«С Вами так не бывает? Когда хочется наполнить жизнь обманом».
Ким Му Ён
Это была ситуация, в которой любой человек бы убил. Будь вы на его месте, вы бы тоже убили. Любой живой организм способен лишить жизни другого, но не каждый способен справиться с самим собой. С последствиями и сожалениями, в основном. Именно поэтому, невиновность Тэхёна всегда имеет доказательства в соответствии с законом. Так почему... Почему его внутренний ребёнок опять осуждает себя во снах? Он вновь плачет, наблюдая за сломанным деревянным человечком, не обращая внимания на содранные колени. Это сложно понять. Воспитывая ребёнка, Рафаэль хотел его защитить и одновременно с этим дать силу, гарантируя, что никто не узнает о его истории рождения раньше положенного. И, чтобы Тэхёну не пришлось мучаться от чего-то подобного в будущем. От этих проклятых чертей — людей. Так почему он всё равно страдает? Они так беззаботно начали копаться в чьём-то болезненном прошлом, только потому, что могут. Так же, как и другие хотят забыть о своём прошлом, не по-человечески ли будет позволить другим забыть об их былом времени? В детстве, Тэхён просто хотел свободной жизни, завидуя диким птицам. Сейчас, не смотря на готовую рамку с собственным фото у белоснежных астр, он вновь тянется к дайс. Но во взрослой жизни на кон ставит всё, кроме близких, дорогих и незаменимых людей сердцу. Не говорит это громкое, но такое приевшееся «люблю!». Ведь слова эти, давно утратили свой первоначальный смысл. Его сердце, что давно покрыто толстым слоем льда, пока что, всё ещё бьётся, ведь есть те, кто не позволяют вбить кол и разбить то самое воплощение розы в колбе. Тех, кто отдал всё ради него, а он отплатил не меньшей ценной. Ведь со временем***
Говорят, чтобы привыкнуть к каким-либо изменениям — требуется двадцать один день. Люди то и дело твердят, что за это время организм адаптируется, мозг выдрессируется и начнёт воспринимать всё как должное, продолжая выполнять команды на автомате. Всего-то двадцать один день — и сформируется новая привычка: начинать утро с сигареты на пустой желудок, всегда заправлять постель, проверять сообщения и почте, проветривать комнату и направляться в душ. И, с болью в желудке, понимать, что не следовало пить эспрессо на ночь, ведь поспал меньше нормы. Не раздражаться, когда кто-то настырно пытается влезть в жизнь, голову и мысли. Двадцать один день — и ты привыкаешь. Словно чёртов контракт с дьяволом, взамен на душу. Именно так, люди привыкли считать. Но Чимин не привык даже спустя десять лет с того самого события... 10 лет назад, поместье семьи Канэ. — Проваливайте к чёрту! Привычный металлический скрип старой подвальной двери и крик его мученика, вновь повторяются. Вот уже как практически год. Ад поднялся на землю или так было всегда, Чимину уже нет дела. Его взгляд направлен в никуда. Стена напротив не изменилась. Такая же серая с царапинами от ногтей и кровавыми брызгами. Его же следами отчаянья и надежды на спасение. — Припрётесь утром и дадите суке воды, чтоб не сдох, — последние слова не для дворовой собаки, всё это для человека. На что двое альф из охраны смиренно кланяются и вскоре удаляются от раздражённого хозяина к охранному посту. — Вздумал обрюхатиться и думаешь будут поблажки? — альфа сплёвывает на пол, а его лицо кривится от неприязни. — Отвечай, тварь, что ты... Омега плохо слышит последующие слова. Чимин не имеет ни сил, ни желания ответить. Голос пропал уже как пару месяцев. И язык тут не при чём, он на месте, но вот ответить нечего. Режущая боль пронзает низ живота, а кости таза и поясницы словно выламывает наизнанку. Мужчину это не останавливает. Тонкие голени смиренно раздвигаются, и Чимин болезненно мычит в сопротивлении. Хотя бы сегодня он мечтал передохнуть от касаний к телу. Практически ежедневные визиты мужчин, помимо хозяина поместья, изнуряют и высасывают человечность, а с тем и жизнь. Душа давно сгинула. Ещё тем днём, как брат был убит. Он давно прекратил считать себя живым человеком. Просто тело, без воли, эмоций и слова. Так легче. Он умер ещё в первый день в этом месте, только крови никто не заметил. Та была по всему телу, в особенности на интимных местах. На костлявой фигуре одна футболка, а его тело раскинуто на матрасе с пятнами испражнений и следов недавних посетителей. Повсюду серые бетонные стены и сырость, на потолке жёлтая лампа — маленькое солнышко в его омертвевшем мирке . Он и не вспомнит, когда был последний раз на улице, видел ясное небо и яркое Испанское солнце. Чувствовал ли он тепло лучей и вдыхал жаркий воздух с примесью травы? Это было так давно... Десять или двенадцать месяцев назад? Мысли спутаны, голова идёт кругом, а грубые касания не жалеют тела, оставляя новые следы. Он умоляет прекратить, но мужчине плевать. Поэтому Чимин отключается от реальности — как и всегда. Словно всё это делают не с ним. Плевать на разрывающую боль, на мольбы и приближающуюся смерть. Он мечтает о кончине. Просто убейте, Госпожа, приди же за душой повинной. Но сейчас Чимин не может понять, почему его так разрывает изнутри. Не так, как это бывает всегда... От мужского члена, входящего практически на сухую, лишь от малого количества сплюнутой слюны, или, возможно, от бессилия? В него входят без препятствий. Кажется, за столько месяцев, его органы не примут первоначальную эластичность ещё долго. Он так и останется использованным десятками мучителей. Страшно касаться, каждый раз принимая душ через силу. Ему просто страшно. Там всё порвано и растянуто. Обесчещено и опорочено. Синяки и шрамы — это всего-лишь мелочи по сравнению с мыслями. Его опустили ниже пола. Заставляли лизать обувь и принимать по трое за раз. Он не чувствует горла и не может вымолвить и слова. Их члены драли со всех сторон, словно он просто игрушка. Те самые друзья главы семьи, охрана и ещё множество людей хозяина поместья — все они плевались оскорблениями. Они считали его таковым — грязным ничтожеством. Но пока что, он держится и верит, что имеет право на жизнь. Совсем немного, да? Пока на мгновение не теряет сознание от острой боли, пробегающей по всему телу. Его ломает напополам, а между ног слишком много жидкости. Это не просто кровь. С него не прекращаются литься воды. Его тошнит, трясёт и он жутко потеет, выворачивая все кости наизнанку, а после воет как тот самый зверь с которого живьём стягивают шкуру. Он только надеется, что это не из-за очередного бездушного удара в живот — там, где его малыш. Он столько раз умолял не трогать живот, взамен на самые унизительные вещи. Но они лишь усмехались и вновь били и били, а потом опять. Неясно от кого именно дитя, кто его отец. Да и, это не имеет значения, ведь это его ребёнок, его частичка. Тот, ради кого он всё ещё не покончил со всем. Не натянул на искусанную в мясо шею петлю. С жизнью — желательно, именно с ней, он всё ещё борется. — Нет, нет, нет... — слишком рано. Чимин держится за живот, но чувствует влагу у бёдер — и это не следы мужчины. Тот вновь ругается, замечая насколько сильно трясёт омегу в углу того самого матраса, и то, насколько он бледный и вспотевший. Альфа видит кровавое пятно на дряхлом матрасе под тазом подростка. Но лишь усмехается, желая затянутся косяком. Для него это лишь представление. То, как рождается один и умирает второй. Чимин думает, что это конец. Но это только проклятое начало. Очередной импульс боли пронзает весь таз и поясницу, из горла вырывается истошный вопль. Так же, как и в первый день в этом месте. Но на этот раз он понимает, что не в состоянии остановить предрешённого. Впрочем, как и тогда. Как это было всегда. Его тело скрючено на полу в позе маленького и такого обессиленного эмбриона. Словно эта поза защитит от всего проклятого мира. Весь день ощущая тянущую боль, он подозревал, что это из-за всё ещё незаживших последствий визита альф, но всё оказывается куда серьёзнее. Шесть месяцев, — примерно таков срок его беременности. Из-за всех мужчин не жалеющих молодого омегу, по итогу, в одну из течек его берут силой — вновь — без договора с хозяином, и без противозачаточных. Тот не позволял посещать свою игрушку в подобные дни, или же давал лошадиную дозу таблеток, не желая беременности. Но сейчас Чимин носит под сердцем ребёнка. А теперь, кажется, теряет и его. — Малыш, пожалуйста... — мольба не доносится к Господу. В свои юные пятнадцать, которые только недавно исполнились, Чимин чувствует себя пустой оболочкой с фальшивой улыбкой, которую заставляли делать во время насилия. Просто объект, который прикидывается человеком. Которым пользовались как вещью, у которой нет цены, чувств и значения. Просто тот, кого использовали для собственного удовлетворения и повышения эго. Но он всё ещё маленький мальчик, который так отчаянно желал объятий брата. И он не мог сделать абсолютно ничего, ведь знал, что сопротивление несёт ещё большее наказание. И, первое время, он и правда пытался прислушаться к себе. Но чувство этой едва чувствительной и не видимой сущности в собственных темнейших снах — убивало. А голоса мужчин твердили одно и то же — кишлачная шлюха. В скоре он поверил во все их слова. Бездушная кукла. Марионетка. — Блядская тва- — альфа замахивается на дрожащего, на грани сознания Чимина, но не успевает договорить, как падает перед ногами омеги — его сухожилия оказываются перерезаны. — Умоляю, мамочка. Хоть кто нибудь... — ногти впиваются в бетонный пол. Ещё чуточку, совсем немного. Он хороший мальчик и знает, что нужно тужится, иначе всё будет напрасно. Скручиваясь, Чимин чувствует, как тело разрывает на мелкие частички. Он не обращает внимания ни на фигуру человека в тёмных одеяниях, напротив, ни на своего мучителя, что, кажется, уже и сам без сил валяется на этом самом полу. Он и не слышал, как незнакомец пробрался в помещение, хотя охрана на другом конце двора. Незнакомец брезгливо чертыхается, замечая мужчину и состояние Чимина. Альфа не успевает даже вскрикнуть, как по его запястьям проскальзывает лезвие. Кровь стекает по бетонному полу, а все сухожилия безбожно пришли в неисправность. Фигура в чёрном одеянии не медлит и секунды: усаживается на грудь мужчины и захватывая его язык, отрезает тот, словно это кусок деликатеса, а не человеческая плоть. Глотку заливает и булькающие звуки заполняют вс. небольшую комнатку. Чимин зажимает кусок простыни в зубах, чувствуя новую и последнюю схватку. В конце концов он теряет сознание на долю пары минут от обилия крови и увиденного. Но когда приходит в себя... Его дитя совсем синее и давно не дышащее. С приходом его спасителя, в этот самый момент — в эту ночь, он обрёл секундную силу для сброса оков. И в будущем, Марионетка станет Войной. Тигровым змеем, обладающим, как правило, мирным нравом, но следует помнить, что это одна из самых ядовитых сухопутных змей. В скором времени Чимин будет слушаться только его. Он его первый человек, что дал понять свою значимость. Был для него как та самая курица-наседка, которую впервые увидев, безнадёжный и ни на что не способный цыплёнок, крепнет и обрастает пером. Но по итогу оказывается, что это и не цыплёнок, а настоящий дикий коршун. Прямо как он, который никогда не был наседкой. И Чимин, который всегда имел крылья, которые оборвали, но его спаситель преподнёс их вновь, как и первые слова: — Ты слишком много ищешь помощи у других, — взгляд юного парня напротив пустой, но на дне таилось предвкушение от действий и решения уже самого Чимина. — Неужели ты не замечаешь, что помощь эта ненастоящая? Ты должен полагаться только на одного человека — и это ты сам. Превозмогая дикую боль с сухостью во рту, он находит силы на шепот: — У меня совсем никого не осталось... — родители, брат, теперь и маленький ангел — его частичка души. Все они мертвы. — Я совершенно один... Так зачем?! Зачем... мне теперь жить? — Когда уходят наши близкие, они уходят не с пустыми руками, — по руке стекает кровь, но та не дрожала. — Они уносят с собой наши сердца. Так стань же моими руками и душой, а я твоим сердцем и жизнью. Накажи виновника смерти своего ребёнка. — Это невозможно... У меня не хватит сил... — всё тело дрожит, по бёдрам всё так же стекает кровь, рядом тельце младенца, которому не больше двадцати одной недели, но уже с ручками и сердцем, завёрнуто в светлую простынку. Его холодное, синеющее дитя... «Невозможно» — это мнение, а не факт. Делать из невозможного возможное — непросто. Часто, этот процесс оставляет после себя синяки и шрамы. Но шрамы — это доказательства преодоления травм и сила внутреннего духа. — Ты всё ещё жив — это уже возможность для маленького шага, — холодное лезвие ножа оказывается в ладонях Чимина. — Я верю в тебя, осталось поверить в себя. Сделай это и очисти душу. Отомсти за своего ребёнка. За то, что они сделали с тобой. Давай, и мы пойдём к нам домой. Чимина неимоверно трясёт, а перед глазами туман. Но чувство мгновенной силы он ощущает так, словно способен буквально на всё. Ладонь молодого парня, не старше его самого, почему-то не даёт засомневаться в собственных возможностях расплаты. Он ползёт к ещё живому, но не в состоянии двинуться мужчине. Чимин сдавливает его горло. Альфа хрипит от собственной крови во рту. Кусок языка попадается на глаза и Чимин не понимает, что делает: вот, он хватает тот самый нож покрепче, сдёргивает бельё мужчины — одно чёткое движение и альфа бьётся в конвульсиях, а Чимин пихает его собственный член тому в рот, заставляя жевать; вот, он впивает конец кожа у яремной вены и дёргает тот к ключице. Зубы впиваются в кожу и тёмная жидкость стекает по собственной шее — в зубах кусок человеческого мяса. Он поставил собственную метку. Такую же, как это отребье ставило ему. Кажется, яремная вена остаётся у Чимина в зубах. Он чувствует вкус крови. В поле зрения попадает мужской труп и тот самый молодой парень с холодным взглядом, но при этом кивающий и слегка нахмуренный, а за тем свёрток на том самом матрасе. Его ребёнок всё ещё в этом зловонном подвале, где ему не место. В конце концов Чимин теряет сознание и придёт в себя уже в другом месте: небольшой, но уютной светлой комнате с приоткрытым окном и с катетером в вене, постепенно осознавая происходящее. Чуть позже он узнает о своём спасителе, за которым по сей день следует тенью, полагаясь лишь на собственную силу и с благодарностью отдаваясь тому в плен взаимопонимания. В ту ночь Чимин осознал: чтобы смотреть — нужно открыть глаза, а чтобы увидеть — нужно ещё и думать. Настоящее время. Южный район, Хаэн, дом Тэхёна. Дверь спальни отпирается, и Чимин было хотел ступить к кухне за стаканом воды, оставляя на постели животное. Но замечает у двери на мраморном полу мандарин. Он ненавидит мандарины, но они всегда есть в холодильнике у Тэхёна, ведь тот же Юнги или Ким, могут съесть сладкий, но такой освежающий цитрус. И они знают, что Чимин их не терпит, поэтому понимает, что его мог оставить лишь один человек — альфа, что так беспринципно пытался влезть в его жизнь, затащив в постель жалкими бумажками. Словно он бы купился, как очередная прихоть мужчины. Чимин фыркает от представления, как Хосок крался к двери, зная, что за ней дикая пантера, лишь бы загладить вину за дурацкое предложение. И каким бы альфа не был вспыльчивым и целеустремлённым, Чимин не может не хмыкнуть от воспоминаний с дурацкими шутками и манерой речи мужчины. Чон-Сальваторе Хосок тот ещё фрукт. Словно пацан, что никак не вырастит, сначала психуя, а после осознавая вину. На губах против воли появляется улыбка. Этот альфа жесточайший Цербер в Коза Ностра и консильери дона, а так же его младший брат, но с Чимином, вёл себя как капризный ребёнок. Эта грань доводит до абсурда. Не каждый может представить, как можно ребячиться, доставая вопросами, почему машина Чимина именно белая, а с другой же стороны спокойно прострелить человеку голову. Просто потому, что тот посмел открыть в его сторону рот. Ведь, начиная с определенной точки — возврат уже невозможен.***
Мораль, патриотизм или справедливость — ему это не знакомо. Дело не в деньгах или власти. Хотя, несомненно, это важная составляющая любого успешного человека. Просто Тэхёну это нравится. Просто, людям очень легко врать — и верить им или нет — дело самого человека. Получая удовольствие, нанося кому-то удар в спину — человек становится одним из тех самых злодеев из всеми любимых кино. Но никто и не пытается узнать прошлое этого отрицательного персонажа. Всем просто плевать. Какая разница, когда есть главный герой и тот самый Бог, которому все так любят молиться. Тэхён никогда не был героем, но и Бога он не молил о прощении. — Заболеешь ведь, — с долей укора. На голову прекращают падать капли дождя. Ливень так и не завершился с самого вечера, размывая дороги и стирая следы людского обитания в лесной местности. Тэхён, сидя в кресле у ограждения с видом на плантации, сразу понимает чей это голос: слегка обеспокоенный, но не сонный и не хриплый, хотя уже начало шестого утра. — Так хочешь умереть? — не всерьёз. — Все люди, которых я встречал, хотели видеть меня только мёртвым, — его голос не удивлён — он давно услышал, даже сквозь звук разбивающихся капель дождя, шаги мужчины, приближающиеся к нему. — Ты первый, кто за долгое время попытался спасти меня, ценой собственной жизни, — он всё ещё помнит, как Чонгук прикрыл его от пули собственным телом. — Поэтому, если мы когда-нибудь неудачно встретимся вновь и подойдём так близко друг к другу, я пройду мимо. И фраза звучит слишком двусмысленно. Чонгук не шибко рад подобному высказыванию. — Тебе плевать на чувства других людей? — альфа по-прежнему держит зонт над головой сидящего Тэхёна. И слова Тэхёна его не задели, но след оставили ещё не на один день. Чонгук чувствует, как у самого спина начинает намокать. Но омега, промокший до нитки, так и сидит смотря на собственные пальцы босых ног, которые уложил на край кресла, коленками прикасаясь к груди. — Да, — так же безэмоционально, скорее устало. — Тебе хоть раз... — Чонгук не может его понять. Такое чувство, словно с заходом солнца Тэхён теряет все силы и чувства. — Хоть раз кто-нибудь нравился? — и сам не понимает для чего задаёт подобный вопрос. Тема отношений никогда не интересовала мужчину. Но при этом, почему-то, сердце колотит в груди, отбивая в рёбрах при виде такого отчуждённого омеги, погрязшего в тяжёлые мысли. — Нравился... — повторяет вопрос, словно не расслышал. — Возможно и так. Я давно не испытывал схожего, — той самой любви к партнёру, чтобы те проклятые бабочки — которых он считает бредом — мучили грудную клетку. Чувство благодарности, ответственности и доверия — он знает об этом, но только не о любви к своему мужчине. — Думаю, если человек попытается меня убить, он мне понравится, — ведь усилий потребуется достаточно. Чонгук давно понял, что Тэхён смотрит на вещи иначе. — Тебе и вправду плевать... Чонгук усаживается на корточки у ног Тэхёна, уложив в его руку зонт. Не контролируя собственного тела, пальцами касается пальцев ног Тэхёна. Но тот не смотрит на него, подняв взгляд к небу. Звёзды прекрасны, но тучи не дают насладиться мёртвыми метеоритами. Чонгук же вспоминает, как однажды его папа говорил, что те, кто скрывает слёзы, плачут под дождём, наблюдая за небом — мать-природа омывает их боль. — Плевать на чувства других людей, — но сам альфа не верит, наблюдая за отношением Тэхёна к своим людям, и это касается не только Чимина. Ким Тэхён словно непробиваемая стена, но со своими трещинами и сколами. — Всё, что Вы видите во мне, мистер Чон — это не моё, это Ваше. Моё — это то, что я вижу в Вас, — и вновь уходит от прямого ответа, лишь цитирует Ремарка. — Это лучшее описание нашей жизни, — дождь практически прекращается, зонт давно не требуется, но Тэхён удерживает тот в левой руке. — Чем-то похоже на слова твоего покойного отца, — как-то раз слышал подобное выражение в одном из интервью альфы. — Я узнал, что он тоже интересовался литературой. Ты от него полюбил чтение? — До моих двенадцати, меня воспитывал мой дядя, — в глазах виднеется тоска. — Брат, преподаватель, мастер и отец — он был сотней в одном. Он был очень талантливым и разумным человеком, — Тэхён замечает, как альфа желает задать вопрос, поэтому спешит ответить: — Он отдал за меня жизнь, а после этого я понял, что уже давно не маленький и начал учиться жить заново, самостоятельно, без вмешательства старших. И более не требуется уточнений — подобные темы не для всех. Чонгук понимает, что этот мужчина давно мёртв, а для Тэхёна он был слишком дорог. — Когда мне было практически тринадцать, няня Хосока и совместно домоуправляющая, собиралась его зарезать, — мужчина не любит эту историю, но каждый раз вспоминая, понимает: вернись он туда вновь — сделал бы так же. — Я застрелил её из личного кольта. Отец подарил мне его на моё десятилетие, — вместо игрушек, он получал оружие, взамен играм тренировался с личным тренером. — Я всё ещё помню, как она хрипела из-за пули в лёгком. А я и подумать не мог, что женщина воспитывающая меня с чёртового горшка, а Хосока с самого рождения, решит его убить, — милая на первый взгляд сеньора, но с собственными скелетами, продавшаяся за безоблачные обещания конкурентов отца. — Человек в своём неведении действует смелей, — ведь можно понять каков был шок Чонгука, при виде близкого человека, что стоит с ножом за спиной у кровати младшего брата. — Ты бы не смог её убить, если бы не желание спасти Хосока. — Убил бы, но после того, как она ранила бы брата, — и это чистая правда, какой бы горькой не была. Ведь женщина была ближе отца, родителем и той, кто заступалась и учила сочувствию и уважению. Пожалуй, это единственное, за что он не мучал её, а убил сразу. Но продалась взамен на спасение сына из Южного района. Но, как позже оказалось, её сын был давно мёртв от передозировки, а её бы и саму лишили жизни после выполнения работы. Её целью являлся Хосок, а с тем и шаткое положение Семьи от утраты. А после этого и конкурент, что так удачно вписался и отобрал бы непримечательный, но выгодный порт. Но все оказались идиотами. Женщина лишилась жизни, так и не узнав о смерти сына ещё в прошлом году. Как и конкуренты, которых вытравили, как тех самых крыс, ядом. Люди до одури глупы: одни смотрят в окно и видят дождь и грязь, а другие зелёную листву, хороший будущий урожай от ливня и голубое небо с редкими тучками. В одно окно смотрели двое, но каждый видел то, что по-настоящему ценно именно для него. Двое имеют разный уровень. Один стоит на шатком полу, потягиваясь на носочках, а второй отыщет идиота и встанет за его спину. Каждый имеет определённый статус. И кто-то получает его с помощью семьи и влиятельного имени, а кто-то трудится для того же куска хлеба, просто чтобы не сдохнуть от голода. — Мой дядя как-то говорил, что у каждого человека имеется собственная лампа, с помощью которой мы следуем по определённому пути, — и это может быть член семьи, писатель или обыкновенный незнакомец, с которым сложился разговор в лифте. Но именно его слова, именно тот самый диалог, запоминается на всю жизнь. — И однажды он сказал мне: «Свет масляной лампы на ветру — это справедливость. А ты тот, кто защищает эту лампу. И ты всегда должен быть бдительным. Хотя свет лампы очень тусклый, но он важен по-своему. И в определённый момент, он обязательно направит тебя в правильном направлении», — этот мужчина всегда любил всё завуалировать, и Тэхён не соврёт если скажет, что он поступает так же. — Но... — он впервые обращает внимание на альфу, — бывает так, что кто-то другой может затушить наш огонёк. — Как бы не кончилась эта история: белой, чёрной или любым иным цветом. Кто прав? Кто виноват? Или, кто лучше кого? Можем ли мы действительно решить в этом сером мире, Тэхён? — даже зная, что ответ в состоянии отыскать лишь ты сам. — Могу ли я стать твоим светом, освещающим эти однотипные стены? — стены сознания и восприятия, принятия самого себя. Без продажности и лжи — история, кажется, только начинается. Тэхён так и не отвечает, но и не выдаёт чёткого отказа.Жизнь и смерть — это не так уж и серьёзно. Между ними лишь небольшая разница. Смерть — это не то, что ждёт нас после жизни. Скорее, жизнь и смерть идут по параллельным путям. Вы можете умереть, просто слегка повернув в другую сторону. Имеется в виду, что вы должны продолжать жить. Даже когда вы оказываетесь на грани смерти, вы сможете выбраться, ваша жизнь продолжается. И вы должны сделать всё, что в ваших силах, чтобы выжить. Это единственная задача в жизни человека — это и есть смысл жизни — просто жить.