«Человек волен делать то, что считает нужным. Вот только проблема в том, что делать после этого».
Ким Анна
В руках два белоснежных букета. Без обёртки и лент: простые белые астры и жасмин по десять штук — их любимые цветы. Тэхён укладывает ветви жасмина и пачку нераспечатанных сигарет на надгробную плиту. К сожалению, без тела, которое так и не смог отыскать, вот уже как двенадцать лет. Именно столько он не видит этого человека по утрам с сигаретой меж зубов. Человека, заменившего отца, дядю и брата, ставшего семьёй. Благодаря ему, Тэхён имеет силы всё ещё не сдаваться, не падать ниц перед предателями и чинами. Присаживаясь рядом у могилы, не беспокоясь о пятнах грязи на белоснежных брюках, Тэхён закуривает одну из сигарет, вторую кладёт на холодный камень. Табак для себя тлеет в руках, так и не прикоснувшись вновь к сухим губам. Сбоку лежат астры не для этого человека, но и не менее важного. Сонливость отсутствует напрочь, хоть и пришлось выехать с наступлением ночи, сразу после встречи с Мануэлем, и не спать всю долгую дорогу, направляясь по скалистому пути и спящему сафари. Но это мелочи, по сравнению с тем, чтобы оказаться с рассветом у дорогих сердцу людей. Он не верит ни в призраков, ни в потусторонний мир. Но, если всё это и вправду существует, он надеется, что там, они счастливы. — Я всё ещё жив, — касаясь безжизненно-холодной могильной плиты. — Ты любил... — глядя на жасмин, не сумев произнести «её запах». Имеет ли он право задевать болезненные моменты прошлого? Тэхён не решается продолжать, решив унять ожесточённые терзания на душе. — Фил, я так проебался... — выпуская колечко дыма, устало усмехаясь. — Ты учил не оборачиваться к прошлому, а я лезу в самое пекло по имени Хосе Каррерас. Ты бы мне врезал, а потом назвал беспечным идиотом, да? — слова так и остаются без ответа. — Иногда я думаю, что всё это зря, — сидя у могилы на сырой земле, ощущая редкие для подобного места, капли дождя. Даже зная, что его вряд-ли кто-то слышит, он спокоен — это одно из тех мест, где он может поделиться беспокойными мыслями, при этом заведомо осознавая, что ответа так и не последует. — Но, я не могу отпустить прошлое и не заметить, как он убил всё. Абсолютно всё, что строил мой дед... Всех вас, Фил... Нет, отец... — глотая слова, зная, что покойный альфа был тем самым старшим мужчиной в семье, хоть и вовсе не кровным, вот только всегда грезил, чтобы маленький Тэхён назвал его родителем. Отцом. Назвал, вот только в последний раз. Посмертный старшего. — Зарыться в мысли и уйти в себя. Обдумывая, как поступить, покинув всех на какие-то ничтожные два дня, для нового плана. Защитная реакция психики? Но, если бы ты тогда не отпустил, то я бы погиб под обломками ошибок. Обломками боли, человеческих слабостей и незаслуженных соболезнований алчный тварей. В глазах нет ни намёка на слёзы. Лишь отголоски вины и отрешённость с определённой целью. Он плакал лишь единожды — на обрыве Муласен. Зимой, в полночь, ровно двенадцать лет назад. Сейчас же слёзы давно высохли, а в душе остаётся небольшой шторм, в голове созревает план — месть ценой всей собственной жизни. — Теперь во мне пустота. Чувства высохли, эмоции раскрошились, обиды потрескались, но силы растут. Ты же знаешь какой я упёртый, да? Сейчас я мало чего чувствую, но знаю одно: я вернусь ровно через год. Я всё так же буду курить с тобой. Я буду делать то, чего лишился ты — дышать, отец... Из-за внутренней пустоты холодно в душе и теле. Но хладнокровность — единственный плюс пустой головы. Разума, лишённого сомнений и слабости перед беспомощностью. Хоть руки мёрзнут даже в тёплую солнечную испанскую погоду, а внутренний ребёнок всё так же дожидается старшего альфу на заднем дворе небольшого домика, дабы наконец-то отправиться на очередную тренировку. Но всё это так и осталось там — в прошлом, во снах. И, если сдать всё в идеале, можно заслужить поход на верхушку Муласен. Там всегда ветрено, но там был их дом, и место, в котором Тэхён взрослел, слушал о семье и учился выживать. В проклятом холоде, где со временем чувствуешь тепло. Где он учился справляться с прогнившей системой этого мира. Он учился выживать и бороться, несмотря на опасность преследующую по пятам. Вот только, Тэхён давно научился не обращать внимание на мороз. Взгляд перемещается вправо — там такая же, одна из сотен тысяч могил. Неприметное для остальных, но дорогое сердцу надгробие. Здесь покоится юная девушка и мать Тэхёна. Её могила в полуметре от него — её искренней, первой и последней любви, друга и семьи. В сердце тлеет надежда, что на том свете, они вместе, счастливы и любимы. Без боли и страданий, холода, голода и жестокости этого мира. Ветер гулко завывает, беспокоя могучие стебли деревьев и кустарников кактуса. Природа кричит, словно ей так же горько — в этом месте не может быть иначе. Цветы укладываются на надгробие, пальцы прикасаются друг к другу, складывая ладони в молитвенном жесте, молча читая в голове молитву для покойных. Тэхён, стоя на коленях, отдаляется от посторонних звуков, не обращая внимания на окружение. Перед глазами лишь могилка без фото, только с единственной надписью.Ким Чон Ран
«Невинная душа Марии — свет тьмы глубинной средь нас»
13.01.1984 - 06.01.1999
Она не дожила всего-то неделю до своего пятнадцатилетия... Перед глазами пелена — он просто не может вспомнить её лицо, как бы не старался. Это невозможно. Когда-то у него было потрёпанное фото, по которому он сумел написать картину, которая на данный момент находится в одной из комнат дома в Хаэн. Здесь же — на старом кладбище, покоятся останки ещё совсем юной девушки. Той, что подарила жизнь, пройдя многочисленную боль и испытания — покинув этот мир через недолгую неделю после рождения Тэхёна. Светлая, жизнерадостная, непорочная и невинная душа. Жившая средь гнили, но не ставшая её частью, а напротив, показывающая, что всё может быть иначе. Она просто смеялась, сочувствовала, радовалась жизни, какой бы та не была. И любила... Это, пожалуй, самое важное. Её прозвали любимицей опаляющего солнца и матери природы. Она была той, к кому тянулись дикие звери, словно девочка была олицетворением самой Ксаны, выдержавшая испытания проклятой жизни. Сумевшая подарить жизнь маленькому мальчику, теперь же мужчине, не желающему терпеть ошибки почившей семьи из-за предательства. Та, что подарила Тэхёну возможность дышать, взамен на собственную жизнь, теперь же наконец отдыхает. У него нет слов для собственной матери — это слишком тяжело. Но здесь, он чувствует лишь непривычное и такое долгожданное спокойствие. Словно мама рядом, укрывает со спины маленькими, но такими сильными ладошками, целуя в загривок, шепча какой он молодец. Он вспоминает, как о ней отзывались приближённые семьи, и, кажется, она была слишком доброй. Доброта эта, её же и погубила. А рядом вторая плита с высеченными, до боли знакомыми словами:Рикардо Рафаэль
«Побеждённый на земле — крылатым волен в Поднебесье»
19.03.1981 - 05.01.2011
По левую сторону мужчина, заменивший друга, брата, отца и наставника. Рядом когда-то живая, смеющаяся с кудрявыми чернявыми волосами по плечи, юная омега. Прожившая всего четырнадцать лет, потерявшая семью, отца и всё, к чему тот стремился. И, в конце концов, собственную жизнь. Её любили многие, остальные не понимали, малость ненавидели или желали. Не соображали, как можно быть настолько хорошим и светлым человеком в этом прогнившем месте. Но она была. И жалела, и сочувствовала, и... любила. Она не желала причинять боль другим, с тем и была против насилия. Но понимала, что без этого достигнуть цели отца просто невозможно. Люди не понимают простых и безневинных слов. Силу — очень даже. Дочь, когда-то уважаемого, ходившего у каждого на слуху Гон Ю — человека слова, осталась в прошлом каждого, всё ещё дышащего на этих землях. Нетронутый горный цветочек, как тот самый одуванчик, солнечный лучик в тёмном и прогнившем вазоне. Которая так и не смогла услышать такого родного, от собственного сына — «мама». — Спасибо, — Тэхён ступает прочь. Всего-то шаг. Последние слова адресуются холодным надгробиям, в надежде, что слова всё же будут услышаны. — Спасибо, за возможность жить... Мама и... Отец. У двух могил лежат белоснежные цветы, лепестки которых колыхает ветер, пачка сигарет с догоревшим фильтром и стаканчик кофе. Она любила кофе... А он его выращивает. Хотя бы что-то не опасное и окровавленное, как собственные руки и тот мир, в который он желает пробраться всё глубже. Как тот самый мотылёк, летящий на свет. Но попадёт он в паучьи сети или отыщет спасение? Тэхён очень надеется на лучший для себя и своих людей конец. И для этого пойдёт на всё. Более не совершит ошибки покойного деда: уважаемого в то время альфы с дочерью нетронутой пороком. Те, у кого до определённого времени всё было хорошо. До тех самых пор, пока Хосе Каррерас не возжелал юную Ким Чон Ран. И получил, — ценой жизни сотен. В стороне слышаться шаги. За ним давно наблюдают. Тэхён чувствует, знает и понимает — этот взгляд пробирает до души и сердца, которое давно не реагирует на окружающих глупцов. На лице сдержанная, рабочая улыбка, глаза цвета кофейной гущи прослеживают за пролетающей ласточкой — знаменуемой свободу. Зима, а та затерялась среди дикарей. Он чувствует небывалую лёгкость в теле. Даже зная, что наблюдатель не сводит глаз вот уже последние десять минут из того часа, что он просидел у могил семьи. Этот аромат, аура и тяжёлое дыхание — то ли от места перебивания, то ли от собственного проникающего аромата. Он знает, что дельфиниум кружит голову, вспарывая сердце, но он так и не даёт ощутить его глубже. Всем нутром и телом, словно наркотик. Чон-Сальваторе Чонгук стоит позади. Непозволительно близко к мёртвой душе. Тэхён ухмыляется, впервые открывая спину незнакомцу, не боясь предстать в истинной ипостаси. Интрига позволяет смотреть на истину открытыми глазами; адреналин даёт сил. Предвкушение оседает на корне языка, словно послевкусие вкуснейшего эспрессо Хаэн. Его заводит этот мужчина, но не в сексуальном плане, а своей силой и умом. Альфа, который так ловко отбирает сигарету с длинных пальцев, крепко затягивается и выпускает прочь дым, не произносит ни слова. Никому не следует оголять сердца и души, дабы оправдываться кого из родных решился проведать. Тэхён планировал отправиться прочь от всех на пару дней, зарыться с головой в исписанную стену спиртовым маркером и множеством фото с вкусным словом под фотографией «выбыл». Чёртов игрок. Но, кажется, у судьбы-суки другие планы. — Позавтракаешь со мной? — звучит единственное. Тэхён же не смеет отказывать в предложении альфы.***
— Меня настораживает твоя одержимость этим студентишкой, — Хосок недовольно хмурится, наблюдая за альфой с папкой документов, который даже не приветствует взглядом — настолько поглощён очередным докладом. — Хосок, это не одержимость, — чеканит старший, не отрывая взгляда. Цыкая, замечая неверный процент в сумме на закуп нового металла из заграницы. — Скорее профессиональная заинтересованность. Он занятный собеседник, не более, — если не считать настолько настораживающего состояния при Киме. — Ты требуешь ежедневные отчёты, но единственное, что мы узнали, так это то, что он находится либо у себя в доме, неподалёку от универа, либо пару раз направлялся в Юг к разваливающейся халупе, доставшейся от отца, — по мнению Хосока, небольшое поместье с заросшим газоном — таковым и является. Официально Тэхён чист как банный лист. Но Чонгук чувствует, что чего-то не хватает. Словно он упускает то, что находится прямо перед собственным носом. — Такой человек как он, рассуждающий настолько глубоко, не будет всё время находится в доме и смотреть фильмы, Хо, — поднимая отрицающий взгляд на младшего. — Да и его запах... — «Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки мои, и на ноги мои; это я сам; осяжите меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у меня», — чужой голос вырывает из воспоминаний утреннего разговора с Хосоком. Чонгук, не ожидая подобных слов, заинтригованно приподнимает бровь, уставляясь на Кима, который внезапно упомянул покойных душ с того самого кладбища. Тэхён продолжает наблюдать за пустующей трассой, не обращая внимания на старшего. Дорога плавно изгибается у подножья горы, не имея кочек, благодаря чему желание уснуть довольно привлекает. Кладбище давно позади, лишь холм поляны виднеется с заднего окна. В салоне авто играет неприметная мелодия, а слова так и не звучали с тех самых пор, как Чонгук предложил вместе позавтракать. Так и не сказав куда направляется, Чон спокойно ведёт один из личных мерседесов. — Евангелие от Луки, — согласно кивает Чонгук. — Небось, и Библию читал, поэтому и не веришь в Него? — так и не отвлекаясь от дороги. — Мистер Чон, неужели я так предсказуем? — довольно ухмыляясь познанию мужчины в произведении. — Точно уж не ты. Просто, — замолкая, задумываясь, — обычно все родители стараются вести детей на путь истинный с помощью веры. Раньше, я только и слышал, что мы рабы Божьи, — хмыкая. — Мне было шесть, когда я прочитал Библию и все части Евангелия, — Тэхён заметно понижает голос, ухватываясь за отрывки прошлого. — Уже тогда я высказался, что люди никакие не рабы Всевышнего. Скорее рабы системы, власти, собственных действий, мыслей и чувств, — Чонгук согласно кивает, соглашаясь. — Мне сказали, что я ещё слишком мал и глуп для рассуждений на подобные темы, — кладбище остаётся позади, и оба понимают, что вернутся сюда ещё не скоро. — Люди идиоты, если просто чего-то ждут, при этом ничего не делая. Они просто молятся в ожидании чуда. Это ли не ребячество по-взрослому? — Люди так устроены, — не отрываясь от дороги. — Всем нам нужно в кого-то или что-то верить. Как те же католики и христиане, считающие себя рабами. Или индуисты, верящие, что Бог — это не кто-то там, — указывая в небо, — а наше окружение. Мы сами и есть Бог, он внутри каждого из нас. Отчасти, но я с ними согласен. — И, в кого же верите Вы, мистер Чон? А то не совсем честно, ещё в первую нашу встречу узнать о моей вере, но не сказать о себе и слова. — Думаю, — бросая взгляд на расслабленного Кима, заинтересованно глядя на профиль, — в лучшее будущее. В собственные силы и решения. — Но?... — предполагает Тэхён, и Чонгук продолжает: — Желательно, без камней под ногами, — и речь идёт вовсе не о камнях, а о людях. — Не против лёгкого сальморехо? — Я не привередлив, — знал бы альфа, что приходилось есть Тэхёну в прошлом, просто, чтобы выжить и сделать следующий шаг — в прямом смысле этого слова. — Хорошо. Надеюсь, я не отвлёк тебя своим предложением совместного завтрака. Чонгук плавно ведёт авто, размеренно постукивая по кожаному рулю, изредка обращая взгляд на Кима. Тот, на удивление, выглядит так, словно это его машина, а Чонгук его водитель. Чон усмехается от подобной мысли. Вспоминая как лишь пару минут назад дал распоряжение отогнать машину Тэхёна с кладбища к указанному адресу квартиры Кима. Тэхён слукавит, ответив положительно. Сегодняшний день должен был начаться совершенно иначе. Кладбище, после которого он планировал заехать за Муном и отправиться к одной из точек Муласен на ближайший день, а затем позволить хищнику поиграть с очередной мышкой или игрушкой покрупнее — отправившись на одну из баз района. Он распланировал эти два дня совсем иначе. Внеся коррективы, связанные с Коза Ностра. Даже зная о лишних глазах и ушах, которые вот уже неделю следуют по пятам, незаметно и бесшумно — как они думают. Но Тэхён рос среди дикой природы, голодных хищников, и человеком, который стал спусковым крюком в его жизни. Тэхён был готов к тому, что за ним начнут следовать по указке альфы. Но он и подумать не мог, что этот мужчина напротив, окажется настолько близко к его семье. Хоть и покойной. — Придётся вновь отложить «Город чудес» Эдуардо Мендоса, в свою скромную библиотеку, — и не так важно, что данный испанский исторический фантастический роман 1986 года, написанный Эдуардо Мендосой Гарригой о городе Барселоне и его культурной эволюции на рубеже 20-го века, он планировал прочесть вот уже второй месяц. Где главный герой, Онофре Бувила, представляет характер низшего класса и их коллективную идеологию. — «Всё общество стоит на четырёх столпах: тупое невежество, инертная бездеятельность, вопиющая несправедливость и несусветная глупость», — произносит известные строчки Чонгук, будучи прекрасно знакомым с данным произведением и автором. И он соврёт, если скажет, что не рад из-за любви Тэхёна к чтению подобных произведений. — Теперь я понимаю, с чем ты ассоциируешься. — И, с чем же, мистер Чон? — Тэхён слегка щурится, обратив внимание на «чем», а не «кем». — Истинность во взгляде на реальность, — уверенно заявляет. — Ты говоришь со мной на равных, не склоняя голову, как это делают практически все. Не обращаешься «господин Чон-Сальваторе», — и ему всё ещё интересно, почему тот не использует полную фамилию. Но это будет следующей темой для разговора. — Ты не признаёшь меня своим господином, хотя и находишься под юрисдикцией Центра, — другими словами под Коза Ностра и самим Чонгуком. — Не боишься даже сейчас, — другой бы нервно потел от поездки в одном авто, один на один с доном. — Знаешь, во взгляде можно увидеть многое: любовь и страсть, равнодушие и печаль, ненависть и радость. Но смотря на тебя, я уверен, многим покажется надменность, как родительницу гордыни. Но ты имеешь не затуманенный, а ясный взгляд, по итогу открывающий истину. Который либо сожжёт, либо утопит. И в обоих вариациях лишь один конец — смерть. — М, — задумчиво тянет, скорее соглашаясь. — Многие говорили, что я честный, хоть и ублюдок. При этом режущий правдой, которая не всем нравится, Мистер Чон, — заставляя обратить внимание на себя. Тэхён внимательно следит за альфой, понимая, что тот не просто так является главой Коза Ностра. Они стоят друг друга. Чонгук же успел припарковаться у обочины местного ресторанчика, слушая Кима: — Собака смотрит на палку, а лев на того, кто её кинул. Вот в чём разница между мной и остальными гражданами, — Чонгуку более не требуется ответов на собственный вопрос. Тэхён не боится его. Не боялся ещё в их первую встречу. И Чонгук с каждым разом поражается всё больше, насколько этот студент (а простой ли студент?) может обвести вокруг пальца, ответив на вопрос, при этом таким образом, что каждый понимает ответ по своему. — В любом случае, я надеюсь быть с Вами приятелями, а не тем, кого Вы держите ещё ближе. Ведь врагов стоить держать в собственной постели, а друзей у плеча. — Честность не показатель достоинства, а скорее человеческая проблема, перетекающая в невозвратимый процесс. Я ведь уже говорил, что не каждый может так спокойно принимать прямолинейность? — звучит с лёгким уважением после ответа Кима. Тэхён лишь согласно умалчивает, вопрос был риторическим. — Но знаешь, чего я всё никак не могу понять? — звучит хлопок двери за спиной авто, которое Чонгук ставит на сигнализацию и оба направляются к колоритному ресторанчику на окраине Центра, неподалёку от Восточного района, где находится кладбище. — Тот парень, — имея в виду Даниэля, с которым удалось познакомится на прошлой неделе, — всё твердил, что ты альфа, — Тэхён замирает у небольшого круглого столика у стены, кивая, краем глаза заприметив официанта. Он ожидал этих слов. И, не сдерживая ухмылки, обращает внимание на альфу. — Но, можешь ли ты ответить, — Чонгук впервые за долгое время просит, не давая приказа, — ты и вправду альфа? — почему-то хочется услышать отрицательный ответ. Потому что чёртов аромат корицы самый обыкновенный. Точно такой же как и у многих альф, но от чего-то Чонгука тянет к этому парню. Внешне не слабак, с поджарой фигурой, ростом с самого Чонгука, возможно ниже на пару сантиметров, но этот взгляд... Он заставляет прогнуться. Тэхён не просто смотрит. Он прожигает насквозь, пытаясь влезть в голову и понять истинные мотивы. Ким Тэхён словно та самая книга, которую осилит и поймёт не каждый, даже прочитав десятки раз. Этот феромон корицы самый примитивный, совсем не подходящий этому парню. Запах слишком простой, обычный и неприметный для многих, ведь является довольно распространённым среди испанцев. Чонгук же спешит сделать заказ, не отводя взгляда напротив. — Мистер Чон, — предупреждающе звуча, но всё ещё без нотки угроз. Чонгуку хочется поправить, обозначив неформальное общение, но он видит лукавую улыбку напротив. — Вы, я уверен, изучили всю мою биографию, — Чонгук отмалчивается, не отвечая. Оба и так знают положительный ответ. Чон не тот человек, который будет спокойно общаться с человеком, не зная о нём ни слова. — Но Вы слышали хоть раз, не важно, новости или лично от меня о том, каков мой вторичный пол? Вряд-ли Вы брали в руки мою медицинскую карту. И, Чонгук осознаёт, что ни разу не было подобного. Он просмотрел пару статей о случае смерти альфы и появлению его молодого наследника из заграницы. Молодой парень, Ким Тэхён, прилетевший из Америки, получивший права наследования, закрывший долги отца, поступивший в престижный Центральный университет бизнеса и управления. Но никто не делал упор на его вторичном поле, ведь внешне он среднестатистический альфа. Хоть и, не имеет смысла отрицать, довольно красив. Парень, который смог открыть прибыльный парфюмерный дом, около которого Чонгук проезжал не один раз, но не имел времени и смысла на покупки парфюмерии. Ким Тэхён, тот человек, который говорит о себе, но в то же время увиливает от прямого ответа. Чонгук понял это, получив отчёт от Хосока и его людей, которые добыли информацию. Ким Тэхён студент последнего курса, имеющий небольшой бизнес, омегу с того же факультета, квартиру в Центре, а так же старый небольшой дом в Южном округе, которым дорожил покойный отец Тэхёна, куда теперь наведывается пару раз в неделю. А так же не так давно кофейный бизнес с парой десятков гектар плантаций. Ким Тэхён, — человек, о котором говорят другие, но не он сам. — Омега, — продолжает Тэхён, — или альфа? Какая разница, смогу я родить или напротив стать тем, кто даст новую жизнь? Люди считают, что я альфа, да и я не против. Какая разница, если меня услышать никто не желает? — Тэхён видит, как лицо напротив не выдаёт ни единой эмоции. Чонгук осмысливает сказанное и, кажется, только сейчас понял суть сказанного. — Это наша вторая встреча, Чонгук, — альфа поднимает потемневший взгляд, от непривычки слыша собственное имя, — но почувствовал ли ты, кто я? Или поверил словам того же Даниэля? — Предпочитаю опираться на собственное мнение, — лаконично звучит в ответ. — Теперь я наконец-то понял, почему меня смущал твой феромон, — Тэхён лишь довольно ухмыляется. — Ты омега... — напротив него никак не альфа, но и не привычное всем хрупкое создание. Чонгук ни на толику не разочарован, напротив. — О Мария, меня наконец-то спросили?! — пронзая тёмным взглядом, воскликает. — И, какого это? — Что именно? — не совсем понимает о чём речь. — Узнать, что всё это время Вы имели дело с омегой, который не вешается как дешёвая шлюха с кишлачного района, — не обращая внимания на подходящего официанта. От подобной формулировки Чонгук кривится. Тем временем официант подаёт горячий суп, желая приятного аппетита, и как можно скорее скрывается от двух мужчин. В помещении нет ни единого человека, поэтому можно спокойно говорить о столь личных темах, сидя у кирпичной стены, делая глоток негазированной воды, дабы смочить пересохшее горло и искусанные губы. — Достойно уважения, — коротко, но и этого более чем хватает. — Но, я и вправду удивлён. В хорошем смысле этого слова. В этом гнилом мире, поднять прогоревший бизнес, сделав тот вполне прибыльным, и разобраться со всеми долгами. Не каждый способен на такое. — Знаете, мистер Чон, — снова отбросив обычное «Чонгук», — другой бы полез с расспросами «почему и для чего?», но не Вы. Это мне и нравится в Вас. Как в человеке, разумеется. — У каждого есть свои на то причины, — ответ удовлетворяющий каждого. — Я могу понять одну из причин. Если в наше время ты омега, то тебя считают эдаким аксессуаром, игрушкой и просто телом, как бы печально это не звучало, но... — взгляд устремляется напротив, Чонгук видит внимательно наблюдающего Кима, ожидающего заключительных слов, от которых зависит многое. — Если ты супруг альфы, устойчиво сидящего на собственной заднице, ты имеешь преимущество в обществе. Уважение в том числе. — И, ты с этим согласен? — Тэхён переплетает пальцы, укладывая те на грудь, откидываясь на спинку. Слова этого мужчины вызывают довольную ухмылку. Но есть одна загвоздка: даже преданность может стать предательством. — Абьюз от альфы к собственному супругу. Пустое место в глазах окружающих, ведь сейчас слова омеги лишь пустой звук, — поясняя. — Так, каков будет Ваш ответ, мистер Чон? — задать столь наглый вопрос, не отводя взгляда — всё равно, что смотреть в глаза смерти. Даже не осознавая, что та сидит напротив с алым рубином на груди. Это перетекание с неформального на формальное общение не режет по ушам, напротив, возникает чувство, что они знакомы не первый год, словно всегда были где-то поблизости, обращаясь этим елейным, но приятным слуху «мистер Чон». Не Чон-Сальваторе Чонгук. Не дон Коза Ностра и самый влиятельный магнат Испании. Альфа, не терпящий предательств и своевольничества, а просто «мистер Чон». Чонгук заметил, что Тэхён обращается к нему «мистер Чон», только в случае немаловажного ответа и отлагательства собственных мыслей. Ким Тэхён словно олицетворение совершенства, харизмы и остроумия. Как та самая скульптура в венецианском музее XVIII века. Но, только творческие люди, те кто разбираются и умеют наслаждаться, понимают насколько тяжело было сотворить нечто прекрасное из куска камня. У каждой личности есть болезненное прошлое, благодаря которому ты становишься тем, кем являешься в данный момент, — Чонгук осознаёт это, смотря на Кима. Веди себя так, будто доверяешь людям, но никогда не делай этого, — именно так живёт Ким Тэхён. Именно с этого момента Чонгук понимает, — вот он, тот, кто не прогнулся под прогнившей системой среди простого, но влиятельного народа, патриархатом и приказами свыше. Тэхён не тот, кто склонит голову и поклянётся, вымаливая прошения. Он тот, кто будет стоять до последнего, даже лишившись ног, языка и слов. Он сожжёт дотла и плюнет в лицо, глядя свысока, даже находясь под ботинком смерти. Он потерял всё, достиг и заполучил доверие окружения, которое теперь не имеет права потерять. Чонгук получил не одно досье на Кима, но сейчас он уверен, Ким Тэхён не только студент и сын бывшего банкира. Ким Тэхён — это запутанный клубок из боли прошлого, силы и уверенности настоящего. — Я всё детство, — зачерпывая горячий суп, произносит Чонгук, — не понимал, почему мой папа плачет каждую ночь, — в воспоминаниях мелькает темноволосый молодой омега, лежащий на одной кровати с маленьким Чонгуком, дающим наставления, чтобы тот не забывал о брате, защищал Хосока, чтобы не произошло. Его папа много и долго плакал, хоть и бесшумно, считая, что сын спит и не знает о страданиях родителя. Но он знал, слышал, но не понимал. Альфа продолжает: — Он был лишь разменной монетой. Брак по расчёту никогда не считается с омегой. Мой папа только и делал, что страдал. Так как я могу быть сторонником подобного животного отношения к тем, кому следует целовать руки за возможность подарить новую жизнь? — слова звучат как никогда уверенно, с долей ненависти к тем, кто смеет причинять боль более слабым созданиям. — Тэхён, я не святой. Их в принципе нет, — хмыкает, замечая секундную усмешку напротив. — Но я никогда не считал омег пустым местом. Они, ты, — делая упор на последнем, — не заслуживаете этого пренебрежения и боли. Надеюсь, я ответил на твой вопрос? — Более чем, — снаружи всё так же непоколебим, но внутри стихия сносит всё на пути. Слова о которых мало кто посмеет сказать. Мыслить, не боясь, может лишь двое. Чон-Сальваторе и сам Тэхён. — Знаешь, как говорил мой покойный дед? — неожиданно прозвучала личная тема, связанная с семьёй. — Он говорил, что боль сближает, а время показывает итог прошлого решения. Это самое время показывает, стоило то кардинальное решение всех жертв или нет. Только нам, людям, решать быть преданным или предать доверившегося. — Значит ли, что ты можешь простить предателя? — спрашивать, сможет ли он предать, бессмысленно. Ведь человек, в первую очередь думает лишь о собственной шкуре и спасении с тонущего корабля. Тэхён нервно смеётся, устремляя взгляд к потолку. — Доверять человеку — это моё собственное решение. Доказывать мне, что я ошибся в этом самом человеке — мой собственный выбор, мистер Чон, — ведь на собственной шкуре узнал какого это. — Не бывает бывших предателей, убийц, насильников и подобного сброда, — лаконично сетует. — Горбатого могила исправит, — «а я помогу», остаётся при себе. — Я не прощаю одного — и это предательство. — Даже возлюбленного? — Если любишь, тем более не посмеешь предать. Это будет уже не любовь, а обыкновенная привычка, — а после, как ни в чём не бывало, продолжает есть, не желая продолжать болезненную тему. Чонгук не отвечает, согласно кивая. Не имеет смысла спорить с правильных слов. Время — беспощадная и жестокая вещь. Оно забирает прошлое и то, что ты любишь, и не факт, что подарит это в будущем за несгибаемую веру. Время учит ценить жизнь и её мгновения, застывать в этом самом моменте, зная, что именно этот истинный восторг души больше не повторится. Время отсекает ненужное и прибивает к берегу жизни то, что предназначено судьбой. С этим самым временем кто-то просит прощения и сам прощает, раскаиваясь всей глубиной собственного сердца. Но умирая тысячи раз от предательства, в итоге не имеет смысла продолжать прощать. Только время и человек в состоянии заставить отплатить все счета и не единожды поставить на колени, чтобы проверить возможность подняться с высокоподнятой головой. Только человек в состоянии усвоить урок великого учителя под названием «Жизнь». Всё кардинально изменилось ещё тогда. Осталось ли хоть что-нибудь таким же, как тогда, более сорока лет назад с приездом альфы из Кореи, решившего построить новое будущее ради собственной семьи? Нет, — ответит любой. Машины, самолёты, телефоны, компьютеры, рынок труда, гендерные роли, система ценностей, вера. Век перемен уже начался. Вместивший к тому же самые страшные и жестокие события в истории человечества. Тэхён часто сравнивал свою жизнь с той, что выпала на долю покойного деда, уважаемого альфы и любящего отца, который приехал на поиски золотой жилы и согревающего солнца. Сейчас ему приходится преодолевать все барьеры, ставить на колени, убивать и приспосабливаться к гнили. Доводилось ли какому-нибудь другому поколению пережить столь же стремительные перемены за всё это время? Он надеется, что нет. Но сейчас всё стало иным. В данный момент все проблемы и тяжёлые мысли остаются там — за пределами ресторанчика у обочины небольшой забегаловки с горячим супом и сидящим рядом альфой — тем самым, при котором не смеют дышать. Но не Тэхён, который слишком беспечен, уверен в себе и собственных силах. Он всегда был таким неправильным, но в тоже время его невозможно представить обыкновенным, среднестатистическим жителем Испании. Получив удовлетворительный ответ Чонгука, стало немного легче. Но, что заметно, ещё с первой их встречи, взгляда и прикосновения, возникло чувство спокойствия и доверия. Тэхён может дышать, не оборачиваясь за спину в ожидании ножа или пули. Даже не доверяя этому альфе до конца, ведь всё только начинается, Тэхён готов сделать ставку в размере собственной жизни. Ведь время покажет, а человек напротив (Тэхёну ещё следует удостовериться) продемонстрирует истинное лицо.Маска уже начала давать трещины. И не только у Чонгука.