«В твоих глазах была лишь тьма, но я имел смелость отыскать там надежду».
Чон-Сальваторе Чонгук
— У меня нет способа доказать это, значит, возможно, я и вру. Решать только тебе, мистер Чон, — и только услышав молчаливое согласие, Тэхён имел дерзость завершить вызов. Это были слова в которых был заложен непоколебимый смысл. Крик, но не о помощи. Понимании и принятии стороны. Правильной нет, да и не было с самого начала, — Чонгук давно это уяснил, потому как среди них нет ни хороших, ни плохих. Все они — просто люди. Альфа растягивает кончики губ, толкая язык за щеку. — Мотылёчек, на что же ты готов пойти... — кажется, альфа не зря поставил всё на этого омегу. И, он уверен, что не пожалеет. Если, только, совсем немного. Но это будет уже потом, а пока... Неожиданный грохот входной двери заставляет поднять недовольный взгляд. — Давай отрубим твои руки, к чёрту они тебе нужны, если ты входишь без предупреждения? — Чонгук жмурится от резкого феромона, через пелену мыслей задумчивости замечая тёмную тень знакомого силуэта с тяжёлым ароматом гранатового концентрата — совсем не спелого плода, а напротив горького, как та самая кожура. Он чувствует этот давящий феромон, который можно ощутить лишь в гон, но сейчас того нет. — Ким окончательно слетел с катушек? — но мгновенного ответа не следует. — Ты только сейчас это понял? — с издёвкой констатирует, вспоминая недавнюю картину с двумя омегами. Ни один из них не должен был видеть всего того, за чем наблюдали. Кажется, слишком долго. Они так и не обсудили с братом увиденного, да и обсуждать нечего. Он замечает, как младший нервно отдёргивает тугой галстук, в конечном итоге откидывая тот в один из углов кабинета. — Полюбуйся, — усмешка слетает с губ, но Чонгук не обращает на то внимание. Перед глазами лишь синяя папка с тремя листами. Такой знакомой формой документации с запросом о рассмотрении нового должностного лица одного из районов. — ...готов пойти даже на это, — понимает Чонгук. — Тогда... — пробегаясь взглядом по краткой, но понятной документации, — огласи собрание ровно в полночь, — десяти часов вполне достаточно для приезда в Центр. — Мне и самому не терпится пустить пару пуль ёбаной швали, — не сдерживаясь, Хосок вспоминает слишком наглую часть Союза. Многие подзабыли своё место и хозяина с кормящей рукой. Альфа сдерживается лишь из-за приказа брата, понимая, что убийство, как минимум четверти политиков, приведёт к бунту среди граждан. — Ты так голоден, брат? — на вопрос старшего Хосок скалится, как же давно он не отпускал собственных чертей. — Если не ошибаюсь, мы поймали одну любопытную крысу? — Крыса, — хмыкая, соглашается. — Но не простая. Я думаю, что он один из скрытой организации Юга. — С чего ты взял? — Участник любой организации никогда не носит ни тату, ни другой херотени. Потому что так легче поймать, — и любой в курсе правил. — Но у этого был браслет на лодыжке. — Ты хочешь сказать... — уже догадывается о ком, или, скорее, чём речь. — Я узнал, что у Ким Тэхёна, — выплёвывает сквозь зубы, всё ещё не забыв о случае в кабинете с Чимином, сам того не понимая, с чего раздражение связано с этими людьми, — любой, кто на него работает и живёт на территории Хаэн, имеет браслет: красный у надзирателей, зелёный у работников, и только чёрный у самого Кима. Если кто-то из его людей покидает приделы Хаэн и оказывается в Юге, другой сброд понимает, что тронуть этих людей себе же дороже. — Я в тебе и не сомневался, — поощряюще, довольствуясь оперативностью младшего. — Для него дорог каждый из работников. Логично, что таким способом он защищает и одновременно с этим контролирует толпу. Но ты бы не говорил о простых браслетах, если бы дело было только в них, — понимает тут же, зная, что Хосок не с проста начал разговор. — С чего ему клеймить? Но Хосок перебивает: — Потому что он хочет, чтобы ты знал, — и тому есть неоспоримое подтверждение. — Он играет с тобой, а ты и не против! Что за хуйня, брат? — альфа с самого начала не испытывал дикой любви к этому человеку, имея множество подозрений, скрытой информации, которую и по сей день он не в состоянии достать. Что чертовски бесит. Ещё и Пак Чимин засел в голове, словно сводит с ума, хотя сам отгоняет. — Кто тот человек? — не желая продолжать разговор, решаясь перейти к основному. — Армисаил, — легко слетает с губ. И Хосок видит, как кулаки старшего альфы сжимаются, а лоб тут же хмурится — такими темпами будут морщины. Но как же чертовски ему по вкусу разозлённый брат. — Я уверен, что он один из участников этой группы. — Как ты можешь быть в этом уверен, что один из скрытой группировки, которую мы отыскиваем не первый год, может быть человеком Тэхёна? — Не известно, когда именно возникла эта группа, но единственное, что я знаю — они появляются только тогда, когда приближается смерть, — потому как стало известно о смерти всей семьи Ким, а после и Гон Ю, люди севера взбунтовались, но мало кто был в курсе восстания вне Юга, потому как неизвестные перерубывали головы каждого, кто пытался покинуть пределы стен. Об этом Чонгук узнал лишь недавно, но так и не смог отыскать хоть одного человека из Армисаил. — Мы не можем знать наверняка о их прямой связи, — потому что следует лично встретиться с омегой, а после допросить подозреваемого. — И я не могу быть уверенным на все сто, что он может находиться в этой группировке. В любом случае мне нужно с ним встретиться, — решительно заканчивает разговор. Ведь в конце концов из двух злодеев остаётся лишь один.***
Придёт время, когда ты решишь, что было наступил конец и выхода совсем нет. Но, окажется, что это только начало, — слова эти, как нельзя подходящие в данный момент. Последние сорок лет на Южной территории царит анархия. До недавнего времени район не имел своего хозяина — того самого Каудильо или Папи. Из-за чего здесь процветал бесконтрольный хаос, а насилие и смерть являлись синонимом к слову Южный район. Никто не желает посещать это место добровольно, а те кто сбегают в кишлак, просто не имеют другого выбора. Потому что только здесь тебя не тронут те, кому ты встал поперёк горла. Просто потому, что сброд сожрёт раньше. Когда людей только начинали распределять и закреплять за определённым районом, а стены начинали отстраивать, мирные южане, которые жили до вмешательства правительства, поняли, что следует быть более сплочёнными. Нужно быть друг за друга, иначе уголовники, которых в скором времени планировали к ним отправить, устроят свои правила и порядки. Просто потому, что Юг был местом, где простой народ занимался выращиванием скота и спилом леса. Здесь находилось аграрное общество, которое кормило свою семью. Больше шестидесяти процентов территории занимали леса и скалы, а к ближнему Востоку и вовсе одна засуха и дикие животные. И где-то там, в окружении могучих сосен жили лесорубы, охотники и талантливые мастера своего дела. Но после объявления Юга местом сослания всего сброда, жители решили, что следует принимать крайние меры. Единственным плюсом работы на лесопильне или поле была хорошая физическая подготовка. Простые рабочие, в основном люди занимающиеся тяжёлым физическим трудом, стали первыми, кто предложил и создал собственную общину. Всего за год — именно столько понадобилось времени на постройку стен между Югом и Центром — коренные южане имели времени на борьбу с чужаками. Потому как тысячи уголовников и прочий мусор сбросили за стену, отправив ни с чем. А люди Южных земель должны были показать, что это их территория. Но не всё оказалось настолько просто. Бывшие заключённые были альфами и бетами, они жили по тюремным порядкам. Эти люди не имели таких понятий, как мораль или милосердие, сострадание и понимание. Они желали отпустить всех своих демонов. Пировать за чужой труд и ублажаться омегами из семей. И не важно, кто именно это будет: многодетная мать или ребёнок. Брали даже маленьких мальчиков-альф. Потому вскоре и началась внутренняя война. Сотни умирали, тысячи были ранены. Но не коренные южане, ни бывшие заключённые не отступали. Каждый стоял на своём, желая встать на вершине правления южным полуостровом. Тогда и пришёл он. Тот, кто одним лишь феромоном придавил главнокомандующего бывших заключённых, и поставил свой ультиматум, будучи на стороне мирных жителей, но и о желании второй стороны не забывал. Он вёл сплочённый народ и желал лишь мира. Альфа имел цель, и на протяжении всей недолгой жизни, был добропорядочным человеком. В конечном итоге он смог вбить в голову, что войной ничего не добиться, покинув этот мир из-за той же войны. Но даже спустя ни один десяток лет, по сей день в Южном районе нет сплочённости, теперь каждый сам за себя. Так было и есть. Так будет всегда. Потому что никто не в состоянии контролировать кишлак. Потому что бывшие заключённые захватили центральный город Юга, сотворив из некогда процветающих улиц настоящий бедлам. И только мирные жители поселились на окраинах территории, ужившись в лесах и меж скал. Поэтому на данный момент в Юге существует только две отрасли: мирные граждане, но в состоянии прострелить голову, и бывшие заключённые, которые не постесняются поиметь, а после выкинуть тело в смердящую канаву. Просто потому что могут. Потому что скучно. И, не существуй Армисаил, неконтролируемый народ давно бы взбунтовал и пробил стены, сделав ещё хуже. Потому как Центр или Запад с лёгкостью уничтожат район, что так давно мозолит глаза. И только тишина Юга не даёт повода для искоренения всех. Абсолютно всех. Будь то ребёнок или старик — военные убьют каждого. А так же те, кого ежедневно ссылают в Юг, придётся кормить из собственного кармана. А это подавно никому не нужное дело. Центральный район. Главный зал собраний в Центральном офисе Коза Ностра. — ...что если это правда? — Ради всего святого, вы верите в эту чушь? — Береженного Бог бережёт... — Лишь бы лясы точить! — Юрий, поэтому ты и поджал хвост? Думаешь, мы не в курсе, что ты уже успел отправить всю семью в Лондон, пха! Шепот между мужчинами прерывает массивный удар закрывающейся двери в главный зал собраний. Чонгук грузной поступью ступает к центральному месту дона, за ним следует Хосок, насмешливо, не скрывая отвращения осматривает всё сборище из нескольких десятков участников Союза, так же заметив глав Запада и Севера. Находиться здесь, среди зажравшихся ублюдков, наслаждения не приносит ни на секунду. Но он сдерживает желание плюнуть парочке альф, потому как статус поведывает быть сдержанным. Хорошим, блять, мальчиком. — Месье, что же вы замолкли, продолжайте, — всё же бросает Хосок, замечая, как у одного из мужчин выступает нервная капля пота, которую тот спешит убрать белоснежным платком. — Я рад, что все, кроме нескольких людей, сумели собраться в кротчайшие часы, — звучит в микрофон, Чонгук усаживается во главе стола, безмолвно указывая на свой статус дона Центра. На часах без двух минут полночь. Как и было приказано, все участники Союза, а так же главы районов сидят в главном зале собраний. В месте, где обсуждались важнейшие вопросы и их способы решений по поводу не одного из районов, а всей страны. В этом зале всегда был слышен крик и негодование вперемешку с матами между политиками, вечно недовольными ситуацией и нововведениями новых законов. — Уважаемый дон, — начинает один из участников Центрального района, имея особую благосклонность собственного главы, — прежде всего... Но ему не даёт договорить стук в дверь, и после позволения Чонгука в зал заглядывает массивный охранник: — Мой дон, вас просят об аудиенции. — Кто же? — но и без следующих слов понимает, кто именно может стоять по ту сторону. Звонил ведь совсем недавно. — Он представился главой Южного района. И в этот момент даже мелкие шепотки замолкают. Южный район никогда ни имел главы, лишь усиленная охрана у стен в случае побега стреляла на поражение, не выпуская из кишлака без пропуска, контролируя спокойствие и мир между сторонами. Потому как первое время после распределения граждан, в Юге проскальзывали слухи о восстании против действующего правительства. Желающие вкусить не только южан, но и простых людей с того же Запада быстро усмирили свой пыл. Всего за один день от участников сопротивления не осталось и следа. — Впусти, — коротко. — Чонгук, я чего-то не знаю? — Хосок подозрительно косится. — Обговорим после заседания, — не отрывая взгляда от двери. Первое, что можно заметить — абсолютное гробовое напряжение, затем, загорелая голень в открытых кожаных ботинках на пятке, переступающая порог зала. Взгляд Чонгука скользит по приталенным, но довольно свободным брюкам тёмного оттенка с еле заметной полоской, и пиджаком с той же серии. Вот только отсутствие какой либо рубашки почему-то и раздражает (потому как взгляды всех альф направлены именно на нового гостя), но в тоже время заставляет довольно растянуть губы, облизав те. Золотой тигр с красным рубином в пасти на шее, переливающийся на фоне медовой кожи, словно так и рычит. — Приветствую, уважаемые, — звучит с долей насмешливости, но уважения и подавно не отыскать в его взгляде. — Мистер Чон-Сальваторе... — слегка кивая дону. — Ким Тэхён, — усмехается в ответ Чонгук. — Добро пожаловать, мы заждались. — Да как ты посмел сюда заявиться?! — не сдерживается Хосе, подскакивая с собственного места одного из главенствующих лиц. Бутылка с водой опасно вздрагивает у края стола. — Вздумал сорвать собрание, сучёныш?! Не хватило с утра? — По крайне мере, сейчас это делаете Вы, — поправляет Тэхён. — Сеньор Каррерас, попрошу Вас успокоиться. Ким Тэхён имеет полное право на нахождение совета. — Дон, я, конечно, всё понимаю, — сквозь зубы пытается донести, словно Чонгук несносный ребёнок, — но этот мальчишка!... — Этот мальчишка, — грубо выделяет, чуть ли не рыча, — предоставил документы доказывающие его прямое право на южные земли, которые были нотариально заверены его дедом. И их же я подписал ещё днём. Так же он имеет с десяток тысяч подписей горожан своего же района. Но прямо сейчас Вы даже и не думаете выслушать ни его, ни меня, пытая личное и, нарушая непосредственно то, ради чего мы собрались, — альфа и не думает терпеть неуважение от старшего. Раздражающая личность. — Прошу меня простить, — сквозь зубы цедит глава Севера. — Можем продолжить, дон. — Ещё прошлым днём я удостоверился в подлинности права на земли, — копии укладывают перед всеми участниками Союза, дабы и те ознакомились, не имея глупых вопросов. Чонгук кивает на одно из свободных стульев. Тэхён почтительно кивает в ответ. — Как многие из вас знают, Ким Тэхён является внуком многоуважаемого Ким Гон Ю. Так же до сего момента у нас не было прямого хозяина южных земель. Теперь он перед вами. — Но, позвольте уточнить? — обращается один из мэров Запада. Чонгук кивает, позволяя. — Сеньор Ким Тэхён, почему вы открыли правду лишь сейчас? — и даже сейчас можно заметить не скрытое пренебрежение. Потому как перед ними омега. — Я её и не скрывал. Желал жить мирной жизнью. Но иногда бывает так, что твоим планам приходит конец из вне, — усмехается в ответ, не скрывая острых клыков. Спустя двадцать четыре года он встал перед народом Испании, а вскоре доказал прямую кровную связь с бывшим главой Северо-Восточных земель, а так же основателем Фаски и тех же границ между районами. Тэхён не подумает терпеть неуважение не только к себе, но и имени покойной семьи. Этот сброд альф так и принюхивается, дабы укусить побольнее. Словно он кусок мяса, которым здесь его и видит большинство. Вот только он не боится укусов псин, являясь пантерой. — Наверное, следует начать с самого начала, господа? — малость времени есть. Поведать о себе не будет лишним. И не так важно, что все эти люди одна сплошная крысиная нора. — Мой дед — Ким Гон Ю, приехал на эти земли в восьмидесятых, желая выращивать чёрное золото в надежде обеспечить счастливую и беззаботную жизнь собственной семье. И, как все мы знаем, он почти добился желаемого. Хоть, — болезненно хмыкая, — продлилось это не долго. Но, некоторые из вас знают наверняка, как в девяностых частенько на улицах встречались гадалки или пророки. Вот и мой дед встретил такого человека в то время. За три года до собственной смерти и рождения единственного наследника. Зима 1996, окраина Северного района, бараки. С давних времён у берегов бушующего моря средь народа ходило поверье. Легенда о которой за версту талдычили лишь старцы. Слепые, не видя его, уверовали, а немые не сумев сказать и слова, писали масляные картины, вскоре пряча те за лоскутами тряпок, чтобы лишь сам Господь знал о их вере в лучшее будущее, а испанская власть не смела тронуть холсты с сыном Божьим. Посланником слова правдивого да пощёчины заслуженной. Его лик был скрыт крыльями могучими, с концами спаленными предателями. Но даже так он продолжал нести наказание заслуженное. Имя его не произносили, лишь шептали молитву о спасении души собственной. — И родился малец, которому суждено вырасти в большого воина и стать покорителем многих земель. Хотя я, как простой рыбак — кормилец народа, не хотел бы, чтобы явились войны на земли наши промозглые. Но так распорядилась судьба и от неё никуда не уйти, — ведает седовласый мужчина с бородой до сплетения солнечного. А детвора, собравшаяся вокруг, слушает старца, не отрывая взгляда заинтересованного от мудреца местного. — От чего же, старче, ты решил, что он погубит всех нас или всё ж, спасёт от бед всех? — задаётся ответным вопросом темноволосый мужчина, что историю внимательно слушал из далека. И всё же не сумел сдержаться, удерживая юную дочь за руку, что так рвалась поближе. Лишь бы дослушать поверье местное, земель холодных. — Не ведаю я о таком, — не открывая глаз, звучит в ответ. — Но не тебе будет под силу узнать о будущем мальца духом сильного, да сердцем обледеневшим годами долгими. Потому как боится он показаться слабым в глазах воинов своих. Вот только... Старик резко замолкает. Внимательным взглядом осматривает девчушку молодую, что по правую руку отца стоит. Платьице её белоснежное и пальто такое же с кожей молочной переливается, а волосы оттенка крыла вороньего заплетены в косу плотную по самый пояс. Глаза её не по годам мудрые. Но даже так детское озорство и доброта сердечная таится глубоко. Седовласый старик не отрывает взгляда от глаз этих, переводит к талии узкой, перетянутой поясом кожаным и долго рассматривает, словно видит то, чего не под силу поведать в скором будущем ни одному из присутствующих. Вскоре в чреве этом жизнь новая зародится, вот только не под силу возрастить дитя собственное будет, — понимает старик, но не произносит и слова о будущем тяжком. — И родился сын, названный храбрым божьим человеком. Который в крови утопит весь мир за пороки человеческие. Его ладони окровавлены — и это знак мести его, чтобы мир готовился к его восхождению. Не припомнит мир мстителя сильнее и безжалостнее его. Не по головам он пойдёт. Ой, не по головам... — кивает, отстукивая палкой у ног пару раз. — По трупам. Костями врагов и предателей его путь устланный будет. Вижу я, как жизнь его щадить не будет. От того и силой не обделённой он будет. Да найдётся тот, кто сумеет сердце его растопить да руку подать. Но не помочь, не закрыть за спиной своей. Та, та, та. Его спутник лишь рядом встанет. По руку левую. По правую будут другие не менее ценные и дорогие замёрзшему сердцу, — серым взглядом обводит двух незнакомцев. Семью из отца и дочери. — Вот и поведал я историю, о будущем семьи твоей. Наследник твой встанет во главе да имя твоё скрашит, но не узнаешь ты об этом... не узнать тебе. На то воля Божья... — Что ты несёшь такое, старик? — мужчина крепче сжимает ладонь дочери, а та не отрывает взгляда от старца. Юная Мария чувствует, как ладони в перчатках мокнут, словно понимает, что о ней говорят. О будущем скором, что ждёт их всех. От того и колени дрожат, а губа закусывается, чтобы не взвыть от судьбы подобной, несправедливой и жестокой. Но от неё не уйти, не скрыться за замками. — Будущее совсем скоро изменится, но не нам увидеть его. Не застанем мы его. К матери природе вернёмся к времени тому, — умрут, так и не познав, как мир изменится. — А дитя твоё и есть частичка к тому изменению будущему. Ты береги её, молода она совсем. Невинна душой и помыслами в отличии от круга твоего, будущего твоего. Береги, да не забудь, что будущее твоего имени совсем скоро на свет явится... Шептал он ещё долго, так и уснув сном вечным у одного из бараков у морозного Северного побережья. Знал бы Ким Гон Ю, что слова старика будут правдой, был бы намного внимательнее? Следил бы за дочерью и её состоянием разбитым? Названным другом, что в итоге и скрасит тело кровью её. А всю семью канул в огне пламенном, обрекая некровного наследника Рафаэля предателем, что решил сжечь всех, да имя оклеветать посмертно. А вскоре свою же кровь родную задушить, но не успеет, учуяв феромон ядовитый. Почувствует кожей собственной, какого это месть личную получать и расплачиваться за грехи свои. Только время ещё не пришло. Слова старца обезумевшего так и останутся в прошлом двух людей, чьи кости под землёй покоятся. Не восприми они тогда рассказ, как те самые сказки на ночь для детей, может, и изменилась их жизнь. Но, так легендой, что шептали у берега моря всё и останется. Вот только, что правда, а что ложь глупая, не поведать уже мёртвым. Лишь живые станут свидетелями мести. А наследник семьи все тайны и сказки наизусть знает. Вычитал в дневнике и письмах деда покойного сотню раз. На подкорке памяти вбил, чтобы не вздумать забыть истинную правду. И имя его даровано Богом, станет его же проклятием.***
Знать своего врага — это роскошь. Марионетки, не стесняясь, называют их партнёрами. Каждый день к тем самым партнёрам уходит наше достояние и на духовном плане тоже. Люди искренне ждут от них человечности, а получают ещё больше страха и лжи. Хоть и видят врага только в других людях. Под духовный удар подставили исполнительную власть, но ведь там тоже люди. А реальные хищники даже не в поле человеческого внимания. Следует радоваться, что тебе позволят работать, но всё будет уходить за штрафы, лечение и еду. Новые ископаемые — это синоним к новой жизни. Но если бы всё было так просто, как в кино... А вот, по праву свободной воли, пусть все эти твари, которые нас жрут и сосут, вместе проявятся на физическом плане безвозвратно здесь и сейчас. Жизнь заиграет новыми смыслами и подавятся они новой властью. — Вы действительно думаете, что Юг демилитаризован? — шёл третий час собрания. Тэхён выслушивает очередное предложение одного из мэров Северного района. Он видит, как всем не нравится его новый пост главенствующего лица южного района, контролирующего, теперь же, все поставки, что так любят делать вшивые псины через южный порт к тёплым странам. — Прошло почти сорок лет, и вы и вправду считаете, что за это время только из-за страха быть расстрелянными Центром или любыми пограничными у ворот, ни один южанин не подумал создать свою противостоящую партию и покинуть окольцованную территорию кишлака? Вы действительно глупцы, если считаете так, — и всё же не сдерживается. Лица недовольных альф скрашивает ярость. — Какой-то омега смеет принижать нас, альф?! Мне плевать кто ты там среди южноморского сброда. Обязанность омеги продлить род и заткнуть рот, услуживая мужу, стоя у плиты, — рявкает один из мужчин. Кажется, это один из Центральных министров. Тэхён молчит. Отросший ноготь постукивает по дубовому столу, его взгляд не меняется. Слова альфы являются пустым звуком. Давно он не получал стереотипные оскорбления. Смешок срывается с губ. Он осматривает мужчину с ног до головы, усевшегося практически у другого конца зала. Проходит не больше минуты. Тэхён поправляет небольшой микрофон перед собой, всматриваясь в лицо альфы. У того пробегает капелька пота по виску, останавливаясь у ворота белоснежной рубашки, впитываясь в ткань. — Единственная плита у которой я и буду стоять, это надгробная. Не думаю, что Вы так спешите, да? — он видит, как жилка пульсирует у шеи мужчины. Тот готов волком выть, от понимания, что омега не то что наравне с ним, а намного выше. Ким Тэхён сидит за одним столом с главенствующими альфами районов. Является одним из четырёх. Желание вспороть горло подкатывает незаметно. Тэхён сильнее впивается собственным ногтем в ладонь. Не время. Не сейчас. И не при сотни свидетелей. — Сеньор Карло, не забывайте, что перед вами наследник семьи Ким, а не только ответственный за Южный район, — министр было хотел открыть рот, но Чонгук выставляет руку. Плевать альфа хотел на этого старого хрыча с маразмом в пару. — Я понимаю, что для Вас важно обслуживание собственной персоны, но Ким Тэхён не обязан выслушивать Ваши оскорбления, всего-лишь из-за своего вторичного пола. Мы, вроде бы как, люди цивилизованные. Имейте уважение к своему дону, в конце концов. — Или в конце концов кому-то хочется поскорее выбрать плиту? — подмечает Хосок. Усмехаясь от съёжившийся в миг фигуры старого альфы. У Хосока уже зад болит, ноги затекли, а ещё голова раскалывается от базара местного сбора альф. — Может, мы уже наконец-то обсудим сегодняшнее представление нашей летучей мыши, а не будем дрочить тему нового главы Юга, а? — Неужели вспомнили? — хмыкает Намджун, до сего выслушивающий каждого из присутствующих. Сам же устал от бестолковых бесед. — Ну что ж, ради этого мы и собрались, — Чонгук бросает взгляд за спину Тэхёна, замечая как тот ведёт плечом. — Я готов выслушать, что стало причиной появления нашего Морока и его предложение. — Дон, Вы правда верите его словам? Тот, кто так яростно убивает альф, решил пойти на мировую? Мало верится, — хмыкает Хосе, при этом не отрывая взгляда от Тэхёна. Появление Морока было неожиданным, теперь же и сам Тэхён рискует многим. — Вот поэтому я и жду чистосердечного признания от тех, кто сумел насолить тому, от кого у вас коленки дрожат, — Чонгука начинает выводить из себя. — Хорошенько подумайте, что именно и кому вы могли сделать, что впервые сумели вывести его из себя. Я не собираюсь подтирать за вами дерьмо. Разбирайтесь с этим самостоятельно, только невинных не вмешивайте, господа. — Не легче прикончить его? — звучит от одного из участников Союза. Чонгук хмыкает. Эти идиоты не в силах поймать его, да хотя бы след тени отловить, а говорят о смерти. Боятся правду раскрыть и зад показать. — Каждый из нас вступал в ряды Союза с чистыми помыслами, — Чонгук пытается скрыть закатывающиеся глаза из-за подобных слов, но не Хосок. — Дон, не думаю, что есть смысл вспоминать каждую косточку из шкафа, чтобы собрать скелет... — Меня не интересует как, но вы обязаны признать лично свои проёбы, иначе пеняйте на себя, когда он придёт в вашу спальню, — вовремя подмечает, чуть ли не скрепя зубами. — Собрание окончено. Вскоре зал собраний пустеет, но пара человек так и остаётся на своих местах. — Выпьем по чашечке кофе? — всего-лишь предлог от Чонгука. — Не откажусь от бокала вина, — Тэхён устало соглашается. — Надеюсь, мой виски на месте? — незатейливо тянет Намджун. Чонгук согласно кивает. — Гурманы, блять. Один я пиво буду пить, — закатывает глаза Хосок. Собрание продолжается, но в более***
— Ты доволен? Тэхён поворачивается в сторону. Вопрос Чимина не был неожиданным, скорее ожидаемым. Прошли сутки с момента собрания и его выхода как главы Юга. Чонгук подписал соглашение на его пост в тот же день, как были отправлены документы. Но это всего-лишь формальность. Тысячи подписей от жителей, согласившихся признать Тэхёна их негласным хозяином были неоспоримым доказательством его, как управляющего районом. Он шёл к этому не один год, а подпись дона Центра даёт всего-то официальное признание его как главу никому ненужных земель. Вот только придурки из того же Союза и представить себе не могут, что на этих убитых и прогнивших землях творится. — Буду, когда каждый из нас сможет покинуть порог дома без опаски за собственную жизнь, — глубокая затяжка слегка обжигает кончик языка. Тэхён не морщится, а наблюдает за счастливой улыбкой Мануэля, купающегося в бассейне, в то время как Юнги сидит под кронами деревьев неподалёку, уткнувшись в собственный ноутбук. — Даже сейчас пошёл с ним, хотя ненавидит жару. — Юнги пора хоть немного загореть, а то под кондиционером и кожа уже как у мёртвого, такая же белоснежная. Но Тэ... — Чимин облокачивается на его плечо, сидя на втором этаже дома с видом на задний двор. — Этот мальчик, он?... — Я не имею права на его воспитание. Слишком поздно, да? Но, буду ли я слишком наглым, если так неожиданно скинул его Юнги? — спрашивает скорее у самого себя. — Он воспитал из нас тех, кем мы являемся сейчас, — среди них нет ни хороших, ни плохих. И оба знают об этом, не сожалея. — Но с появлением этого ребёнка он стал чаще улыбаться. Вон, видишь? — кивает на парочку у бассейна, где Юнги бурчит на младшего, который уже битый час отказывается вылазить из воды. Но даже так не уходит, не оставляет одного, а сидит рядом. — Теперь ему пора дать шанс обрести своё счастье. Или ты против? Всё же этот ребёнок... — не договаривает. Тэхён запретил поднимать эту тему. — Юнги лучшая кандидатура, — решает закрыть тему. — Иначе я бы не был в него влюблён когда-то... — совсем тихо звучит. — Это была детская, но такая искренняя влюблённость, — Тэхён укладывает руку на светлую макушку, поглаживая. — Я рад, что ты смог это испытать. — Но ты же знаешь, что я тебя... — в ответ его утягивают в нежный поцелуй. — Да, мой хороший. Я тоже не менее сильно, — знал бы насколько. Готов жизни сотен отдать, но спасёт от любых бед семью. — Спасибо, — утыкаясь в изгиб шеи, Чимин глубоко вдыхает любимый феромон. — Я правда благодарен за эту семью. Но звонок на весь дом прерывает идиллию. — Тэо, главы Центра прошли ворота и направляются к дому, — сообщает один из главных охранников у ворот в Хаэн. — Хорошо, продолжай работу, — он уже видит двух мужчин, направляющихся по узкой дорожке к дому. — Только не сердись, — замечает недовольство Чимина. — Он меня бесит, — хмыкает Пак, прихватив пустую чашку, направляется на первый этаж. — Этот чёртов пёс... — Лучше, чем желание его прирезать. — А у меня есть выбор? — Он всегда есть, — слышит, как открывается дверь и тут же чувствует насышенный и такой тёплый феромон альф. — Добрый день. Чай? Кофе? Или что покрепче? — облокачиваясь бёдрами о столешницу. — Даже не удивился, что мы приехали, — усмехается Хосок, чувствуя прожигающий взгляд Чимина. — Мне сообщили о вашем приезде ещё у границы, — пожимает плечами. Теперь можно не скрывать. Хотя и до этого ему никто не мешал узнавать о новых приездах в район. Просто теперь нет надобности таить очевидное. — Не откажусь от чашечки кофе, — прерывает Чонгук. — Надеюсь, мы не помешали? — альфа чувствует смешанные феромоны двух омег, понимая, что те точно не книжки читали. Но и сексом не пахнет. А ещё он не замечает второго хозяина дома. Чёрной пантеры в доме не видно. — Не беспокойтесь, я уже успел решить все дела, — кивает в сторону диванчиков. — Так, что вас привело в такой дальний край? — не от скуки мужчины провели в дороге пару часов, понимает Тэхён. — Мы могли бы поговорить наедине? — Чонгук не усаживается. Тэхён не задаёт лишних вопросов. Кивает в сторону второго этажа, — там есть отличный балкончик с видом на двор, где их никто не побеспокоит. Напоследок бросает взгляд на недовольного Чимина и ухмыляющегося Хосока. Последний словно ждал когда они останутся наедине, чтобы вновь донимать омегу, а тот то и дело огрызался и выбешивался на придурковатые подколы альфы, чистящего мандарин. Но Тэхён не переживает за Чимина. Он спокойно может оставить того одного. Дверь на балкон отпирается и свежий тёплый воздух обдувает лица, растрёпывая волосы. — Для чего ты здесь? Кажется, мы всё обсудили прошлой ночью. — Я неприятен тебе? — Чонгук облокачивается спиной на перила, не отрывая взгляда. — Скорее, меня напрягает твоя настойчивость? — хочется знать ответ уже сейчас. — Она не сильнее твоего ответного интереса, — точно подмечает. Тэхён не перечит. — Тэхён, — мягко звучит, — помнишь, как ты говорил, что не желаешь становиться врагами? Приятелями? Друзьями? Невозможно забыть собственных слов. — И, что же изменилось? Мистер Чон, Вы отказываете мне? — но альфа отмахивается, посмеиваясь. — Я не могу быть твоим другом. Не из-за наших статусов. Мне как-то на это плевать. Теперь ты являешься лицом Юга и мне не важно какая у этого района репутация, — на это ему уж точно плевать. — Важно другое, мотылёчек. Почему-то стягивает грудь от подобного обращения. — Это, — альфа прихватывает край футболки, оголяя собственный торс, он касается свежего, но почти затянувшегося пулевого ранения сбоку. — И это, — рука останавливается в паре сантиметров от бедра Тэхёна. Там, где было уродливое воспаление от ножа, а шрамы так и останутся на всю жизнь. — Словно парные метки, да? — горькая улыбка озаряет мужчину. — Всего-лишь царапина, — сглатывает непривычно тяжёлый ком. И от куда он узнал о ранении, остаётся загадкой. — Как и вся твоя спина? Тело. И... — смотрит словно в самую душу. Не нужно, Чонгук. Там тьма непроглядная, что сожрёт мигом. — Душа такая же истерзанная, — не спрашивает. Знает, что да, ещё как. — Это доказательство моей борьбы, Чонгук, — а взгляд такой потухший. — С самим собой, — точно знает всю правду. — Но я никогда не считал тебя слабаком. Будь ты им, не стал бы тем, кем являешься сейчас или был в прошлом. Будь ты слабым, я бы и не смотрел на те бумажки и не давал позволения на твоё официальное положение на собрании. Но ты должен знать ещё кое что, — тон вмиг меняется на более холодный. — Вскоре приезжает мой двоюродный брат. А он человек с не очень хорошим прошлым. — И что же ты предлагаешь, чтобы там не говорили, а? — наблюдает за остатками кофе, качая белой чашкой в руках. — Стать любовниками? Или играть на публику? За эти полтора месяца множество слухов окружило наши персоны. И сейчас я не могу сказать, что так рад, как думал до. — Я и не собирался приписывать тебе статус своего любовника, — кривится, словно съел дольку лимона. Не для этого омеги подобный статус. — Сейчас мои люди следят за продвижением Хосе с его подземными передвижениями. И пока что он не особо спешит, словно чего-то остерегается. — Скорее выжидает, — как вариант звучит в ответ. — Уже через два дня появится наш ночной визитёр, — слегка улыбаясь. — Да. Но в данный момент меня беспокоит не факт того, что Морок перережет пару десятков старых членов Союза, а нечто другое. — Что может быть важнее? — близость обжигает, а взгляды так и остаются неотрывными. — Мой брат, как я и говорил, не очень любит соблюдать правила приличия, — хмыкает, чувствуя горячее дыхание напротив, но не переходит грань дозволенного. — Так что, я беспокоюсь, что он решит с тобой познакомиться. Он любитель рубить с плеча, скажем так. — Мистер Чон, это что, ревность? — усмехается Тэхён от подобной абсурдности. — Или, он тот самый обиженный ребёнок, который отбирает всё у братьев? Но альфа не отвечает сразу. — Вот поэтому я и хотел тебе предложить не те показушные встречи для прессы. Тэхёну не нравится то, на что намекает этот мужчина. Он чувствует растерянность, впервые за многие годы. — Не думай лезть в мою душу, Чонгук, — тут же отрезает, чтобы не зайти дальше положенного. Не нужно лезть в его нутро. — Внутри меня темнота, здесь прячутся демоны, — указывая в середину груди. — Позволь подойти ближе, внутри меня Ад, здесь могут жить все твои демоны, мотылёк. — Ты хоть понимаешь, насколько легко предать, но настолько тяжело простить предательство? Если его вообще можно простить? Я всё чаще убеждаюсь, что прерогатива прощения принадлежит только лично нам, и никому другому. Я не желаю терять того, кому доверился вновь... Совсем скоро придётся лично лишить жизни многих. — Но когда-то всё равно придётся переступить через себя. Так позволь стать твоим толчком и показать, что жизнь бывает под другим углом? Тэхён не отвечает сразу, но и не отказывается. — Не вздумай подорвать моё доверие, иначе не постесняюсь отплатить в сто крат, — пошло оно всё к чёрту. Он так устал, что хочется отдаться смерти. Ким Тэхён добровольно отдаётся в руки мужчины, рискуя собственным сердцем.И, кажется, только сейчас стало известно, что чувства — этo cмepть душeвнoгo cпoкoйcтвия.