Раньше создавалось впечатление, что один день неотличим от другого, и время тянулось так медленно, словно она была обречена застрять в одном моменте навечно, но теперь весна наступила так быстро, что Элисон и опомниться не успела.
Ей нравилось смотреть, как в горшках на окнах расцветали спящие, казавшиеся мёртвыми растения. Сейчас она чувствовала, будто и сама постепенно начала распускаться после долгого сна. Но ещё весна означала и целую прорву новых школьных мероприятий, включая благотворительную ярмарку с морем выпечки, а также пышный весенний бал с музыкой и танцами. Ведь наряжаться в вычурные платья и кружить по танцполу три часа — это, конечно же, то, о чём мечтает каждый десятилетний ребёнок. Тема, определённо стоящая десятков новых собраний. Сидя в кругу из пустых стульев в ожидании остальных мамочек, Элисон думала, что если закатит глаза ещё сильнее, они, вполне вероятно, уже просто не смогут встать на место.
Компания этих энтузиасток, взбудораженная грядущими перспективами и неиссякаемыми возможностями спроецировать на детей все свои нереализованные фантазии, не заставила себя долго ждать. Женщины стали неспешно подтягиваться мелкими группами, ещё на входе увлечённо обсуждая декорации и возможные темы для праздника. Их энергичности можно было только позавидовать, если бы Элисон не знала, откуда в действительности берётся энергия у половины из них. Однако, спустя пару минут, когда уже почти все подоспели, бурные разговоры немного поутихли, и в кабинете завитала невиданная ранее растерянность. Что-то было не так. Что-то явно выбивалось из привычной картины, и у Элисон точно были догадки на этот счёт. Не шелохнувшись, она продолжала сидеть на месте, сложив руки на груди, и уголки её губ непроизвольно дрогнули в едва заметной улыбке.
— Элли, а где кофе? — наконец подала голос одна из мамочек, как-то беспомощно глядя на стопку картонных стаканчиков, ровно стоявших возле холодного и пустого графина кофеварки. Другие тихо загудели в поддержку первой. Будто и не знали, как вообще пользоваться этим ужасающим в своей простоте девайсом. Впрочем, ничего удивительного. Привычка — сильная вещь. Конечно, за годы они все успели привыкнуть к тому, что безотказная Элисон, как всегда, придёт первой и подготовит всё, не задавая вопросов. Выполнит свою «функцию по умолчанию». Но система явно начала сбоить.
— Новая пачка лежит возле кофеварки. Я купила ещё ванильный сахар и корицу, так что, если кто-то хочет — прошу, не стесняйтесь.
В её голосе не было слышно сарказма, она улыбалась и говорила подчёркнуто вежливо, как на работе, и это только сильнее сбивало с толку всех присутствующих. Кто-то начал озадаченно перешёптываться.
— Ты… Ты не принесла закуски? — с удивлением уставилась на неё другая дама, стоявшая, точно потерянная, возле пустого стола.
Раньше Элисон захотелось бы вскочить и перевернуть этот чёртов стол. Вспоминая о том, сколько усилий она прикладывала, чтобы получить взамен только недовольные лица и комментарии о том, что крекеры слишком сухие, а печенье слишком сладкое, хотелось закричать: «Я что, ваша долбанная кухарка?! Или прислуга?! Мне, чёрт возьми, никто не платит за это!». Но Элисон даже не дёрнулась. Лишь пожала плечами и с полнейшим равнодушием ответила:
— А зачем? Вы придираетесь ко всему всякий раз, как я приношу еду. Вам всё равно никогда нельзя угодить. Если голодны, делайте сами.
Разрыв шаблона оказался таким мощным, что практически можно было услышать треск. Перешёптывания становились чуть громче, к одному, двум голосам начали присоединяться другие, и всё это грозило перерасти в нечто большее, чем дежурное обсуждение школьных мероприятий, если бы внезапно не разразился новый, куда более внезапный скандал. Подобно раскату грома дверь кабинета распахнулась с таким грохотом, что задрожали стены.
— Где она?! Где та, из которой вылезло это отродье?! — дикий вопль явно обезумевшей женщины сотряс воздух.
На пороге стояла разгневанная фурия, сверкающая одичалым взглядом в поисках жертвы. Выглядела она великолепно — гладкая карамельная кожа, блестящие, словно жидкий шёлк, тёмные волосы, элегантные туфли на шпильке и дорогой костюм… Вот только это перекошенное от злости лицо портило всю картину. Женщина действительно могла внушить ужас одним своим видом, и скромно мнущийся у неё за спиной директор школы был наглядным тому подтверждением. Кто-то угодил в неприятности, и, спустя долгих пять секунд, Элисон догадалась, что этим кем-то была она, потому что в дверях показалось испуганное личико Чарли, которая тут же стремительно вбежала в кабинет в поисках спасения. Шмыгнув носом, она крепко стиснула руку Элисон и только сдавленно пропищала:
— Я ничего не делала.
— Что… Что происходит? — сбитая с толку таким внезапным поворотом Элисон на секунду потеряла дар речи, и не менее растерянный директор наконец вышел вперёд, чтобы не очень внятно пролепетать:
— Мисс Бойд, дало в том… что у нас тут произошёл инцидент…
— Инцидент?! Инцидент?! Да вы с ума сошли! — вновь взвыла сиреной оголтелая дамочка. — Это не инцидент, а настоящее школьное насилие!
И тут взору всех присутствующих предстало объяснение всего случившегося в заплаканном лице заклятой подруги Чарли — Бьянки, которая всё ещё лила горючие слёзы, прижимая к опухшему носу окровавленную салфетку.
— Простите, я не вполне понимаю… — озадаченно произнесла Элисон, но её тут же бесцеремонно перебили.
— Тоже будешь прикидываться дурочкой? Или и правда идиотка? Видимо, это семейное, — фыркнула мать Бьянки и намеренно подтолкнула собственное чадо в спину. — Вот, полюбуйся, что натворила твоя дочь! Что собираешься делать с этим?! Ты должна взять на себя ответственность.
— Но я тут не причём! — опасливо подала голос Чарли, ссутулившись и сильнее стиснув в ладошках руку Элисон.
— Не причём?! Вы только посмотрите на эту наглую девчонку! Поставила подножку моей принцессе и теперь делает вид, что ничего не было? А если у неё перелом?! Что тогда? Вы компенсируете медицинские расходы? А моральный ущерб? Это же может быть травма на всю жизнь!
— Ну всё, хватит! — Элисон сорвалась на крик прежде, чем успела одёрнуть саму себя, отчего в помещении вдруг воцарилась неуютная тишина. Слишком много пар глаз оказались прикованы к ней, так что сдавать назад было уже не вариант. Сделав глубокий вдох, Элисон преисполнилась решимости прервать этот балаган так быстро, как только возможно. — Моральный ущерб? Не смешите меня! Дети падают по пятьдесят раз в день, и что-то я не вижу переполненных кабинетов психолога. Что насчёт подножки… У вас есть доказательства?
— Доказательства? — женщина буквально подавилась застрявшей в горле бессильной яростью.
— Да, доказательства. Каковы доказательства, что мой ребёнок сделал то, о чём вы говорите? Может, есть видео? Или свидетели? Кажется, в коридоре больше никого не видно… — глянув присутствующим за спины, сказала Элисон, а затем оглядела с головы до ног виновницу торжества. С губ против воли сорвалась злая усмешка. — Подножка? Вы так в этом уверены, потому что «принцесса» сказала об этом? Дети, знаете ли, любят фантазировать. Кто знает, может, она сама споткнулась и упала? В таком-то платье и обуви… Немного перебор для её возраста, не считаете? Что ж, если доказательств нет, то мы пойдём. А вам лучше сходить за льдом, вместо того, чтобы устраивать скандалы.
С этими словами она перехватила ладонь Чарли и широкими шагами устремилась к выходу, стремясь убраться отсюда скорее, нагло пользуясь тем, что никто до сих пор не нашёл, что ответить ей. Только сидя в машине, Элисон почувствовала, как подскочил её пульс.
— Ну, и зачем ты сделала это? — спокойно, но строго поинтересовалась она, как только они отъехали от школы. Чарли слегка подскочила на месте от неожиданности.
— Как ты узнала, что это я?
— Потому что я твоя мать. А ещё потому, как ты сейчас смотришь на меня, маленькая лгунья.
Чарли поджала губы и вздохнула.
— Я думала, что забыла про то, как эта гадина украла мою роль, но сегодня она издевалась над одной девочкой, и я не сдержалась. Ты злишься? Я думала, ты на моей стороне…
Элисон съехала на обочину и остановилась, чтобы взглянуть дочери в глаза. В глубине души она и правда ликовала и даже злорадствовала от того, что та несносная девчонка получила по заслугам, но как мать, Элисон по-настоящему волновалась. Ей хотелось, чтобы Чарли хорошенько запомнила то, что она собиралась сказать ей.
— Помнишь историю про Робина Гуда?
Дочь кивнула, но явно не понимала, к чему вопрос.
— Он крал у богатых и отдавал деньги бедным. Он хотел помочь людям, и его намерения были чисты. Однако, при всём при этом Робин Гуд всё ещё оставался вором. Понимаешь? Послушай, детка, я люблю тебя больше всего на свете. И я всегда буду на твоей стороне, всегда брошусь защищать тебя, что бы ни произошло. Но это ещё не означает, что то, что ты делаешь, — правильно.
Как только она произнесла это вслух, ею овладели весьма двойственные чувства. Вот, в чём сложность быть родителем. Ты хочешь, чтобы дети были лучше тебя, но задаёшься вопросом, имеешь ли ты право читать им мораль, которую впору читать самой себе?
***
Они никогда не обсуждали то, что было между ними. Ей казалось, что Начо просто не хочет говорить об этом, и сама Элисон не спешила поднимать подобную тему. Так всем было проще. К тому же, Элисон терпеть не могла нарушенных обещаний, а если этих обещаний никто не даёт, значит и причин для разочарований быть не должно. Они просто встречались время от времени. Без лишних слов. Словно так и должно было быть. Всё, как и впервые, за одним единственным исключением — Элисон больше не нужно было просить его остаться.
Иногда она приезжала к нему, но чаще сам Начо приходил к ней. Сперва осторожно, либо когда Чарли не было дома, либо когда та уже спала, тихонько прокрадываясь в комнату Элисон, будто они оба снова были подростками. А позже, как-то совершенно незаметно для них обоих, виделись уже не скрываясь. Начо удивительным образом ладил с детьми, и Чарли совсем не возражала против того, что у мамы появился новый друг.
Вот и теперь наступили «отцовские выходные». С утра Элисон отвезла ребёнка к бывшему мужу, который с того самого дня, к счастью для всех, старался максимально игнорировать её существование, а Начо, казалось, твёрдо вознамерился не вылезать из постели до понедельника.
— Это не смешно! У меня вообще-то чуть сердце в пятки не ушло, когда я увидела эту инквизицию в миниатюре! — Элисон возмущённо ткнула в плечо Начо, который явно находил забавной приключившуюся на днях историю в школе. Впрочем, гаденькое чувство какой-то извращённой справедливости подначивало и саму Элисон улыбнуться, и в итоге она всё-таки сдалась. — Ладно, немного смешно. Но я впервые столкнулась с подобным и вообще не представляла, как себя вести. Может, стоило всё же хоть как-то наказать её?
— За что? За то, что мелкая может постоять за себя и защитить других? По-моему, ты отлично справляешься, — сказал он, невесомо вычерчивая пальцами невидимые узоры на её плече.
Элисон тихо вздохнула, всё ещё терзаемая внутренними противоречиями.
— Она и правда становится всё больше похожа на меня. Помню, однажды в школе нас с приятелем прозвали задирами других задир, — Элисон усмехнулась, вспоминая давно забытые деньки. — Можешь мне не верить, но я умела разобраться с хулиганами при необходимости.
— Почему же, охотно верю.
— Серьёзно? А мне все говорят, что я кажусь слишком милой и наивной, чтобы даже ругаться, не то что влезать в неприятности…
— Ну, да, я тоже так подумал сначала. Но ты вдруг оказалась такой…
Он замолчал, и Элисон повернулась, чтобы поймать на себе его цепкий взгляд. Он будто бы изучал её и в то же время пытался сдержать улыбку.
— Какой?
— Безрассудной дурой.
Он сказал это совершенно беззлобно, и Элисон рассмеялась в голос от того, насколько правдивыми на самом деле были слова, если подумать обо всём, что она успела натворить за последнее время.
— Да, эта характеристика мне вполне подходит. Приятно наконец самой вспомнить об этом.
— Вспомнить?
Удобнее устроившись на его груди, Элисон кивнула и, задумчиво глядя в потолок, вместо прямого ответа спросила:
— Тебя не посещало это чувство? Чувство, будто ты уже очень давно живешь не своей жизнью?
Ненадолго повисла тишина, а затем Начо пробурчал так тихо, что едва можно было разобрать слова:
— Ты даже не представляешь…
Шум завибрировавшего на столе телефона прервал разговор до того, как тот успел стать слишком серьёзным для расслабленного вечера выходного дня. Начо нехотя потянулся и взял трубку, молча слушал какое-то время, а затем устало потёр переносицу и слегка раздражённо произнёс:
— Окей, окей. Понял. Я скоро буду. Просто подожди и не делай никаких глупостей.
— Что-то случилось? — слегка взволнованно поинтересовалась Элисон, как только он повесил трубку. Она и правда стала частенько забывать, с чего зародилось их с Начо знакомство, но в такие моменты всегда невольно начинала ожидать подвоха. Но Начо только покачал головой.
— Доминго надрался, и бармен забрал его ключи. Он едва ли в состоянии пару слов связать, но очень просит отвезти его домой, так что…
— О, тогда я поеду с тобой!
— Что? Зачем тебе это? Дороги пустые, я быстро вернусь.
Элисон широко улыбнулась и засуетилась, ища в плохо освещённой комнате свою одежду.
— Я вдруг поняла, что страшно хочу хот-догов из той стрёмной забегаловки, где постоянно тусуются какие-то байкеры и наркоши. И почему самый вкусный фастфуд всегда оказывается в самых отталкивающих местах? В общем, одна бы я туда не поехала ночью, но ты ведь сможешь зарулить туда на обратном пути?
— Ладно, но тебе придётся собираться быстро. Ждать не стану.
***
Когда они приехали, Начо скрылся в том самом клубе, где Элисон в последний раз столкнулась с Туко. Сама она осталась в машине и уже минут десять тупо таращилась в темноту, фантазируя о горячих мягких булочках и вкуснейшем горчичном соусе с маринованными огурчиками. Наконец входная дверь распахнулась, и два не очень стабильных в пространстве тела вывалились наружу. Доминго буквально повис на плече Начо и совсем не помогал другу тащить его бренное тело, волоча ноги по земле, будто грабли. Неподъёмным грузом его назвать, конечно, было нельзя, но всё же Элисон вылезла из салона, чтобы хотя бы предложить лишнюю пару рук. Стоило ей приблизиться, как вся степень опьянения Доминго стала ощутима даже на расстоянии.
— Чёрт, он в порядке? Что с ним произошло?
— Не знаю, — сквозь зубы пробубнил Начо, устраивая мычащее тело на себе поудобнее. — Кажется, он запал на одну из девчонок. Всё затирает мне что-то про недостижимую любовь.
Доминго, услышав слова друга, вдруг громко икнул и мечтательно протянул заплетающимся языком:
— Ты не понимаешь, мужик… У неё самые добрые глаза, что я видел… Она сияет на сцене… так ярко, что не замечаешь никого другого. Её прозвище ей так подходит… Ста-арла-айт.
Последнее слово он практически пропел, и из-за него Элисон тихо усмехнулась, поджав губы, но после не выдержала и рассмеялась уже в голос. Сценический псевдоним Камиллы она знала хорошо.
— Что… что смешного? — обиженно простонал Доминго. — Я выгляжу жалким, да?
— Нет. В некотором смысле даже очаровательным, — всё ещё смеясь, глядя на весь этот искренний спектр эмоций на его лице, ответила Элисон. — Знаешь что, если она так сильно нравится тебе, могу вас познакомить.
— Ты её знаешь?
Доминго вдруг так встрепенулся, что Начо едва не уронил его на землю.
— Ага. Но только имей в виду, она моя подруга. — Прищурившись, Элисон с напускной серьёзностью взглянула ему в глаза и не менее строгим тоном, стараясь вновь не зайтись хохотом, добавила: — Обидишь её, и мне придётся тебя убить. Обещаю, я сделаю это. Я, может, так не выгляжу, но у меня хватит безумия для такого. Если не веришь, спроси Начо.
Начо, продолжая упорно идти к машине, негромко усмехнулся.
— Это правда. Она может быть совершенно чокнутой.
