***
Она задумчиво смотрела в одну точку. Медленно перевела взгляд на Александра, потом на Гарри. Мужчины немного смущённо отводили взгляд. — Поверить не могу, — тихо произнесла она. — Прости, Гермиона, — вздохнул друг, — мы сделали всё возможное. Но сыворотка правды не сработала. Сивый применил окклюменцию и мы оказались бессильны. — Да кто он такой? — выдохнула она. — Значит… Драко, возможно был прав. Он владеет невербальной магией в том числе. Тогда почему он до сих пор в Азкабане? Ну конечно, — вздохнула она, вспоминая обучение в мракоборческом центре, — Азкабан, естественно, зачарованная крепость. — Да, — повёл свой рассказ мистер Бредвик. — Внутри неё магия действует иначе. Каждый сотрудник, охранник, использует особые пароли и ритуалы, чтобы иметь возможность применить магию. Но окклюменция дар особый — у него нет преград. Оттуда нельзя трансгрессировать, заключённым невозможно сбежать или заколдовать охрану. Но допрос привёл лишь к тому, что он… потребовал адвоката. Мы прекрасно понимаем, что он просто насмехается. Ему объявили, что вердикт не подлежит обжалованию и его заключение уже не пересмотрят: никакой адвокат ему не поможет. Но он расхохотался и потребовал… в общем тебя. Сказал, что будет говорить только с тобой. — Гермиона еле дышала. Она помнит единственный допрос Сивого и встречаться с ним снова у неё не было ни малейшего желания. — Знаю, это ужасно непрофессионально с нашей стороны, — вздохнул Александр, — мы не можем рассчитывать на тебя каждый раз, но… — Вообще-то я пока числюсь в штате, — устало усмехнулась Гермиона. — И я мракоборец со стажем. Это моя работа. — Да, но мы же понимаем, что это временно… — начал было он. — До тех пор я являюсь мракоборцем! — уверенно ответила она, а потом зябко поёжилась. — В Азкабан так в Азкабан, — вздохнула Гермиона. — Ты уверена? — уточнил Гарри. — Нет, — качнула она головой. — Но мы должны попытаться помочь Эрменгарде. Жаль, что уже так поздно. — Она взглянула на часы, стоящие на столе начальника. — Представляю, что там творится… — Её снова передёрнуло. — Отправитесь завтра утром, хорошо? — решил пойти на уступку Бредвик. Гермиона с какой-то безнадёгой взглянула ему в глаза. — Если я сейчас вернусь домой, — тихо начала она, — то, боюсь, завтра не смогу выполнить это задание. — Почему? — нахмурился Александр. — Потому что… — Она вдохнула поглубже. — Потому что он меня не отпустит. Знаю, это звучит глупо, но Драко… Мерлин… — Она, зажмурившись, тихо засмеялась. — Я должна это как-то объяснить. Он зовёт меня, понимаете? Я говорила, между оборотнем и его… самкой существует очень крепкая связь. И всё что я чувствую сейчас, это желание вернуться. К нему. Он держит меня. Не пускает. Если я скажу ему, что иду в Азкабан к его врагу — просто не смогу уйти. Драко делает это не нарочно, но бороться со страхом за меня он не в силах. Гермиона улыбнулась, наблюдая за ошарашенными лицами Александра и Гарри. — Моё время не резиновое, — с усмешкой напомнила она, и Гарри тут же встрепенулся. — Я за порталом. Он вышел, а Александр выдвинул ящик своего письменного стола. Через пару секунд он вынул оттуда аккуратный ларец, похожий на коробку для сигар, с осторожностью его открыв, вынул большой круглый серебряный медальон, с выгравированными на нём рунами, и протянул его Гермионе. Она без сомнений его приняла. — Этот амулет, — с особым почтением произнёс Александр, — позволит тебе использовать магию в полную силу. Я очень надеюсь, что он не понадобится, но пусть будет. — Благодарю, сэр, — кивнула Гермиона. — Я уверен, этот мерзавец пользуется нашей беспомощностью и пытается насладиться возможностью манипулировать. Такие, как он, нуждаются во власти. Надеюсь, это его последний шанс получить желаемое. Пожалуйста, будь осторожна и не поддавайся. Помни: он заключённый и у него нет шансов выйти оттуда. — Да, сэр. Я справлюсь. Без проблем. Лишь бы это не заняло много времени. Пока Бредвик оформлял для Гермионы документы и ордер на допрос заключённого, она изо всех сил старалась подавить внутреннюю панику. Дурацкие мысли о том, что Драко был бы категорически против посещения Азкабана, а тем более общения с Сивым, ужасно её выматывали. Гермиона вдруг представила, что будет, когда она получит своё первое дело, связанное с заражёнными. Ей придётся посещать камеры временного содержания, общаться с заключёнными и свидетелями, посещать самые неожиданные места, где в самом деле может быть опасно. Как он будет справляться со всем этим? Его исследовательская работа позволяет вообще не отлучаться из дома, его производство, встречи с партнёрами — всё можно организовать не покидая поместье. Драко создал свой мир внутри огромного мира и там… его рай. Но она нарушает его покой, его размеренное существование, покидая их Эдем. Гермиона вздохнула, внезапно испытывая чувство вины. Этого не должно быть! Она тряхнула головой, вдохнула поглубже, словно пытаясь направить поток своих мыслей к нему, будто умоляя: «Просто дождись меня. Мне ничто не угрожает! Я — Гермиона Грейнджер — сначала, да, Грейнджер. Та Грейнджер, которую ты выбрал — выбрал такую, какая есть, и полюбил, и принял. Я стараюсь. Семья в приоритете. Всегда. И я действую ради нашей семьи — ради нашей стаи!» Вдохновение наполнило её сердце, и она уже даже счастлива была видеть Гарри, вернувшегося из Портального управления. — Отправляемся, — выдохнул он, — у нас буквально пятнадцать минут. — Отлично, — отозвался Александр. — Документы готовы. Успеха.***
Они медленно шагали по мрачному узкому коридору, изредка освещённому коптящими факелами. Удушающий смрад сырости, плесени и гниения заставлял дышать через раз, а то и вовсе задерживать дыхание. Железные двери по обеим сторонам, расположенные в шахматном порядке были также редкими и зловещими. Там, за ними, томились погибающие души тех, кто однажды ступил на грязный путь. Те, кто омыл свои руки кровью, смертью, болью других людей. Перед ними медленно вышагивал огромный надзиратель, сам имевший вид заключённого. Его лицо было изъедено оспинами, а кожаные штаны и удлинённая куртка казались древними, как столетия. Гермиона шагала прямо за ним, позади Гарри и ещё один надзиратель, его Гермиона даже рассмотреть не могла. — Оборотень, видать, заслужил великую честь, — хрипло усмехнулся идущий впереди. — Посетители толпами валят. — Да, ему везёт, — отозвалась Гермиона. — Тут женского голоса уже лет десять никто не слышал. Лучше помолчите, — язвительно засмеялся здоровяк, и Гермиона ощутила неприятное раздражение, однако приняла слова надзирателя к сведению. Они стали спускаться по лестнице. Высоченные ступени были настолько крутыми, что Гермиона боялась в следующий момент не дотянуться ногой до поверхности и покатиться кубарем вниз. Перил нет, стены покрыты слоем вековой грязи и плесени — даже удержаться не за что, но Гермиона, стиснув зубы, упорно спускалась по ступеням, всё глубже погружаясь в хищное жерло Азкабана. — Мы его держим подальше, в специально оборудованной камере. Он всегда прикован, но во время полнолуния, заковываем дополнительно: ожерелье на шею, и поясок. — Надзиратель за спиной иронично захихикал. — А после обращения, если начинает буянить, применяем транквилизаторы на медведя. Слыхали, вашего мужа так утихомиривали в цирке. Отличная идея. Всё-таки магловские средства иногда бывают хороши. Надзиратели снова расхохотались, а Гермионе стало так жутко и неприятно. Но ясное дело — это их работа, как не похвастаться? — Благо мистеру Малфою больше не нужны такие средства, — с гордостью ответила Гермиона. — Я рада, что его жизненный опыт помогает вам идеально исполнять свой долг. Хохот оборвался и до камеры они добирались в полной тишине. — Он в зачарованной клетке, леди. Не волнуйтесь, он оттуда не вырвется, — самодовольно произнёс надзиратель, отпирая дверь камеры. — Но не подходите близко, ни в коем случае. Не ближе, чем на два ярда. Мы поблизости. Надзиратели вошли в боковую комнату, расположенную прямо рядом с камерой. Оттуда послышался стук посуды и нецензурная речь. Гермиона и Гарри переглянулись. Он неожиданно запустил руку за пазуху и вынул так давно знакомую чудесно серебристую материю. — Мантия-невидимка? — улыбнулась Гермиона. — Ты серьёзно? — Он потребовал видеть тебя, а не меня, — пожал плечами Гарри. — Не хочу мешать. — Я думала, ты останешься здесь! — Ещё чего, — фыркнул друг, — у меня нет желания быть загрызенным твоим оборотнем. — Он тут же усмехнулся и выставил вперёд ладонь. — Шутка! — Гермиона сердито скрестила руки на груди. — На самом деле я просто не могу тебе позволить пойти одной. Это не обсуждается. Гарри накинул на себя мантию и почти полностью исчез, осталась только голова. Гермиона тепло улыбнулась. — Как в старые недобрые времена, — с грустью усмехнулась она. — С ума сойти, как давно мы с тобой вместе не ходили на дело. — Ностальгируешь? — улыбнулся Гарри. — Возвращайся в отдел. Нет? Она отрицательно покачала головой. — Семья в приоритете, — прошептала она. — Спасибо, что ты рядом. Гарри ободряюще кивнул и исчез под мантией. Гермиона набрала в грудь побольше воздуха, выдохнула и потянула на себя тяжёлую железную дверь. Она поддалась с большим трудом: ржавые петли заскрипели, а нижняя кромка двери со скрежетом проехалась по корявому изломанному каменному полу. Омерзительный смрад отхожего места, пота и гнили ударил в нос. — Этому зданию точно требуется вмешательство, — проворчала Гермиона. — Всё-таки не в пятнадцатом столетии живём. Она вошла в слабоосвещённую камеру, выждала мгновение, пропуская Гарри, и с трудом закрыла за собой дверь. Через пару секунд услышала щелчок с той стороны, очевидно надзиратель, как и положено, запер их внутри. Мороз прошёл по коже, но Гермиона тут же собралась, ведь она здесь не одна — лучший друг рядом, а значит, всё под контролем. Низкий чёрный потолок, казалось, придавливал к полу своей тяжестью. Толстые железные прутья упирались прямо в него и в пол, словно вросли намертво. В клетке, прямо на полу, лежали деревянные нары, сверху брошен древний грязный матрас, скомканное одеяло коричневого цвета, больше похожее на ветхую тряпку. Ржавое ведро в углу. Вот и вся обстановка. Послышался звон цепей и из тёмного угла медленно выволоклось бесформенное сгорбленное тело. Гарри явно сильно преуменьшил изменения, произошедшие в Сивом. Когда-то огромный и страшный мужчина превратился в дряхлого истощённого старика, его худоба пугала, сгорбленная спина сделала его меньше ростом, длинные волосы и борода свалялись, превратив когда-то устрашающего оборотня в жалкое подобие человека. Гермиона, полностью потеряв дар речи, наблюдала, как он еле-еле доплёлся до решётки, сквозь прутья медленно просунулись длинные узловатые пальцы с обломанными чёрными когтями. — Сучка Малфоя… — вкрадчиво прохрипел глубоко простуженный голос, от которого всё её тело покрылось крупными мурашками. — Это же надо, как сильно вы хотите найти эту потаскуху. Даже готовы допустить сиятельную грязнокровую леди в мой сортир. Прелестно… Гермиона вздрогнула, когда ощутила осторожное прикосновение к спине, поняв, что от вида Фенрира Сивого впала в глубокое оцепенение. Гарри вовремя пришёл на помощь. — Ты мне поможешь? — с достоинством спросила она. — От тебя зависит. — Его голос сквозил иронией. — Чего ты хочешь? Его лицо… — хотя, конечно, лицом это было назвать очень сильно с натяжкой — медленно прижалось к решётке, разделяя его пополам, потому гермиона видела только один уцелевший глаз узника. — Если по максимуму, — улыбнулся он практически чёрными от запёкшихся язв губами, — я бы хотел, чтобы вы все сдохли. — Гермиона заполыхала, но не ответила. — А вообще… — Он смотрел на неё долго и настойчиво своим единственным голубым глазом. — Я слышал, ты станешь адвокатом, не так ли? — издевательски усмехнулся он. — Будешь защищать моих братьев от людей. — Это не совсем так, — спокойно заговорила она. — Я буду отстаивать справедливость. — Да что-ты! — c усмешкой протянул Фенрир. — Неужели ты так наивна, поганая грязнокровка? Гермиона стиснула зубы до хруста, но тут же ощутила поддерживающую руку друга, крепко сжавшую её запястье. — Справедливость, говоришь? — скривился Сивый. — В таком случае, я буду первым твоим клиентом, согласна? Гермиона вдруг ощутила, как внутри неё будто всё опускается. — У меня есть деньги, крошка. Много денег! — убедительно протянул он. — Я оплачу твои услуги, а ты сделаешь так, чтобы мне смягчили наказание, да? Камера получше, чистота, приличное питание. Взамен я, может быть, смогу помочь тебе… — Твой приговор окончателен. Ты — убийца, тебе уже не поможет адвокат. — Я же не прошу меня освободить, — язвительно ухмыльнулся он. — Ты — адвокат оборотней. Так защити меня! Замолви словечко. Расскажи, как жестоко и мерзко обращаются со стариком в тюрьме. Гермиона невольно скривилась. — Что? — скрипуче засмеялся он. — Не хочется защищать убийцу? Грязного мерзавца, от которого отвернулся весь мир. Не хо-о-очется… — протянул он. — Рассчитываешь защищать обиженных и угнетённых, остаться с чистенькими лже-аристократичными ручками. Зря надеешься! — прошипел он. — Большинство твоих дел — это… я! — рыкнул он. — Закончил? — внутренне трепеща от внезапно охватившего ужаса, выпалила Гермиона. Она постаралась моментально взять себя в руки, внезапно осознавая, что именно этого он и добивался: выпить из неё все силы, сожрать морально и уничтожить все добрые побуждения, которые ею двигали. — Рада, что наконец-то услышала такое свежее мнение. Благодарю. — Её голос дрожал, но Гермиона не сдавалась, стараясь придать ему уверенности. — А теперь, если ты хочешь, чтобы тебе хотя бы дали помыться, будь любезен собрать все свои мысли в кучу и подумать о ком-нибудь, кроме себя. Если ты на это способен, конечно. — Никому не надо, чтобы я о нём думал, — скривился Сивый, чуть отходя назад от решётки. — Эта потаскуха не стоит моего внимания. — А твой сын? Считаешь, он уже достаточно созрел, чтобы окунуться во взрослую жизнь? Ты ему не поможешь, да, но мать… — Мать… — сквозь зубы процедил он. — Эта дрянь всю жизнь пыталась сделать из него тряпку. Самое время стать самостоятельным. — Её похитили? Отвечай! Её похитили твои сторонники? Ты говорил о возмездии. Это и есть твоя месть? Оставить сына без матери? Без единственного близкого человека? — Что ты об этом знаешь, грязнокровка?! — яростно фыркнул он, брызжа слюной. — Что ты, магловское отродье, можешь знать об одиночестве, об изгнании, о проклятье? О том, каково это — выжить одному, когда ты уже не человек. — Гермиона застыла. — Кто знает, каково это, суметь разглядеть свой дар, когда он для каждого — проклятье. Мне плевать на эту шлюху! Она сдохнет в муках за предательство! Она получит своё возмездие и без моей помощи. — Хочешь сказать, — еле дыша произнесла Гермиона, — что это не твоих рук дело? Тогда кто?.. — Никто! Видишь, что стало со мной, видишь? Гермиона кивнула и он снова расхохотался, а потом прорычал: — Пять лет назад, под Рождество, эта дрянь разорвала связь со Зверем. Я почувствовал — понял, что она сделала. Я должен был убить её, но не смог, только из-за Видара. Ещё бы немного… — и он зверски стиснул прутья решётки грязными пальцами с чёрными когтями. — Она призналась, что не знает последствий. Не знает, когда проклятье поразит её. И я решил, что подожду, когда она сама сдохнет. Дождался. Всё это началось неделю назад: стремительно, внезапно, я начал загибаться и понял, что она подыхает. И мне плевать, где она и что с ней, — закричал Сивый. — Она сделала это со мной! — И думаешь, он тебя простит? — фыркнула Гермиона. — Ты — его герой! — Её голос возвысился, приближаясь к крику. — Несмотря ни на что он любит, уважает тебя! Но и она для него важна. Думаешь, кто обратился в штаб мракоборцев с заявлением? Видар! Он в отчаянии! И как, скажи на милость, он станет к тебе относиться, если ты скроешь хоть что-то. Если знаешь, где она может быть, скажи мне немедленно, и я, так уж и быть, замолвлю за тебя словечко, пока ты не сдох от своих язв! — Эта сука… — яростно взревел он, — сделала со мной это! Её место в земле, среди червей и трупов. Её место… — Мне неинтересно! — бросила Гермиона. — Ты собирался обратить сына, а она спасала его жизнь, его будущее! — И где она теперь? — ядовито захохотал он. — Ты знаешь. — Её голос больше не дрожал. Она была решительна и спокойна, словно проникла в глубины его боли, его страданий, осознав всю тяжесть поступка, совершённого Эрменгардой. — Ты знаешь, где она может быть. Есть один единственный человек на этой планете, который любит тебя. Мальчик, который связал вас… — Я не… — Помолчи-и-и! — устало простонала она. — Уж я то знаю, каково это — жить, ощущая боль Зверя. И она знала! — повысила голос Гермиона. — Ты не представляешь, как страшно разорвать эту необъяснимую преданность. Она была твоей самкой! — Он смотрел на неё удивлённо, это было видно даже в этой тёмной камере, даже за решёткой, даже учитывая, что лицо Сивого превратилось в лохмотья из шерсти и грязи. — Она пожертвовала собой ради твоего сына. Она была верной тебе, пусть это было больно. Ты знаешь это. Ты чувствовал. И тебе обидно. Обидно, что она так и не выбрала тебя, а выбрала Видара. Обещаю тебе, я позабочусь о том, чтобы тебе улучшили условия, и я хочу, чтобы ты увидел сына. Увидел, каким он стал. Он учится в Хогвартсе, Видар успешный студент. Он требовал встречи с тобой, но из-за строгого режима ему, как подростку, отказали. Я позабочусь, чтобы ты увидел его. Где она? Скажи, где она может быть, и мы всё уладим! Отвечай! Сивый попятился, звеня тяжёлыми цепями, упёрся спиной в стену, и Гермиона видела лишь его тёмный силуэт на ещё более тёмном фоне. Решётка почти скрыла его. Долгое тяжёлое молчание царило в камере. И Гермиона уже знала — он скажет. — Однажды, — вдруг тихо прохрипел он, — эта дрянь сбежала. Давно. Тогда Видара ещё не было. И я нашёл её. Нашёл, потому что почувствовал, где искать. Это был маленький дом — землянка на берегу реки. Там она когда-то скрывалась от издевательств старших сестёр и младшего брата. Норт-Йорк-Мурс. Это была широкая лесополоса, не знаю, как называлась та жалкая лужа, что протекала рядом. Она… прижалась к стене, стояла на коленях и просила… убить её, иначе однажды она… убьёт меня. И я думал, что это будет лучше всего. Я устал от неё, надоела. Она трепала мне нервы дни, недели. Почти год уже. И я решил, что даже в виде оборотня от неё толку не будет. Но занеся над ней волшебную палочку, понял, что не могу. Мешает что-то. Будто… в груди резало. Будто мне стало её жаль. Никогда никого не жалел, а её стало жаль. Мы остались в той землянке, и она отдавалась мне, как никогда прежде, с таким… пылом. Так страстно, будто… А на следующий день призналась, что беременна. Мы тогда поняли, что это отродье связало нас. Связало совсем. Гермиона потрясённо молчала. Её потряс даже не сам рассказ, а то, с каким страданием, с какой… неведомой прежде нежностью он говорил. Ком сдавил горло. — Ну так что, адвокат оборотней, пока я не сдох, замолвишь за меня словечко? — устало и будто насмешливо спросил он. — Да. Нам нужно отправляться на поиски. Надеюсь, что ещё не слишком поздно. — А я не надеюсь, — фыркнул он. — Её больше нет. Я чувствую. Ком сдавил её горло, Гермиона задержала дыхание и бросилась к двери. Она изо всех сил замолотила в неё кулаком и через секунду замок щёлкнул. Выскочив из камеры, она наткнулась на надзирателя, чуть не сбив его с ног, тем временем Гарри, незаметно стащив мантию, выскользнул из камеры следом. — Поттер, мразь! — заорал вслед Сивый, но дверь уже закрылась. Гермиона всхлипнула, попыталась вдохнуть, но тугой ком перекрыл её горло. — Миссис Малфой… — озадаченно обратился к ней надзиратель. Она пыталась вдохнуть. Ещё раз. Ещё вдох, но воздух не проникал в лёгкие. В отчаянии она вцепилась в отвороты своего форменного пальто и закричала. Зверски. Безнадёжно. Она орала, пытаясь выдавить из груди адскую боль. — Дрянь! — не своим голосом орала она. — Предательница! Тварь! — Гермиона! — Гарри с силой обхватил её за плечи. — Гермиона, что с тобой? — Драко! Я хочу домой! Пусти меня! Драко, пожалуйста! Слёзы рекой полились по щекам. Гарри крепко обнял её, прижав голову к своему плечу, и она плакала навзрыд, умирая от боли и обиды. Она видела маленького мальчика — голубоглазого подростка, лежащего на снегу в луже крови. Он дёргался в судорогах, а над ним стоял страшный облезлый оборотень с огромной седой полосой через всю спину. Темноволосый голубоглазый подросток оцепенел, а оборотень бросил свою добычу и ушёл. Мальчик лежал на снегу. А потом она видела, как этот мальчик обращался. Как год за годом он скрывался, боясь убить кого-нибудь. — Гермиона, — словно сквозь пелену, звал её Гарри, — не думай о нём, слышишь? Он — убийца, а Эрменгарда — его жертва! А она всхлипывала на его плече, дрожащим голосом шепча: — Он маленький мальчик. Он тоже был маленьким мальчиком. И Драко был… маленьким мальчиком… И она разрыдалась с новой силой, понимая, что пережитое ею за всю жизнь ничего не значит, в сравнении с их болью. Надзиратель ушёл в боковую комнату, и Гарри дал ей выплакаться. Гермиона была раздавлена. Уничтожена. Дрожащей рукой она сжала в кармане медальон Александра и с мольбой прошептала: — Протего! Протего Дуо! И так же внезапно, как она впала в истерику, неожиданно из неё и вышла. Гермиона резко отстранилась, взглянув Гарри в глаза. — Он ведь мог выбрать и другой путь, верно? — скорее утвердительно произнесла она и шмыгнула носом. — Да, верно, — немного растерялся друг. — Мог всё сделать иначе, но выбрал быть разбойником и убийцей, верно? — Именно. — Ну и всё, — выдохнула она. — Значит, всё правильно. Я хочу домой. Она так стремительно понеслась по коридору, что Гарри даже опешил и замешкался на мгновение. Быстро шагая следом, он быстро говорил: — Если ты видела его прошлое, значит, он применил легилименцию. Ты не виновата, что он проник в твоё сознание, сильные маги это могут. Я думаю, провожу тебя домой и тут же отправлюсь в штаб, составлю рапорт и группа поисковиков отправится в Норт-Йорк-Мурс. Гермиона… — Да. Меня всё устраивает, — холодно бросила она. Ей было жутко стыдно. Гермиона не представляла, чем объяснить это душевное падение. На какое-то мгновение она будто вдруг оказалась по другую сторону бытия. Со стороны мучителя, который сам когда-то стал жертвой. Она отмахивалась от мыслей о жалости изо всех сил, но, кажется, это было невозможно. Гермиона чувствовала предательство и ничего не могла с этим поделать. Когда Эрменгарда найдётся, она обязательно спросит, что она почувствовала, когда разорвала связь со своим Зверем. Как она вообще пережила это? Гермиона и не осознавала, как покинула Азкабан. Все её мысли были заняты Сивым, его историей — историей вечной боли. Нет, она не оправдывала его — ни за что! Но он был из тех, кто нуждался в помощи однажды, а не получив её, просто решил взять всё под свой контроль. И ему это многие десятилетия удавалось. Он был сильным, могучим, восхитительным… Она чуть не врезала себе по лицу от досады, но на деле только резко остановилась посреди Атриума на пути к камину. Гарри тоже остановился, с опаской поглядывая на подругу. — Пожалуй, я провожу тебя прямо до гостиной. — Нет. У тебя много работы, а Эрменгарда может быть в большой беде. Гарри вздохнул. — По его словам, она уже мертва. — Больше его слушай, — психанула она. — Всё. Успеха вам с поисками. Я домой. Мерлин… Как я ему буду всё объяснять? — вслух выразила она свои опасения. Гарри открыл было рот, но Гермиона буквально бросилась в камин и исчезла. Жар каминной сети словно выжигал изнутри. Приземлившись, она направила волшебную палочку на свои берцы и произнесла очищающее заклинание. Гермиона шагнула в гостиную и тут же выставила вперёд ладонь, останавливая Драко, порывавшегося подняться с кресла с дочерью на руках. Лайнес спала, но книга, которую они читали, всё-таки упала на пол. — Я была в Азкабане, — леденящим голосом отчеканила она. — Карантин. Не подходи. Я в душ. Она спиной чувствовала взгляд Драко, провожавший её до самых дверей. Влетев в свой будуар, она прямиком отправилась в душевую. Нервно раздеваясь, она отправляла каждую вещь в окошко, напрямую соединённое длинной трубой с прачечной. Пальто, джемпер, берцы, брюки, нижнее бельё. Поскорее включив воду, она встала под тёплые упругие струи с головой. Казалось, что с неё должна политься чёрно-рыжая жижа, так Гермиона ощущала своё тело — насквозь пропитавшимся Азкабаном: его грязью, плесенью и нечистотами. Из головы не выходил образ страшного, изуродованного проклятием узника. Гермиона уже не сомневалась — это было проклятье. Разрыв связи не дал о себе знать сразу, но прошло ровно пять лет и всё изменилось. Неужели Эрменгарда трансгрессировала в ту землянку, где когда-то между ней и оборотнем установилась эта фатальная связь? Гермиона не хотела верить, что Эрменгарды больше нет. Она была уверена, что тогда Сивый тоже умер бы, но подтверждение её гипотезы возможно только тогда, когда её найдут. Чистая тёплая вода не освежала, она будто давила, наваливаясь на всё её тело, подгибая ноги. И Гермиона опустилась на дно душевой ванны, прижав колени к груди и продолжая греться под барабанящими по спине струйками. Она слышала тихие робкие шаги. Её нутро переполнилось нежностью, сладким томлением и обожанием. Драко пришёл. Пришёл к ней. И он не злился на неё, не осуждал. Покой объял лёгким облаком. Его прохладная рука бережно погладила её обнажённую спину, и Гермиона закрыла глаза, отдаваясь на его милость. Драко переключил душ в режим струи, вытекающей из боковой стенки, и Гермиона почувствовала, как мягкая вспененная губка стала осторожно скользить по её плечам, спине, как он аккуратно отодвинул её мокрые волосы, проходясь по шее. Драко тактично руководил её телом, поворачивая к себе, приподнимая её руки, намыливая каждый пальчик, потом колени, голени и ступни. Гермиона смотрела на его сосредоточенное лицо, немного сдвинутые над переносицей брови, на колышащуюся в такт движениям чёлку, а он методично намыливал её тело, не забывая второй рукой согревать уже пройденные участки. Он сполоснул губку, капнул на неё ещё немного ароматного мыла, даже не взглянув жене в глаза, чуть более требовательным движением он надавил на её колено, и Гермиона выпрямила ноги, расправила плечи освобождая ему доступ к груди и животу. Его ноздри взволнованно дрогнули, он даже будто вдохнул поглубже. Гермиона не смогла сдержать улыбку, ведь его хмурость, словно мыльные пузырьки, начала медленно сползать с лица. Мягкая приятная губка закружила по ключицам, опускаясь к груди, нежно цепляя затвердевшие соски, к животу, и наконец губка остановилась над самым интимным местом. Драко снова вдохнул поглубже, губка опустилась в воду, а его мыльные пальцы скользнули между бёдер, чуть разводя их. Гермиона вздохнула, чуть приподнимаясь и позволяя ему завершить процедуры. Он взглянул ей в глаза выжидательно, пылко. Сердце забилось чаще, когда он чуть приподнялся над ней, и его губы мягко коснулись её губ. Стоило ему протянуть руку и тёплая вода омыла её живот, а потом, встречая слабое сопротивление, его пальцы бережно погрузились в её лоно. Гермиона застонала, запрокидывая голову, ловя его ласковый взгляд, приятное движение вглубь, потом наружу. Она тихонько взвизгнула. — Расслабься, солнышко, — прошептал он и его прекрасные чувственные губы тронула невыносимо сладкая усмешка. — Расслабься. Ты дома. И Гермиона подчинилась, опускаясь на дно ванны, шире разводя бёдра и приподнимаясь навстречу его умелым рукам. Вторая стала оглаживать её скользкое намыленное тело: живот, плечи, грудь, чуть ускоряя движение внутри. Стоны гулко отражались от стеклянных стенок, Гермиона вздыхала и взвизгивала под напором его пальцев, напрочь забыв весь этот тяжёлый день. Она была любима, обласкана, принята тем, кто любил её — любил по-настоящему. Было только здесь и сейчас. Душ неожиданно включился, начав барабанить по её обнажённому телу, словно целуя каждый миллиметр её кожи. Гермиона вскрикнула от неожиданности, распахнула глаза, сквозь струи наблюдая, как Драко, хищно ухмыляясь любовался её беспомощностью. Её затрясло мелкой дрожью, когда напряжение внутри сосредоточилось, а потом выплеснулось, разнося по телу блаженство. Дыхание остановилось и она вцепилась в его безжалостную руку, пытаясь задержать умопомрачение, но губы шептали: — Не останавливайся… Умоляю… Ещё… Крик вырвался из горла, подкидывая её над полом ванны, заставляя биться от мощных, почти болезненных ощущений. — Вода! — задыхаясь прошипела она. — Выключи… выключи! Он подчинился, останавливая движение. Гермиона обессиленно лежала в тёплой медленно утекавшей воде. Становилось прохладно. Она вздрогнула, когда его пальцы медленно покидали её тело. Гермиона закрыла глаза, будто ощутив неловкость, но скорее всего это было от того, что она получила удовольствие, а он остался ни с чем, даже не претендуя на её ласку. Драко помог ей подняться и завернул в большое пушистое полотенце, не сводя довольного взгляда с её немного растерянного лица. Он промокнул её тело, легко поднял жену на руки и унёс в спальню. Опустив её на кровать быстро откинул покрывало, развернул влажную материю и настойчиво кивнул на подушку. — Хочешь, останусь с тобой, — шепнул он. — Очень, — выдохнула Гермиона, уютно укутывая обнажённое ароматное тело в пуховое одеяло, но замечая его возбуждение. Она улыбнулась, прикусив нижнюю губу и ласково позвала: — Иди ко мне. Драко, не сводя с неё глаз, стянул футболку, чуть влажную от забрызгавшей его воды, брюки вместе с бельём и нырнул под одеяло. Гермиона тут же потянулась к его красноречивому стояку. — Это несвоевременно, солнышко, — ухмыльнулся он, перехватывая её руку. — Тебе нужно отдохнуть. — Я отдыхаю, — улыбнулась она. — Ты и есть мой отдых. Если бы ты знал, как я хотела к тебе. Лучше просто поцелуй меня, — прошептала она, обнимая его за шею, нависая над ним. Драко чуть приподнялся, одаривая жену глубоким страстным поцелуем. И семь дней воздержания, несомненно, должны были дать о себе знать. Полнолуние заканчивалось, и каждый раз им казалось, что они влюблённые: истосковавшиеся, голодные. Гермиона принимала его с трепетом и огнём, распаляясь с новой силой. Но она знала, что полнолуние отнимало у них и время. Драко наслаждался этим моментом, медленно и плавно утопая в своей женщине. И в это мгновение она была готова быть кем угодно, хоть самкой, только бы увидеть собственными глазами это напряжение на его лице, сомкнутые ресницы, проступающие под кожей вены, каждый мускул, когда последние порывистые движения заставляют его дышать прерывисто, а потом замирать, сжимать её в объятиях до боли. Она чувствовала — он смотрел на неё. Просто лежал рядом и смотрел. Гермиона не могла заснуть. Было легче — намного легче. Но мысли водоворотом кружили, засасывая её в реальный мир, где жизнь не была такой сладкой, как её собственная. — Толпа мужиков навесила на маленькую девочку всю ответственность, — хрипло тихонько протянул Драко, и Гермиона улыбнулась. — Как ты прав, — вздохнула она. — И что мне делать с тобой? Чем удержать? — спокойно рассуждал он. — Как сделать так, чтобы твоя жизнь была нами? Гермиона повернулась на бок, посмотрела в его усталые глаза. — Ты волновался? — Очень. Был момент, когда я почувствовал… твои страдания. Ты плакала? Гермиона кивнула. — Они нашли её? — Пока нет. Драко отвёл взгляд, начав бережно поглаживать её плечо. — Ведь тебя не удержать… — начал было он. — Всё в твоей власти, — прошептала она, наполняясь тревогой. — Ты можешь приказать, и я подчинюсь. — Искушаешь, ведьма, — усмехнулся он, снова обращая на неё взгляд. — А потом смотреть, как ты страдаешь? Видишь, как обижают обездоленных и ничего не можешь сделать. Ты же Грейнджер. — Я давно миссис Малфой, — с усмешкой напомнила она. — Для меня ты навсегда останешься Грейнджер. Ничего я тебе не стану приказывать, пока ты сама не захочешь. Они смотрели друг другу в глаза. Гермиона знала, что не заснёт. Ей хотелось повидать Лайнес, хотелось поговорить, но казалось, что и его день был не из простых и надо дать Драко возможность поспать. Она закрыла глаза, и голубоглазый темноволосый мальчик на снегу заставил снова их распахнуть. — Расскажи мне, — просто шепнул он. И она говорила. Долго, много, всё с самого начала. Она вспомнила слова Эрменгарды о том, что та не знала, когда её настигнет кара за разрушение связи со Зверем. Гермиона каялась в том, что осудила женщину и пожалела оборотня — брошенного, преданного. Она отчего-то уверена, что Сивый, как бы парадоксально это ни звучало, любил свою самку и был ей предан. А она… Гермиона снова и снова убеждала себя в том, что Эрменгарда поступила правильно, но сердце верной самки разрывалось от того, что Зверь пострадал. Она не хотела этого, но клялась любимому, что никогда так с ним не поступит. Гермиона плакала, уткнувшись в его грудь и признаваясь, что он — её Бог. А он осторожно гладил её по голове и шептал: «Не говори так, прошу, не говори так». Наверное, он понимал, что звериное нутро будто сплетает воедино всех заражённых. В полнолуние, когда Фенриру сообщили, что Эрменгарда пропала, именно его страх и боль почувствовал Драко, ведь фактически Сивый создал нового Драко, обречённого повиноваться Луне. Став самкой оборотня, Гермиона научилась чувствовать их суть, и её боль совсем не человеческое сострадание — это реальная боль, которая неподвластна объяснениям. Эрменгарда, разрушив связь, оторвала от себя часть души, разбив её на осколки. Да только осколок не поместишь в крестраж, нет. Этот осколок впился в её сердце, сломал её жизнь и жизнь её Зверя. Где она теперь? Жива ли? Что будет с их сыном? Гермиона не могла спать. Она знала, что сейчас, когда за окном уже забрезжил рассвет, группа поисковой команды мракоборцев прочёсывает огромный заповедник Норт-Йорк-Мурс. Только бы они не опоздали.