Слуга Ворона

      Дверь в комнату эра Рик открыл без сомнений и впервые — без стука. Он не позволял себе задумываться сейчас, потому что, задумавшись, непременно остановился бы.       Рокэ сидел в кресле и смотрел на огонь, но, услышав звук, перевёл взгляд на оруженосца и встал. Рик почти подлетел к нему и поднял вверх руку эра, вкладывая в неё кольцо и накрывая сверху своей ладонью.       Внезапно пальцы маршала сжали его пальцы и задержали у себя. Рик понял, что ему было известно о яде, а это прикосновение — благодарность. Но маркиз не может её принять, пока не откроется Ворону полностью. Он просто не вынесет, если ласка в его взгляде так стремительно сменится отчуждённостью. — Мне… — Тебе нужно кое-что мне рассказать. Садись, я тебя слушаю, — герцог усадил оруженосца в своё кресло, а сам сел напротив.       Как необыкновенно прозвучал этот переход на «ты»! Рокэ протянул ему бокал, но Рик решительно отказался. Было бы трусостью затмевать правду алкоголем. — Я не Рик, — заставив себя посмотреть в синие глаза, сказал Рик самое сложное. — Я Эрика Окделл.       Взгляд Ворона был непроницаем, а она опять говорила. — Я должна была убить вас. С самого начала должна была.       Давно она не чувствовала себя так. В день смерти отца в Надоре или во время серьёзных разговоров с матерью. Подбородок помимо воли задрался вверх, плечи распрямились, а голос зазвучал так ровно, что показался неестественным ей самой. Казалось, всё, что происходит, происходит не с ней. Её это вообще не касается. — Но я не стану убивать вас. Я никогда не убью, потому что вы достойный человек, герцог. Это всё. Теперь вы можете сделать со мной всё что угодно. Можете убить меня.       Это было пыткой, но она продолжала смотреть ему в глаза. Что ж, если в них сейчас вспыхнет разочарование, она заслужила это. — Рик, подойди сюда.       Растерянная прежним обращением, Эрика опустилась на диван рядом с маршалом. Синие сапфиры скользнули по её лицу, а на губах появилась улыбка. — Мне давно всё это известно. Но я счастлив, что вы наконец выговорились, герцогиня Окделл.       «Давно всё это известно». Что-то внутри рухнуло, оборвалось, полетело к закатным кошкам. Забылись плечи с подбородком. Всё это время… А она-то полагала себя шпионкой, на полном серьёзе думала, что его жизнь или смерть могут зависеть от неё. Нет. Конечно же, нет. — Что вы хотите делать теперь?       Что? Она хочет обнять его, хочет рассказать обо всём, хочет разрушить эту вдруг образовавшуюся стену между ними, просить, как в тот пьяный вечер: «Вы только меня не отсылайте». Но она не может просить его! — Брось, Рик! — Ворон совершенно неожиданно растрепал её волосы, как делал это прежде. — Я имею ввиду, хочешь ли ты остаться моим оруженосцем?       До этой секунды Эрика не позволяла себе и мечтать о таком! В его глазах нет осуждения, он обращается к ней на «ты», он предлагает ей оставить всё, как прежде!       Она схватила его руку и хотела прижаться к ней, но он не позволил и внезапно притянул к себе, заключая в крепкие объятия. В любое другое время главным чувством Эрики было бы изумление, но сейчас неожиданный спазм в горле перебивал все прочие эмоции.       Всё волнение, накопившееся в ней за этот день, нашло выход в этом едином моменте и теперь порывалось вырваться наружу слезами. Она могла бы сдержать себя, как успешно делала это прежде, но не стала, просто потому что не захотелось. Рокэ не воспользуется её слабостью, он не осудит её, раз не осуждал всё это время. Теперь всё самое страшное позади, и ей больше не нужно бояться.       И Рик тихо заплакал на плече своего эра, потому что он был учителем, был наставником, был… отцом. Нет, с отцом у них не было, да и не могло быть таких откровенных и искренних разговоров!       Рокэ продолжал прижимать её к себе, одной рукой по-отечески обнимая за талию, другой — придерживая голову. А потом неожиданно запел, на грани слышимости, и всё же она разобрала каждое слово.       Всё пройдёт, как час и день проходят       Всё уйдёт, как по снегу трава… — У вас на любой случай есть песня, — сказала Эрика, когда наконец была готова говорить. — Ещё бы, — Рокэ улыбнулся. — Это древняя кэнналийская традиция.       Эрика очень редко жаловалась. Матушка не выносила этого, Альдо не понимал, а сёстрам нельзя было казаться беспомощной. Но сейчас какую-то плотину внутри прорвало, и она рассказывала, рассказывала, рассказывала. — Вы знаете, в Надоре в это время ещё лежит снег. Теперь это невыносимо, но раньше в доме всегда были затоплены камины. Мы с Айрис садились у самого большого, Дейдри лежала у папы на руках, а мама сидела в кресле с вышивкой или с Эдит.       Она уже отстранилась от Рокэ и снова смотрела ему в глаза, но теперь это было не мучительным признанием, а облегчением. — Расскажи мне про своих сестёр, — попросил Ворон. — Айри шестнадцать, она только на год меня младше, — Эрика улыбалась, потому что говорить о сёстрах и не улыбаться было невозможно. — У неё грудная болезнь, а она всё равно постоянно волнуется. Она очень храбрая, она была моим единственным другом в детстве.       А ещё был Альдо, но Эрика поклялась самой себе о нём не рассказывать. Его нельзя подвергать опасности. Нельзя ни в коем случае. — Дейдри двенадцать. Она вечно капризничает, но мы все её всё равно любим. А Эдит одиннадцать. Она ангел, и это у неё иногда сильно болит голова.       Маршал улыбался той же улыбкой, что и она, как будто это были и его сёстры тоже. Приободрённая этой улыбкой, герцогиня продолжила свой рассказ: — Я не знаю, что вы думали о моём отце, но он был очень добрым и заботливым с нами. Играл в снежки, корчил дурацкие рожицы, — она тихо рассмеялась и чуть ближе придвинулась к Рокэ. — Мы все обожали его, потому что когда он приезжал, с ним никогда не было скучно. А дальше так трудно рассказывать, — Эрика мотнула головой и почувствовала руку эра на своём плече. — Дальше я убил твоего отца, — негромко напомнил он, и ей очень захотелось отодвинуться, но она не стала. — Да. Я ничего не знала об этом плане, папа вообще ничего о вас не рассказывал. Он часто уезжал в столицу, в тот день я и подумать не могла…       Погружаться в прошлое было неприятно, но Эрике хотелось, чтобы он знал. Она так давно мечтала спросить его об этом, и вот, наконец, она может получить все ответы. — Это было очень страшно.       Единственный раз Эрика говорила об этом с Матильдой, и тогда ей было не больше десяти лет. — После мятежа весь дом наполнили люди короля. Они были чужими у нас, их никто не звал. Но даже мама… я знала, что она ничего не может с этим сделать. Это был уже как будто не наш дом, понимаете?       Эрика впилась взглядом в маршала, пытаясь понять, что он чувствует. Но лицо Ворона оставалось непроницаемым и даже как будто приняло задумчивое выражение. — Для мамы это было таким ударом. Она рассказала мне, как всё было.       Вот она и подходит к самому главному. — Про вас. Про то, что это всё сделали вы. Мне говорили об этом всю жизнь. Что отец, Надор, убитые — это всё вы. Старшего сына не было, поэтому мстить должна была я. Меня даже учили фехтовать. Так всё и вышло.       Эрика рассказала всё, что хотела, но Рокэ продолжал смотреть на неё выжидающе, и она поняла, что теперь можно спрашивать. — За что вы ненавидели всех нас?! — слова вырвались помимо воли, но именно об этом она хотела узнать с того дня, как принесли известие о гибели отца.       В глазах маршала промелькнуло удивление, которое ей доводилось видеть не так часто. — Ненавидел вас? Рик, у меня не было причин желать зла тебе и твоей семье. Я попробую объяснить… — Рокэ вздохнул и ненадолго замолчал, живо напомнив себя во время их занятий. — Восстание, поднятое твоим отцом, было согласовано с Гаунау, Гайифой и Каданой.       Герцог Алва встал, огляделся по сторонам и подошёл к столу, жестом подзывая Рика к себе и разворачивая карту. Рик медленно подошёл. — Талиг, — палец Первого маршала, как указка, очертил границы страны, — большое государство. Наши ближайшие соперники, — палец переместился на территорию Гайифы, — наши главные враги. Им легче всего достать нас. Именно поэтому во время мятежа иностранные войска ждали своей очереди в Гаунау и Кадане.       Эрика не заметила, как увлеклась необычным уроком. Она вглядывалась в карту и обдумывала каждое услышанное слово. — Рик, быстро: кому ещё Талиг встал поперёк горла?       Ответ вырвался сам собой, будто они действительно просто занимались: — Гайифе. — Ну конечно. Именно Гайифа дала золото на восстание. Тебе это ничего не напоминает?       Осенило внезапно. — Вараста! — Вараста, — повторил Рокэ, в его голосе звучало удовлетворение. — Это было точно таким же нападением, как нападение на Варасту. На деньги гоганов. Руками Кагеты. Ты воевал на стороне Талига в этот раз. А тогда ты бы поступил иначе? — Нет! — Что бы ты сделал с теми, кто угрожает безопасности твоей страны?       Оруженосец промолчал, потому что знал ответ слишком хорошо. — Твой отец пожелал драться на линии, — продолжал Рокэ. — Если захочешь, завтра я могу показать тебе на тренировке, как делают линию. Но боюсь, что научить тебя победить на ней не сможет даже Леворукий.       И это правда. Линия похожа на рулетку. Здесь у всех шансы равны. — Я никогда не ненавидел ни тебя, ни твою семью, — герцог Алва смотрел ей в глаза, и она не могла не верить ему. — А ты никогда не ненавидел меня, Рик. — Нет?       В маршальских глазах блеснуло веселье: — Конечно же нет. Ты всё это время играл, а теперь тебе пришлось столкнуться с тем, что есть на самом деле.       Эрика надолго задумалась. Маршал снова говорил правду. До чего же странно: теперь многолетняя цель потеряна, она наконец освобождена от неё. Герцогиня свела брови и снова посмотрела на Рокэ. Кому придумать новый смысл, как не ему? — Ну всё, довольно с нас откровений, — Ворон усмехнулся и вновь стал похож на себя в полной мере. — Раз уж мы всё выяснили, всё же налейте вина, юноша, и будем решать, что теперь с вами делать.