Очередной пустой день, за которым последует такая же пустая ночь. Аюми вот-вот норовила сбиться со счёту и погрязнуть в непрекращающемся кошмаре. Тьма — рассвет — притворно тёплое солнце — снова тьма. Каждый следующий — точная копия предыдущего. Трижды монстр водил свою супругу на семейные ужины, чтобы показать заботливым родственникам, что с ней всё в порядке. Но даже тогда пристально следил за каждым движением.
Заметил ли Саске? Разве подобное важно? Хотел бы, давно бы выпросил встречи, а, значит, не слишком-то ему это нужно. «Предатель», — обвиняла во мгле сумерек девушка. А Наруто?.. Почему он не пришёл? При мысли о мальчике-солнце становилось невыносимо: так, что хотелось кричать. Неужели бросил её? Последняя ниточка надежды увязла в фальшивом мире, сплетённом из столь соблазнительных мечтаний?
Когда разрывающее на части отчаяние потихоньку сходило на нет, Аюми вспоминала их — взрывную Узумаки и спокойного Намикадзе, столь удачно дополнявших друг друга. Она видела их всего раз, но почему-то девушка была абсолютно уверена, что родители друга не причинят вреда: что они именно такие, о каких он всегда мечтал.
«Потому что этот мир связан с нашими потаёнными желаниями», — у Учихи, что против воли стала затворницей, в распоряжении оказалось достаточно времени для анализа происходящего. Аюми всегда сожалела о том, на что Данзо толкнул её любимого. Саске — всю жизнь мечтал вновь встретить родителей и сгорал от глубокой ненависти к брату. Наруто — стремился обрести семью, настоящую: с мамой и папой, которые любили бы своего сына. И в новой Конохе они получили то, чего хотели…
«С того дня я больше не видела тебя», — девушка была готова расплакаться прямо здесь, и неважно, что вороный клон по-прежнему несёт переданный пост: ей так не хватало юноши-солнца. Когда на последнем ужине в тарелке обнаружился ломтик юдзу, Аюми чуть не разрыдалась: сдержалась лишь для того, чтобы не радовать своего мучителя.
Думать об Итачи было просто… больно. Не лихорадочное чувство, растекавшееся ядом по венам, как в случае с Узумаки — тупая боль, словно вода, подтачивающая камень, незаметно уничтожавшая изнутри. Дьявол потихоньку забирал себе все драгоценные чувства, обращённые к любимому человеку. «Если я увижу настоящего Итачи, смогу ли посмотреть ему в глаза?» — с ужасом думала девушка, — «Сколько прошло времени в нашей действительности? Что если они уже выступили против Тоби»? Итачи слыл мастером гэндзюцу, но девушка панически боялась, что муж попадётся в неизвестную иллюзию, а она не сможет быть рядом. То был иррациональный, почти животный страх, но от того не менее разрушительный.
Оокунинуси — словно воздаяние за все страдания, которые испытала девушка, увидев разрушенную и почти обращённую в пепел Коноху. «Но теперь даже в этом я стала бесполезна… глаз почти ослеп», — невольно Аюми дотронулась до правой стороны, веко на которой было уже привычно закрыто, дабы не провоцировать приступ головной боли. Старшего наследника постоянные попытки использовать Цукиёми, похоже, не слишком волновали: он может просто забрать Мангёкё отца и обрести вечный свет. «Дьявол», — вновь проклинала Аюми.
На очередной волне отчаяния дверца клетки отворилась и на пороге вновь возникла омерзительная морда демона: лёгок на помине.
— Здравствуй, дорогая, — копия привычно рассеялась, после чего юноша почти машинально скинул тяжёлую накидку, освободил волосы от тугой резинки и подошёл к пленнице. Ничего не менялось. Только почему-то сегодня он решил присесть напротив, не склоняясь в знакомой позе стервятника.
— С чего такая милость? — намёк на то, что их глаза чуть ли не впервые за долгое время оказались на одном уровне.
— Я уже не могу сесть рядом со
своей женой?
— «
Я» — не твоя жена, — прошипела девушка, подобно кошке, загнанной в угол обидчиком.
— Ладно-ладно, твоя правда, — подозрительно легко уступил. Аюми вперила в ночного визитёра презрительно-недоверчивый взгляд. Итачи в ответ плотоядно усмехнулся. — Неужели я тебе совсем не нравлюсь?
— Это мягко сказано.
— Как жаль… — попытался изобразить сожаление, но вышло отвратно, — но, как бы там ни было, нам придётся…
— Что нам придётся? — диалог с каждой новой фразой сулил всё меньше хорошего.
— Понимаешь… Мы с тобой уже столько лет вместе, на меня давят старейшины.
— Давят с чем? — вариантов было мало, ничтожно мало. Если бы дело касалось ниндзя, он бы никогда не обратился к «слабой» супруге, а это значит…
— Наследники, — одно единственное слово прозвучало, будто приговор. Как разорвавшаяся ошмётками бомба, оно протянуло за собой шлейф давящей и душащей тишины.
— Что ты имеешь в виду? — голос сорвался, когда немой крик забрал последние силы. — Мы же не Хьюга, чтобы повиноваться старейшинам, — Учиха всегда отличались большей сплочённостью и взаимопониманием: взаимоотношения внутри клана походили на партнёрские, нежели на иерархические. Носители Бьякугана, напротив, были известны чрезмерным консерватизмом.
— Многое изменилось, — не хотелось признавать, но даже запертой в четырёх стенах Аюми ощущала, как видоизменились связи и роли внутри семейства.
Монстр замолчал, давая девушке возможность как следует осознать происходящее. Она растерянно опустила взгляд на татами, всё больше поглощаемая тьмой.
— Не упрямься. Тебе даже не придётся представлять другого мужчину, — демон изобразил самое невинное выражение, на которое только была способна его бездушная маска. — Или думала, я не заметил эту красоту на твоём пальчике? — юноша по-собственнически схватил ладонь девушки и принялся с упоением разглядывать сверкающий камень, обрамлённый полоской драгоценного металла.
— Сумасшедший, — Аюми ощущала, как её неумолимо затягивает в капкан.
— Всё может быть, — не стал отпираться он, — но признай: там, откуда ты пришла, ты тоже была
моей?
Ловушка захлопнулась. Неописуемое омерзение охватило Аюми. Словно склизкий холодный змеёныш забрался под подол кимоно и со всей яростью прокусил плоть у самого сердца, неистово вгрызаясь в полученную рану.
— Отпусти, — внутренняя страсть и желание противиться угасали по мере нарастания боли: пульсирующей, разъедающей и почти физической.
— Ну же… — продолжал искуситель, крепче сжимая ослабшую руку.
Она бы могла психануть и спалить всё вокруг несколькими умелыми движениями: и неважно, что после этого ни клан, ни глава живого места на ней не оставили бы. Так поступила бы Учиха Аюми — бестия, следующий шаг которой никто не мог предугадать заранее. Упрямая девушка, верившая в Итачи до последнего, даже когда собственный брат отвернулся от него. Единственная семья Узумаки Наруто, всегда поддерживавшая юношу-солнце на таком непростом пути, бросившаяся в самое пекло сражения с «Акацуки», чтобы только защитить драгоценного друга. Сумасшедшая шиноби, устроившая переполох во временном госпитале Конохи, а затем прямо в больничном халате и тапочках ворвавшаяся в резиденцию Кагэ.
Но сейчас она не чувствовала себя
собой. Зверь в личине возлюбленного умело манипулировал, играя с самыми нежными струнами души. Шептал ядовитые речи. Мастерски совращал ослабленную душу. Стремился стереть личность, дабы получить красивую пустую куклу.
И Аюми сдалась. Она смиренно развела руками, позволяя сожрать себя без остатка.
***
Саске осторожно продвигался по тёмным коридорам. Недавняя склока с Наруто обнажила самые неприглядные стороны младшего Учихи, вместе с тем показав ему: так больше продолжаться не может. Хватит ждать подходящего момента, оправдываясь положением дел в клане. Он уже несколько ночей хотел привести план в действие, но каждый раз что-то мешало: то отец позовёт на серьёзный разговор, то новенькие служанки набедокурят до такой степени, что придётся перекрывать половину поместья. Но сегодня он точно не отступится, даже если прямо сейчас на деревню нападёт сам Мадара!
Проскользнув за очередной поворот, юноша поймал собственное учащённое сердцебиение. «Что я вообще делаю…» — но думать было уже поздно: всё или ничего, хватит убегать. Если здесь младшего сына считают бабником и повесой, то так тому и быть — он сыграет свою роль так, что у каждого сплетника Конохи волосы встанут дыбом. Завтра главной сенсацией станет скандал в именитом семействе. «Младший брат соблазнил жену старшего» или «Похищение жены лидера: виновен младшенький» — Саске, в нехарактерной для себя манере, прокручивал возможные заголовки утренней газеты. Сарказм позволял хоть немного расслабить перенапрягшуюся психику.
Когда заветная дверь уже показалась тонкой полоской света впереди, юноша замер. В час, когда все в этом доме уже должны были спать, слух уловил странное шебуршание. Едва различимый шёпот и… всхлип? Показалось от нервов? Нет, только что ясно прозвучал ещё один.
— Брат, нам надо поговорить! — Саске решил подстроиться под меняющуюся обстановку и действовать «по наитию»: обычно он предпочитал обдумывать всё заранее, но сейчас выбора не было. Однако то, что случайный визитёр увидел в комнате супружеской четы, выбило почву из-под ног.
Муж и жена придавались страсти, столь естественной в их молодые годы. Они сидели почти напротив входа, словно не боялись, что их обнаружат. Да и кто в здравом уме мог вломиться в покои главы? Итачи любовно покрывал обнажённое плечо и шею девушки поцелуями, ревностно сжимал хрупкое тело и скользил по нему руками.
Но лицо Аюми в этот момент было далеко от счастливого. Гримаса страха застыла на нём: кожа побелела, словно у призрака, благодаря чему истерзанные губы казались ещё алее, в глазах читался ужас в перемешку с безысходностью.
— Саске! — взревел старший, на миг утратив маску самообладания.
Но Аюми было достаточно и той секунды. Гневный крик из уст Итачи точно окатил ледяной водой. Эмоции, волнения, чаяния хаотично смешались, образуя нечто невразумительное и неразличимое. В создавшемся хаосе лишь одна мысль смогла достигнуть разума девушки: «Бежать». Неважно куда, как и зачем. Просто сбежать поскорее из этого проклятого места.
Воспользовавшись возникшей заминкой, шиноби с силой оттолкнула мучителя, обдав того мощным ударом чакры. Трясущимися руками, будто в замедленной съёмке, сложила несколько печатей, после чего комната заполнилась пламенем: оно яростно распространялось по полу и стенам, мгновенно вспыхивавшим от лёгкого касания. Прижав к себе громоздкий подол кимоно, девушка активировала Сусаноо — второй раз за жизнь. Объятая мягким лазоревым свечением, Аюми бросилась прочь.
***
На всех парах девушка неслась к дому, где, как она невзначай узнала у Микото за одним из ужинов, проживала семья юноши-солнца. Сусаноо пришлось развеять, ибо огромная синеватая броня привлекла бы излишнее внимание. Квартал, ещё квартал — в сумраке только редкие огни пока не спавших жилищ освещали путь. Впрочем, для потомка Учиха то было неважно: алое проклятье позволяло видеть даже в кромешной тьме.
Ступни неприятно покалывало: пришлось выскочить без обуви, прямо в белоснежных носках. Но такая мелочь не имела значения: главное — встретиться с Наруто. Сейчас Аюми казалось, будто бы от этого зависит вся её жизнь, словно в случае неудачи она окончательно увязнет в скверне и уже никогда не выберется к свету, распадаясь обескровленными ошмётками.
«Кажется, это оно!» — скромные апартаменты на втором этаже, мягкий желтоватый свет и приглушённые голоса людей. Не веря нахлынувшему счастью, цепляясь за последнюю надежду в прогнившем до основания мире, Аюми приземлилась на балкон. Створка оказалась приоткрыта, а потому можно было легко услышать, о чём общались собравшиеся.
— Сакура-тян — просто прелесть, — Кушина издевательски подтрунивала над сыном, пока собирала со стола тарелки после позднего ужина.
— Ну мама… — юноша очевидно смутился. От знакомых ноток сердце Аюми затрепетало: девушка уже хотела постучать, дабы, наконец, тоже прикоснуться к нежному согревающему солнцу, но следующая фраза смешала все планы.
— Спасибо Вам, Кушина-сан, я рада, что вы приняли наши отношения.
Наши. Отношения. Учиха не ослышалась: в этой вселенной розововласая шиноби стала возлюбленной Узумаки.
— Что ты, мы очень рады за вас, — обняла женщина девушку. — Правда, Минато?
Супруг утвердительно кивнул.
— Хах, — она не видела лица, но по интонации, позе и неуклюжим жестам поняла: Наруто искренне рад происходящему. Сбылось всё, о чём юноша грезил — родители живы, безумно любят единственного ребёнка, а девушка, от которой столько лет ждал взаимности, разделяет его романтические чувства.
Смех и улыбки, коими был наполнен дом Намикадзе-Узумаки, в разрывающейся душе Аюми вызывали только болезненные спазмы, с каждым ударом стирающие всякие остатки надежды. Ей нет места под этим солнцем. Одинокая луна Учиха должна оставаться во мгле, без права вернуть утраченное сияние. Тихо сгореть, чтобы хотя бы здесь её друзья обрели безоблачное будущее, не обременённое тяжёлым прошлым.
