Их узы: alternative

      — Эй, Саске, что за чертовщина тут творится? — юноша-солнце незаметно повернулся к другу, надеясь, что их перешёптывания попросту смешаются с окружающей какафонией звуков.       Совместный поход в общественную баню для всего молодняка Конохи — хороший способ завершить празднование, поглотившее селение на целых два ярких дня. Вынос божественного алтаря, песни, пляски, фейерверки — зрелище невероятно прекрасное, однако вместе с тем достаточно утомительное. Поэтому визитом в сэнто было решено поставить финальную и расслабляющую точку.       — Сам не знаю, — недовольно пробурчал Учиха-младший, обескураженный вынужденной беспомощностью.       — Все вокруг словно превратились в полные противоположности: грубая Хината-тян, кошатник Киба, Шино, не терпящий насекомых, Чоджи, которого воротит от вида еды… Думаешь, мы всё-таки в иллюзии Тоби?       — Сложно сказать, — Саске деловито принялся растирать бок мылом, когда увидел, что сидевший рядом Неджи как-то подозрительно уставился на них двоих. — Аюми не смогла развеять эту реальность, так что возможно мы на самом деле попали в параллельную вселенную…       — Но что это за техника такая тогда? У вас, Учиха, спрятаны ещё какие-то козыри?       — Самому бы знать. Я… — на мгновение стало стыдно, — не настолько хорошо знаю историю клана.       Столько лет он презирал подругу детства, смеялся над ней, игнорировал, считая, что она — простая слабачка, до одури влюблённая в старшего брата. Но пока Саске упивался идеей мести, Аюми медленно, но верно шла по пути ниндзя, найдя в навязанном судьбой выборе свои важные цели. Девушка стала медиком-офтальмологом, дабы спасти от проклятья Мангёкё, а для этого бесконечные часы и дни проводила в архивах — тёмных, почти безлюдных и совершенно угнетающих. Она — та, кого юноша презрительно кликал «недостойной», «грязнокровкой» — разбиралась в истории и техниках семейства гораздо, гораздо лучше, чем второй наследник великой фамилии.       — Саске? — Узумаки заметил, что друг подозрительно сильно растянул паузу.       — Всё нормально, — сейчас не время снедать сердце сожалениями. — Мы здесь уже пару дней, надо срочно встретиться с Аюми, но к ней никого не пускают…       Брат слишком переживал о состоянии жены, поэтому велел пока отгородить её от любых визитов. Но чтобы шиноби, сражавшаяся с Пейном, противостоявшая самому же Итачи ещё в отрочестве, так легко утратила душевное равновесие из-за встречи с каким-то шпионом Орочимару? Сомнения подтачивали изнутри.       — Вот оно что… — теперь настал черёд Наруто всерьёз задуматься. — Итачи-сан этого мира так же любит Аюми? — юноша-солнце тоже чуял неладное, но никак не мог придать своим переживаниям осязаемый вид.       — Наверное… — и снова Саске стало неуютно.       Старший дорожил своей возлюбленной больше, чем можно было представить. Трепетное отношение считывалось даже во времена, когда тот слыл отступником: не тронул в ночь падения клана, не навредил придя за Девятихвостым, вернулся в Коноху ради совместного будущего, чем подверг себя огромной опасности. Невооружённым взглядом можно было заметить, что рядом с Итачи девушка по-настоящему расцветала. Но сейчас… одеревенелое, практически мертвенно-бледное лицо Аюми в то утро, когда беглянка вернулась в поместье, никак не шло из головы.       Учиха не заметил, как в разговоре вновь воцарилась удручающая тишина.       — Саске, а твои родители? — огорошил Наруто внезапным вопросом…       Несколько минут юноша метался, внешне оставаясь таким же надменным и беспристрастным, пока, наконец, не выдал:       — Я скучал по ним, — лгать не было смысла: блондинчик только с виду казался глупым, хотя на деле был достаточно прозорлив. Саске любил свою семью больше всего на свете, и тот — глубоко травмированный мальчик из прошлого — очень хотел хотя бы на мгновение вновь ощутить материнское тепло и отеческую строгость. Настолько, что какой-то частичкой души был готов поверить в сладкую ложь поддельного мира.       — Знаешь… — откровение взамен на откровение, — я тоже… очень хотел встретить их…       И оба замолчали, стараясь побороть нарастающее чувство вины.

***

      Неделю. Уже чёртову неделю она заперта в четырёх стенах! Сначала лже-Итачи умело использовал «шок от пережитого потрясения», чтобы не выпускать дражайшую супругу из комнаты, а потом придумывал всё новые и новые поводы. «В итоге я здесь уже седьмую ночь!» — метала Аюми искры по сторонам, надеясь просто прожечь дыру в хиленьких стенах одним лишь взглядом.       За это время произошло многое и одновременно ничего. Оборотень приставил к девушке своего клона, который не отходил ни на шаг и ни на секунду не спускал глаз. Каждую ночь «настоящий» Итачи возвращался, перекидывался с Аюми парой незначительных фраз и ложился спать до утра. Она же усиленно пыталась придумать, как завтра улизнуть из-под всевидящего ока: и каждый следующий день свежий план терпел неудачу.       «Как жаль, что я не заключила контракт с призывными животными», — шиноби не могла никого тихонько призвать, чтобы тот передал послание Саске или Наруто, а ястреб, которого отправлял младший Учиха, каждодневно игнорировался. Потому что в противном случае Итачи точно бы пришёл в ярость. Его положение в клане и вместе с тем обретённая власть позволяли делать всё, пока это будет «соответствовать интересам семейства Учиха». Значит ничего не мешало обвинить драгоценного брата в тайной интрижке с Аюми, а на Намикадзе-Узумаки и вовсе натравить разгневанных носителей Шарингана.       Пару раз за эти долгие ночи у Аюми даже проскальзывала крамольная мысль, что может и хорошо, что жизнь в настоящем сложилась так, как сложилась. Сохранивший доверие верхушки род Учиха, возглавляемый настоящим монстром, представлял для деревни не меньшую опасность, чем запечатанный внутри Наруто Лис. «Нет, Итачи бы никогда так не сделал. Если бы он стал лидером, то не допустил бы разрушения Конохи. Никогда», — как мантру повторяла себе каждый раз девушка, стараясь отогнать плохие мысли.       Но сны — ужасные видения, мучившие утомлённое сознание, настигавшие в самый неподходящий момент обрывистыми провалами — медленно переплетали действительность и вымысел в единое полотно…       Темнота. Густой мрак, в котором не видно практически ничего: невозможно разглядеть даже собственные ладони, замершие в сантиметре от лица. Тишина. Ни единого звука, способного потревожить или же указать путь к выходу. Отчаяние. В лёгких медленно исчезает кислород, а сердце, вопреки нарастающему страху, бьётся всё медленнее и медленнее, словно вот-вот остановится навсегда.       Аюми пытается нащупать хоть что-нибудь в тягучем пространстве, но руки просто скользят по воздуху. Шаринган не активируется: она даже не чувствует собственной чакры. Внезапно напряжённое до предела зрение замечает чей-то далёкий силуэт: едва различимый, но будто бы окутанный слабым свечением.       Тёмные волосы, высокий рост и ставшее родным лицо — девушка узнаёт его сразу же.       — Аюми? — взволнованный голос стремится к ней, начав двигаться навстречу. От него не веет опасностью, не ощущается ни малейшего намёка на злость. Только тепло и чувство защиты, в которой сейчас так нуждается девушка.       — Итачи! Итачи! — кидается в объятия любимого, всё ещё не веря, что перед ней действительно настоящий Учиха. Тот бережно обхватывает за плечи и начинает заботливо гладить по голове, пока слёзы её осыпаются настоящим градом, впитываясь в чёрные одежды. — Я так боялась…       Аюми до дрожи стискивает крепкое тело, страшась потерять, а юноша отвечает на столь доверчивое движение долгим поцелуем в макушку.       — Боялась, — продолжает она, — что больше не встретимся, что мы с застрянем там навсегда, что ты погибнешь, выступив на Зецу, — Учиха изливала все страхи и сомнения, не утруждаясь лишними объяснениями: знала, что любимый человек в любом случае поддержит.       Но юноша молчал. Внезапно фигура его слегка отстранилась и тогда девушка недоуменно уставилась вверх:       — Итачи? — переспросила доверчиво, тянулась к нему, словно цветок к солнцу.       Но глаза напротив уже осквернил кровавый узор. Пугающий. Довлеющий. Взгляд истинного демона.       — Что ты там лепечешь, маленькая дрянь? — оборотень грубо ухватился за волосы прежде, чем Аюми успела освободиться из цепких пут, тем самым сковав сильнее. — Его зовёшь? — тембр прямо над ухом, гадкий и отравляющий до самых недр души. — Но он не придёт.       Мёртвая хватка стискивает шею — всхлипы прервавшейся истерики сменяются на едва различимые хрипы. Оцепеневшая от ужаса Аюми против воли внимает каждой реплике: слова точно выжигаются у неё на подкорке.       — Теперь остался только я…       — Ах! — Учиха распахнула тяжёлые веки, вынырнув из склизких щупалец кошмара. Кровь бурлила, на лбу выступила испарина, а кожа покрылась едкими мурашками. Девушка словно физически ощущала мерзкие прикосновения, оставшиеся на её плечах, шее, волосах… Становилось невыносимо: ибо даже во сне Аюми не могла скрыться от своего палача.       Девушка огляделась и заметила неизменную фигуру «надзирателя»: гнетуще-молчаливого и неподвижного, словно мертвец. Столик, куда служанки обычно приносили ужин, пустовал, а, значит, проспала она всего ничего. Воспалённый мозг, всё ещё терзаемый образами подсознания, пытался прийти в себя, когда в коридоре послышались степенные шаги.       — Здравствуй, жёнушка, — нарочито игриво промурчал зверь в человечьем обличии, заходя в спальню, ставшую для Аюми не чем иным, как клеткой.       Юноша развеял своего клона: тот разлетелся стаей угольно-серых воронов, которые тут же растворились в воздухе. Двинулся вглубь помещения, распустил длинные волосы — локоны сразу же рассыпались по крепким плечам, — скинул надоевшую хаори и приблизился к девушке, властно схватив за подбородок.       — Смотрю, сегодня ты тоже не в настроении, — казалось, лица разделяло несколько сантиметров, но какая же глубокая пропасть залегла между ними.       — Убери свои руки, — жуткие картины воображения по-прежнему затуманивали разум, а горло словно саднило от призрачного удушья, но привычные красные огоньки зажглись уверенно и угрожающе.       — Хм, — Учиха в ответ лишь коротко хмыкнул и сухо накрыл губы Аюми своими. Отвратительно. Не прошло и пары секунд, как девушка со всей силы ударила незнакомца под дых, заранее сконцентрировав в ладони чакру. Шиноби скорчился от боли, но ненадолго: через мгновение в его глазах засиял схожий, но гораздо более устрашающий Шаринган — с растянувшимися на всю радужку тёмными томоэ.       — Цукиёми, — прошептал юноша одними губами, а смоляные узоры начали закручиваться бурной спиралью.       — Оокунинуси, — не растерялась Аюми, также активируя Мангёкё.       Раз. Два. Три.       — Такая «Учиха Аюми» нравится мне даже больше, — что-то садистское, сумасшедшее и безумно пугающее читалось в брошенной фразе.       Он улыбался. Стоял напротив и улыбался так, как могут только ненормальные. Парадокс, но в реальном мире Итачи сохранил свет в душе даже после всего, через что ему пришлось пройти, не поддавшись проклятию тьмы Учиха. А в мире фальшивом, где самые страшные события обошли стороной, он буквально утопал во мраке, сливаясь со смрадом и упиваясь им.       Она ничего не ответила, но сжала кулак сильнее, готовая к следующему удару. Аюми понимала: зверь просто игрался. Итачи превосходил её во всём — гений клана, освоивший с первого раза Великий огненный шар, совладать с которым девушка смогла только после многочисленных изматывающих тренировок. Он мог раздавить её, словно жука, одним движением, но ведь дразнить добычу куда веселее?       Глава клана окинул её хищным взором последний раз, прежде чем сменил одеяние на одну лишь лёгкую накидку, потушил лампу и мирно улёгся под мягкий футон, будто бы ничего и не произошло. А Аюми осталась мучиться, вновь проваливаясь в обрывистый и тревожный сон, терзаемая очередной идеей побега и болезненно-далёкими воспоминаниями о потерянном. Завтра она опять проведёт весь день в позе сэйдза, покорно ожидая мужа, изредка отвлекаясь на обязательные приёмы пищи и постепенно растворяясь в новой действительности.

***

      — Саске, нам нужно серьёзно поговорить, — шиноби в рыже-чёрной форме излучал странное напряжение. Сегодня состоялась их регулярное «собрание», в ходе которого напарники делились собранной информацией. Однако, вопреки привычному течению разговора, Узумаки решил обозначить тему, отличную от ожидаемой.       — Ты чего такой нервный? — постарался откреститься пренебрежительной иронией второй. Однако внутри себя прекрасно понимал, о чём пойдёт речь.       — Нервный? Ты сейчас серьёзно? — вспыхнул, как искра. — Что у вас там творится?! — Наруто с трудом, но держался, чтобы не заорать на всю улицу: лишнее внимание было ни к чему.       — О чём ты? — непонимающе изогнул бровь Учиха.       — О том, что ВСЕ, абсолютно все мои запросы на визит в ваше поместье отклонили! — гнев накапливался, приближая вспыльчивого юношу к точке невозврата.       — Брат ничего мне не говорил…       — А он и не скажет! Саске, хватит водить меня за нос! — Узумаки одним скоростным рывком преодолел разделявшее их расстояние и начал трясти друга за грудки. — Что. Там. Происходит? — процедил шиноби сквозь зубы, пока в светлых голубых глазах плясали пугающие тени.       — Я сам не знаю! — не выдержал Учиха. Как будто его не напрягала вся эта ситуация!       — Так узнай! Аюми-тян всё ещё там: я не могу с ней увидеться и не знаю, как она вообще…       — Она в порядке… наверное — неуверенно протянул младший потомок клана. Учиха не мог ручаться за свои слова: он уже ни за что не мог ручаться в столь сумасбродном мире, где объявился «таинственный похититель хвостатых демонов и кёккэй гэнкаев», а затем нашёлся не менее пугающий «свиток алой луны», который мог остановить неприятеля.       — Наверное? — от распиравшей злобы мощное тело задрожало. — САСКЕ, ТЫ СДУРЕЛ? — всё-таки не сдержался и крикнул так, что голос эхом отразился от стен ближайших домов. — Ты с ними живёшь или как?       — Да я сам не могу с ней увидеться, говорил же…       — Так свяжись через птицу или кто там у тебя?! — стиснутый на вороте рубашки кулак покраснел от приливавшей крови, костяшки пальцев побелели.       — Не отвечает.       — В смысле?       — Она игнорирует мои послания, будто не замечает их… — тошно, противно от самого себя и собственной слабости. Его слово против слова брата. Авторитет «ветреного», как выяснилось, в притворной реальности Саске и статус главы Учиха, который всегда действует в интересах семьи. — Кто ты такой, чтобы мной командовать?! — уязвлённая гордость желала отыграться на обидчике. Шаринган угрожающе блеснул во тьме.       — Я — её семья, — без тени сомнения произнёс Узумаки. — Я единственный, кто был с ней, пока ты… — вовремя остановился, чтобы не ляпнуть непоправимое. Но даже этого было достаточно, чтобы друг понял ход мысли.       — Я попробую что-нибудь сделать, — Саске не верил, что его идея выгорит, но другого выхода не было.