***
Её милосердие не знает границ. Никто не способен так сопереживать последнему мерзавцу, как Гермиона Малфой. Вопреки всем человеческим законам, вопреки здравому смыслу и мнению общества, она добилась для Фенрира Сивого — самого страшного и опасного оборотня всех времён — последнего свидания с сыном. Общество не способно понять и простить преступника. Есть мнение, что во время допроса Фенрир Сивый применил легилименцию и показал мракоборцу Гермионе Малфой свои воспоминания. Что именно он показал, миссис Малфой так и не сообщила, но совершенно очевидно, что оказавшемуся на пороге смерти оборотню несказанно повезло. Вчера, около шести вечера, в больнице Святого Мунго, не приходя в сознание, скончалась Эрменгарда Розье, бывшая сожительница Фенрира Сивого, разорвавшая с ним магическую связь. В то же мгновение в Азкабане, у сына на руках, умер и самый устрашающий оборотень всех времён. Никто не станет скорбеть о его смерти, но ему это и не нужно, ведь в последнюю секунду с ним рядом был единственный любивший его человек. Видар Розье вернётся в Хогвартс после недели траура. Он отказался встречаться с родственниками по линии матери, предложившими юноше своё участие, заявив, что ему не нужно их покровительство. Пока неизвестно, что будет с мальчиком и как сложится его дальнейшая судьба. Вскоре ему исполнится семнадцать и он будет считаться самостоятельным волшебником, не нуждающемся в опекуне. Пока за него отвечает многоуважаемый декан факультета Слизерин — Гораций Слизнорт. Гермиона, свернувшись в комок, сидела в кресле, уткнувшись в спинку лицом. Она больше ничего не могла: ни плакать, ни извиняться, ни думать. Драко молчал всё это время, ведь в лишних словах не было смысла. Она уже сделала то, чего он просил избежать — бросилась на амбразуру и потерпела поражение. Как ей казалось. Она снова всколыхнула общество, заставив его разделиться, но только в этот раз противников оборотней стало больше. Со страниц всех изданий кричали о том, что Сивый не заслужил снисхождения, что сын последние минуты должен был провести с умирающей матерью, совершившей подвиг. Что Гермиона «Грейнджер» — да-да! именно так — совершенно выжила из ума, раз позволила себе оправдать преступника. «Она бы ещё Тому-кого-нельзя-было-называть своё тело под крестраж подарила, чего уж мелочиться!» — плевался ядом Фелпс. И никакие трепетные и сочувственные статьи Риты Скитер в этот раз не сделали своё дело. Будто нарочно развела сопли. Гермиона устала обвинять. Устала терпеть. Она просто отвернулась и молчала, внутренне уверенная в своей правоте. Да только доказывать она больше никому ничего не собиралась. Она впала в глубокую апатию, что случалось с ней всего несколько раз в жизни. — Мамочка… — Ласковый голосок дочери, будто лезвием резанул по сердцу. Слёзы наполнили глаза. Гермиона почувствовала, как крохотные ручки обвивают её шею. Тёпленькая малышка прижималась к ней всем телом в поисках материнской нежности. И Гермиона наконец повернулась, заключая свою маленькую Лайнес в объятия, зарываясь пальцами в мягкие каштановые кудри и снова с болью представляя, что испытал бедный мальчик, прощаясь с отцом. Лучше бы он умер где-то далеко. Тихо и незаметно, чем причинять такую адскую боль сыну. Она ошиблась. Очень ошиблась. Драко оказался рядом. Он присел на корточки, бережно поглаживая колено жены. По его лицу невозможно было понять, что он чувствует, но уголок губ, разрезанный шрамом, нервно вздрагивал. Ему тоже было нелегко. Гермиона знает, это он принёс дочь. Она просила его этого не делать, но он решил иначе. Как хорошо, что он так поступил. Похоже, её душа ещё дышит, у неё ещё есть смысл существовать. — Ты сделала свою работу. Отпусти. — Его шёпот спустя три дня наконец начал проникать в её сознание. — Ты нужна нам. Гермиона закрыла глаза и кивнула, соглашаясь. Лайнес с нежностью перебирала мамины волосы, поглаживая спутанные локоны. А Гермиона не сводила глаз с сосредоточенного личика дочки. Драко сидел у неё в ногах, облокотившись на сидение кресла. — Весь свет теперь меня ненавидит, — еле слышно прошептала Гермиона. — Считают сумасшедшей. Но что я могу сделать, если… я видела. Я знаю, как ему было больно. Сколько лет он боролся с болезнью совершенно один, пока не нашёл в себе силы стать… сильным! Он превратился в монстра — это правда! Он совершил столько зла, что нам и не снилось. Твоя мама… — Не надо, Гермиона, — шепнул Драко, осторожно обнимая её за бёдра, а заодно и заулыбавшуюся дочь. — Ты права — всё это ужасно тяжело принять. Но, как говорил Патрик: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Я сам тот враг, понимаешь? Он — враг. Я — враг. Мой отец… Все мы получили то, что искали. Но от этих слов мне почему-то легче. — Амбре так говорил? — с сомнением усмехнулась Гермиона. — Я не верю. — Он был весьма неоднозначной личностью. Впрочем, он и сейчас такой. — Да, я знаю, — отвела взгляд Гермиона. — Ты уверен, что его не выпустят до истечения срока? — Абсолютно точно. Улучшения есть, но, увы, случаются рецидивы. Гермиона кивнула, а Драко продолжил: — Согласись, жить с такими принципами практически невозможно. Как можно любить того, кто причинил тебе зло? Это не реально. И ты бы не смогла, если бы он убил кого-то из твоих близких, но я могу понять тебя. Ты — мать. Видар — его сын. Я уверен, мой отец хотел бы видеть меня в последнюю секунду. И я никогда себе не прощу, что не смог вернуться. — От тебя не зависело. — Да. Но от этого не намного легче. В конце концов ты выполнила договор. Он ведь сказал, где её найти — ты выполнила часть сделки. Ведь он был прав: став адвокатом, ты будешь не только защищать обиженных, но и обидчиков тоже. Или ты надеешься этого избежать? — К сожалению, я об этом не думала. — Гермиона, вздохнув, потупилась. — Только он вернул меня с небес на землю. Так хлопнулась, что в себя никак не приду. — Первый дурной опыт самый полезный, — устало улыбнулся Драко. — Может, ну её — эту карьеру? — Искуситель… — с вымученной усмешкой выдохнула Гермиона. — Но я точно ещё очень плотно об этом подумаю. Она возвращалась к жизни. Гермиона всегда возвращалась, как бы там ни было. Она всегда восхищалась умением Драко сказать правильные слова в нужный момент. Магловская жизнь дала ему больше, чем дал мир магический, и это восхищало её.***
Время не исцеляет раны, оно покрывает их слоем пыли. Гермиона ощущала эту острую невыносимую необходимость — сделать всё возможное, чтобы больше никто не пострадал. Видар так с ней и не связался, и не выполнил просьбу матери, передать предупреждение о действии проклятия Зверя. Гермиона понимала, мальчику и так пришлось очень тяжело, станет ли он думать о таких мелочах, как записка для человека, который отправил его отца в Азкабан. Драко был уверен — парень нарочно её не отдал. Уверен, что он не хочет общаться с их семьёй — и это вполне понятно. Но Гермиона не могла оставить последнюю просьбу Эрменгарды без ответа. В ночь полнолуния, когда Драко уже обратился, она села в своё, ставшее любимым, кресло в гостиной и, придвинув поближе круглый столик, водрузила на него свою старую подругу — печатную машинку.Мать волков
Именно так обратилась ко мне Эрменгарда Розье. Это страшно. Больно. Безмерно ответственно. Я — самый обычный человек. Я была им, пока не полюбила. Пока моё сердце не прикипело к нему — к единственному в своём роде. К моему Зверю. Ком сдавил её горло. Душа выворачивалась наизнанку от осознания, насколько глобально чувство, которое она испытывала. Разве можно кому-то донести это? Разве можно передать правильно. Но решимость сделать это честно, искренне, заставила всё её существо собраться, а пальцы с неимоверной скоростью застучали по клавишам, не допуская ни единой помарки. Время пролетело незаметно. Никогда прежде она не испытывала такой острой потребности в поддержке. Луна, клонясь всё ближе к горизонту, озаряла звёздный небосвод с той стороны огромного поместья, где за садом тянулись теплицы с аконитом. Гермиона знала, что магия в подземельях действует иначе, но всё равно попыталась заглушить свои шаги, на тот случай, если Драко спит. Она не могла дождаться утра, её немного трясло от волнения, когда она практически бесшумно подошла к камере, осторожно заглянула в решётчатое окошко. Он понурившись сидел на своей подстилке, опустив тяжёлую мохнатую голову, его большие могучие руки с длинными острыми когтями безвольно свисали с полусогнутых неудобно выпирающих бёдер. Железные цепи, словно змеи лежали у ног, свисали с запястий, и Гермиона невольно подумала, что однажды он обязательно сможет обходиться без них — она свято в это верит. Драко был измучен. — Я надеялась, что ты спишь, — тихо произнесла Гермиона, и он медленно покачал головой, а потом приподнял суровую волчью морду, выжидательно глядя на жену. Трепет обнимал все её нутро и голос слегка дрожал. — Я написала кое-что. Хочешь послушать? Он согласно кивнул, и Гермиона, открыв замок, вошла. Драко озадаченно смотрел на неё, на печатный листок в её руке, слегка отпрянул, звеня цепями и уступая ей место. Гермиона с опаской села чуть поодаль. Рядом с ним она чувствовала себя крошечной, беспомощной, но в то же время защищённой. Это было очень странное волнующее чувство. Не глядя на Драко, Гермиона повернула к себе начало текста. — Это маленькая заметка. Об Эрменгарде. Я знаю, Скитер может красноречиво, но ты же понимаешь, я не очень-то одобряю это её подозрительное общние с Фелпсом. Никто лучше меня самой не передаст всех чувств, верно? Неплохо получилось. Прости, я не смогла дождаться утра, — робко улыбнулась она. Драко вздохнул, давая понять, что одобряет её действия. Гермиона вдохнула, собирая решимость. Она читала и голос её взволнованно вибрировал, а Драко внимал её словам, глубоко тяжело дыша. Иногда Гермиона прерывалась, перебарывая удушающий ком в горле. Эрменгарда Розье лишь на смертном одре поняла, что её чувство к Фенриру было любовью. Да — она боялась его, да — она была не согласна. Но она знала о связи, скрепившей их однажды. У неё не было выбора. Она не могла отказаться. В этом трагедия всей её жизни. Будьте благоразумны! Взвешивайте свои решения. Знаю, влюблённость кружит голову. Это магия, не поддающаяся пониманию, объяснению. Это химия, влекущая нас туда, откуда может не быть выхода. Для кого-то это счастье, всепоглощающая любовь, сопровождающая весь жизненный путь. А для кого-то проклятье, приносящее боль и страдания. Для Эрменгарды это стало гибелью. Я должна рассказать всем о том, что является истиной. То, что кому-то спасёт жизнь. Между заражённым и его второй половиной устанавливается неразрывная связь, скрепляемая появлением детей. Говорю это как есть, без прикрас. Вступая в связь с заражённым ликантропией вы становитесь самым преданным и нуждающимся человеком. Эту связь не разорвать без последствий — для Эрменгарды и её Зверя это была смерть. Я скорблю об утрате. Она была смелой, сильной женщиной, способной на подвиг. И её жертва должна стать для нас уроком. Я обращаюсь к вам, любящие. К тем, кто однажды нашёл друг друга. Неважно, заражена ли ваша вторая половинка ликантропией. Неважно, заражены ли вы оба или вы совершенно здоровы. Старайтесь! Просто старайтесь услышать. Увидеть друг друга. Не скрывайте свою истинную суть — только так вы сможете быть родными, по-настоящему верными. Всегда помните о том, что и от вас зависит жизнь близкого человека. Я всегда буду помнить о жертве Эрменгарды Розье. О её безграничной любви, которую она осознала, лишь потеряв. Гермиона молчала. Она понятия не имела, как Драко сможет выразить своё отношение, только теперь вдруг задумалась об этом. — Вот… — смущённо выдохнула она. И вдруг его огромная тёплая голова легла на её плечо, потом, неловко толкнув в грудь, тяжело опустилась на колени. Сердце, казалось, замедлило ход. В нерешительности Гермиона мягко опустила ладонь на его мощную мохнатую шею, зарываясь в светлую шелковистую шерсть. — Спасибо, — ласково шепнула она. Гермиона нежно поглаживала его, немного волнуясь, всё ли в порядке с Лайнес. Она утешала себя тем, что комната дочери под охранными и сигнальными чарами, а поместье полностью защищено множественными слоями магии. Драко спокойно лежал на её коленях и мирно сопел. Казалось, он заснул, и его доверие было для неё самой щедрой наградой. Она завернулась в его одеяло, лежавшее на углу матраса, пригрелась, но спать не хотелось. Трудно сказать, который был час, когда по телу огромного мохнатого оборотня прошла волна лёгкой дрожи. Гермиона вжалась спиной в стену, напряжение сковало мышцы, и она просто застыла, ожидая того, что неизбежно должно случиться. Но он не проснулся. Обратная трансформация происходит иначе, и впервые за долгие годы Гермиона оказалась рядом в этот момент. Всего второй раз в жизни после его первого на её памяти превращения. Она чувствовала, как длинная шерсть на его шее и плече укорачивалась, словно втягиваясь под кожу. Как тяжёлая голова становилась легче, как деформировались морда, уши, обретая любимые человеческие черты. Ноги и руки укорачивались, медленно возвращая белоснежность. Спина, бедро и бок Драко, покрытые полосами шрамов, казались такими уязвимыми. Гермиона осторожно вытянула из-под своей спины одеяло и накрыла его обнажённое тело. Она не видела его лица, лишь чуть влажные растрёпанные волосы, ухо. Он вздохнул и, словно подушку обнял её бёдра. Драко казался таким милым и беспомощным — огромный, но словно ребёнок. Гермиона широко улыбнулась, пряча смех в ладони. Он всё равно услышал и медленно повернулся, поёживаясь под одеялом. Его веки лениво приоткрылись, и тусклый свет из коридора осветил его спокойные черты. Уголок его губ чуть приподнялся и Драко тихо хрипло произнёс: — Доброе утро, солнышко. Гермиона нежно улыбнулась, мягко поправляя одеяло на его плече, и шепнула: — С новым днём, мой родной.