьёй было бы лучше. Они бы что-нибудь придумали… или хотя бы просто поговорили. Не то, что это идиотское растение», — мрачно подумал он. Но цветок был единственным собеседником, которому он не боялся помешать своими незначительными трудностями, так что выбора особо не было. К тому же… мама любила цветы. Даже в ту ночь, когда случилась авария, она рассказывала совершенно не заинтересованному в садоводстве Цзинпэну о сортах орхидей и как за ними ухаживать. Тогда ему казалось, что эта информация никогда в жизни не пригодится. Хотелось написать кому-нибудь и поговорить. Просто случайному незнакомцу, о котором он забудет сразу же, как ляжет спать. Задумавшись, он даже не заметил, как претворил свой план в жизнь, пусть и с небольшими корректировками: он написал контакту, переписка с которым умерла ещё три года назад. Считай что всё равно незнакомец.Гуй Цзинпэн Привет. (17:29)
Он ощутил себя последним идиотом. Зачем мешать человеку, у которого давно своя жизнь? Зачем лишний раз напоминать о том, что они неразрывно навсегда связаны, если эта связь наверняка лишь причинит боль? Стыдно. Ужасно стыдно и отвратительно от своего эгоизма. Надо стереть сообщение, пока он не увидел. Поздно. Сяо глубоко вдохнул. Надо научиться сначала думать, а потом — делать. Гуй Фушэ Ого. Я аж проснулся (17:30) М-даа, давненько мы не общались… сказал бы что даже неловко (17:30)Гуй Цзинпэн Ничего. Я сам виноват. Как твои дела? (17:31)
Глупо, по-детски, стыдно, но он с удивлением для себя обнаружил, что впервые за три с половиной года ему действительно интересно, как там брат. Ему уже не достаточно редких праздничных открыток, доставленных почтальоном, его не удовлетворяют присланные на день рождения безделушки с приложенным скупым на слова письмом. В нём как будто открылась ненасытная чёрная дыра, которой нужно больше информации, больше подробностей, больше всего на свете. Как изменился Фушэ? Каким стал? Где отучился? Кем работал? Есть ли друзья? Кто-то любимый? Новая… семья? Он задавал новые и новые вопросы, не в силах остановить себя, и впитывал каждый ответ, зачитывал его в голове низким, басистым и тёплым голосом брата и тайно представлял, что сейчас они сидели вместе, в полумраке, за окном — начиналась метель и сгущались сумерки, а отец снова задерживался на работе. Как… раньше. В самые первые месяцы после аварии. Когда папа оказался слишком сильно раздавлен, чтобы обращать на своих детей хоть какое-то внимание. И, как и тогда, сейчас ему было мало. Хотелось продлить разговор ещё любой ценой, наплевав на правила приличия и стремление не навязываться людям. Герань смотрела с какой-то доброй усмешкой (как иногда делала Люмин) и качала цветками на сквозняке, не вкладывая в этот жест никакого особого смысла. Всё-таки иногда и она могла отдохнуть и побыть просто глупым цветком, особенно — когда сумерки уже превратились в ночь. Гуй Фушэ Сколько внимания. Смотри, решу что соскучился:) (19:48) А чего о себе молчишь? Давай, меня допросил — говори сам (19:48) Сяо в замешательстве уставился в экран. Почему-то этого он совсем не ожидал.Гуй Цзинпэн У меня всё нормально. (19:50)
Гуй Фушэ У тебя всю жизнь все нормально (19:50) А если конкретнее? (19:50) Ты должен был уже в универ поступить, да? (19:50) Или я как тот папашка который выпускника в детсад привел (19:50) Сяо фыркнул: наполовину незнакомец, с которым он говорил последние два часа, надеясь узнать как можно больше, сложить единую картину его личности, вдруг превратился в давно известного и понятного шумного парня с шрамом на носу, который наспор прыгнул в озеро, в котором, по слухам, жили гули. Гулей там, к слову, не было — только много тины и крайне недовольный сом. Спало не чувствовавшееся раньше привычное напряжение. Он слабо улыбнулся, опустив взгляд, и напечатал ответ.Гуй Цзинпэн Нет. Я уже получил диплом, учёную степень, завёл блоху и 3 собак. (19:53)
Гуй Фушэ ТЫ ВСЕ-ТАКИ НАУЧИЛСЯ ШУТИТЬ!!! (19:53) Сяо смущённо фыркнул, откладывая телефон. Иногда Фушэ начинал и правда казаться слишком… прежним. Но это, возможно, к лучшему.