Neighbours

Намджун открывает глаза посреди ночи, чувствуя, как тяжело в груди бьётся сердце. Словно едва ли заведённый, перегретый мотор – оно с трудом устало качает кровь, посылая шумную пульсацию в уши. Звуки не вырываются из него, требующие для того слишком много сил, когда Намджун, выдыхая, переворачивается на живот, подтягивая к себе ногу, согнутую в колене. В общежитии тихо – в комнате ещё тише, и внимание к своей безжалостно надвигающейся бессоннице отвлекает только пустая кровать напротив. Чонгук едва ли спит в своей постели пару раз в неделю, оставляя ее приятно прохладной и застеленной. Его тоска заставляет его выбираться на ночные вылазки в другие комнаты, потому что ему нравится спать рядом с кем-то, кому он доверяет и к кому он привык, так что в их с Намджуном общей комнате Чонгука можно видеть все реже. Намджун сам ему сказал, что не готов делиться с ним личным пространством по ночам, так что он понимает и не возражает, что Чонгука то и дело никогда тут нет, но он ведь сказал, что они вместе придумают компромисс. Не то что бы Намджуну неудобно – напротив, очень комфортно сосуществовать в комнате в основном с самим собой. Просто, ну, предполагалось же, что у него будет сосед. Неуместно чувствовать себя брошенным, но мысль о том, что он снова не получит от Чонгука утренний кофе в постель, потому что младший и сегодня отправился спать под плечо Хосока – странно расстраивает. Дело же не в кофе. Намджун привык быть более чем в этом смысле самодостаточным, так что своему расстройству остаётся приписывать причины, и либо он просто слишком уязвим в периоды повышенной тревожности, как сейчас, поэтому хочет найти утешение в лежащем напротив него Чонгуке, либо Чонгук был столь замечательным соседом, прежде чем стал пропадать, что теперь его отсутствие причиняет дискомфорт, потому что к хорошему так легко привыкается. Глаза слипаются, пытаясь провалить обострённое нервами сознание в хотя бы беспокойный, но сон. Маленькая победа, когда Намджун, вновь их открывая, обнаруживает, что проспал без перерыва целый час, но так все равно никуда не годится, так что завтра, думается, он не будет протестовать против себя и выпьет таблетки заранее, ближе к ночи. Непонятно, почему каждый раз ему кажется, что он справится со сном самостоятельно, но притупленное после седативных сознание действительно не помогает в работе, так что, наверное, так он просто пытается избежать последствий. Неприятно, когда твой ясный ум становится не совсем ясным. В любом случае, спустя ещё час, когда слишком сильно дернувшиеся конечности окончательно его будят, он решает встать сегодня пораньше. Полагая, что в это время коридоры и общие пространства общежития будут пустовать, он не удосуживает себя лишней одеждой, и так вспотев за метаниями в собственной кровати этой ночью. Тапки шаркают по гладкому паркету, большие ладони опускаются на лицо, протирая розоватые глаза. Он заворачивает по пути в их небольшую ванную, что бы почистить зубы и умыться, но свет оставляет выключенным, чтобы не раздражать слабо отдохнувшую голову ещё сильнее. — Как же кошки могут спать четырнадцать часов в сутки, а я – нет, — бурчит он себе под нос, разве что не ноет, решив отказаться от холодной воды и застряв на кухне в ожидании закипающего чайника. — Хотя, я же не кошка, — кивает он сам себе, обозначив свою пустословную зависть к меньшим хвостатым собратьям. Намджун облокачивается двумя руками на столешницу, уронив голову между своих плечей. — Ну, — раздается за его спиной, — ушки тебе бы пошли. Намджун невнятно кряхтит, пока мозг обрабатывает нахождение ещё одного человека рядом с ним, и разворачивается, опираясь на ту же столешницу уже поясницей. — А, это ты, Чимин-и. — И тебе доброго утра, — ворчит Чимин, возмущённо поднимая брови и проходя мимо, что бы достать свою большую, прозрачную кружку. — На меня воды хватит? — кивает он на чайник. — Забирай, — отмахивается старший, — я поставлю себе ещё воды после этого. Чимин благодарно угукает, хватая чайник сразу, как только кнопочка на нем проваливается вниз, и наполняя свою кружку до краёв. Намджуну не приходится ставить чайник заново, потому что Чимин делает это сам, все равно ничем не занятый, пока остывает его вода. — Всем утречка, — сонно хрипит заходящий на кухню Тэхён. Его черная кудрявая копна волос опускается на грудь Намджуна милым тычком, прежде чем он проходит мимо, чтобы начать обыск их общего холодильника. Когда на порог комнаты ступает ещё и Чонгук, Намджун чувствует себя глупо, стоя в трусах окруженный макнэ лайном. Хотя Чонгук едва ли бросил на него хотя бы один взгляд. Казалось бы, с того инцидента в ванной прошло уже две недели, а между ними все ещё такая плотная пелена неловкости, что, если смотреть на их взаимодействие достаточно долго, зритель обнаружит себя отбивающим фейспалмы с частотой столь завидной, что разболится голова. — Почему вы вообще так рано проснулись? — Недоумевает старший, принимая из рук Чимина согретую воду, чтобы сделать три больших глотка. — Я не думал, что встречу здесь кого в такую рань, — добавляет он чуть тише. — Поэтому ты стоишь тут в трусах и в темноте среди детей? — Обращает на себя внимание быстро, словно вихрь, залетающий Хосок, который, ненавистным взмахом руки, включает на кухне свет, — Я слишком часто вижу тебя без штанов, — морщит он нос, и Намджун не может не согласиться. За эти две недели его ночные путешествия на самом деле несколько раз сталкивали его с Хосоком, который, обычно, ложится спать намного позже, чем он сам, а так же чаще всех, кого когда-либо знал Намджун, бегает в туалет. В том числе по ночам. Как говорит сам Хосок, это потому, что его организм не держит воду, благодаря чему у него такое сухое тело и всегда упругое, не опухшее лицо. В любом случае, эти причины не раз сталкивали их в общих коридорах, и, справедливости ради, Намджун действительно не уверен, был ли он хоть раз за эти две недели вне своей комнаты в штанах. Ночью, конечно – днём он таким беспределом не занимается. Хосок, однако, прежде чем приступить к поиску завтрака, подходит к Намджуну и, позабыв о своих же словах, вполне довольствуется его оголёнными частями тела, свирепо утыкаясь взглядом в раскачанную грудь. — Чего тебе? — Хмурится Намджун, немного ёжась, но тут же неосознанно расправляя плечи немного шире, чтобы не выглядеть хуже, чем он есть, раз на него обратили внимание. — Хочу скопировать это, — кивает Хосок на грудь, — и вставить на парня, с которым я иногда вижусь. Это заставляет Чимина и Чонгука смеяться. — Хён, у него что, своей нет? — Ухмыляется жующий хлопья Тэхён. — Есть, — закатывает глаза Хосок, — но она у него какая-то... Маленькая, что ли. Ну, по сравнению с этим, — он снова кивает, — так точно. — У меня что, слишком большая грудь? — Встревоженно дёргается Намджун, немного разводя руки, чтобы осмотреть себя. Чонгук хрюкает от смеха так сильно, что давится своим молоком, выплёвывая часть на стол, а Хосок, сотрясая плечи хохотом, падает лбом на обсуждаемый предмет, преграждая Намджуну обзор. — У тебя отличная грудь, не переживай, хён, — Чимин хлопает его по плечу, готовый согнуться пополам в приступе смеха, когда Намджун поворачивает на него свое растерянное лицо. — Что за разговоры с утра пораньше, — недоумевающие басит из дверного проема Юнги, за которым стоит Джин, держащий младшего за оттянутый шнурок на его шортах. Они так и следуют друг за другом вглубь кухни, пока Джин сонно, почти не разлепляя глаз, послушно двигается вперёд, ведомый шнурочком Юнги. — Намджун переживает, что у него слишком большая грудь, — слишком серьезно поясняет Тэхён, все ещё попутно пытаясь привести в порядок Чонгука, похлопывая его по спине и передавая салфетки. — У него отличная грудь, — непонимающе хмурится Юнги, мимолетом осматривая Намджуна, прежде чем продолжить усаживать Джина на стул так, чтобы он с него не свалился. — Я так и сказал, — толкает его Чимин, хмыкая, когда получает ответный толчок от Шуги. На стол быстро добавляются ещё две тарелки, для Джина и Юнги, пока Хосок, наконец, отходит от Намджуна в поисках завтрака для себя. — И всё же, — к сожалению, продолжает он, пока его голова осматривает полку с фруктами, — обычно у парней грудь слишком плоская или слишком волосатая. Я просто хочу, чтобы у моего любовника была такая же, как у Намджуна, — выпрямляется он, достав яблоко и осматривая остальных, — я что, так много прошу? Намджун пытается не подавиться своей водой и стыдливо топит взгляд в стакане, ощущая, как все глаза, кроме слипшихся век Джина, в миг оказываются прикованы к нему. — Ты не неправ, — пожимает плечами Чимин, — она бывает и слишком большими тоже, что выглядит просто непропорционально. — Мужские сиськи мерзкие, мы поняли, — отмахивается Юнги, проталкивая между пальцев клюющего носом Джина ложку. — Как ты можешь говорить это, когда буквально перед твоими глазами такое, — упирается Хосок, кивая на грудь Намджуна. — Все равно что богохульствовать в церкви. Чонгук, только было подтеревший выступившие от смеха слезы, снова давится несчастной хлопушкой в своем горле, которую тут же выплёвывает, что никак не мешает ему продолжить гоготать на всю общагу, под причитания Чимина о том, что надо быть аккуратнее. — Знаете что, — прикрывается руками Намджун, — пойду-ка я накину на себя что-нибудь. Его глаза благодарно расслабляются, когда он вновь ступает в темный коридор. В компании друзей он, хотя бы, чувствует себя легче. День начался, а значит, напичканной новой информацией и раздражителями, его мозгу проще отвлечься на быт и царящее вокруг веселье. — Подожди меня, — его догоняет вытирающий рот тыльной стороной ладони Чонгук. — Мне кажется, ты ненароком забрал часть моих чистых носков из сушилки себе, потому что они пропали, так что я хочу их вернуть. — Прости, Чонгук-и, — они шлёпают вместе в комнату, — в последнее время я такой рассеянный. — Ты всегда такой, если это не касается работы, — по-доброму шутит младший. Это не так неловко, как было все последние дни. Намджун рад, что они могут спокойно перекинуться хотя бы парой слов – уже что-то. Даже если для этого потребовалась серия шуток и обсуждений его груди. — Кстати, — хмурится Намджун уже в комнате, помогая Чонгуку достать и разложить все его носки из ящика, что бы найти свою случайную кражу, — так почему вы так рано все встали? Мне так никто и не ответил. — Потому что у нас сегодня съемки в Намъянджу и нам надо выехать пораньше? — Недоверчиво смотрит на него Чонгук. — О боже, — Намджун перекладывает в отдельную стопку очередной найденный носочек, — я действительно совсем об этом забыл. Младший хмуро смотрит на него, о чем-то явно размышляя, что отвлекает. — Ты все ещё плохо спишь, да? – наконец говорит он. Намджун приоткрывает рот, что бы закрыть и вернуться взглядом к носкам. — Это не твоя проблема, — Намджун пытается понять, корректно ли донёс мысль, так что тут же добавляет, — в смысле, у меня всё под контролем, правда. На периферии плечи Чонгука дёргаются, пока сам он тоже не утыкается в кучу с носками. — Хорошо, но ты же знаешь, что мы всегда рядом, да? — как можно более отстранено говорит младший, пытаясь казаться скорее крутым, чем чувствительным. — Конечно, — мягко соглашается Намджун. На самом деле, он не уверен, что согласен. Типо, возможно, иногда ему хочется просто ворваться к кому-нибудь и свернуться калачиком, чтобы справиться от наваленных тяжёлым грузом проблем и нервов. Ну, может быть, иногда он хотел бы быть эгоистом и пользоваться личным пространством других только в ситуациях, когда это нужно ему. Но он, конечно, так не делает, потому что это странно. Все равно неприятно, что Чонгук предпочитает его общество и свою собственную комнату любой другой. — Не отмахивайся, ты же знаешь, я серьезно, — настаивает Чонгук, очевидно, больше других замечающий его нервозность, будучи все ещё его соседом. Намджун перекладывает ещё один носок, хлопая ладонью через чур громко. — Тогда почему ты тут почти не появляешься? — Намджун снова поворачивается на Чонгука, но, видя растерянное лицо, отворачивается снова. Это было глупо. Явно лишнее. — Но я, — начинает Чонгук, тут же перебиваемый. — В смысле, — пытается поправить себя Намджун, — это и твоя комната, странно, что ты тут почти не живёшь. Я... Если я делаю что-то, что заставляет тебя чувствовать себя некомфортно, то скажи, и я- — Тебе одиноко? — прерывает теперь его Чонгук, чей голос звучит неуверенно настолько, что, кажется, лишнее слово, и младший убежит, закрыв уши и спрятавшись за спиной у Юнги-хёна. Поэтому Намджун не планирует категорически отнекиваться. — Ну, нет, но не знаю, — он теребит в руке носок, — просто странно, — Чонгук смотрит на него совершенно не убеждённо, так что он продолжает. — Может, это из-за того, что с того происшествия в ванной между нами такая неловкость, но вкупе с тем, что ты тут почти не ночуешь, я чувствую себя неправильно. Как будто между нами что-то не так. Кажется, теперь он выразился довольно ясно, потому что младший кивает, тоже утыкаясь в свои руки. — Но ты говорил, что найдешь компромисс по отношению к моему желанию иногда спать с кем-то под боком, — оправдывается Чонгук, — поэтому я решил не доставать тебя с этим и просто пойти спать к другим хёнам, да и... Знаешь, та ситуация в ванной, — он делает небольшую паузу, за время которой уши обоих парней успевают заалеть, — мы же просто были ее заложниками, да? Чонгук улыбается и Намджун улыбается, тоже, выдыхая. — Верно, — он похлопывет младшего по лежащей рядом коленке. — Тогда, — Чонгук воинственно вскакивает на ноги, смотря на него сверху вниз и указывая своим пальцем, — сегодня я буду спать в этой комнате, так и знай! — Так и знаю, — хихикая, Намджун поднимает руки в беззащитном жесте. Ему действительно легче живётся, когда всё вот так. Когда можно пошутить какой-то бред Чонгуку на ухо, пока они едут в машине, когда макнэ снова постоянно ищет его глаза своими большими и смотрит вдохновенно, когда они снова вместе идут в зал, а вечером... Намджун не уверен, видя, что в их ванной горит свет через приоткрытую дверь. Он хотел почистить зубы, но Чонгук, очевидно, делает примерно то же самое. Вспоминая неловкость, с которой они сталкивались в ванной до этого, Намджун не уверен, может ли зайти туда теперь и почистить зубы вместе. С другой стороны, это какой-то абсурд, и, смотря трезвым взглядом, не совсем понятно, о чём он вообще переживает, раз речь идёт о его друге. — Чонгук-и? — Намджун заглядывает внутрь, обнаруживая младшего у раковины и с пенкой на лице, — могу я почистить тут зубы? Хочу как можно скорее закончить с этим и сходить в душ. Непонятно, зачем он ищет оправдание такой примитивной ситуации. — Конечно, — Чонгук кивает, и немного двигается в сторону. И проходит, в целом, нормально. Они уставшие, так что никто из них особо не разговаривает, и Чонгук, закончив, просто оставляет влажное полотенце на вешалке, стягивая его со своей мокрой головы, и уходит спать, желая спокойной ночи. Намджун переживает, что это значит, что он, все же, не собирается спать в их комнате сегодня, так как пожелать спокойной ночи можно было бы и позже, поэтому моется как можно быстрее чтобы это проверить. Не то что бы он собирался как-то помешать ему, но, понимая, что не раз проснется сегодня ночью, ему действительно хочется до тоскливо сжатого в тиски сердца просто знать, что он будет видеть перед собой мирно спящего Чонгука и успокаиваться. Так что он заканчивает так быстро, как только может, возвращаясь в комнату, и чувствует себя глупо,обнаруживая, что Чонгук лежит в своей кровати, отвернувшись к стене и, кажется, уже видит сны. Намджун сбавляет темп, прикрывая тихонечко за собой дверь и подпирая ее попой. Ноги в миг ощущаются в разы тяжелее, потому что он совсем не хочет двигаться. Он знает, что ему нужно лечь поспать, он также знает, что в первом ящике тумбочки его ждут таблетки, которые он вчера обещал себе выпить, что бы как следует отдохнуть, но. Всё же сдвигаясь с места, он проходит всего два шага, прежде чем останавливается между их кроватями. Намджун знает, как работают ассоциации и почему он до дрожи в пальцах не хочет спать – вкус таблеток, остающийся в горле, даже когда проснешься, кошмары, душащие тело и во сне и наяву, уставшие глаза и разочарование от потраченного в пустую времени. Один взгляд на свою кровать заставляет его почувствовать это. Зрачки сосредоточенно расширяются, всматриваясь в стоящую рядом тумбу. Скривив рот, он импульсивно хватает со своей кровати подушку и просто забирается на кровать Чонгука. Не так аккуратно, как хотелось бы, однако, справедливости ради, это недостаточно большая кровать, чтобы сделать это действительно незаметным для ее владельца. Чонгук лежит ближе к стенке, но места на целого Намджуна все равно не хватает, так что он, ничем особо не думая, делает все ещё более шумным, придвигаясь к нему вплотную, и немного подталкивая. — Хён? — Неразборчиво и крайне сонно шепчет Чонгук, когда старший поддевает край одеяла, подлезая под него. — Что ты делаешь? — Компромиссничаю, — буркает Намджун, поудобнее устраиваясь за его спиной. Чонгук хихикает, Намджун смущённо просит заткнуться, и, боже, как же тут удобно. Простыни такие же, да и матрас тоже. Только в разы приятнее. Запах бальзама для волос младшего окутывает его ноздри, щекоча их кончиками влажных волос, и он старается не делать это странно, пока нос сам поглубже вдыхает воздух. Не так страшно. Не так одиноко. Спокойнее. Секунда за секундой и сон накатывает волной, заставляя отключиться на мгновение, только чтобы почувствовать, как конечности, а за ними и голова, вновь сильно дёргаются, возвращая в реальность. Будто вторя предыдущему разу, когда Намджун уснул с Чонгуком в гостиной, его тут же обволакивают крепкие руки, удерживая на месте и что-то совсем непонятное шепчется прямо в его тоже влажную после душа макушку. Смутно становится ясно, что Чонгук повернулся к нему, позволяя прижаться к себе всем телом, и обнимает так ласково, что, может быть, Намджун немного не в себе теперь, когда едва ли заметно ластится, утыкаясь куда-то в ключицу. Это очень близко, даже слишком. Ему такое не нравится, он не чувствует себя комфортно, уничтожая свое личное пространство. Обычно. Просто с Чонгуком как-то иначе, сколько бы он не старался спорить с самим собой. Всё, чего он действительно сейчас хочет – заснуть так, чтобы просто наступило утро. Без проблем, без пожирающих тебя мыслей, без бесконечных терзаний. Пресс Чонгука сокращается, видимо, от неожиданности, когда пальцы Намджуна скользят по нему, чтобы забраться за спину и обнять младшего в ответ. — Удобно? — всё так же шепчет Чонгук. — Так тепло, — сдвинув брови к переносице, отвечает Намджун, чувствуя под губами исходящий от кожи друга жар. Ему хочется ныть. Он чувствует себя так удобно, что хочет просто глупо захныкать, но вместо этого просто фыркает, как можно незаметнее потираясь о широкую шею носиком. Когда его сознание снова застилается сном, в этот раз он крепко прижат к Чонгуку со всех сторон, и сновидение, окутавшее его, делается куда более крепким тоже, чем предыдущее, утаскивая за собой. Просыпаясь среди ночи лишь единожды, первое, что он чувствует – стекающий с него холодный пот, и оставшийся густым осадком ужас, принесённый воспалённой фантазией. Второе, что он чувствует – прохладную руку на своем лбу, стирающую с него неприятную влагу, и тихий шепот на ухо: — Просто сон, хён, — губы так близко, что горячее дыхание приятно растворяется на ушной раковине, заставляя покрыться мурашками. Намджун немного двигается в его руках, слепо пытаясь притянуться ближе к голосу. — Но там... Такие гадости, — неуверенно шепчет Намджун, все ещё видя перед закрытыми веками прерванное сновидение, — надо разобраться, — причмокивает он. — Спи спокойно, — Чонгук оставляет на его лбу маленький поцелуй, — с гадостями я разберусь сам. Намджун недовольно вздыхает, но не находит сил спорить, так что просто расслабляется, уже отдаваясь новому сну.