Дар

      — Да что ты как неполовозрелая деваха?       Я ошалел от такого замечания со стороны, да и ещё находясь в непростом положении.       — Чё ты там сказал, мужик? — сыплю я. Обижен и зол. И так еле стою, а он еще едкие фразочки кидает.       — Шевелись, говорю, милая, перебирай ножками.       Вот урод, а. Быдло сельское, что тут скажешь.       Набираю полную грудь воздуха, для равновесия выше поднимаю руки, стараюсь устоять. Ничего-ничего, перейду на ту сторону и поквитаюсь с черноротым умником. Тоже отпущу в его сторону парочку едких замечаний.       Бревно, что служит мостом через речушку, не просто прогнило, оно утопло в берегах. Заросло «травой» и скорее всего полое внутри, проворачивается под твоим весом легко и просто. Цирк, а ты неуклюжий клоун в нем. Речка хоть и мелкая, но мало удовольствия оказаться мокрым по колено, а то и выше. Идти не только стрёмно, но и сложно. И кто бы знал, что тут ещё и желающих на переправу больше одного. Очередь, гляди! Срезал путь, одним словом, неудачно.       Пока я решался, идти ли вообще по бревну, подошел какой-то мужик. Самый простой, толком и не глядел на него, но кто мог знать, что он окажется великим комментатором этого сезона.       — Давай, левее бери, вот так, теперь заноси попочку, умничка!       Не, я его точно придушу, дай, Господи, только дойти. И я дошел, правда, не так как планировал.       Мужик, что донимал меня, в скором устал, замолчал. Я поблагодарил небеса про себя и стал собираться с духом. «Мост» длиной всего метра четыре, а я не прошел и половины. Плохо дело. Обратно не повернуть. Не факт, что вообще смогу это сделать, а еще буду полным посмешищем. И хоть незнакомый мне мужчина никак не авторитет, но, честное слово, выглядеть нелепо не хочется.       И тут почувствовал, что бревно просело подо мной, пошатнулось. Застыл на месте, замахал «крыльями» в попытке устоять. Оглянулся и не поверил своим глазам: мужик преспокойно шел по узкому бревну, тихонько присвистывая. Я не то что побледнел, посинел.       — Придурок! — заорал. — Ты что творишь?       Разминуться невозможно, а я совсем не умею летать.       — Цыц, — просипел он мне угрожающим тоном, находясь уже совсем близко.       Кроме этого протянул ко мне свою лапищу и выглянул лукаво из-под козырька фуражки. И вроде жест простой, но страшный до мурашек по спине. Взгляд никак не назвать доброжелательным. Что? Меня сейчас столкнут как преграду, переступят и пойдут дальше? Барахтайся там себе на здоровье. Уже за человека не считают? Может, у меня на лбу написано: «Я — лошарик. Пни меня как шарик»? — просто не в курсе.       Несмотря на все мои самые страшные ожидания, не столкнули. Но, думаю, лучше бы он все же пихнул и я шлепнулся в воду красиво так и нечаянно, чем подхватил на руки, как невесту. Не хватило только марша Мендельсона и поздравительных улюлюканей со стороны. А я тоже красавчик, стыд и срам мне, вместо того чтоб сопротивляться, отбиваться, как-то протестовать, наоборот приобнял, прижался, трусишка. Это был аффект. Да. Ну, как говорят, в состоянии аффекта.       Уже на берегу, стоя на собственных ногах, пришел в себя.       — Зачем?.. ты… — мне все ещё было жутко стыдно, и я не мог говорить полноценными предложениями. Тем более думать о том, как гнилое бревно выдержало подобную нагрузку.       — Дак потом не отмоешь, — он зыркнул на мою обувь и, хмыкнув, как ни в чем не бывало, пошел прочь.       Один я остался на месте, разглядывая свои белые кеды как что-то запредельное. Хотя, да… Прав же, не поспоришь. Свались в реку и все, выкинь. Вода, насыщенная торфом, темнее ночки.       Все бы хорошо, и случившееся можно было проглотить, оставить на задворках памяти, если бы мужик не попался мне снова.       — Опять ты! — прямо взвизгнул, когда оказалось, что в небольшой очереди у продуктового магазина я за ним.       — Я, — как-то многозначительно прозвучало.       Отошел подальше. Вдруг этот невменяемый опять что-то выкинет. Тем более до открытия магазинчика с обеденного перерыва всего несколько минут. Надеюсь, пронесёт.       О его адекватности не может быть и речи, не прогадал. Мужик ни с того ни с сего завопил:       — Бабоньки! — как будто муха какая-то укусила. — Глядь, это ж ведьмин внук, — тыкал невежливо пальцем полоумный.       Женщины в очереди за колбасой покосились на меня с пущим подозрением. А как иначе, чужака сразу видно, и тут ещё такая информация. Я отступил на пару шагов. Меня окружали. И с опаской, что будут бить, прижал к себе документы в прозрачном файлике, как оборонительный щит. Их выдали мне в сельсовете. Там я провел битый час, упрашивая восстановить электричество, написал кучу заявлений и всяких бумажек подписал, квитанции оплатил. Теперь этот пресс смог бы сослужить службу не только напрямую, но и защитить селезенку, например.       Посыпалась куча вопросов в один голос, и я только успевал от них отбиваться:       — Да, внук, но я лечу. Я не знаю. Нет, я не врач… — тараторил и тараторил все в этом духе.       У одной колено болит, у другой дома дети кашляют, у третьей горе с отцом. Поток жалоб не останавливался, и я правда не знал, как его остановить. Меня не слышали, ждали помощи, да только мне нечего было им дать. Не нашел ничего умнее, как просто сбежать, ведь бежать — это все, что я хорошо умею. Каждый умеет бежать от проблем, тут ума много не надо, ноги в руки и вперёд.       Остановился, как только выдохся, за мной не гнались, потому немного отдышался и только потом продолжил идти. Думал о произошедшем и о том, что моя идея пожить отшельником провалилась с треском, в принципе, как и все остальные. Слишком глубоко ушел в эти мысли, потому что не заметил, что меня таки нагнали.       — И чего удрал? — раздалось справа.       Я обречённо чертыхнулся про себя, потому что узнал голос.       — А что мне было делать? И вообще, зачем такое только ляпнул, — я злобно посмотрел на рядом идущего мужика.       Кажется мне, это не первая и не последняя его подстава. Вид у него такой. Бывает, смотришь на человека и видно все, на что он способен.       — Что делать, что делать, — перекривлял меня он, — помочь людям.       — Да как я помогу? «Мой папа военный хирург»? — зацитировал всем известную шутку. — То, что моя бабка была травницей, ничего не значит. Как я вдруг возьму и стану практиковать по ее стопам? Бред. Полночный бред, — от возмущения закусил губу.       — Не такой уж и бред. Ведьма давно умерла, а люд мучается. Ты сам их видел. Фельдшера как не было при ее жизни, так и нет до сих пор. В аптеке вата, спирт и активированный уголь. Все. Понимаешь?       Но я не понимал. Качал головой и шел быстрее. Не хотел его слушать, мне не надо рассказывать о страданиях других, кто бы мне помог. Вдыхаю свежий воздух полной грудью, гоню мысли в разные стороны.       Дойдя до моста, я не приостановился даже, идти снова по бревну у меня больше не было ни желания, ни настроения. В обход дольше, зато безопаснее, да и ещё мужик не отстаёт. Надеялся, что свернет по дороге куда-то. Та де там. Идем ноздря в ноздрю. И так до самого дома.       — Подожди, — он окликнул меня, когда я разогнался толкнуть калитку, — я же взял.       Не понял и повернулся. Мужик ловко сбросил с плеча тряпичную котомку и достал из нее небольшой бумажный сверток. Вручив его мне, он пошел дальше, присвистывая, больше ничего не сказав. Я быстро заглянул внутрь, развернув. От увиденного забило дыхание. Такого не может быть! Обычно за этим набором я бегал в сельский магазин, бабушка посылала. Сливочное масло 200 грамм и твердый сыр 300 — весовой товар, что заботливо заворачивала продавщица в бумагу. И хоть застойные времена минули, она это делала, но что примечательно, делает до сих пор. К бутербродному набору примотано два «Гулливера» — на сдачу. Меня вернуло в детство на несколько секунд, по груди расплылось приятное.       — Да кто ты такой?.. — я поднял глаза, разыскивая мужскую фигуру на фоне зеленеющего леса.       Но тот пропал, будто сквозь землю провалился. Свист — все, что осталось. То ли его, то ли ветра — не разобрать.