***
Судьба будто бы насмехалась над ней, подкидывая всё новые и новые неприятности, как если бы кто-то проклял её, и проклятие это пришло в жизнь Элисон вместе с Начо. Она и без того была вся на взводе субботним утром, гадая, какую новую дикость он приготовил для неё, так в придачу к этому старенький, дышащий на ладан ноутбук Бена приказал долго жить, коротко мигнув разноцветными пятнами и полосами на экране напоследок. Если сама Элисон пережила бы эту потерю, то для Шарлотты это означало, что теперь все школьные проекты и доклады придётся готовить либо в городской библиотеке, либо оставаясь в школе после занятий. Откуда взять деньги на новый, оставалось большой загадкой, если даже отдать машину в сервис Элисон не могла вот уже три месяца. Оставалось только надеяться, что и у череды неудач должен быть какой-то предел, и земля не разверзнется под ногами в следующий раз, как она на секунду подумает о том, что хуже уже не станет. Насущной проблемой, к тому же, оставалось другое: кто-то должен был присмотреть за Чарли. Нельзя оставлять её на ночь одну, какой бы послушной и смышлёной она не была. Тем более, учитывая то, как легко в последнее время в их дом вламываются чужие люди. Вот только Элисон не могла снова звонить Камилле. Одна мысль о том, чтобы опять просить у неё помощи, казалась немыслимой наглостью. Из всех немногочисленных вариантов оставался только один. И насколько сильно он ей бы не нравился, всякий раз, как Элисон задумывалась об этом, в голове лишь всплывали слова Начо: «У неё что, отца нет?». Это злило. Злило то, как она себя чувствовала рядом с бывшим мужем. Злила необходимость снова видеться с ним. Злила вообще вся эта ситуация. И в конечном итоге злило то, что она должна была почему-то переживать по этому поводу. А с чего вдруг? Почему она всегда крайняя? За что ей должно быть стыдно или неловко? Она не сделала ничего плохого. — Эй, Чарли! Собери вещи! — с силой хлопнув ладонями по столу, решительно крикнула она. Из детской показалось удивлённое лицо. — Зачем? Элисон попыталась улыбнуться. — Мне нужно будет кое-что сделать. Проведёшь выходные у папы. За последние пять лет Элисон ни разу не жаловалась и не говорила ни единого плохого слова об отце Шарлотты в её присутствии, но, вопреки ожиданиям, идея провести с ним выходные почему-то совсем не пришлась дочери по вкусу. Она спокойно собралась и села в машину, однако всю дорогу сидела, угрюмо уткнувшись носом в стекло. — В чём дело? Что-то случилось? У тебя что-то болит? — Нет. Просто… не хочу ехать к папе. — Почему? — Элисон начала волноваться. Не мог же Дерек сделать или сказать что-то собственному ребёнку? Он, конечно, подонок, но не до такой же степени… — Знаешь, ты ведь всегда можешь рассказать мне что угодно. Чарли молчала, опустив голову, а затем всё же нехотя пробубнила: — Они с бабушкой плохо говорят про тебя. Это совсем не стало новостью. Наоборот, вполне предсказуемо. Что ещё можно было ожидать от этих людей? Элисон невольно усмехнулась. — Милая, это совсем не важно. Я не обязана нравиться им. Главное, чтобы любили тебя. С тобой же хорошо обращаются, правда? Чарли притихла задумавшись. — Ну… Бабушка в последний раз напекла целую гору печенья. — О, печенье — это определённо хороший знак! Малышка рассмеялась и уже была настроена вполне оптимистично, когда машина остановилась возле большого двухэтажного дома. Пока Чарли нетерпеливо переступала с ноги на ногу в предвкушении возможных вкусняшек, Элисон неохотно постучала. Открывать дверь с другой стороны тоже шли без особого энтузиазма. Когда же замок щёлкнул, и на пороге показался явно удивлённый внезапным визитом Дерек, Шарлотта лишь бойко вскрикнула «Привет, пап!» и маленьким ураганом влетела внутрь. — Элли? Какого чёрта?! — раздражённо прошипел он, очнувшись от секундного замешательства. Стиснув зубы, Элисон сложила руки на груди и, дождавшись, когда дочь скроется из виду в глубине дома, ответила: — А что? Ребёнок не имеет права увидеться с отцом? — Не строй из себя дуру! Ты должна была обговаривать со мной заранее эти визиты. Следующая встреча только через месяц, так что, будь добра, не влезай в мои планы, забери её и объясняйся с ней сама. — Вау! Да ты прям отец года! Можешь хотя бы ненадолго сделать вид, что Чарли тебя хоть немного волнует? Мне нужно уехать. Это срочно. — И я должен помочь тебе, потому что… иначе ты утопишь меня в слезах? То, каким снисходительным тоном он произнёс это, и его злорадная улыбка окончательно сломали что-то внутри Элисон. Она буквально могла ощутить, как кипящая волна ярости заполняет её целиком. Камилла была права — добротой и мягкостью все лишь пользуются. И будут делать это до тех пор, пока ресурс не исчерпает себя. Так какая польза в том, чтобы терпеть, в том, чтобы всегда быть хорошей для всех? На мгновение Элисон вспомнила о том, как чувствовала себя, когда переехала границу в машине, забитой кучей денег, и тот мимолётный восторг неожиданно для неё самой стал спусковым механизмом, позволяющим накопленному годами гневу наконец вырваться на свободу. Если ситуация с Начо чему-то и научила её, так это тому, что есть вещи, которые действительно пугают, и жалкий бывший муж точно не из их числа. А ещё Элисон узнала то, что она сама могла быть другой. — Засунь себе язык в задницу, Дерек, и вспомни на минуту, что ты тоже её отец! Я не собираюсь идти на уступки, тем более кому-то вроде тебя. У меня есть дела. Так что ты сейчас пойдёшь и проведёшь время со своей дочерью, как и должен. И если я узнаю, что ты хоть как-то обидел её, клянусь богом, я убью тебя! Да, тебе не послышалось. Я ведь неудачница, у которой ни черта нет, так и что мне терять? Я сделаю это. Можешь не сомневаться. Последние слова больше напоминали глухое утробное рычание. Она никогда не была такой. Никогда не была той, кто повысит голос, кто скажет что-то подобное. Дерек только изумлённо глядел на неё в ответ и, казалось, попросту не узнавал стоящего перед ним человека. А ещё он впервые в жизни не мог ничего сказать. И это ошарашенное и потерянное выражение на его лице отозвалось приятным чувством победы внутри Элисон. Расправив плечи, она медленно выдохнула и продолжила спокойным, однако по-прежнему безапелляционным тоном: — Чарли останется на выходные. Отвезёшь её в школу в понедельник, оттуда я уже заберу сама. — Не дожидаясь ответа, она развернулась на месте и собиралась было уже уйти, но что-то заставило её остановиться. Недостаточно. Этого было недостаточно. Обернувшись, она язвительно бросила напоследок: — Ты… просто мусор. Знаешь, надеюсь, что смогу пережить тебя хотя бы для того, чтобы, когда ты умрёшь, я могла написать на твоей могиле: «Ну и вокруг кого теперь будет крутиться мир?!».***
Она не подозревала, что можно испытывать такое удовольствие от того, чтобы наорать на кого-то. В некоторой степени это было немного стыдно, ведь Элисон никогда не позволяла себе чего-то подобного — мать учила её быть вежливой, а любые грубости встречать с достоинством и, как и подобает порядочной католичке, подставлять вторую щёку. На деле же оказалось, что доброта не способна решить все проблемы, а грубость неожиданно оставила за собой сладкое послевкусие удовлетворения. И даже когда около полуночи на пороге, заставив её ждать весь вечер, наконец нарисовался Начо, Элисон была настроена позитивно, насколько это в принципе было возможно. — Ого, ты теперь стучишь в дверь! Вот это прогресс! — саркастично произнесла она вместо приветствия. Он оставил её выпад без комментариев и только махнул в сторону фургона. — Поехали. Раньше начнём — раньше закончим. Решив, что расспрашивать о деталях бессмысленно, Элисон заперла дверь и пошла за ним, но у самой машины замерла в нерешительности, скептически оглядывая сомнительный транспорт. — Будем стоять так до утра? — не выдержал Начо. — Обычно, когда кто-то садится в такую машину, обратно уже не выходит. Он лишь вопросительно изогнул бровь в ответ и распахнул пассажирскую дверь, безмолвно намекая, что не собирается тратить время на пререкания. Элисон вздохнула: — Если ещё скажешь, что у тебя здесь есть конфеты, я закричу. Она забралась внутрь и, кажется, услышала, как Начо тихонько усмехнулся. Место, куда он привёз её, оказалось небольшой мексиканской закусочной. На двери висела табличка, оповещающая о том, что заведение закрыто, однако внутри горел слабый свет. Начо уверенно двинулся ко входу, и Элисон ничего не оставалось, кроме как молча последовать за ним. Как ни странно, помещение не было пустым. За одним из столиков, ссутулившись, сидел молодой латинос. Невысокий, худой, одетый в болотно-зелёную футболку с логотипом какой-то компании вроде тех, что носят продавцы-консультанты в крупных магазинах. Названия Элисон не разглядела. Парень был нервным и каким-то дёрганным. Как только они вошли в дверь, он заозирался по сторонам, а затем недоверчиво уставился на Начо. — Эй, слышь, это ещё кто? — тихо прошипел он, но казалось, что ему хотелось кричать, и лишь паранойя сдерживала этот позыв. Начо же не повёл и бровью, проходя вперёд. — Ещё одна пара рук. — Но кто она? — не унимался тот. — Тебе знать необязательно. Считай её временным работником, окей? Говорят, у женщин лучше развита мелкая моторика, так что это нам в плюс. Парень притих и вновь напряжённо согнулся над столом. Элисон же так и мялась в проходе, и Начо обернулся к ней. — Эй, подработница, ты идёшь? Она нерешительно шагнула вперёд и только сейчас заметила, чем именно занимался приятель Начо. На столе перед ним стояли электронные весы, рядом лежала целая стопка мелких прозрачных пакетиков, в которые тот отточенными движениями методично насыпал и взвешивал белый порошок. Как только до неё дошло, в чём конкретно заключалась работа, всё внутри Элисон мгновенно похолодело. Догнав Начо, она ухватила его за край рубашки и шёпотом выдавила из себя: — Я не могу. Он развернулся и хмуро уставился на неё. — Не понял? — Я не могу. Это же наркота… — Извини, а ты думала, что мы здесь будем тако готовить? — Нет, но… Это уже слишком. Хочешь, чтобы я занималась чем-то подобным, а потом этими же руками обнимала дочь? Несколько секунд он лишь молча смотрел на неё нечитаемым взглядом, а затем взял за плечи, отвёл за угол, туда, где, судя по всему, была кухня, и заговорил тихо и спокойно: — Послушай, выбора у тебя всё равно нет. Если станет легче, думай об этом с другой стороны. Никто не винит кондитерские за то, что у людей диабет. Это просто экономика, Элисон. Спрос рождает предложение, не наоборот. Так как это сделает тебя злодейкой? Что же касается остального… — Он нагнулся, распахнул один из шкафов и достал оттуда одноразовые перчатки. — Это поможет. Потом вернёшься домой, примешь душ, бросишь одежду в стирку — и как будто ничего не было. Мы друг друга поняли? Ей и хотелось бы возразить, но в глубине души Элисон знала, на что подписывалась. Настоящим же шоком для неё самой стало то, что в словах Начо был определённый смысл. Ничего дурного. Она не делает ничего дурного. Не вылавливает людей на улице и не заталкивает им дурь в глотки через силу. Да, это было неправильно, но это необходимо, если она хочет разделаться с долгом. А потом она сможет забыть обо всём, как о страшном сне, и жить дальше. Повторяя эту мысль у себя в голове, Элисон слабо кивнула. — Хорошо. Тогда за работу. Нам нужно рассортировать пять кило. На это уйдёт уйма времени. Они сидели в полной тишине. Сделать работу и уйти. Если сосредоточиться на этой мысли, думать об этом, как о монотонном конвейерном производстве, то становится гораздо проще. Одни и те же движения рук, к которым быстро привыкаешь. Элисон думала, что это всё равно что перебирать крупу или раскладывать по маленьким коробочкам сваленные в кучу швейные принадлежности… или вроде того. Только спина начала ныть от неудобной позы, а через пару часов перед глазами всё стало слегка расплываться из-за того, что зрение долго фокусировалось на слишком маленьких объектах в плохом освещении. Ещё и посреди ночи… Вдруг на стол опустилась чашка с горячим ароматным кофе, а за спиной раздался голос Начо, так неожиданно после долгого молчания, что Элисон вздрогнула, будто бы её внезапно разбудили. — Держи. Поможет взбодриться. Она обернулась, а затем благодарно кивнула. Он сел рядом и вернулся к работе, не сказав больше ни слова. Кофе и правда был весьма кстати. А ещё оказался довольно приятным на вкус. Устроив себе короткий перерыв, Элисон наслаждалась напитком и периодически поглядывала на Начо, словно ждала какого-то подвоха. Но подвоха не было. Он оставался полностью сосредоточен на том, чтобы закончить как можно скорее и просто делал своё дело. «Не такой уж он и страшный, когда не тычет пушкой тебе в лицо», — подумала она про себя, сделав последний глоток. Досиживать до самого утра они не стали — всем хотелось поспать хоть немного перед наступлением нового дня. Начо велел сворачиваться, когда на часах было пять, и, когда в закусочной не осталось ни намёка на то, чем они тут занимались, отвёз Элисон домой. Поскольку справиться с таким объёмом было физически почти невозможно, следующей ночью всё повторилось ровно так же. За тем исключением, что Начо нужно было куда-то уехать в этот раз, и он оставил Элисон со своим другом, велев тому «приглядеть за ней». Как будто бы она могла что-нибудь учудить… Благо, работы оставалось не так много, и разделаться с этим вдвоём было уже вполне реально. Поразительно, насколько быстро человек способен адаптироваться к разным условиям — в этот раз Элисон взялась за дело совершенно бездумно, словно занималась подобным каждый день, словно это была какая-то ничего не значащая ежедневная рутина. Смущало только молчание. Томительное и напряжённое. Приятель Начо был совсем неразговорчив. А может, всё дело в ней? Единственное, что ей удалось узнать, это его имя — Доминго. В принципе, Элисон не была против помолчать, но когда долго занимаешься чем-то жутко однообразным и скучным, в какой-то момент начинаешь мечтать о том, чтобы хоть как-то разнообразить процесс. — И… давно вы с Начо знаете друг друга? — попыталась она вновь завязать разговор. — Давно, — коротко буркнул тот, даже не подняв глаз. — Ясно. И всем… вот этим начали заниматься вместе? Или познакомились уже в процессе? Доминго замер. Осознав, что явно переборщила с личными вопросами, Элисон притихла и мысленно ударила себя по губам. — Какое твоё дело, а? Нет, знаешь, реальный вопрос в том, что здесь делаешь ты? С чего вдруг кукла Барби разгребает наркоту посреди ночи в богом забытой забегаловке? То ли Доминго подозревал её в чём-то, то ли она просто доконала его своими неудачными попытками разрядить обстановку, но большие круглые глазищи сверлили в Элисон дыру. Скорее всего, заговори с ней кто-то вроде него в таком тоне неделю назад, она бы начала паниковать, однако, услышав вопрос, Элисон лишь с досадой хмыкнула и устало вздохнула. — Не то чтобы я мечтала об этом. За это надо моему придурочному братцу сказать «спасибо». — Погоди… Так ты сестра Бена?! — Он внезапно перестал хмуриться и теперь только удивлённо таращился. Элисон согласно закивала, а Доминго вдруг расхохотался. Совершенно неожиданно от враждебности не осталось и следа. — Чёрт, подруга, не повезло! Но твой братан реально мудило. Ты бы видела, как Начо взбесился, когда понял, что бабки слиняли. — О, я увидела достаточно! Кстати, рада, что тебе весело. — Да я не со зла. Просто думал, что странно всё это. Ты на брата совсем не похожа, вся такая принцесса, типа того. — И хорошо, что не похожа. Кто-то из нас должен был быть «взрослым». К сожалению, это ещё означает необходимость брать на себя ответственность за своих близких. — Понимаю… Лёд тронулся, что не могло не радовать, и оставшееся время прошло уже в гораздо более комфортной обстановке. Начо вернулся как раз к моменту, когда они закончили, и Доминго всё прибрал. Они разошлись по машинам, и лишь забравшись в тёмный фургон, Элисон осознала, насколько устала. Через некоторое время Начо остановился недалеко от её дома, и она уже собиралась выйти, когда он вдруг сказал: — Постой. Она обернулась к нему. Он нагнулся и достал из бардачка белый конверт, который протянул ей. — Это что? — За переработку. Ничего не понимая, Элисон заглянула в конверт и с удивлением обнаружила внутри несколько крупных купюр. — То есть… это значит, что мы всё? — не веря своим глазам, спросила она. Начо только молча кивнул. После всей огромной чёрной полосы теперь это казалось слишком хорошей новостью, чтобы быть правдой. Элисон нахмурилась, недоверчиво глядя в ответ. — Нет, скажи это. Я хочу, чтобы ты произнёс это вслух. Прикрыв глаза, Начо медленно выдохнул, затем повернулся и, глядя ей в лицо, громко и чётко произнёс: — Мы с тобой закончили, Элисон.