Straight kids

      Все происходит резко — сразу после длительной репетиции в танцевальном зале, запястья Сынмина перехватывает до боли знакомая широкая ладонь, и за считанные минуты тот оказывается зажатым между стеной и красным после тренировки макнэ, требовательно прижимающимся носом к его шее. Чонин безмолвно намекает на то, что будет дальше, и спустя мгновение его руки находят место на чужой талии — Чонин всегда восхищался тем, насколько изящны изгибы тела его хена, и считал, что эта тонкая талия была создана специально для его огромных ладоней — несмотря на преимущество в росте, Сынмин всегда казался таким крошечным и нуждающимся в сильных руках самого младшего участника.       Сынмин заметно напрягается, когда Чонин проводит носом по его шее, а после настойчивыми поцелуями поднимается выше, горячо выдыхая в искусанные губы своего хена.       — Йенн-и, нас ведь могут увидеть, — Сынмин кладет ладони на чужую тяжело вздымающуюся грудь, заземляя разбушевавшегося макнэ. — Мы не можем..       Ян прижимает указательный палец к его губам и наклоняется, чтобы быть еще ближе. Сынмину хочется слиться со стеной, потому что он знает, что не устоит перед настойчивым младшим — он чертов искуситель, при виде которого ноги подкашиваются, а возбуждение молоточком бьет по вискам.       — Позволь мне, Мин-а, — Чонин отчаянно шепчет в чужие губы, сжатые в тонкую полоску. Короткие ногти царапают чужую талию, и Сынмин вздрагивает, пока его щеки заливаются краской. — Ну же, хен, просто открой рот..       Сынмин собирается возразить, размыкая губы, и Чонин пользуется этим, вжимая старшего в стену и проникая языком в его рот. Сынмин скулит в чужие губы, и Чонин сцеловывает все влажные звуки, вылетающие из груди старшего; до наливающихся кровью отметин сжимает его талию, выцеловывая его губы с эфемерной нежностью, постепенно перерастающей в остервенелую страсть и такое явное желание, отдающее острым покалыванием на кончиках пальцев. Сынмин впивается в чужие плечи, когда понимает, что ватные ноги больше не держат его разморенное жаркими поцелуями тело, высоко скулит, стоит младшему сильнее вжать его в стену и после сделать то, что выбивает из легких Сынмина остатки воздуха — Чонин подхватывает его под бедра, словно тот ничего не весит, и прижимает к стене, жадно сцеловывая приглушенные постанывания.       Чонин отрывается с громким, непристойным хлюпом, чтобы потом вновь прижаться своими губами к чужим — таким красным и распухшим от его напористых поцелуев. Сынмин, истосковавшийся по таким ласкам, словно котенок льнет к разгоряченному телу, продолжая издавать прерывистые вздохи, больше походящие на жалобные полустоны, не в силах держать себя в руках.       Он сдается.       Полноценный грудной стон вырывается из его горла, он блаженно запрокидывает голову назад, ударяясь затылком об стену, и покорно обнажает шею, к которой, к слову, Чонин не спешит переходить.       Макнэ выбивает из старшего последние силы своим грязным поцелуем — его язык вылизывает рот Сынмина, проходится по передним резцам и очерчивает контур его острых клыков, играясь. Он прикусывает чужие губы, ухмыляясь на ответные покусывания Сынмина, с утробным рыком подается вперед, вдавливая старшего в стену все больше и больше, и бесцельно блуждает ладонями по чужому телу, оставляя следы от каждого жаркого прикосновения — кожа Сынмина настолько нежная, что последующие дни он сможет хвастаться заметными синяками и покраснениями, оставленными их бурным макнэ в необъяснимом и внезапном порыве бушующей страсти.       — Ты такой сладкий, хен, — Чонин нежно воркует, продолжая оставлять на распухших губах Сынмина мокрые чмоки. — такой.. прекрасный.. — переходит к шее, вбирая в рот фарфоровую и слегка солоноватую кожу, и покрывает ее яркими отметинами. — такой.. шелковый.. н-невозможный.       Они стонут в унисон, и Чонин продолжает вылизывать шею старшего — проходится языком по нежной коже, очерчивает проступающие от вожделения вены и широко лижет в местах, где под его языком аритмично пульсируют артерии.       Сынмин жмурится до ярких пятен перед глазами, высоко стонет, и Чонин наслаждается его хриплым голосом: нераспетый Сынмин — еще одна слабость их бурного макнэ.       — Йенн-и, стой.. остановись, Инн-и.. — Сынмин бормочет чужое имя, пока юркий язык младшего лижет его ключицы, после втягивая соленую от пота кожу в свой рот и оставляя на ней алеющие засосы, что маковыми полями расцветают на сынминовой шее. — Хены м-могут увидеть.. ну же, Йенн-и..       Чонин с недовольным стоном и весьма непристойным хлюпом отрывается, в его бездонных глазах плещется разочарование, а пальцы лишь сильнее впиваются в чужие бока. Он отводит взгляд, а после смотрит на него, словно потерянный щенок. Его губы трогает смущенная улыбка, и он опускает Сынмина на пол, заключая его в крепкие объятия и окончательно усмиряя свой пыл. Он виновато шмыгает, оставляя извиняющиеся поцелуи на его шее и зализывая все оставленные им метки, на что Сынмин лишь шумно сглатывает и зарывается пятерней в взлохмаченные волосы макнэ.       — Прости, хен, я.. ты был таким.. таким прекрасным, — оставляет невесомый поцелуй на ключице и утыкается носом в чужую яремную впадину. — Прости, я.. я слишком увлекся..       — Да уж, вы оба увлеклись, — строгий голос Чана бьет по вискам, а ребра внезапно неприятно колет. Им конец. — И теперь я бы хотел услышать, что это, черт возьми, было?!