«Taceant colloquia, effugiat risus…»
Пробуждение напоминает всплытие из глубины — тягучее, медленное и сюрреалистичное. Тело отзывается на раздражители раньше мозга, и первым делом Цзян Чэн чувствует горький привкус во рту, затем слышит мерный шум голосов где-то за закрытыми дверями, и уже потом задумывается о том, где он и почему… В голове мелькают страшные картинки видений мертвого брата, после — спиритический сеанс, и как подведённый итог — текст из дневника Лань Хуаня. И если все предыдущие эпизоды можно списать на кошмарный сон или галлюцинации, то в правдивости записей Ваньинь не усомнился ни на секунду. Что бы там ни произошло, Сичэнь как скала в мире бушующего хаоса и безумия. Статичный, понятный, спокойный и правильный до зубовного скрежета. Поэтому именно его ровные столбцы записей, сделанные в классическом стиле, сейчас плывут перед опущенными веками Цзян Чэна, напоминая субтитры к плохому кино. «Не смог себя переломить, как ни старался… Вчера снова поехал к А-Чжаню поговорить, но, поворачивая к дому, заметил его машину, вывернувшую из двора на дорогу. Сначала думал вернуться позже, но Ваньинь и так в шаге от нервного срыва, поэтому оставлять его в очередной раз неизвестно насколько было бы неразумно. Поэтому я решил догнать брата и поговорить уже на месте. Маршрут оказался мне незнаком, что настораживало, поскольку А-Чжань редко менял свои привычки и места посещений, а тут вдруг посреди дня, в рабочее время… Местом назначения стала клиника за городом, частная, специализирующаяся на неврологии, та самая, счёт из которой я видел на столе у брата. Внутрь меня, конечно, не пустят, но разве я не главврач известного учреждения? Раньше мне не приходилось пользоваться своими связями, но в тот момент… Ощущение чего-то ужасного сдавило сердце латной перчаткой, обдавая холодом изнутри. Один звонок — и директор этой клиники благодушно дал позволение на посещение, даже с парковки уезжать не потребовалось. Он просто продиктовал код доступа от ворот и велел представиться на ресепшене, сказав, что предупредит администраторов. Миловидная медсестра обворожительно улыбалась, но на вопрос о моём брате только покачала головой, говоря, что это имя ей неизвестно. Тогда я зашёл с другой стороны и спросил, к кому приехал вот этот человек, предварительно показав фото брата в телефоне. Девушка обрадовано кивнула и сообщила, что мистер «Ли Фэн» приходит к своему супругу, который находится в палате номер двадцать восемь… Кажется, я не пошатнулся только потому, что упирался локтями в белоснежную стойку ресепшена. Я попросил провести меня к мистеру Ли Фэну, пояснив, что он мой младший брат, подкрепив слова еще одним фото, и медсестра согласилась. Перед дверью с номером двадцать восемь она оставила меня одного, и я, сделав глубокий вдох, вошёл… Дальнейшим я не горжусь и записываю эти строки только для того, чтобы никогда не забыть пример безумия, в которое может ввергнуть любовь. Вэй Ин — жив. Он в коме. В довольно тяжёлом состоянии… Но его жизни ничего не угрожает! Господи всемогущий!!! Ваньинь с ума сходит от горя утраты, Яньли все глаза выплакала, родители, пусть и приёмные, за раз постарели на несколько лет… А он… Всё это время… Был жив!!! Что же ты наделал, А-Чжань?! Что наделал?! Как ты посмел решать чужую судьбу? Нет ничего достойного в том, что я тогда ему наговорил и что делал, но и не уступить я не смог. Дал ему времени неделю, чтобы признаться в сокрытии правды и вернуть Вэй Усяня родным. А если он не сдержит слово, я сделаю это сам!» Вэй Ин!!! Он жив!!! Точно! Последний кусочек пазла встаёт на своё место, когда Цзян Чэн резко открывает глаза и видит перед собой белый потолок больничной палаты. Всё выстраивается в чёткий сценарий и, с усилием приняв сидячее положение, вопреки тошноте и головокружению, Ваньинь находит у кровати свою обувь, встаёт и идёт к двери. Яркий свет больничного коридора режет по глазам, как скальпель хирурга и, зажмурившись, приходиться ухватиться за стену уже через секунду ощущая, что под локоть подхватывают чьи-то сильные руки. — А-Чэн, как ты? Голос Лань Хуаня сейчас звучит, как скрежет стекла по металлу, и, отшатываясь, Цзян Чэн вырывает руку. — Не надо этой заботы, где Вэй Ин? Привыкнув к освещению, зрение чётко вырисовывает печальное лицо старшего Ланя с опущенными уголками красивых губ и глубокими тенями под глазами. — В соседней палате, проходи. И открыв соседнюю дверь, Сичэнь отходит, пропуская вперёд своего бывшего парня. Палата точно такая же, как запомнилась до потери сознания: стерильная, белая, пустая, и только широкая кровать с истончившимся силуэтом на постели возвышается посреди пищащих мониторов и датчиков. — А-Ин… Господи боже..! Цзян Чэн закрывает рот ладонью, стараясь сдержать непрошенные слезы и крик, идущий от самого сердца. Это не сон и не иллюзия. Он жив. Он перед ним… Без следов ран и шрамов… Но как? Как?! — Как? Как это возможно?! Расскажи мне! Выкрикивает Ваньинь, оборачиваясь к стоящему в дверях Сичэню. Ему нужно понять, иначе мозг откажет повторно и он позорно свалится в похожую с Усянем кому. — Я сейчас всё расскажу, присядь, прошу. Вот выпей… Я чай попросил принести, знал, что ты скоро очнёшься. Прошу тебя, твоё тело на пределе… — К чёрту твой чай, говори давай и не смей мне врать! Ярость Цзян Чэна хлещет через край, но Лань Хуань лишь спокойно вздыхает и кивает на стоящий рядом с постелью больного стул. Цзян Чэну приходится покориться, да и ноги, если честно, начинают дрожать, а ещё… Ещё он хочет наконец-то прикоснуться к брату. К его почти прозрачной ладони, соперничающей по белизне с покрывалом и увитой сеточкой просвечивающихся сквозь тонкую кожу голубоватых вен, исколотых иглами капельниц и уколов. — Возьми. Тебе нужно, прошу. Лань Хунь протягивает собеседнику небольшую исходящую ароматным паром чашечку и устало опускается на стул напротив. — Я узнал случайно, ты ведь прочёл в дневнике. Это стало для меня таким же шоком, как и для тебя… — Но ты ничего не сказал! Так что не смей сравнивать! — Я не мог, пойми! Он же мой брат! Я хотел дать ему шанс поступить правильно, но… Я бы не стал покрывать его! Просто дал ему немного времени… Взволнованный Сичэнь вскидывается, как раненый кролик, прижимая ладонь к груди и глядя в глаза напротив с такой болью, что недолго захлебнуться. Но Цзян Чэна это не трогает, он наконец бережно берёт в свою руку едва тёплую ладошку Вэй Ина и на мгновение весь мир замирает. — Как вышло, что он оказался тут? Уже спокойнее спрашивает Ваньинь и, не отрывая глаз от измождённого лица, едва виднеющегося из-под кислородной маски, безотчётно отмечает про себя, какие мягкость и нежность просквозили в его голосе. — А-Чжань поначалу тоже думал, что Вэй Ин погиб, но вскоре после опознания ему позвонили из больницы и сказали, что перепутали карты, и тот труп… Это был другой парень, по неудачному стечению обстоятельств тоже с длинными волосами и похожий по телосложению. Их привезли одновременно из разных концов города, но обоих после ДТП, и один попал в реанимацию, а второй — в морг. В регистратуре перепутали карты и позвонили вам как родственникам погибшего. После опознания и уже выдачи тела родным оказалось, что молодой человек, который попал в реанимацию, не тот, чьи данные указаны в карте. Группа крови не совпадала и прочее… Но напутавший данные медбрат, Су Шэ — он был другом А-Чжаня по колледжу, — очень испугался, поэтому набрал брату узнать, что делать… — И Лань Чжань просто скрыл, что Вэй Ин жив?! Где, кстати, твой братец? Если бы не рука Усяня, драгоценной ношей лежащая в ладони Цзян Чэна, он бы уже бросился на поиски виновника всех своих бед. Но так быстро покинуть Вэй Ина он не может. — Здесь. В другой палате, я… Мы вкололи ему седативное, так что он в отключке. Ванцзи очень плох, я не знаю, что с ним произошло и почему он так поступил. Почему не рассказал мне… Почему заплатил Су Шэ, чтобы тот молчал про ошибку… Я правда не знаю, Ваньинь. Мне кажется, он повредился умом, когда думал, что Вэй Ин умер, и не желал, чтобы кто-то навредил ему… Брат сказал, что хотел дождаться пробуждения Усяня. Боялся, что если тот всё-таки не очнётся или умрёт, это ещё раз травмирует всю его семью. А при таком раскладе… Этот груз будет лишь на одних плечах. Но я не оправдываю его, понимаешь? Сичэнь опускает взгляд на свои руки и качает головой, в то время как Цзян Чэн пытается сформулировать для себя главный вопрос, от которого будет зависеть его собственное состояние в ближайшем будущем. — Какие шансы, что он очнётся? Ты же говорил с врачом? Лань Хуань нервно сцепляет пальцы в замок и тяжело вздыхает, прежде чем ответить. — Конечно, я говорил с главврачом. Во-первых, вся эта ситуация — подсудное дело. Он не проверил личность родственника пациента, не уведомил настоящую родню и сейчас, когда всё всплыло, его ждёт иск и лишение лицензии, если вы подадите в суд. Поэтому со мной он был более чем любезен… — И что же говорит этот любезный врач? Ядовито кривит губы Цзян Чэн, слегка поглаживая кончиками пальцев запястье брата. — Он говорит, что шансов крайне мало. Вэй Усянь уже год в коме, они разрабатывают мышцы, кормят его вегетативно, следят за гигиеной и всем остальным, но его состояние может навсегда таким остаться… За всё это время он не показал ни одного признака улучшения… — Ты уведомил мою семью? — Пока нет. Я хотел, чтобы ты сам решил, как и когда это сделать. Новость не из тех, которые следует вываливать на голову без предварительной подготовки. К тому же я слышал: Яньли вновь беременна, ей лучше не волноваться. — Хорошо, спасибо. Ты прав… В очередной раз убедившись в толерантности старшего из братьев Лань, Цзян Чэн переводит взгляд на Вэй Ина и непреклонно шепчет: — Оставь меня. — Конечно, если понадоблюсь, то я рядом. Пойду посмотрю, как там А-Чжань… Сичэнь ставит нетронутую и остывшую чашку с чаем на тумбочку у кровати и, аккуратно прикрыв за собой дверь, выходит из палаты. Как только Цзян Чэн остаётся в одиночестве, весь окружающий мир окончательно сужается и его центром становится Вэй Ин, находящийся теперь так близко. Собственно, в этом нет ничего удивительного… Ведь, как недавно выяснилось, всю жизнь Вэй Ин и был центром его мира. — Знаешь, за последние дни столько всего случилось, но я всё еще не могу до конца поверить, что ты сейчас передо мной… И ты дышишь. Пусть и не сам… Взгляд скользит по аппарату искусственного дыхания. — Но в тебе бьётся жизнь, я это чувствую. Под пальцами ощущается слабый пульс, а светящаяся ломаная линия на одном из мониторов убеждает, что все это не обман. Хотя уставшее и перегруженное сознание не прекращает ждать какого-то подвоха, а сам Цзян Чэн не может перестать думать о том, что в любой момент откроет глаза и всё происходящее окажется лишь сном. Но подвох всё же есть… Слишком очевидный. Ваньинь понимает, что как бы близко Вэй Ин сейчас ни был, вариант, что брат никогда не проснётся, вполне реален. Только вот ему не хочется об этом думать, и даже если Цзян Чэн будет знать, что так оно и случится, уйти отсюда в ближайшее время он точно не сможет. Никто не знает, чем именно все закончится… Поэтому единственное, на что ему остаётся уповать в подобной ситуации, — надежда. Но Вэй Ин ведь звал его… Говорил, что Цзян Чэн ему нужен… — Я пришёл… Как ты и просил. Тебе удалось достучаться до меня с другой стороны, пока твоё тело спит. Это… Это настолько невероятно, А-Ин… Ты потрясающий. Смог провернуть такое… А я с ума без тебя сходил и думал, что действительно двинулся, но ты, оказывается, всё это время правда звал меня… Прости, что не догадался раньше, но теперь я здесь. Постарайся и ты меня услышать… Цзян Чэн наклоняется ближе и накрывает ладонь Вэй Ина обеими руками. — Если бы кто сказал мне, что вместо тебя мы по абсурдной ошибке похоронили другого парня, я бы не поверил. Хотя с твоей смертью я никогда не мог смириться по-настоящему… Но в такое глупое стечение обстоятельств в принципе верится с трудом, и тем не менее… Вот он ты… Не бросай меня вновь, А-Ин. Цзян Чэну казалось, что после всего он уже просто не сможет заплакать — слишком эмоционально выжат. Но слёзы, которые ощущаются на щеках, тихие и спокойные, возможно, они текут от наконец-то осознанного облегчения, а возможно, от того, что Ваньинь каким-то чудесным образом увидел того, кого любит больше жизни. — Я люблю тебя, А-Ин, — срывается с губ само собой. — Правда люблю… Представляешь, я только недавно понял. Будь ты в сознании, ты бы, наверное, сказал, что я чокнутый и у меня крыша от горя совсем поехала. Влюбиться в брата, ну что за бред, правда? Я и сам понимаю, что это далеко ненормально, но… Ты всегда очень много для меня значил. Слишком много. Цзян Чэн подносит тонкие пальцы к губам и легонько целует. — Я сначала подумал, что все эти чувства всколыхнулись во мне из-за воспоминаний и галлюцинаций… Что мой мозг лишь выдумал эту тягу к тебе, потому что я очень скучал… Но сейчас смотрю на тебя, и внутри такое тепло разливается. Ни с чем не сравнимое… Я так много упустил. Тебя упустил… Не понял вовремя, что ты давно стал для меня больше чем брат. И как мне вообще в голову пришло отпустить тебя к этому поехавшему Ланю? Обещаю, что немного позже разобью его мраморную безэмоциональную морду за то, что прятал тебя здесь ото всех, но сейчас плевать на него… Только ты важен. Не удержавшись, Цзян Чэн тянется к лицу Вэй Ина и откидывает отросшую челку с его лба, а затем кончиками пальцев касается виска, опускаясь ниже к заострившейся скуле. Очень осторожно, чтобы не сдвинуть кислородную маску. Кожу будто покалывает, а тепло в груди разрастается всё сильнее, заполняя собой каждую клетку. — Мне стоило раньше задуматься о мотивах своих чувств и эмоций, и пусть даже ты не принял бы эти чувства или мне вовсе не довелось бы их озвучить, но я бы ценил каждый миг с тобой рядом совсем по-другому. А теперь уже поздно… И я говорю об этом, когда ты в коме, просто потому что по-другому не сказать… Но это, конечно же, лучше, чем твоя смерть. Цзян Чэн не удерживается от ещё одного поцелуя в середину ладони Вэй Ина, а та рука, что касалась лица, проводит по небрежно разбросанным по подушке длинным тёмным прядям, потерявшим весь былой блеск. — Мне до сих пор кажется, что в этом есть моя вина… Хотя это ты настаивал на встрече в тот вечер, но, может, всё сложилось бы по-другому, если бы я не согласился или приехал за тобой сам… Да что угодно! Только не сидел в квартале от того места, где тебя сбили, злясь, что ты как всегда опаздываешь! Слышал бы ты, как я костерил тебя на все лады из-за того, что проторчал час в машине на нашем месте. Если бы я только знал, если б знал… Что в это время тебя, паршивца, соскребали с асфальта… Ты небось сто процентов побежал через дорогу на красный! Эмоции Цзян Чэна скачут туда-сюда, как линия биения сердца Вэй Ина на экране рядом — то вверх, то вниз, — от болезненной злости к тоскливой горечи. — Да что уж теперь… Всё случилось как случилось, А-Ин. И я очень хочу, чтобы ты меня сейчас услышал… Ты ведь просил прийти. Так я здесь, А-Ин. Слышишь? Я с тобой на сколько захочешь, хоть даже навсегда, если не прогонишь. И никуда уходить не собираюсь… Пальцы Вэй Ина, которых Цзян Чэн невесомо касается губами, пока шепчет всё это, совсем едва сжимаются… — Что..? — Ваньинь не верит своим глазам, а сердце тут же подскакивает и начинает биться как сумасшедшее. — А-Ин… Неужели..? Ты слышал меня! Слышал же! Прошу тебя… Ну же, давай, просыпайся! Ты мне нужен! Взгляд впивается в лицо Вэй Ина, которое остаётся всё таким же бледным и пергаментным, но тёмные ресницы как будто бы начинают трепетать. Всего на мгновение… И Цзян Чэн уже думает, что ему показалось, что он лишь выдаёт желаемое за действительное, но на второй раз… Чужие пальцы стискивают ладонь Цзян Чэна крепче, и Вэй Ин пытается открыть глаза… Под веками мелькает мутная полоска глазного яблока, а через секунду ресницы вновь опускаются, и приборы вокруг начинают резко пищать. Линия кардиограммы теперь скачет неравномерно и очень прерывисто… — А-Ин… — только и успевает выдохнуть шокированный Ваньинь, как дверь распахивается и от кровати его оттесняет прибежавший на звуки взбесившихся приборов персонал. Цзян Чэн стоит у стены в углу комнаты и смотрит на окруживших пациента медсестёр и раздающего указания дежурного врача, которого отличает только по форме и поставленному голосу. Рядом с ним стоит поражённый Лань Сичэнь, ворвавшийся в палату следом. Но судя по слаженным действиям и тому, что противный писк аппаратов начинает затихать, персонал знает, что делает. А Цзян Чэну остаётся лишь ждать их разъяснений как приговора и молиться.
◢◤◢◤◢◤◢◤◢◤◢◤◢◤
— А-Чжань, ты не спишь? Уставший и вымотанный Лань Сичэнь заходит в палату дальше по коридору и, осторожно прикрыв дверь, убеждается, что брат, лежащий на койке у окна, так и не проснулся. — Хорошо, спи… Тебе нужно отдохнуть, — он присаживается на край постели и поправляет сползшее с плеча Лань Чжаня одеяло. — Надеюсь, когда ты придёшь в себя, появится хоть какая-то информация… Буквально только что у Вэй Ина была замечена мозговая активность — практически пробуждение, пока с ним сидел брат… Плохо только, что это вызвало сильную аритмию, словно он пережил секундный стресс… Пока его стабилизировали с помощью препаратов, но состояние тяжёлое. Я не стал говорить А-Чэну, каково положение вещей на самом деле, но мы то с тобой оба понимаем, что шанс пробуждения один на миллион. Следующие сутки будут решающими, и я, видит бог, не пессимист, но боюсь, эти сутки Вэй Усянь вряд ли переживёт. Ничего не сделаешь, А-Чжань… Может и к лучшему, что мы не успели оповестить семейство Цзян…