И бусы твои рассыпались по ковру

      — Альдо, как же славно вышло! Конечно, не с монсен… не с Алвой, нет, разумеется, — нельзя возвращаться к пропащему Рокэ, слепец не нуждался ни в жалости, ни в уважении от бывшего оруженосца. — Но я знал, что ты вернешься к нам. Кэртиана не могла так просто отвернуться от своего избранника. Я знал, все будет хорошо!       Герцог Окделл трещал, как сорока, как целая стая пернатых сплетниц, и не мог с собой совладать. У таких людей нет умения прикусывать разболтавшийся язык, слова слетали так быстро, что нельзя было успеть обдумать каждое. У Ричарда немного кружилась голова, от чувств, как бывало при нехватке воздуха. Неужто он и впрямь знал, что ничего не кончено? Увы, Ричард лгал, и его король запросто бы распознал ложь, если бы захотел. Мальчишка похоронил Альдо вместе с надеждами, оставил в склепе осунувшееся холодное тело того, по чьему имени носил траур дольше, чем по погибшим родичам. Ракана юнец полюбил гораздо сильнее, свободного и мечтательного героя-принца из сказок. Ему так был нужен Альдо. Ожившая легенда, в чьих венах бурлила кровь более древняя, чем все мироздание. Но тот в последние минуты пожелал увидеть только глупца Робера Эпинэ, который накликал беду своими грустными вздохами. Напоследок великий Ракан, умиравший от удара взбешенного жеребца, не сказал ни единого слова самому верному из вассалов. Для Ричарда не нашлось и взгляда. Как же это ужалило…       Но теперь не имело значения. Альдо жив, а значит не было никаких последних минут. Все в порядке. Боги лишний раз напомнили о скоротечности человеческой жизни, посулив быть осторожнее. Альдо храним ими.       Шаг. Еще один шаг. Звуки разносятся гулким отзвуком по коридору, уходя в глубину непроглядной темноты. Какой длины это проклятое подземелье, сколько нужно пройти, прежде чем снова вынырнуть к свету? Тоннель такой узкий, казалось бы, эху здесь неоткуда взяться, пространства слишком мало. И все равно — шаг, и его отзвук откликается в ушах, в сердце. Бах-бах, тудух-тудух. Ричард поймал себя на том, что ступает слишком тяжело, как будто преодолел немало миль и очень устал. Как будто идут они не четверть часа, а намного дольше.       Однако, шаги Альдо, напротив, веселы и ровны. Наследник Раканов не сбивался с ритма, и этот стук по земле и камням от новых набоек на каблуках успокаивал Ричарда. Топ-топ-топ. Также легко Альдо шел когда-то к короне, и сейчас также, он идет прямо, не думая обернуться на спутника. На своего последнего рыцаря, не предавшего, не поджавшего хвост. Последний рыцарь для последнего из истинных королей.       Ричард знает, чувствует, как любой из Повелителей, Альдо идет к победе. Скалы тоже никогда не отступают и не оступаются.       — Альдо. Прозвучит глупо, не пойми неправильно, но я правда…       — Рад, что я пришел за тобой? — его государь впереди, прокладывал путь, в полумраке белый камзол был единственным, на что Ричард мог бы ориентироваться. Альдо не повернул головы ни на одно обращение, ни разу Дикон не видел его лица с того момента, как он стер покатившуюся из уголка глаза слезу. Не хотел показывать слабости? Тоже устал? Ричард был так встревожен, что не сразу осознал вопрос, заданный ему.       — Ты пришел, как и полагается истинному монарху, за всеми своими Повелителями.       — Нет, Дикон. Нет. Я пришел именно за тобой, ты можешь называть вещи своими именами. Ты сделал правильный выбор, и я горжусь тем, что меня оберегают такие Скалы.       Ричарду тяжело вдохнуть. Грудь сжало будто отголоском грудной болезни. Ему важная похвала Альдо, но что-то зудело внутри, шептало «не достоин, ты не достоин этих слов, сын Эгмонта». Но чей это был голос? Кто мог ему так нагло лгать? Но он достоин.       Эхо не желало смолкать, становясь громче. Гул нарастал, и этот шум в замкнутом пространстве свел бы маленького Окделла с ума, встреться он с ним в детстве. Когда рядом надежный проводник — не так боязно, нет, не страшно совсем, а никого надежнее Ракана не могло быть, ведь так? Маленький камешек выскользнул из-под каблука Альдо и отлетел к Ричарду, сиротливо стукнувшись о мысок собственного сапога. Они идут слишком медленно для спешащих, наверное, в этом есть какой-то смысл. Просто Окделлу пока не успели рассказать, какой план, но обязательно, чуточку позже, когда они достаточно удаляться от скромного домишко Катарины Ариго, где та привечала гостей.       Алва, Катари, повесившийся Фердинад… многих врагов Талигойи им удалось преодолеть. Сам Ричард мало на что повлиял, да, но Альдо признателен именно ему. Пришел за ним, надо же. Ричард смущен и удивлен этим признанием, хотя надеялся, что все так, что на самом деле он сможет стать гораздо ценнее всяких Приддов, Эпине, Рокслеев, всех прочих.       

— Эр Рокэ, Альдо жив!

      

— Вы в этом так уверены?

      

      — Это все судьба, правда, я уверен! Ты преодолел испытания, и теперь ты истинный хранитель нашей земли, у тебя, у всех нас, получилось исправить страшнейшую ошибку судьбы. Теперь истинные Боги будут готовы помочь нам.       — Я ценю тебя за твою убежденность, Ричард Окделл, — в голосе государя Ричард услышал улыбку, и стало спокойнее. Лихая, совсем немножечко кривящаяся в бок усмешка всегда так красиво ложилась на правильное лицо короля. — Ты смел. Ты ведь доверяешь мне, тому пути, по которому мы идем?       Странный вопрос, но здесь все странное, а Окделлы, как и все северяне, чересчур мнительны и суеверны. Взять ту же историю с злополучной крысой в Лаик.       — Да. Я доверяю тебе всю свою жизнь и право на нее, слово Повелителя Скал.       Альдо чуть сбавил темп, и Ричард смог выдохнуть. Наверное, тот тоже утомился, ничего, они все успеют, можно дать себе слегка передохнуть. Топ-бам-топ. Бам-бам. Шаги выровнялись, теперь они шли нога в ногу, Окделл почти догнал Альдо, сам не понимая, чем объясняется его желание идти немного позади, едва не касаясь чужого плеча.       — Альдо. Мой государь. Можно спросить еще одну глупость? Это скорее просьба, но я не уверен…       — Что такое, Дикон?       — Вы можете… взглянуть на меня?       Ему не хватало этого, стоило признаться. Хотя бы самому себе. Да, Робер прав, Ричард влюблен в Альдо и в победу, наверное, чересчур отчаянно, выходя за ту грань, где это можно счесть правильным и приличным. Это не то, что было с Катари, ведьма Ариго или какой бы там не была ее настоящая фамилия, наверняка околдовала юношу, и теперь чары развеялись окончательно. У них, если посудить, много общего, но Альдо чище и правильнее, он не разменивался телом, не лгал тем, кто был готов быть верным безо всяких ухищрений. Настоящая святость. И волосы их были одинаково светлыми, но Катари — глупая блеклая девчонка с тусклой гривой, за которую эту шлюху потаскало не мало мужчин. У Альдо в волосах запуталось настоящее гальтарское золото, даже венчать эту макушку короной нет никакой необходимости, все понятно и так.       Глаза у Альдо голубые. Какими еще они могли быть у сказочного принца? Дикон помнил это, как-то, что трава зеленая, а небо над фамильным замком Окделлов всегда с серым оттенком, каким бы не было время года. Но Альдо обернулся на просьбу, и Ричард готов был принять: тут нет пламени камина, значит, эти глаза всегда поблескивали лиловыми всполохами. Наверное, игра полутонов, спрятавшихся в цвете радужке, и освещения.       Альдо замер вполоборота, прикусил нижнюю губу и склонил голову вбок, как делал всегда, когда собирался заговорить и монолог обещал быть долгим, но сейчас он почему-то молчал. Ричард, поборов сомнения, двинулся вперед и замер, оказавшись вплотную, так, что даже руку не протиснуть, не прикоснувшись к груди мужчины. Разница между ними — всего несколько лет, но от Альдо чувствовалась такая сила, что не сопоставить с собственной. Он древнее, могущественнее, по его желанию ломались временные условности и правила мироздания, это внушало трепет. Коснуться бы, только…       Только Альдо всегда все делал сам. Ричард ощутил горячую ладонь на замерзшей щеке, в этом подземелье его едва ли не колотил озноб. Почувствовав желанное тепло, герцог прижался, разве что не потерся на кошачий манер.       — Ты забавный, Повелитель Скал. То на «вы», то на «ты», хотя не пил с Раканом на брудершафт. Сначала клянешься в любви и верности, а после тушуешься и прячешь взгляд, которого так хотел. До чего же ты еще непоследовательный мальчишка.       — Это плохо? — выдохнул Ричард, вскидывала голову. Отросшая челка нелепо упала на глаза, и Альдо тут же это исправил. Тут должно быть так темно, хоть глаз выколи, но лицо напротив видно до мелочей, вплоть до первых морщинок, спрятавшихся у глаз. Все снова сводится к глазам?       — Нет. Это чудесно. Ты весь такой чудесный, Дикон, и немножечко чудной.       Поцелуй был не первым ни у одного, ни у второго, но почва из-под ног Окделла вылетела моментально. Альдо не просто целовал, он брал, сам приоткрыв языком застывший в изумлении рот, толкнувшись в него.       Как хорошо, как сладко быть Ричардом Окделлом, чье сознание пластично принимало правило игры. Он смирился с лиловыми вспышками, легко уверовал во все логические несостыковки, как верил в них на протяжении всей прошлой жизни. Он доверился рукам, одна осталась на щеке, вторая ловко обхватила за пояс, и на обеих чувствовались когти, длинные и опасные. Рубашку они легко вспороли, уколов бок, но эта боль не отрезвила. Нет, такая боль путала мысли, кружила их листопадом. Глубокие царапины, пролегшие на лице. Ричард отвечал на жадный поцелуй, раня губы о торчавшие из-под верхней губы клыки.       Альдо не следовало оборачиваться, но иначе получиться не могло. У Альдо клыки, когти, покрытые шерстью руки и часть плеч, за которые хотелось уцепиться крепче. И это чудовище, не походившее на Ракановского Зверя с гравюр, любило крошечного Окделла так, как он того хотел и заслуживал. Достаточно. Достаточно, чтобы поверить в живого государя и отправиться с ним по просторам неизведанного лабиринта дворцовых тоннелей.       В спину вгрызлась щебенка, мелкая и злая, оставляя больше саднящих царапин. Ричард смотрел, чувствовал, тонул. Альдо навис сверху, жадно облизываясь, и это быстрое движение языка по окровавленным не его кровью сухим губам напомнило о чем-то, как и чуть дернувшийся поморщившийся нос. На секунду. Какое-то очевидное сравнение. Затем последовал следующий поцелуй, выпивший из Ричарда память о всяких пустяках. Он с благоговением огладил крепкую грудь, целую, без шрамов и вмятины копыт, с налитыми железными мышцами. Ноги разведены, между ними — самый драгоценный, самый нужный человек. И Ричарду да, больно до одури, но очнуться от приторного морока не получалось, тело, как писали в глупеньких романах, предавало и сдавалось на волю сильнейшего. Дику больно, он сам глуп, он не может сдержать крик, захлебывается и им, и кровью, льющейся в глотку из разорванной губы.       Он попросил взглянуть. Альдо обернулся и посмотрел. На некоторых дорогах лучше идти только прямо, так напутствовала нянюшка, пересказывая по десятому разу надорские легенды.              

— Он так и не выучился вставать в присутствии анакса.

      

— Несомненно, но хотелось бы уточнить, кто здесь анакс.

      

      — Я не знаю, — толчки в тело Ричарда быстрые, рванные, грубые. Он стонал, но не как в будуаре Марианны, это стоны скорее сходящего с ума, чем удовлетворяющего плоть. Каждое движение подстегивало все ближе к безумству, эта жаркая теснота, заполненность, не ощущавшаяся раньше. На бедрах что-то мокрое, внизу живота все горело, жглось. Альдо подавался назад, выскальзывая почти полностью, чуть не выворачивая наизнанку этим взятым ритмом, чтобы вернуться, вторгаясь в него до основания. Слишком огромный, слишком, слишком. — Я не знаю, куда приведу нас, Ричард Окделл. Но тебе уже поздно отказываться.       Когтистая лапа, исполненная властью, легла на доступное открытое горло, чуть сжавшись.       — Я… я не… — Ричард замолчал, собирая остатки слюны с привкусом железа, смачивая ею пересохшее нёбо, — я и не откажусь. Государь.       От напряжения бедра свело судорогой, частично это дрожь замершего в нем Альдо. Белое в красном. Красное на красном.       Алое к алому, да. Живое к живому. И наоборот.