Слуга Ворона

- Значит так, ты ждёшь меня здесь, а я иду к генералу Савиньяку, - Эстебан оглянулся по сторонам и поправил шпагу на боку. - Вот ещё! - посреди ночи переругиваться было трудно. Ни в коем случае нельзя возвышать голос выше шёпота. - Почему это ты пойдёшь?! - Ты и без того дел натворил! - Да если бы не я... - Если бы не ты, я б уже давно всё решил! - Ладно, пойдём вместе.       На несколько секунд вернулось молчание. Рик и Эстебан напряжённо рассматривали людей Оскара. - К Леворукому, идём. Иначе всё провороним.       Вместе оруженосцы в полной тишине проделали путь до палатки генерала Савиньяка. Рик был уверен, что военный спит. Ни дежурства, ни ночные бдения в его обязанностях не числились. Но Эмиль встретил гостей на входе, а когда маркиз Кадрон сбивчиво сообщил о причине визита, бешено завертел глазами. - Вы - два щенка, - с чувством сообщил он, и Рик почувствовал, как его, словно мальчишку, тянут за ухо. Эстебан, стоящий рядом, тоже зашипел. - Кем вы себя возомнили?! Спасителями?! - сильные руки генерала встряхнули оруженосцев. - Нарушаете дисциплину, лезете не в своё дело, мешаете военным действиям! - Мы ведь помочь! - взвыл Эстебан. - Помочь! - Эмиль оттолкнул их назад с такой силой, что Рик едва устоял на ногах. - Я не расскажу про вас Проэмперадору. Пока! Но чтобы были ниже травы и убрались по койкам.       Оставшись наедине, маркизы затравленно переглянулись. - Вот это он нас... - Да... - Дуэль?       Рик отмахнулся, и Эстебан не стал спорить. Так и разошлись по палаткам.       Оскара казнили на следующий день, а настроение было хуже не придумаешь. Рокэ пытались переубедить, но что ему советы? Что ему всё, кроме его собственного решения? Вейзель, артиллерист из Бергмарк, был расстроен жестоким приговором и не скрывал своего недовольства, но сам Рик осудить своего эра не решался, не столько из робости, сколько оттого, что не был уверен в своём праве на это.       В конце концов Оскар не был другом Ворона, и не ему несчастный генерал доверил свои чувства в сложный момент. Рокэ лишь исполнял то, что считал своим долгом, а Рик подвёл товарища. Эмиль сдержал своё слово и ничего не сказал Проэмперадору, но оруженосцу всё равно было стыдно перед ними обоими, как будто это именно он совершил преступление и должен бы был оказаться на месте Оскара.       Между тем Ворон оказался прав в своём промедлении. Потеряв лишь немногое время, они выиграли целый этап. Рик больше не думал ни о доме, ни о Людях Чести. Он даже стал всё реже вспоминать агарисского принца. На войне не существовало «навозников» и эориев. Была лишь страна, которую одни атаковали, а другие обороняли. И совсем не имеет значения, как называется эта страна: Талиг или Талигойя. Люди в ней жили одни, и даже если некоторые из них проклинали герцога Алву, именно он в это время стоит на их страже.       Эрика читала о войнах и помнила рассказы отца. Они с Айри разыгрывали бои, основанные на тех данных, которые старшая сестра получала из книг. Но герцогиня и подумать не могла, что ей придётся оказаться на месте военных действий взаправду, даже когда готовилась стать оруженосцем.       А ей пришлось, и с каждым днём всё прочее становилось дальше и теряло всякую важность. Теперь Рик познакомился с многими людьми, различающимися и званием и характером. При дворе каждый словно терял личность, сливаясь с общей массой, теряясь в красках праздника. Здесь же было пыльно и серо, зато каждый солдат обладал собственными чертами, тут же бросающимися в глаза. Ворон знал поимённо очень многих, а Рику было известно, что это свойство хорошего командующего.       Первым удивительным знакомым маркиза стал Бонифаций — епископ Варасты, толстый и грузный мужчина, совсем не напоминающий худощавых священников из Агариса. Он хлестал касеру не хуже Матильды и всегда говорил исключительно витиевато, то ли со хмеля, то ли просто по странной привычке. Бонифаций был симпатичен оруженосцу, хотя и казался лишь пародией на носителя сана.       Вторым — Жиль Понси, порученец герцога Алвы, напоминающий барда куда больше, чем военного. Понси сыпал нелепыми виршами, от которых уши вяли у всех в лагере. Рик стремился обходить незадачливого поэта стороной, но это, как оруженосцу Ворона, ему было сделать весьма нелегко.       И наконец Клаус Коннер. Таможенник и каприз Рокэ, который вопреки общему мнению решил возвести адуана в полковники. К нему, безродному и непонятно откуда взявшемуся, Рик относился с лёгким превосходством. Коннер даже говорил неграмотно. Сам Ворон различий не делал, как будто нарочито подчёркивая своё предпочтение простых вояк дворянам. Маркиз Кадрон уважал решение эра и старался не проявлять к полковнику лишнего пренебрежения.       Рика изумил план Ворона: это надо же, откопать откуда-то племя бакранов и организовать из него целую страну, Бакрию. Он понимал смысл этого хода: таким образом Рокэ атаковал Кагету, при этом не нарушая Золотой Договор.       Главной достопримечательностью новорождённой Бакрии были козлы. Крупнее обыкновенных, они служили бакранам вместо коней. Впервые узнав об этом, Рик от души посмеялся. Потом заинтересовался и в конце концов пристал к местным с просьбами его научить.       Упав несколько первых раз, он в конце концов попривык и сладил с козлом, который оказался ничуть не менее понятливым, чем лошади. Ызарг отчаянно ревновал, но вынужден был мириться с желаниями хозяина.       Алва послал Адгемару ультиматум с требованием отступить, но Белый Лис оказался глух к его призывам, так что вот-вот должна была начаться осада неприступных Барсовых Врат.       В ночь перед боем солдаты собрались у костра, и конечно же Рик был вместе с ними. Это совсем не походило на встречу с Арно и Катершванцами, главным образом потому что о столице не шло и речи, никого не интересовали и дворцовые сплетни. Травили байки про Лиса, смеялись над стишками Понси, обсуждали предстоящую победу. На этот вечер все они, здесь собравшиеся, были братьями, ведь взгляд в синие глаза Смерти роднит всех людей. Каждая история, рассказанная у пламени, даже самая обыкновенная, была невероятно интересна. На рассказчика мгновенно обращалось всё внимание и не покидало его до тех пор, пока говорящий не сменялся.       Поэтому, когда, во время истории Георга, все, перестав слушать, устремили взгляд куда-то в сторону, а вскоре замолчал и сам Георг, Рик был очень удивлён. Он поспешно обернулся и узрел единственное возможное объяснение.       Герцог Алва прошёл вперёд и, не обращая внимания на в одно мгновение поднявшихся солдат, опустился на освободившееся место. В руках маршал сжимал гладкое дерево гитары, и Рик понял: эр будет играть.       Звякнули струны, и Рокэ запел. Маркиз Кадрон уже слышал эту песню раньше, она гуляла по всему лагерю. Незамысловатый текст по необъяснимым причинам звучал естественно из уст Ворона. Он пел о смерти и бессмертии, о пожаре и восхитительной, пьянящей свободе.       Иди вперёд, слуга огня,       Всем, что ни есть рискуя.       Отняли брата у меня,             Зато сестру спасу я.       Сначала солдаты почтительно молчали, но после к маршалу присоединился голос, а за ним — второй, третий. Пели все. Пел Рик, смаргивая слёзы и дрожа от охватившего его жара. Белые пальцы эра безжалостно били по струнам и, разбиваясь, окрашивались в красный.       И тогда Рик понял. Понял, кто такой герцог Рокэ Алва, и что именно он значит для Талига. Понял, как маршал любит эту страну, наверное больше, чем Штанцлер и даже больше, чем сам Рик, а всё потому что действительно знает её. Понял, что Рокэ не спал уже несколько ночей, что он пьёт слишком много для того, чтобы это было здорово, что и виски он трёт так часто оттого, что у него наверняка невыносимо болит голова. Понял, что Рокэ отец для всей армии и сейчас играет для каждого солдата в толпе, играет проникновенней, чем серенады для девушек (на памяти оруженосца герцог не играл для дам), хотя мог бы отдохнуть. Понял, что бесконечно любит своего эра и никогда, никогда не убьёт его, а если потребуется, отдаст за его жизнь свою.       Иди-иди. Вперёд-вперёд.       Несись свирепой птицей.       Пусть клюв врага на клочья рвёт,       И кровь должна пролиться.       Ворон спел ещё много песен, а когда гитара замолчала, уже наступила ночь. Рокэ отложил инструмент в сторону и встал. - А теперь, господа защитники Родины, в бой.       Военные загудели и, воодушевлённые, повскакивали со своих мест. В толпе, никем не замеченный, Рик протиснулся к эру и бережно взял его правую ладонь в свои руки. Синие искры взметнулись вверх и впились в глаза маркиза с насмешливым удивлением. «Рик, что вы делаете?» Так и не озвученный вопрос повис в воздухе. Вместо ответа оруженосец достал платок и, опустив голову, медленно стал стирать кровь с пальцев эра. Движение за движением, слишком нежно, но на них всё равно никто не смотрит. Рик поднял взгляд, продолжая медленно отирать узкую кисть.        «Мне жаль, что мы не понимали друг друга и были врагами. Но теперь всё будет иначе. Я был плохим оруженосцем, но теперь клянусь, клянусь той клятвой, которую вы мне запретили. Клянусь, что отныне ваш бой - мой бой. Ваша честь - моя честь. Ваша боль - моя боль. А ваша жизнь - моя жизнь».       Рик не сказал ни слова, а Рокэ молчал, но он не отнимал руки и, как господин вассалу, позволял оказывать себе знак почтения. Синие глаза блеснули: «я принимаю вашу клятву».       А потом начался бой, и маркиз был готов умереть за свою страну и своего сеньора, но он хотел бороться за жизнь и боролся. Боролся, пока рядом не раздался громкий хлопок, и в глазах не померк свет.