***
— Самаэль, твои крылья! — статная фигура женщины с длинными белокурыми волосами вздоогнула. Вокруг нее не было ничего, абсолютная пустошь. Ему доводилось читать об этом однажды: пустошь с песчаными бурями и сухой землёй, непригодной для чего-либо. Неподходящее для жизни место, безлюдье без единого росточка. Дождю здесь уж подавно не бывать. Руины древней цивилизации, невероятно огромные кости давно вымерших видов животных, торчащие из песка. Несложно догадаться, что это напоминает чем-то чистилище, однако это было кое-что другое. С трудом озираясь по сторонам, он не обнаружил ни намека на чье-то покаяние или мольбу. Лёгкое завывание ветра разве что, — Иди ко мне. Она протягивает к нему руки — похожая на мраморную статую, возведенный памятник чистейшему ангелу над изголовьями металлических прутьев могильных крестов, похожая на самую изящную фарфоровую куклу на полке. Она протягивает к нему свои руки — такая манящая, завлекающая своим тонким станом, облаченным в полупрозрачную рясу. Казалось, ей не хватает только нимба над головой, чтобы стать истинным божеством, воплощением святого. Странно, однако вопреки всем этим домыслам на голове этой женщины были толсто-загнутые назад рога. Слабое, озябшее тело оказывает сопротивление страшно горячим рукам. Ему показалось, будто на него вылили ведро кипятка. Испытывая конвульсии и помутнение в глазах, ему все же удается заглянуть за спину. Два белых крыла, некогда пушистые и особенно мощные, поражающие своей чистотой и грациозностью сгорали, выдирая густые перья и оголяя голые косточки. Женщина подходит ближе, и его ноги тут же подкашиваются. Он падает на землю, совсем обессиленный и в исступлении, готовый кричать во всё горло, но по какой-то причине немой, плачет навзрыд в крепких объятиях. В этот момент ощущения обостряются — огнево добирается до уязвимого позвонка. Эта боль не была сопоставима даже с ударами хлесткой плетью. Она прожигала изнутри его грудину, выламывала, пересчитывала хрупкие ребра, оставляла мерзкие отметины и ожоги на белоснежной, исполосанной экзекуцией спине. Кто бы мог подумать, что когда-то этому существу приходилось гордо держать голову, заводя сильные руки за широкую спину, глядеть на окружающих свысока и странствовать в небесной глади, полной его тоски и несбыточных желаний, во всех отношениях не соответствующей Божьему завету. Утренняя заря, восходящая звезда на ярком небе, первый луч за густотой все ещё спящих туч. Самый первый, единственный, самый приближенный к Богу. Самый алчный, тщеславный и самый безбожный предатель. Лилит тщательно вытирает слезы, нахлынувшие на его красные глаза, касается покрытых пятнами щек, по-матерински целует в лоб и виски. Плачет так же, как и он, задыхаясь в унисон. Теперь они похожи. Оба падшие и покинутые — первый демон и архангел. Первая в раю женщина кажется ему все ещё недоступной, недосягаемым сокровищем, расплывчатым видением или мимолётно промелькнувшей перед глазами иллюзией. Сгоревшие крылья не казались ему такой уж великой потерей, в сравнении с тем, ради кого он ими пожертвовал. Он был лишён жизненно важного там — наверху, и приобрел кое-что получше, здесь — внизу, чем просто беспристрастно скитаться в поисках настоящего. Настоящее уже было в его руках. — Я так ждала. Я точно знала, что ты вернешься ко мне. Добро пожаловать домой, Люцифер. Добро пожаловать, мой ангел.***
— Вероятно, вы просто перемерзли на холоде. Настоятельно рекомендую недельку-другую провести дома и не пренебрегать своим здоровьем, учитывая вашу склонность к сезонным простудам. Это может вытечь в своего рода осложнения. — врач в белом халате под плащом сняла с шеи стетоскоп и отодвинулась, позволив Самаэлю застегнуть пуговицы ночной рубашки. Порывшись в кожаном портмоне, женщина достала оттуда ручку с чистым листом, — Я оставлю ваш рецепт здесь. Не забывайте о принятии лекарств вовремя. Теперь вместо недописанных и недоработанных ранее заметок, толстого блокнота и нескольких карандашей, на поверхности прикроватной тумбы лежали градусник, многочисленные микстуры, таблетки и сиропы, от которых молодого человека ужасно тошнило. Рыбий жир, к которому он питал не самые дружелюбные воспоминания с самого дества — Магне намеревался швырнуть баночку с ним об противополжную стенку. — Благодарю за ваш визит. Позвольте мне проводить вас. — Пустяки. — доктор направилась к двери, ведущей к выходу из дома, — Выздоравливайте, всего доброго. — До свидания. Когда дверь за врачом захлопнулась, Самаэль ощутил острую необходимость залечь в постель. Несмотря на значительное облегчение после некоторых процедур, его все ещё самую малость била лёгкая дрожь. Он проснулся рано утром с настолько пересохшим и больным горлом, что, казалось, будто ему насыпали песка в рот и здорово приправили это иглами с гвоздями. Сны не шли — только тревожная белизна, словно он куда-то провалился. Головная боль продолжала терзать его, и мужчина не мог приложить ума, от чего она болела сильнее — то ли от вчерашнего неудачного похмелья, то ли от плохого самочувствия. Его сонное лицо опухло, и Магне пришлось существенно перебороть себя, чтобы встать с нагретой за ночь постели и в конце концов умыться. В отражении грязного зеркала на него смотрел будто бы не он, а его противоположная, подвергшаяся не лучшему эксперименту вторая личность — кожа побледнела, зоны вокруг тонких губ и чуточку ниже — у носа с горбинкой, обветрились, обычно чистые склеры покраснели. Ему чрезвычайно сильно хотелось вымыться под кипятком в душевой кабинке, однако это ему было строго запрещено, пока высокая температура окончательно не спадет. Ещё больше Самаэля тревожил беспорядок в доме. Ему никогда не было настолько стыдно принимать кого-то в свое жилище так, как сейчас. На рабочем столе блондина ожидал тот самый небольшой листочек с номером телефона в отеле Лилит. На секунду журналисту даже показалось, будто он полностью его запомнил; так часто ему приходилось этот номер перечитывать. Вполне возможно, что девушка ждёт от него звонка. К счастью или к сожалению, молодой человек так и не забыл ее черты. Обычно, встречая какого-либо человека впервые, будь то мужчина или женщина, Магне не сразу удавалось запомнить его лицо — только смутные, самые заключительные частицы, которые ему кое-как удавалось склеить воедино. Но по какой-то из причин Лилит запомнилась ему особенно отчётливо, появляясь в мыслях так, как-будто бы он смотрел на нее со стороны в реальности.***
Лилит переступила порог, одетая как никогда женственно и гармонично; бледно-молочное пальто, коричневая юбка в клетку по изящно выпирающую коленку, и красивая шаль — мягкая, как шерсть белоснежной и опрятно вычесанной овечки, намотанная вокруг тоненькой шеи и аккуратно надетая на голову. — Добрый день, могу я увидеть Самаэля? Насколько я помню, он, кажется, работает здесь. — блондинка улыбнулась в ответ на заинтригованное выражение лица темного шатена напротив, стянув сперва одну короткую перчатку, затем другую. Редкие пряди длинных волос, собранные в строгую прическу на затылке и повязанные шелковой лентой слегка выбились, очаровательно свисая с напудренного лба. Девушка вскинула бровями под изучающим взглядом работника издательства, однако не сдвинулась, ожидая ответа. Журналисту довелось видеть эту женщину только повёрнутой к нему спиной, и вот теперь она перед ним, почти как на ладони; хрупкая и нежная, словно первый апрельский цветочек, трепетно выбивающийся розовизной на молодом вишнёвом деревце. — Да, вы не ошиблись. Увы, он не смог выйти сегодня. Вчера ночью он неплохо перебрал, а на утро выяснилось, что он заболел, поэтому… Мне нужно ему что-нибудь передать? — мужчина опустил пытливый взор карих глаз на небольшой конверт в руках незнакомой. Блондинка тихонько хмыкнула про себя, услышав его отчётливый итальянский акцент. — Будьте любезны отдать этот конверт Самаэлю, как только он выздоровеет и сумеет выйти на работу. — Лилит вежливо улыбнулась, осторожно вручила его молодому человеку, — Полагаю, вы приятельствуете? Она сделала вид, будто бы не знает об этом человеке абсолютно ничего, хотя по большому счету знала всю подноготную, начиная от того, с кем однажды довелось переспать его непутёвой и ветренной матери-потаскухе, и заканчивая тем, когда Юджин в последний раз делал глоток из стакана с водой. Стоя перед ней, он таки снял маску горячего ублажителя и женского обольстителя. Лилит и не могла ожидать иначе. Так происходило каждый раз, когда ей приходилось менять лик на человеский. Иногда мужчины сходили с ума только от того, что вдохнули немного ее запаха или совершенно случайно коснулись кончиком пальца ее ладони. Любое действие — будь оно даже не предпринятое — являлось безвозвратной точкой, чтобы заставить даже самого спокойного и непробиваемого человека стыдливо прятать глаза, поджимать губы и отворачиваться. — Верно. Могу я ещё вам чем-нибудь помочь? К слову, как к вам обращаться? — Нет, спасибо. Это все, что мне было нужно. — блондинка столкнулась взглядом с молодой сотрудницей, вышедшей из-за угла прежде, чем та вновь за ним скрылась. Она продолжила с легким, но будоражащим разум и заставляющим вскипать горячую кровь в жилах предыханием в голосе, — Лилит. Она развернулась и вышла прежде, чем Юджин произнес свое имя в ответ. Сатана выполнил свое обещание.***
Это был высокий накренившийся дом с черепичной крышей, местами поросшей мягким мхом и накипевшей болотно-зеленым лишайником, медленно сплетающимся с мрачным илом по углам. Священник никогда не держался особняком, однако его поистертый со временем домик находился достаточно далековато от оживленной точки. Спустя несколько недель жилье значительно запустело. Он ощущался холоднее и из-за того, что ничья человеческая рука не бралась за уборку, когда-то опрятная мебель покрылась слоем пыли. Снаружи разглядеть внутренности дома было невозможно, учитывая зашторенные темными занавесками окна. Вдоль деревянного забора вылезли толстые сорняки, затеснив вялый львиный зев. Специально выведенный участок земли, из которого рос ветвистый вьющийся виноград, почти перекинутый через соседскую изгородь, высох и замёрз. Одним из лучших украшений этого скудного, скромного сада являлось яблоневое дерево. Ухоженное, пустившее далеко вниз свои широкие корни с добротными сочно-красными яблоками — заметно, что хозяин за этим плодом почти трясся. С нижней ветки яблони свисал крохотный скворечник, медленно покачивающийся на ветру. Заплесневелые в нем куски хлеба сгнили после недавно прошедших ливней, но голодные, оставшиеся зимовать птицы воротили от таких угощений клювом. Лилит подошла к дереву ближе, намереваясь сорвать яблоко с ближайшей веточки. Темноволосый дьявол прищурил глаза, ехидно посмеявшись: — Запретный плод сладок, Лили? — Сатана опустил взор к циферблату на своих наручных часах. Когда он в последний раз переживал о времени, учитывая то, что ему вполне по силам рассечь временной континуум? Время по его мнению оставалось понятием растяжимым. Девушку это ничуть не задело. Она только с теплой улыбкой взглянула на мужчину, — Знал бы ты, насколько. Блондинка вдохнула влажноватый запах листьев на земле с кислотой опавших фруктов вблизи раскинувшейся яблони, но ее остановил посторонний звук открывающихся дверей. С крыльца спустились полная женщина с густо румяными щеками и агент недвижимости, тощий и долговязый мужчина средних лет в мятом классическом костюме, который сидел на нем настолько нелепо, сколько нелепо выглядела на его фоне эта коротконогая женщина, как подметила про себя Лили. — Добрый день. — Сатана сразу снялся с места, — Я звонил вам сегодня насчёт покупки дома. — Рада вас видеть. Я племянница бывшего владельца, Зельда. Дьявол не стал жать ей руку, как и не назвал своего имени. Прошло так много лет с тех пор, как ему довелось наблюдать за началом эры на этой чертовой, забытой Богом планете, без малейшей дрожи в теле глядеть, как мучительно погибали первые существа. Очень давно ему удалось найти способ, чтобы попасть в людской мир и всячески перевоплощаться, однако мужчина все так же держался скорее отстраненно от людей и любых других взаимодействий с их стороны. Это было ключевое правило, которым пользовались все бесы без исключения — не жать человеческую руку. Только если вам не приходится заключать с ними сделку, разумеется. Пока демон решал вопросы с арендодательницей и агентом по недвижимости, Лилит все же сорвала яблоко. Она с особым наслаждением откусила от него первый лакомый кусочек и в очень соблазнительном жесте облизнула нежно-бежевые губы, прежде чем поравняться с другом и двумя незнакомыми. Мужчина напротив нее заметно сглотнул, не отводя от демоницы контрастно выделяющихся на фоне худого, покрытого морщинами лица глаз, размером в два больших блюдца. Девушка любезно улыбнулась ему в ответ. Лили часто забавляло то, каким образом реагировали на ее энергетическое воздействие уязвимые человеческие тела. Даже нравилось. Как суккуб, она считывала их плотские мысли, нужды и заветные желания, чувствовала их возрастающее с каждой новой секундой напряжение. В конце концов она подпитывалась ими, и никак не могла на это жаловаться. Такова уж была ее участь. Они оба — Лилит и Сатана, выглядели неественно высокими, крупными и стройными по телосложению, с внешностью во всех смыслах нехарактерной обыкновенному человеку на фоне этих двоих. Они производили впечатление оживших скульптур, точенных, выкованных, слепленных, шлифованных руками щепетильного до мелочей мастера, горящего душой к своим творениям. Без сомнений — это была красота не от Бога. Никакая женщина не была воплощение такой идеальной женственности, грациозности, привлекательности и очарования с необычайной выдержкой и силой, какой была Лилит. Какие качества может иметь демон воплоти, избранница падшего архангела, которую холили и лелеяли ангелы во время пребывания в Эдемском саду, где Адам — глупый и узкомыслящий мужчина бил ее? Первая женщина, которая была предана ими же — человекоподобными существами с могучими крыльями и нежными глазами, жестоко однажды оскверненная и навсегда отвергнутая, получившая страшное наказание в лице бездетности и изгнания в пустошь, где была обязана провести свою верную бечконечность? Она была вынуждена бороться ради своего законного места, выгрызать глотки и выбивать пасти любому, кто вставал на пути за полученный ныне статус и возможность на жизнь, а не на выживание. После смерти Люцифера Ад упал на колени. Однако перед кем? Неужели перед Отцом, которому на самом деле не было никакого дела, что происходит с его сыновьями внизу или перед выскочкой Михаэлем, поступившим как самый трусливый и подлый из всех мерзавцев, которых Лилит доводилось видеть за миллионы лет своей нежизни? Она поняла, что из себя представлял брат ее любимого, когда-то с пеной у рта поклявшийся вечно оберегать и служить для Утренней Звёзды надежной опорой. Тогда почему она вспоминает опустевшие, замыленные глаза Самаэля, когда его проткнули копьём насквозь в самую грудь? Она помнит то холодное и пустынное пепелище, на котором ему не составило труда возвести и облагородить свое собственное, ничем не хуже того, что было в Раю, на небесах. Пускай Лилит больше не человек из горячей крови и мягкой плоти, она никогда не станет себя обманывать и уж точно не станет повиноваться кому-либо против своей воли, а воля уж точно преобладала в ее воинственном характере. В райском саду ее напутствовали преклоняться перед мужем, но она не хранительница очага и не та жена, целью жизни которой есть ставить нужды нелюбимого человека выше своих личных. Потому для этой женщины лучшим решением стало противостоять. Как бы плохо она себя не чувствовала временами, насколько противным и болезненным осознанием для демоницы не было бы то, что ее с позором изгнали и навсегда запятнали как нечестивую, Лилит знала, что она на своем настоящем месте, за которое приходилось рваться когтями и острыми клыками. Теперь королева наследует титул своего мужа, полюбившего ее со спутанными волосами, в кровоточащих ранах и рубцах, пожертвовавшего ради нее всем. Звучит парадоксально для упавшего с неба ангела, но в его глазах, когда-то сияющих зеленью самых сочных и сладостных плодов яблони, она разглядела ту самую бескорыстную и беспрекословную любовь, которой не любил даже самый чистый и благочестивый человек. Люцифер сумел издалека наблюдая разглядеть в ней что-то, чего не смог разглядеть Адам, находясь в откровенной близости. Что насчёт мира смертных на Земле, Лилит нечасто приходилось жалеть людей без весомой к этому причины, несмотря на то, что они были приближены к ней даже больше, чем ее проверенные временем подданные. Она ненавидит и мирится с ними одновременно, прискорбно вспоминая о своем происхождении. Значит, в чем-то они всё-таки похожи. — Что думаете насчёт того, чтобы войти внутрь? — Зельда, как представилась ранее полнолицая женщина, с некоторой озабоченностью пыталась всмотреться в лица пришедших, перемещая взгляд то с Сатаны, то на Лилит. Дьявол осторожно дёрнул рукав шерстяного пальто Лилит вниз, чтобы обратить ее внимание и наконец вывести из глубокой задумчивости. Ее звучащее имя забвенно прозвучало в приглушенной мужском шепоте, — Лилит… — Да, прошу прощения. Дайте мне минуту, я хочу рассмотреть ещё кое-что снаружи, если вы не возражаете. Демон слабо кивнул подруге в ответ. Легче всего было притвориться супружеской парой, а если и этот трюк не пройдет, придется воспользоваться вмешательством Сатаны. Мужчина с Зельдой поднялись обратно, и шатен оглянулся на возлюбленную через плечо. Его губы дернулись в горестной улыбке. Как бы сильно и долго он не любил Лилит, вряд-ли она ответит ему такой же взаимностью. Ради нее и Люцифера он был не против потерпеть и ни в коем разе не стал бы давить на нее. Девушка слабо вздернула тонкими плечами. Так же печально задрожали ее губы, так же заметно прослезились волной голубизны глаза. Она незаметно ото всех выбросила надкушенное яблоко в заросшую траву. Кислое. — Я надеюсь, вы не курите? Прежний хозяин не имел вредных привычек.