Дельфиниум

      В воздухе витали неловкость, немного вины и аромат сандалового дерева. Сяо сидел за столом в окружении родных и (в теории) близких людей и не мог понять, каким же образом его жизнь докатилась до текущего состояния. Ясно было лишь одно: это исключительно его вина, и больше ничья.       Когда он в воскресенье увидел сообщение с кратким «Вылетаю» от брата, он и помыслить не смел, что это — не шутка. И вообще, если быть откровенным, его мысли были заняты совсем другим: он пытался разобраться в запутанном клубке из своих чувств, эмоций и моральных устоев, и говорить с кем-либо хотелось меньше всего на свете. А потом произошла настоящая катастрофа: Фушэ приехал. Всего через четыре с половиной дня. Вот так просто взял и прилетел из Натлана, и Сяо никак не мог понять, как же ему так быстро удалось разобраться с документами, начальством и прочими, личными, обстоятельствами. Сначала он узнал об этом из сообщения и подумал, что это очередной розыгрыш (вполне в стиле старшего брата), но затем встретил его в городе, после пятничных занятий. Конечно, «встретил» — слово очень громкое и не совсем подходящее, скорее — увидел издалека и спешно обошёл стороной, чтобы не общаться, но менее шокирующим от этого событие не стало. Сяо и сам не мог понять, если честно, почему не заговорил с ним. Наверное… испугался? Снова. Вечером он попытался рассказать об этом отцу, но тот задержался в гостях у друзей, и всякое настроение на разговоры у подростка улетучилось.       А в субботу Сяо прогулял пары. Впервые в жизни. Потому что уйти на занятия, когда в полвосьмого в дверь стучится тот, кого ты не видел три с половиной года и кого ты любишь — задача, конечно, выполнимая, но вместе с тем непосильная. Это был очередной раз, когда он испугался. Но теперь страшно было уходить. Отец на него не сердился — просто смотрел на Фушэ с неверием и странной тоской. Он был похож на потерявшегося маленького ребёнка, которому пришлось несколько дней выживать на улице, прежде чем его нашли и забрали куда-то, где безопасно. Сяо понимал его. И потому избегал смотреть в сторону брата.       За эти несколько лет Фушэ заметно возмужал. Ушли последние черты нескладного, пусть и крепкого, подростка, пропал горящий взгляд, на плечах появилась лиловая татуировка, часть которой была видна из-под ворота лёгкой футболки, надетой под пуховик. Даже шрам на переносице немного затянулся, стал бледным, почти что незаметным. Он глубоко вздохнул, как-то неловко, криво улыбнулся и развёл руками — то ли не знал, что сказать, то ли хотел обнять, но не решался. А может, и всё сразу. Тогда Сяо стоял за спиной отца, спрятавшись, как маленький мальчик, и наблюдал.       Сейчас Сяо сидел за большим круглым столом, сверля в столешнице взглядом дырку. С каждой минутой тишины и без того напряжённая атмосфера на кухне становилась только ещё более удушающей. «Фанань бы смогла разрядить обстановку», — пронеслась в голове отчаянная мысль. Конечно, смогла бы. Она всегда, в отличии от него, умела подбирать правильные слова и нравиться людям. В этом ей, наверное, равных не было во всём Тейвате. Он скосил взгляд вправо, в сторону брата. Его кружка была почти пуста.        — Ещё чаю? — спросил Сяо, уже поднимаясь с места. Лицо Фушэ прорезала слабая улыбка.        — Давай.       Парень с готовностью принялся за хлопоты, и это было удивительно приятно, даже просто. На душе стало как-то легко. То, что происходило, — правильно, так и должно быть. С тех самых пор, как он научился твёрдо держать чайник без риска ошпарить себя кипятком, именно его обязанностью было ухаживать за собравшимися за столом: следить, когда убрать тарелки, когда принести следующее блюдо, когда наполнить чашку… конечно, в итоге он ел один: никогда не успевал присесть дольше, чем на несколько минут. Но он не отказался бы от этого ни за что на свете.       Никогда.        — Надо же… всё как в прежние времена, — мягко засмеялся отец. — Однако, чего-то всё же не хватает.        — Да, — со вздохом согласился Фушэ. Сяо поджал губы и сел на своё место: он почему-то чувствовал надвигавшуюся катастрофу.        — Помнится, раньше мы часто собирались за этим столом все вместе. Шумно же тогда было… теперь уже не так. Всё меняется со временем, к сожалению, и удержать прошлое крайне трудно, — мужчина прикрыл глаза, о чём-то задумавшись. — Хотелось бы, чтобы они сейчас вошли в комнату со словами, что опоздали…        — Опять… — брат нахмурился, опустил взгляд, и его будто чем-то придавило. Почему же он выглядел таким крошечным и бессильным? Почему это настолько неправильно?        — Да. Они часто опаздывали, — с тёплой улыбкой хмыкнул папа, явно не поняв истинный смысл реплики сына. — Сколько ни проси рассчитывать время заранее — бесполезно. То по пути засмотрятся на фонтан, то заговорятся… наверное, мне стоило быть более снисходительным к их тяге наслаждаться каждым моментом. Теперь… наверное, я понимаю причины их задержек.       Он отпил уже слегка остывший чай: кажется, лишь он один не замечал, насколько на кухне сгустился воздух, став почти осязаемо липким, как желтоватый свет от круглой люстры над столом из уютного и домашнего превратился в тусклый прожектор, подсвечивавший всего лишь три фигуры, напоминавший лишь сильнее: больше никого нет и не будет. Жизнь замерла, остановилась тридцать первого декабря практически четыре года назад, и это навсегда. Фушэ молчал: не говорил ни слова, как будто ощущая их бесполезность. Наверное, он жалел, что пришёл навестить. В конце концов, тогда, три года назад, он уехал как можно дальше именно от этих пространных бесед о прошлом. А Сяо тогда его не остановил. Никак не помог родным в самый тяжёлый миг.        — Жаль, что…        — Нет, — коротко прервал новый монолог Сяо — чуть громче, чем хотел.        — Что — нет? — растерянно уточнил папа. Зря он влез. Парень чувствовал себя до жути неуютно и неловко. Но… разве сейчас время, чтобы предаваться воспоминаниям?        — Не нужно ни о чём жалеть, — тихо сказал он, почти заставляя себя. Сердце пустилось в пляс. — Когда ты жалеешь, ты думаешь только об этом.        — Разве неправильно помнить о тех, кого сегодня нет с нами?       Сяо сделал глубокий вдох. Странное волнение, мандраж накрыли его с головой. Он взглянул на отца — серьёзно, но, вопреки привычке, не жёстко. Слова дались ему с трудом:        — Мы их не забываем. Но… постоянно жить в воспоминаниях о них — тоже неверно… как мне кажется.       На кухне вновь повисла тишина. Больше никто так и не заговорил.        — Признаться честно, ты удивил меня сегодня, — устало улыбнулся Фушэ, входя в комнату младшего брата. — Я… не представлял, что ты когда-нибудь скажешь что-то подобное.        — Прости. За мои слова на кухне.       Парень сидел на кровати, в углу комнаты с зашторенными окнами, забившись, как летучая мышь, в самое тёмное место. Стоило ли промолчать? Почему он сказал столь кощунственную вещь? Разве он и правда так думал? Нет, конечно же. Так почему? Этот вопрос мучил, не давал покоя вот уже почти что целый час, но он не мог перестать искать причину: его не удовлетворял ответ «просто так». Ничего и никогда не случается без причин. У всех поступков есть свой мотив. Так какой же был у него самого? Утешить брата? Остановить папу? Найти оправдание себе и своему желанию строить новые связи и вести жизнь нормальных людей, у которых никогда не случалось подобных трагедий?        — Но ты ведь прав, — просто и коротко пожал плечами Фушэ и закрыл за собой дверь. Теперь они были наедине. Происходящее казалось просто… невозможным. — И я уверен, что они бы дали тебе хороший щелбан за мысль о том, что ты, якобы, не достоин чего-то.        — А ты, конечно же, знаешь наверняка.       Парень хмыкнул и подобрал ноги к груди, весь сжимаясь в комок. Он уткнулся носом в колени и шумно вдохнул: темнота и нарушенная тишина. Атмосфера в достаточно просторной комнате разительно отличалась от той, что царила на кухне: скорее интимная, располагающая к душевным беседам, не похожая на вязкий бетон. Широкая кровать ощутимо прогнулась под весом тела: Фушэ сел, устроившись удобнее.        — А то. Я ведь тоже твой брат. — Они ненадолго затихли, погружаясь в уютное молчание, без единой капли неловкости. — Так… как в воскресенье сходил? Ты мне так и не рассказал.        — А должен? — хмыкнул Сяо, немного краснея — от стыда.        — Тихушник.        — Кто бы говорил…        — Справедливо. Так что?        — А ты уверен, что тебе интересно? — с осторожностью спросил парень и поднял голову. Конечно же, он знал, какой ответ получит. И, конечно же, он надеялся, что ошибся. Он немного поёрзал, меняя позу, чтобы не затекло тело, и тихо вздохнул: — Может, лучше расскажешь ты? Я не видел тебя три года…        — Я тебя тоже, — с лёгкостью парировал Фушэ. — И я уверен. Иначе зачем я, по-твоему, спросил? Поиздеваться?        — Нет, — смущённо буркнул Сяо. — И ты жил в другой стране и… делал что-то новое, а у меня тут, кроме школы, ничего не было. И ничего интересного не происходило…       «…потому что всё интересное ушло вместе с ними», — закончил он в мыслях, вовремя прикусив язык. Лучше не стоит. Брат вернулся не за такими словами. Не стоит добивать его, папа и так уже постарался.        — Ну, не скажи, — хмыкнул мужчина. — Вон, в какую историю влез без чьей-либо помощи. Давай я после тебя расскажу, идёт?        — Ты и так прочитал, что у меня происходит.        — И хочу узнать, что было дальше.       Сяо беспомощно вздохнул: насколько бы упрям он ни был, своих братьев и сестёр он не переспорит никогда. Он застенчиво отвёл взгляд, нашарил рукой плед и завернулся с головой, превратившись в гигантскую куколку — так почему-то спокойнее. Никто не достанет и не осудит. Весь мир вокруг стал пушистым, мягким, пахнущим кондиционером для белья и совсем чуть-чуть — пылью.        — Да ничего особо и не было… — неуверенно промямлил он из своего кокона. Звуки вокруг стали приглушёнными, почти не слышными. — Я приехал, поговорил с ними и… всё.        — Это я и так знаю, — беззлобно басисто рассмеялся Фушэ.        — Они мне предложили встречаться втроём, — Сяо выглянул одним глазом из своего «убежища», проверяя реакцию брата. Полумрак скрывал его лицо, делал нечитаемым, и оттого беспокойство внутри только нарастало. Продолжать? Нет? Архонты, конечно же, нет, он ведь и без того знал, что это достаточно… специфичное предложение не входит в круг социально приемлемых. О чём он только думал вообще?        — А ты что? — тихо хмыкнув, спустя долгую минуту молчания поинтересовался Фушэ, пригладив короткие чёрные растрёпанные волосы, торчавшие ёжиком.        — Сказал, что подумаю… — тихо ответил он и быстро добавил: — Но я понимаю, что лучше отказаться и вообще, не тянуть время, а сразу сказать, что…        — Почему?        — Что?..       Короткий, односложный вопрос вызвал полный штиль в его голове, выбил все мысли и все слова, крутившиеся на языке.        — Почему лучше отказаться?        — Потому что так нельзя… — протянул Сяо как-то уж чересчур неуверенно. Как будто он на экзамене, а не говорил с братом у себя дома.       Фушэ выразительно молчал секунд десять, глядя в его сторону. Выражение было явно не вполне цензурным, но показывало всё, что он думал о каких-то там запретах.        — А тебе самому хочется? Вот если без «нельзя».        — Да, но…        — Тогда в чём проблема? Хочется — делай, — он пожал плечами.        — А если мне захочется кого-то убить? — вяло огрызнулся подросток и насупился. — Правила не так работают.        — Вот это ты сравнил! — нервно хохотнул брат. — Отношения в твоём понимании приравниваются к убийству, я верно понял?        — Нет, я не это имел в виду! — Сяо звучал как-то растерянно, так, что даже самому себя стало жалко. Кошмар. — Просто…        — Что? — Он почувствовал, что брат подсел ближе, и спрятался глубже в плед.        — Что будет, если пренебрегать правилами? Мир же с ума сойдёт…        — Ну… — Фушэ тяжело вздохнул, прислонился спиной к стене и скрестил руки на груди. Сяо осторожно наблюдал. В голове зачем-то возникла глупая детская картинка, что он — гепард в засаде, охотящийся на буйвола. За картинкой — совершенно нелепая идея легонько, в шутку, укусить старшего брата за руку. Она была сразу же отметена в сторону как несерьёзная и идиотская. Архонты, ему что, четыре года?! — Если ты не заметил, абсолютно все вокруг время от времени нарушают правила. И ты в том числе.        — Я?..        — Если скажешь, что нет, я всё равно не поверю, — весело фыркнул мужчина. — Понимаешь, есть очевидно аморальные действия, — вот то же убийство, например, — они вредят как обществу, так и отдельно взятым людям. А отношения втроём кому вредят? «Неравнодушные граждане» и так найдут, до чего докопаться, поверь. И правильным ты для них не станешь никогда.       Сяо задумчиво молчал. Внутри него зрела странная буря из противоречий, разрывавшая изнутри. Более или менее принятое решение отказать, и без того шаткое, хрупкое, тихо осыпалось в небытие, тая на глазах. Он вновь колебался. Но почему? Почему слова Фушэ имели столько смысла? Почему они казались правильными, но вызывали столько отторжения? Что теперь делать?        — Вот что, Цзинпэн, — он хлопнул Сяо по плечу, заставив немного согнуться под тяжестью руки, — расскажи им, как чувствуешь, а там — разберётесь.        — Можно подумать, я себе могу сказать, что чувствую, — проворчал парень.        — Ну, мне же ты как-то сказал, что чувствуешь, что хочешь, но боишься.        — Я не боюсь! — Он сердито зыркнул на брата.        — Правда? Тогда почему не соглашаешься?        — Я… — он растерянно замолк и стиснул зубы. Ничего он не…        — Ну, или не так уж они тебе и нравятся… выбирай.        — Ладно, я боюсь, — почти рыкнул Сяо. — Доволен?        — Вполне, — Фушэ мягко усмехнулся. — А теперь неси бумажку и ручку.        — Зачем? — недоумевающе спросил парень, разом позабыв о лёгком раздражении.        — Будем писать.        — Стихи?        — Их тоже, если хочешь. Но, вообще-то, писать, что ты собираешься им говорить.       Сяо застыл. Почему-то в голове билась паническая мысль, что где-то его обманули, недоговорили, и это было что-то достаточно очевидное и заметное…        — А Натлан? — спросил он с надеждой и окончательно высунул из-под пледа голову.        — О нём мы писать не будем, наверное, — засмеялся Фушэ и потрепал его по волосам, наверняка наведя в причёске полный бардак. — Перед сном расскажу. Честное слово.        — Почему не сейчас?        — Хочешь сказать, что потом ты не будешь отпираться всеми лапами от планирования разговора со своими объектами воздыхания? — с лёгкой насмешкой поинтересовался брат, и это, очевидно, был риторический вопрос.       Сяо недовольно фыркнул, копошась в коконе и пытаясь найти край пледа, и недовольно хмурился. Фушэ всё ещё хорошо его знал, и это даже слегка бесило. Но это, наверное, не плохо. В семье, наверное, так и должно быть… Вдруг парень замер и напрягся всем телом.        — И тебе не противно? — на выдохе тихо спросил он и зажмурился в ожидании ответа.        — Ага, конечно, весь дрожу от омерзения. Приехал высказать своё отвращение, — недовольно проворчал брат и дал скорее символическую оплеуху — не больно, но достаточно обидно. — Не говори глупостей, Сяо. Ты — мой младший брат. И я поддержу и защищу тебя, что бы ни случилось, понял меня? Брат из меня, конечно, хреновый, но я всё ещё тебя люблю, и серьёзно, хоть с гусями отношения строй, мне главное — чтобы тебе счастье было.       Он сгрёб Сяо в горячие, крепкие и слегка потные объятья и поцеловал его в лоб; парень покраснел до самых плеч то ли от тирады, то ли от такого проявления любви, и робко приобнял в ответ одной рукой (второй пошевелить он, сдавленный, как в тисках, не мог просто физически). Вокруг него как будто разлилось тепло, заполнило весь его маленький мирок, состоявший из повседневной рутины, разукрасило светлыми пастельными пятнами темноту, в которой он жил, разбавило и разнообразило чёрный траурный цвет, который он сам выбрал носить, отказавшись от всего яркого и манящего. Сяо сжал в ладони краешек подвески в форме глазурной лилии, которую носил как браслет, не снимая. Впервые за долгие четыре года он ощущал: его семья действительно рядом с ним.