Зверь снаружи. Кто внутри?

      Гермиона молча смотрела на смятый лист, слушая удаляющиеся шаги. Она немного нерешительно развернула свой испорченный труд, и её взгляд побежал по строчкам. С каждой секундой, её сердце возмущалось всё сильнее, ужасно хотелось кричать и доказывать свою правоту, но…       Жар внутри медленно остывал, когда Гермиона возвращалась в тот день. Он лежал на полу клетки беспомощный, беззащитный. Он знал, что произойдёт после пробуждения. Был готов. Она усомнилась. Что, если это ошибка? Её ошибка. На душе стало так тяжело, словно разочарование грязной ржавчиной стало медленно разъедать её душу. Гермиона вдруг вспомнила, как тронула пальцами шрам на его губах, как прикасалась к нему, что испытывала. Нет. Она должна знать точно. Должна понять.       Гермиона выключила плиту и медленно прошла через коридор в спальню. Он стоял на балконе. Холодный воздух наполнил маленькую комнату. Солнце садилось, пряталось за соседние дома. Драко, скрестив руки на груди, напряжённо всматривался вдаль, туда, где по шоссе неспешно продвигались вереницы машин с включёнными фарами. Люди шли по тротуарам, спешили кто куда, торопились, переходя дорогу по пешеходному переходу. Казалось, Драко наблюдал за этим движением жизни, но взгляд его был статичен.       — Я не могу опустить тот факт… — начала она.       — Ты серьёзно? — с трудом сдерживая возмущение, Драко взглянул ей в глаза. — Сутенёрство? Ты позволила себе…       — Это называется именно так! — уверенно бросила она. — Твой «хозяин», — с отвращением скривилась Гермиона, — зарабатывал деньги на том, что продавал тебя женщинам, как проститутку!       — Заткнись! — сквозь зубы рыкнул он, делая к ней решительный шаг, но Гермиона замерла на месте, как вкопанная. — Ты нихрена не знаешь!       — Вы развели меня, как наивную дуру! — злобно прищурившись, прошипела Гермиона. — Он взял с меня деньги. Забрал всё, за то, чтобы провести с тобой час!       — Никто не заставлял тебя спать со мной! — ядовито ухмыльнулся он. — Это было твоё желание или нежелание! Никто меня не продавал. Никогда! Это. Моё. Решение. Тебе никогда не понять, каково это, когда все тебя боятся, когда тебя сторонятся, игнорируют. Когда ты для всех и каждого просто зверь!       Он развернулся, намереваясь войти в комнату, но Гермиона схватила его за запястье, удержала, обошла, чтобы заглянуть в глаза.       — Это его преступление, Драко! — уверенно заговорила она. — Он тебя использовал. И не только как цирковой инвентарь. Ты ведь даже не был частью труппы. Все они были свободны, но только не ты! Ты был для него, как его прежний дрессированный медведь. Как ты можешь его оправдывать? Я понимаю, тебе легче убедить себя в том, что ты всё это делал добровольно, чем признать, что тебя элементарно использовали. Это настолько омерзительно! И я ненавижу его за то, как он поступал с тобой!       — Нет, — с горечью выдохнул он, отводя взгляд, — ты не сможешь понять.       Он вывернулся из её хватки и вошёл в комнату, сел на кровать.       — Драко, объясни…       — Оставь меня в покое, — прошептал он, пряча лицо в ладонях. — Тебе пора собираться. Иди. Салазар… Нет. Лучше мне уйти.       — Нет, пожалуйста! — в страхе прошептала она, опускаясь перед ним на колени, чтобы заглянуть в глаза. Гермиона мягко сжала его запястья, погладила бережно, нежно. — Прости. Я просто сделала выводы из произошедшего, из того, с чем сама столкнулась. Ты ведь не знаешь, как он действовал. Амбре хитёр…       — Я это знаю, — шепнул Драко, подчиняясь её прикосновениям, опуская руки, а потом сжимая её маленькие ладони в своих. — Извини, я был резок, но…       — Мне сложно, ты же понимаешь? — с надеждой говорила Гермиона. — За всю свою жизнь я немало сталкивалась со злом. Разным злом. Убийствами, похищениями, жуткими травмами, а ты… ты словно совокупность всего этого. И знаешь, меня просто разрывает от возмущения! От того, насколько несправедлива к тебе жизнь!       Он устало улыбнулся, поднимая на неё измученный взгляд.       — Это не так, — тихо произнёс он. — Всё, что со мной происходит — заслужено.       — Нет! — простонала она.       — Да. Именно так. Пожалуйста. Убери из рапорта всё… об этом.       — Но почему? Ведь Амбре…       — Я чуть не убил его тогда, когда он устроил «дополнительное шоу». Мне было восемнадцать. Шёл всего третий месяц, как я стал обращаться в зверя. Ты не представляешь, — зажмурился он, — как я ненавидел весь мир, ненавидел себя. Мне хотелось сдохнуть! Всё время! Когда я пришёл в себя утром, вокруг моей клетки было полно народа. Женщин. Они хотели видеть, как я снова стану человеком. Со всех он взял дополнительную плату. Я открыл глаза, — и тут Драко снова взглянул на Гермиону, — и понял, что… абсолютно беспомощен. Голый, больной, меня тошнило, я не мог даже на ноги подняться, а они смотрели, охали, — брезгливо сморщился Драко, — хотели дотронуться до меня, пожалеть, а я, как жалкий кусок мяса забился в угол и тихо ненавидел всё живое. У меня не было сил броситься к решётке и вырвать кому-нибудь из них глаз или откусить руку. И я себе поклялся, что уничтожу его.       Губы Гермионы дрожали, а в глазах застыли слёзы. Они держались за руки, не давая друг другу сломаться. Ей было безумно больно его слушать, но Гермиона чувствовала, как нужно ему всё это высказать, излить душу, и она слушала, не сводя с него глаз.       — Ты видела его шею? — продолжал он, и Гермиона кивнула. — Я пытался загрызть его через пару дней, когда сил немного прибавилось. Никто из труппы не решался подходить ко мне, даже поставить миску в клетку, он делал это сам, никого не заставлял и гордился этим, словно я его личный питомец, — с досадой бросил Драко. — После того случая он больше никогда не смел продавать меня. Никогда. Никому. Это было табу.       — Но тогда, — тихо начала Гермиона, — как же объяснить…       — Ты так нетерпелива, Грейнджер, — сдержанно усмехнулся он.       — Извини, я… — она поднялась и, не отпуская его рук, села рядом на кровать, и он, последовав за её движением, чуть развернулся к ней лицом. — Я тогда не понимаю. Он ведь брал деньги и приводил к тебе женщин.       — Тех, что выбирал я, — выдохнул Драко и в смущении опустил голову, попытался отпустить её руки, но Гермиона сама бережно сжала его пальцы.       — Но ведь, ты был не в себе, как ты мог выбрать?       Драко закрыл глаза. Думал долго, словно решаясь.       — Я не хочу говорить об этом, Гермиона, — нехотя произнёс он. — Это настолько личное, что никого не хочу посвящать. Это моё… животное нутро. Мой зверь. Тот, что есть в мужчине, понимаешь? В одиноком волке, которому тоже нужно, чтобы его любили.       Гермиона покрылась мурашками. Драко отпустил её руки, отодвинулся, и Гермиона не хотела давить и причинять ему ещё больше боли. Он тяжело вздохнул, она даже хотела остановить его речь, но не успела.       — Патрик никогда меня не принуждал ни к чему, — вздохнул он. — Это было моё решение. Он как-то намекнул мне, что вся моя злость и агрессия от одиночества. Что мне, как любому нормальному мужчине, нужна женщина. Что… если бы я захотел, они сами бы приходили ко мне. Говорил о суммах, которые ему предлагали, но он не брал. Всем отказывал, объясняя тем, что «волк — одиночка, ему не нужны лишние зрители». Он слишком боялся моего гнева. Да, у него было оружие, цепи, клетка, но он всё равно опасался. Я сам попросил его выбрать. Он знал мои требования, и однажды она пришла. Первая.       Он замолчал. Сидел понуро, облокотившись на колени, и смотрел в одну точку. Она поняла, что узнать больше не сможет. Да и надо ли? Это личное. Драматичное. Его мужской печальный опыт. А даже если не печальный, то странный, и ей его очень сложно понять.       — Что ж, — вздохнула Гермиона. — Выходит, всё было наоборот, — с трудом улыбнулась она, а на душе стало так болезненно тяжело.       Его прошлое наваливалось на её плечи неподъёмным грузом. Она испытывала двойственные чувства. С одной стороны ей было его безумно жаль, потому что Амбре лишил его выбора, а с другой… С другой она понимала принятое им решение. Она вдруг вспомнила себя в детстве, когда после магловской жизни вдруг оказалась в волшебном, сказочном мире, который не хотел её принимать. Ей приходилось лезть из кожи вон, чтобы чего-то достичь. Было трудно завести друзей, подруг. Было одиноко. Тогда для неё возможность общаться с Гарри и Роном стала спасением. Разве могла она осуждать желание Драко получить от этого жестокого холодного мира хоть капельку тепла? Разве могла?       — Помнишь, — тихо произнесла она, — я сказала, что могу стать твоим другом?       Драко медленно повернул к ней голову, посмотрел в глаза.       — Я не стану писать об этом. Ты прав, я сделала неверные выводы. Я лишь упомяну, что Амбре предложил мне общение с тобой за деньги, раз мне это интересно. Это будет верно?       — Наверное, — тихо ответил он и отвернулся, словно ему было ужасно неловко.       — Я не осуждаю тебя, — улыбнулась Гермиона. — Ты был взрослым мужчиной со своими потребностями, а рядом, очевидно, не было девушки, которая полюбила бы тебя. Ты сам говорил, что тебя все в труппе боялись, наверное, девушки тоже.       Гермиона вдруг резко поднялась и заходила по комнате. Она сняла с волос заколку, взяла расчёску и стала собираться на ужин, говоря по ходу дела:       — А вообще, многие мужчины ведут себя подобным образом, особенно в молодости: знакомятся, встречаются, не проходит и недели, знакомятся с другой. Типичное поведение. Так что по сути…       Она вдруг услышала тихий смех да так и замерла с расчёской, запутавшейся в её кудрях.       — Что смешного? — улыбнулась она, чувствуя, как всё её напряжение растворяется.       — Ты, как никто, умеешь поддержать, Грейнджер, — смеялся он. — Это просто поразительно.       — Всегда рада! — иронично скривилась она.       Гермиона не могла себе объяснить, почему его улыбка стала для неё такой дорогой. Почему каждый раз, когда Драко огорчался, её сердце буквально разрывалось на куски, а когда успокаивался, оно пело от счастья. Сейчас он расслабленно плюхнулся спиной на кровать, растирая лицо ладонями и улыбаясь, и для девушки это было как исцеляющее зелье на душу.       — Мне пора, — затараторила она и открыла стенной шкаф, который до этого даже видно не было, и стала быстро перебирать костюмы и платья на вешалках. — Извини, я не успела немного. Думаю, мясо и картофель готовы, добавь, пожалуйста, поджаренные овощи и потуши ещё пять минут, зелень добавь перед едой и можешь ужинать. Меня не жди, я не знаю, сколько времени это займёт. Справишься?       — За столько лет привык уже, — совершенно придя во вполне благожелательное расположение, ответил Драко. — Можно прогуляться?       — Не советую, — усмехнулась Гермиона. — Заблудишься, а трансгрессировать обратно не сможешь. Прогуляемся позже, хорошо?       — Как скажешь, — повёл он плечом.       Выбрав сдержанное деловое платье, Гермиона отправилась в ванную принять душ и переодеться. Выходя, она услышала, как постукивает посуда в кухне, льётся вода в мойку. В этом было что-то уютное, приятное, мирное, словно в её жизни появилась… жизнь. Она улыбнулась и появилась на пороге кухни, готовая выйти в люди. Драко уже вытирал руки, успев вымыть всю посуду и погасить плиту. Приятный аромат тушёного картофеля с мясом и лавровым листом заставил её желудок сжаться от голода.       — Как жаль, что надо бежать, — вздохнула она. — Пахнет изумительно.       — Согласен. Отлично выглядишь, — смерив её оценивающим взглядом, заметил Драко. Безотчётная радость снова разлилась в душе девушки.       — Правда? Благодарю! — улыбнулась она и снова вздохнула: — Не по себе немного.       — Уверен, у вашего министра найдётся логичное объяснение произошедшему. Он не похож на идиота.       — Возможно. Но это всё крайне неоднозначно. Приду и переделаю рапорт. Не стесняйся, ложись спать и не жди.       Гермиона быстрым шагом направилась к камину. Уже зачерпнув горсть летучего пороха, она услышала его тихий голос:       — Спасибо тебе.       Она обернулась, встречаясь с ним взглядом.       — Спасибо за всё, что ты сделала. Что понимаешь.       В его взгляде была благодарность — искренняя, тёплая. Гермиона с нежностью улыбнулась, чувствуя, как в груди будто что-то дрожит. Она кивнула и шепнув: «Пока…» — исчезла в зелёном пламени.

***

      Магическая часть Лондона развивалась. Новые магазины, рестораны, разнообразные заведения, вроде выставок и музыкальных салонов, сделали жизнь волшебников намного насыщеннее. Но Гермионе некогда было оценить все прелести обычной жизни. Даже сейчас, вышагивая по Косому переулку, она думала о том, что как только дело Драко Малфоя закончится, она приступит к новым поискам. У неё в списках значилось ещё немало пропавших без вести.       Немного беспокоило, что пришлось оставить Малфоя одного в квартире. Она утешала себя тем, что он всё-таки долгие годы прожил среди маглов и Драко взрослый мужчина — вряд ли он решит затеять какую-нибудь глупость.       Смущало, что такая огромная часть её мыслей занята только им. Гермионе предстоял непростой разговор со старым другом и Министром Магии одновременно, и она понятия не имела, кем Кингсли будет в большей степени, к чему готовиться, а её сознание всё возвращалось и возвращалось домой, а если не домой, то к событиям прошедших дней. Немного озадачивало то, насколько приятно было думать о нём, что бы то ни было: его волнение и гнев или его слова и действия. Всякий раз, когда она вспоминала, как Драко набросился на Мёрфи, её сердце заходилось от ужаса, а когда вспоминала, как он освободил её от удушающих лап Амбре — от непередаваемого восторга.       Она даже не сразу заметила, что Гарри уже ждал её у ресторана. Она совершенно деловито промчалась мимо него прямо ко входу в ресторан и опомнилась лишь тогда, когда друг её окликнул.       — Как ты? — немного встревоженно спросил он. — Лицо такое, будто сложную задачу решаешь, — улыбнулся он, поглаживая её плечо. — Расслабься немного. Я уверен, у Кингсли есть разумное и убедительное объяснение произошедшему.       — Очень надеюсь, — хмыкнула Гермиона, — иначе я совершенно разочаруюсь, уволюсь и пойду в частный сыск.       — Оу! — воодушевлённо воскликнул Гарри. — А это отличная идея!       Гермиона дружески шлёпнула его ладонью по спине, и друг тихо рассмеялся.       Когда они вошли в небольшой холл ресторанчика, метрдотель подошёл к ним немедленно и тут же проводил гостей в вип-комнату для уединённых трапез. Они прибыли чётко к назначенному времени, но Кингсли Бруствер уже ждал их за столиком. Он поднялся с места, приветствуя молодых людей.       — Мисс Грейнджер, — с почтением кивнул он, она молча кивнула в ответ.       — Гарри, — вежливо улыбнулся Министр.       — Добрый вечер, сэр, — доброжелательно ответил Поттер, и они пожали руки.       Гарри отодвинул для подруги стул, и, когда все сели, несколько блюд незамедлительно появилось на столе.       — Прошу меня простить, — немного смущённо начал Кингсли, — позволил себе заказать. Может быть, хотите что-то ещё?       — Нет, благодарю, — сдержанно улыбнулась Гермиона, чувствуя, что если сейчас не поест, у неё случится голодный обморок. Она и так тосковала по приготовленному совместными усилиями с Малфоем картофелю. Впрочем, ужин был роскошен, оставалось дождаться возможности начать.       Официант наполнил бокалы гостей вином и удалился, Кингсли приподнял бокал.       — За успешно завершённое дело, — произнёс Кингсли. — Я, как всегда, восхищён и благодарен, Гермиона.       — Ты справилась великолепно, — поддержал Гарри.       Девушка вежливо кивнула, надеясь не выдать какую-нибудь колкость в ответ. Пригубив по глотку, они приступили к еде. Гермиона с удовольствием отметила, что пища была даже слишком вкусна. Очевидно эти полуголодные дни в Уорен Милл не прошли незаметно для её организма. Но, утолив первый голод, Гермиона осознала, что её сознание наводнили вопросы. Раздражение вернулось, и она бросала озадаченные взгляды на понурых мужчин, пока точка кипения не достигла апогея.       — Всё это, конечно, очень мило, — очень сдержанно и вежливо начала она, — однако…       Кингсли шумно вздохнул и устало потёр лицо ладонью, словно испытал истинное облегчение.       — Прости, Гермиона, — на выдохе начал он. — Я всегда знал, что ты смелая девочка. Зачастую смелее любого мужчины…       — Сэр, я…       — Извини. Мне жаль. Даже передать не могу насколько, — теперь он с искренним сожалением смотрел ей в глаза, готовясь продолжить. Собирался с мыслями.       — На самом деле, сэр, — с трудом улыбнулась она, но улыбка получилась скорее скептической, — я очень надеюсь, что ваши доводы будут очень вескими. Иначе меня постигнет… — и она с силой зажмурилась, — глубочайшее разочарование.       — Я уверен, что уже разочаровал тебя, девочка, — отведя взгляд, тихо продолжал Кингсли. Гарри перестал есть и молча взирал на разыгрывающуюся драму.       — Я всё ещё готова выслушать, — сдержанно заявила Гермиона и положила приборы.       — Что ж… — вздохнул Кингсли и снова потёр ладонью лицо. — Вы наверняка поняли, что у меня был повод задержать решение конфликта в Уорен Милл, — министр сосредоточил взгляд на зубцах своей вилки, которой неспешно возил по тарелке, размазывая соус кусочком мяса, и не поднимал глаз, пока вёл свой рассказ: — Патрик Амбре, мой друг. Друг детства, — с ностальгией улыбнулся он, и Гермиона вдохнула поглубже, собирая в кулак всё своё самообладание. Гарри тревожно на неё покосился. — Мы познакомились в цирке. Его отец был владельцем волшебного передвижного цирка и колесил по миру, радуя зрителей красотой волшебства. Я был любопытен и, пробравшись за кулисы, познакомился с Патриком. Нам тогда было по шесть лет. На счастье, или на беду, они задержались в нашем городке, а потом и поселились там, и мы с Патриком, как самые настоящие сорванцы проводили детство в играх, хулиганстве, забавах. Патрик любил цирк, обожал родителей — чистокровных магов. В одиннадцать лет я получил приглашение в Хогвартс. А Патрик… нет. Я пришёл к нему похвастать письмом, а он, еле скрывая слёзы, объявил, что за всю его жизнь у него так и не случилось ни одного магического выброса. Его родители тщательно всё скрывали, делали вид, что всё в порядке, но всё было очевидно. Патрик оказался сквибом.       Кингсли перевёл дух. Сделал глоток вина, и Гермиона, как и всегда было свойственно её чуткой натуре, уже представляла, какой драмой это стало для семьи циркачей магов.       — Каждые каникулы мы встречались, и я делился почти всем, что узнавал в Школе Магии и Волшебства. Помню, как горели его глаза каждый раз, как он жаждал этой жизни, но Патрик никогда не проявлял зависти. Никогда. Он был искренне рад за меня. Но шли годы. Времена были неспокойные. Его родители были убиты. Ходили слухи, что их убили Пожиратели Смерти. Это было очень мутное время, вы знаете, — и Гермиона с пониманием кивнула. — Патрик был безутешен. Он никогда бы не справился со своим наследством. Волшебный цирк был ему не по зубам. Он распустил труппу, продал магических животных, изучил историю магловского цирка и занялся этим вплотную. Он ушёл в мир маглов окончательно задолго до войны, его не коснулось ни возвращение Волан-де-Морта, ни война, ни битва за Хогвартс. Я изредка навещал его, радовался его успехам. Но сразу после войны он словно… исчез. В последнее моё посещение он заявил, что ему чужд Магический Мир, что Патрик не хочет, чтобы ему о нём напоминали. И я перестал общаться с ним, но… конечно, заверил друга, что я всегда рад ему помочь. И на этом всё. Он разорвал общение со мной. И три дня назад, когда Гарри пришёл ко мне, — тут Кингсли наконец взглянул на девушку, — я сразу понял, что мой друг серьёзно оплошал. Прости, Гермиона, но я должен был попытаться дать этому идиоту шанс всё исправить, — Гермиона напряжённо вздохнула. — Я знаю, ты умная, ловкая и очень находчивая девочка. И был уверен, что ты сделаешь всё, чтобы он понял свои ошибки, чтобы сам отпустил Малфоя. Я был почти уверен, что дело решится миром.       Кингсли тяжело вздохнул, сделал большой глоток из бокала.       — И что же теперь, сэр? — немного взволнованно спросил Гарри. — Вы хотите замять это дело?       — Ни в коем случае! — лицо министра тут же стало очень суровым. — Дружба дружбой, но истина дороже. Он совершил преступление — удерживал в неволе человека. Ведь я правильно понял, Гермиона, Малфой заражён ликантропией?       — Да, сэр, — выдохнула она, и возмущение снова затопило её с головой. — Этот мерзавец демонстрировал его превращение маглам, держал его в клетке и…       — Это просто возмутительно, — сурово проговорил Кингсли. — Никогда не думал, что мой добрый друг способен на такое. Нужно непременно тщательно всё расследовать. Знаю, Малфою досталось, но ему придётся отвечать на вопросы. Я чувствую, что здесь что-то не так. Патрик был добрым, внимательным и сердечным человеком. Его нападение на тебя… совсем не вяжется с моим представлением…       — Прошло много лет, сэр, — гордо вздёрнула подбородок Гермиона, даже не думая скрывать синяки на своей шее. — Этот человек совсем не был добрым и сердечным. Он был жесток, эгоистичен и жаден.       — Гермиона… — с болью выдохнул Кингсли.       — Я больше ничего не скажу. Пусть это остаётся на вашей совести. Он пытался меня убить, и был готов схватить Драко, снова посадить в клетку…       — Понимаю. Ты имеешь полное право возмущаться. Я был неправ. Но это мой друг и я хочу понять причины его поведения. Теперь я знаю, почему он скрывался все эти восемь лет, очевидно, боялся, что раскроется его преступление, осознавал, что поступает неправильно, удерживая оборотня в плену. Но, что его заставило? Почему он так изменился?       — Вы уже видели его, сэр? — с интересом спросил Гарри.       — Нет, — снова понурился Кингсли. — Признаться… довольно сложно в моём положении признавать, что… — он удручённо вздохнул. — Вы ведь понимаете, что я не только его друг, но несу так же значительную ответственность за каждый свой шаг. Я и так оплошал. Теперь в раздумьях.       — Считаю, — деловито заявила Гермиона, — что вы прежде всего его друг. И раз уж вам выпала доля иметь такого друга, вы просто обязаны разделить с ним его судьбу и взять на себя ответственность. Ваша должность не должна лишать вас человечности. Его лишила. Не уподобляйтесь.       Она ощутила, как Гарри осторожно толкает её ногу под столом своей, и она примирительно вздохнула:       — Извините, Кингсли. Мне право крайне неловко. Вся эта ситуация…       — Ты права, — устало улыбнулся он. — Во всём права. Я уже говорил, что порой ты бываешь смелее и мудрее любого мужчины?       — Да, сэр, — уже совсем успокоившись, усмехнулась она.       — Готов повторять снова и снова.       Неожиданно он потянулся к ней и накрыл её руку своей огромной ладонью.       — Прости меня, девочка. И спасибо тебе за всё. Ты всё сделала правильно, профессионально…       — Вы ещё не читали мой рапорт, — улыбнулась она.       — Я читал рапорты других сотрудников. Слова магловских полицейских, циркачей. Патрик отказывается говорить. Но, надеюсь, при встрече со мной он всё же поведает о причинах столь безрассудного поведения.       — Вы ведь не отпустите его, сэр? — с опаской уточнил Гарри.       — Конечно, нет, — вздохнул Кингсли, — что я буду за друг и министр, если буду потакать злу. Как себя чувствует Малфой?       Почему-то при упоминании его имени у Гермионы всё сжалось внутри, а потом горячая волна разлилась по телу.       — Он растерян немного, но, я думаю, постепенно привыкнет. Ему нужно время прийти в себя.       — Хорошо. Как он воспринял свой дом? Наверное, нелегко вернуться…       — Он не дома.       Оба мужчины удивлённо уставились на неё, и Гермиона ощутила очередную волну огня в груди.       — Да, я пока пригласила его пожить в моей квартире. Так ему будет легче. За эти три дня мы немного сблизились. В смысле… — её лицо с каждым словом всё больше заливалось румянцем, повергая собеседников в недоумение. — В смысле мы немного сдружились в совместных планах, во всех этих… Мерлин… — закатила она глаза и растерянно улыбнулась. — Ничего такого! Мне просто его жаль.       — Ты очень добра, Гермиона, — успокоил её Кингсли и подогрел магией свою остывшую еду.       Остаток ужина прошёл в более менее мирной обстановке. Кингсли не спрашивал об Амбре, больше интересовался состоянием Гермионы и самочувствием Драко. Гарри рассказал о том, что в итоге пришлось стирать память более пятидесяти людям, и это было не так просто, как хотелось бы.       Кингсли первым покинул ресторан, поблагодарив своих «юных друзей за службу».       Гермиона испытывала некоторое облегчение. Кингсли повёл себя, как обычный человек. Ему пришлось выбирать между друзьями давними и нынешними, а это выбор непростой. Но дело сделано. Преступник схвачен, пленник освобождён, и ничего, что она немного пострадала, зато Малфой проявил себя и тоже сделал выбор. Выбор в её пользу. От этой мысли что-то трепетало в глубине души. Ей хотелось домой, и Гарри видел это.       — Что у тебя с ним? — как-то загадочно улыбался друг, будто сам с собой.       — Ничего, — дёрнула она плечом, но почувствовала лёгкое смущение.       — Знаешь, я заметил, как он на тебя смотрит.       Кровь ударила в голову.       — Тебе показалось, — натянуто улыбнулась Гермиона. — Мы спасли друг друга, и он благодарен. Это странно, что Малфой может быть благодарен, но это так.       — Это нормально.       — Да!       — Совершенно нормально.       — Конечно. Он повзрослел.       — Я заметил, да.       — Я пойду?       — Беги уже, — улыбнулся друг.       — Боюсь, что он там что-нибудь натворит.       — До завтра.       — Спасибо, Гарри, — улыбнулась она.       Друзья поднялись, обнялись у выхода из комнаты, и Гермиона помчалась в «Дырявый котёл», чтобы переместиться домой.       В квартире было тихо. Приятно пахло чем-то неуловимым, словно здесь появилось что-то новое. Или кто-то. Гермиона улыбнулась и тихо пошла по квартире, предположив, что Драко спит. Но в спальне его не оказалось.       Он ждал её. Очевидно ждал, потому что лежал на диване в какой-то странной позе, будто сполз по спинке на сидение, а ноги так и остались на полу. Его светлые волосы лежали на подлокотнике, а на лице полное умиротворение. Гермиона выключила свет и принесла плед из гостиной, осторожно подняла его ноги, положив их на сидение. Драко вздохнул, повернулся на бок, и она быстро сунула ему под голову подушку, которую он с наслаждением обнял. Гермиона улыбнулась. Он казался ей таким милым сейчас. Она накрыла его пледом. Потом потихоньку подняла со стола свою тяжеленную печатную машинку и стопку чистых листов.       Гермиона уютно разместилась в спальне прямо на кровати и наложила заглушающие чары на комнату. Перечитав рапорт, вычеркнула лишнее и принялась за работу. Десять листов превратились в восемь, и её это вполне устроило.       Погасив свет, Гермиона приготовилась спать. Она всё прокручивала в голове разговор с Кингсли, размышляла и изо всех сил старалась разобраться в поведении Амбре. Внезапно жуткая мысль родилась в её голове. Сердце забилось чаще, и сон совершенно улетучился.