Собачье сердце

      До самого утра Денджи не мог сомкнуть глаза. Стоило только прекратить контролировать дыхание — в голову снова лезли мысли. Всякие. Разные. И все они сводились, в принципе, к одному: Аки Хаякаву отчаянно хочется трогать. По-всякому. По-разному. А это означает, что Денджи придётся окончательно смириться со своей незавидной пидорской судьбой и всё-таки признать разгромное поражение в борьбе за светлое будущее — с красивыми девчонками и их большими сиськами.       Когда первые солнечные лучи проникают в комнату, невесомо скользя по расправленному футону, Денджи уже думает о том, что, на самом деле, всё не так уж плохо, и что он просто себя излишне накручивает. По сути, если просто начать трогать Аки, когда очень-очень хочется — жизнь Денджи не сильно изменится. Непоколебимой принципиальностью он никогда не отличался, а чрезмерным чувством собственного достоинства тем более. Понятие гордости ему вообще не знакомо с рождения, так же как и комфорт, как и поддержка близких людей. Как и любовь человеческая, если угодно.       За стеной противно звенит будильник Аки. Рабочий день потихоньку вступает в свои права. Это означает, что будильник самого Денджи разнесётся трелью по комнате уже через полчаса. Можно было бы перестать притворяться спящим, но вставать раньше положенного Денджи как-то не особо горит желанием. Работа не волк, в лес не убежит. Он слышит, как Аки обречённо стучит по избитой кнопке, а потом резко садится, скрипя постелью, и через некоторое время почти бесшумно шлёпает до ванной комнаты. У Аки всегда походка тихая и лёгкая, несмотря на его высокий рост. Даже когда он сильно устаёт — всё равно ступает по скрипящим половицам мягко-мягко, будто кошка. Наверное, Аки даже в лакированных туфлях каблуками по кафелю стучать не будет.       Денджи тихо вздыхает и переворачивается на другой бок. В памяти всплывают предательские фантазии, а затем давнишний разговор с Хаякавой у балкона. «Если ты захочешь меня коснуться, поговорить со мной или провести время рядом — попроси, блин, нормально», — голос Аки звучит в голове Денджи настолько правдоподобно, что тут же заставляет его скорчить недовольную гримасу. Интересно, это предложение всё ещё в силе? Уместно ли будет согласиться на него сегодня? Прямо сейчас? Что-то в животе Денджи скручивается от непривычного волнения. Нужно набраться решимости, а то такими темпами и до потных ладоней не далеко. Как он вообще докатился до жизни такой…       Трель будильника над ухом возвещает об официальном начале нового рабочего дня. Примерно такая же эхом доносится из комнаты Пауэр, и если Денджи свой противный раздражитель вырубает почти сразу, то изверга крови не берёт никакой назойливый шум. К счастью, сегодня очередь Хаякавы расталкивать эту буйную лентяйку. Когда Пауэр очень не хочет вставать — она спросонья и в лоб зарядить может. Ощутимо. Денджи тихо хмыкает себе под нос, потирает фантомно ушибленный лоб и внутренне даже немного сочувствует Аки, наконец сладко потягивается и разминает затёкшие после долгого лежания мышцы.       По дороге на кухню он неожиданно сталкивается с Хаякавой в коридоре и невольно столбенеет. В Аки ничего особенного — та же растянутая домашняя кофта и лёгкие хлопковые штаны, те же мокрые волосы после душа и маленькое полотенце для головы, небрежно перекинутое через шею. В губах аккуратно зажата дешёвая и вонючая сигарета из старой пачки, а глаза по-прежнему синие-синие — ни тёплые, ни холодные, ни весёлые и ни грустные. Пустые, тяжёлые и равнодушные, какие часто бывают у Аки по ранним утрам или поздним вечерам, когда мыслями он остаётся наедине с собой.       Денджи отчего-то спирает дыхание. Тонкая нить лукаво переливается всеми оттенками красного между ними, вызывая лёгкое чувство необъяснимой эйфории и немного сбивая с толку. Из дырявой головы Денджи вылетают все заготовленные слова. Из дырявой головы Денджи вылетают любые слова в принципе. Навык «говорить» из дырявой головы вылетает.       Аки не может пройти мимо, не задев соседа плечом, поэтому он терпеливо стоит и молчит, чтобы не провоцировать лишний конфликт. На некоторое время мир вокруг будто бы замирает, и ничего не происходит. А потом брови Хаякавы всё же нарушают всеобщий покой, характерно складываются домиком и выдают его непонимание, перемешанное с зарождающимся в глубине зрачков любопытством. Это приводит онемевшего подростка в чувства. Денджи молча сжимает кулаки, стискивает зубы и проходит мимо Аки в сторону кухни, провокационно толкнув локтём, чтобы жизнь малиной не казалась. Блять.       Как же сложно жить. Сложнее только говорить.

***

— Денджи-кун, что-то случилось? — Вопрос Хаякавы застаёт рассеянно жующего Денджи врасплох.       Аки приходится буквально перекрикивать звонко и фальшиво поющую Пауэр с Мяукалкой на коленях. Она уже выела всё мясо из своего завтрака и теперь, почти не скрываясь, тянется деревянными палочками к порциям своих менее расторопных соседей по столу. В основном пустеет тарелка Денджи, и далеко не только его усилиями. Он глотает пищу и наигранно безразлично пожимает плечами, будто не понимает, о чём идёт речь. — С чего такой вопрос? — Обычно ты полностью сметаешь завтрак в среднем за семь минут. Сейчас же идёт десятая, а ты едва ли съел половину порции. Плохо себя чувствуешь?       Хаякава редко о нём беспокоится. Хотя и сейчас по голосу Аки не скажешь, что ему реально есть дело до чужого самочувствия. Скорее спрашивает для приличия, из навязанного Макимой-сан долга старшего семпая. Денджи по-щенячьи неловко склоняет голову набок, украдкой поглядывая на своего невозмутимого собеседника. По крайней мере, овальное лицо Хаякавы сохраняет самое равнодушное выражение. И взгляд синих глаз сейчас уж точно не беспокойный, не добрый и не тёплый.       Денджи тут же отмахивается, выпаливая вслух первую пришедшую на ум отмазку. — Да нет. Просто стряпня сегодня получилась не вкусная. — Да-да, так и есть! Слишком много овощей, — бесцеремонно вклинивается в разговор Пауэр, прекращая выть петь и выхватывая последний кусочек курицы чуть ли не изо рта у Денджи, тут же болезненно стукнув его по затылку. В отместку. Как будто это Денджи наглым образом тырит всю её еду, а вовсе не наоборот. Однако сегодня он смиренно сдаётся без боя, даже не пытаясь дать сдачи.       То, что Денджи не вкусно — очевидная ложь, потому что завтрак, на самом деле, обалденный. Просто ему от беспокойства кусок в рот не лезет, пускай он продолжает насильно пихать в себя всё съестное. А вдруг завтра вкусной еды уже не будет? Вдруг всё происходящее с Денджи — это затянувшийся сон, волшебная сказка или несбыточная мечта? Значит, скоро ему предстоит проснуться и вернуться в кромешный ад на земле… — Потрясающе. Это именно то, что я хотел услышать в благодарность за мои старания. — Бесцветно хмыкает, но поджимает губы Аки. — Между прочим, я поднялся в такую рань только ради вас. Нас с Химено-семпай ждут в Бюро только к двенадцати, так что я мог вообще не вставать и дальше преспокойно спать. — Ну и не вставал бы, глупый человечек. — Беспечно высовывает язык Пауэр. — Тогда бы и великая Пауэр выспалась! Все остались бы в плюсе. — Завались, дура. Нам нельзя просыпать работу. Макима-сан говорит, что нужно всегда приходить вовремя, чтобы её не расстраивать! К тому же, ты вообще не умеешь готовить завтрак. — Угрюмо одёргивает напарницу Денджи. — А?! Да Пауэр всё умеет! Она готовит лучший завтрак на свете!!! — Вот и договорились, — злорадно заключает Аки. В синих глазах теперь пляшут недобрые огоньки. — Завтра встаёте сами. И готовите тоже сами.       Денджи в последний раз умоляюще смотрит в непроницаемые глаза Хаякавы, но тот уже поднимается на ноги, строго отворачивается и остаётся неумолим в своём спонтанно принятом решении. Пауэр же бедствия сложившегося положения, очевидно, пока не выкупает. Только задорно смеётся и словесно доказывает Мяукалке свою непревзойдённую кулинарную крутость. Денджи тихо вздыхает, провожая взглядом удаляющуюся с кухни фигуру Аки. Им с Пауэр надо выходить на работу.

***

      Размеренный глухой стук печати обволакивает слух Денджи и заглушает собой все остальные звуки окружающей реальности. Он сидит за добротным рабочим столом возле кабинета Макимы-сан, скрестив ноги под стулом и периодически раскачиваясь на нём же, в некоем подобии меланхоличной задумчивости. Типичная для конца рабочего дня усталость томно растекается по его расслабленному телу, заполняет голову блаженной пустотой и медленно, но верно клонит в сон. Макима-сан попросила Денджи задержаться сверхурочно. Никому другому она бы, конечно, не смогла доверить такую важную бумажную волокиту, опять скопившуюся за неделю, ведь Денджи — её самый умный, верный и преданный пёс, которому она без сомнений может доверить всё. Разве он мог отказать в помощи своей милосердной, щедрой и ласковой хозяйке? Одна возможность быть с Макимой рядом, пускай даже сейчас их разделяет стена, — воистину поднебесный дар.       Тень от столба за окном плавно перемещается по кабинету, то затмевая собой осточертевшие бумаги, то вновь невесомо переползая мимо — по стенам и до самого потолка, чтобы потом бесследно раствориться в небытие до завтрашнего вечера. Шлёп. Печать с едва слышным чавканьем погружается в мягкую губку с чернилами (асбор?.. абсоб?.. асорб?.. а, к чёрту). Шурх. Стопка с не пропечатанными документами постепенно худеет — листок за листком. Стук. Печать опускается на бумагу. Фиолетово-синие чернила жадно впиваются, впитываются в белоснежную поверхность, без того исполосанную чёрными непонятными иероглифами, немного растекаясь по краям печати, словно кровь по асфальту, и навечно застывая на документе.       Шлёп.

Шурх.

Стук.

      Шлёп.

Шурх.

Стук.

      Сквозь рассеянное наблюдение за своими методичными, до автоматизма выверенными движениями рукой, Денджи изредка думает об Аки.       Почему дразнить Хаякаву-семпая, выводить его на эмоции, раздражать или говорить всякие гадости проще, чем говорить с ним о насущном, о желанном и важном? Шлёп. Наверное, потому что ненавидеть проще, чем любить. Шурх. Ненавидит ли Денджи Хаякаву Аки? Стук. Нет. Вроде бы нет. Шлёп. Любит ли Денджи Хаякаву Аки?       Рука непроизвольно замирает в воздухе, сбиваясь с привычного ритма работы. Предательские пальцы на мгновение слабеют, и гладкая ручка печати выскальзывает из них, звонко ударяясь о пол и закатываясь под стол. Денджи натужно вздыхает и промаргивается, безжалостно прогоняя остатки мыслей об Аки. Всякие непрошенные глупости опять лезут в голову. Лучше бы сейчас понадеяться на то, что чернила не запачкали идеальный ламинат идеальной Макимы-сан. Денджи исчезает под столом в поисках укатившейся печати.       Как только он возвращается на место и осторожно сдувает с поверхности клише налипшие пылинки, мизинец левой руки внезапно разгорается алой нитью, тут же стремительно убегающей за шкаф с документами. Значит, Аки совсем рядом — за стенами кабинета. Возможно, сейчас он пройдёт мимо Денджи! Прежде чем включаются мозги и хоть какие-то остатки самообладания, подросток уже инстинктивно поворачивает голову в сторону распахнутой двери.       Аки действительно возникает в проходе, но не идёт дальше по коридору, а останавливается напротив входа. Лицо его повёрнуто куда-то в бок и назад — к невидимому собеседнику, — а свободная рука отмахивается этому кому-то жестом из серии «иди, я догоню». В ответ раздаётся гаркающий женский смех и удаляющиеся шаги. Денджи уверен на девяносто процентов, что они принадлежат напарнице Хаякавы — Химено. Теперь Аки плавно поворачивается к Денджи и уверенно ступает за порог помещения. Денджи тут же резко опускает глаза на бумаги, старательно делая вид, что увлечён неинтересной работой.       Похоже, Хаякава-семпай пришёл по его душу. Но Денджи же ещё ничего ему не сделал! Сегодня уж точно. Совсем ничего. Ничего же, правда?       На рабочий стол поверх бумаг шлёпается аккуратно завёрнутый бенто. — Ты забыл забрать свой обед, — холодно оповещает Аки, а потом слегка супится — Денджи слышит это по голосу. — Такой же «невкусный», как и завтрак, конечно. — Пауза. — Ты вообще обедал сегодня?       При упоминании еды желудок Денджи красноречиво урчит. Ох, точно. Обед. Он немного смущённо поднимает карие глаза на строгое лицо возвышающегося над столом Аки. Когда Денджи не думает о еде, он будто совсем и не голоден. Если быть точным — просто забывает о чувстве голода, такой уж простой защитный механизм выработал его организм за долгие годы нищеты. Вероятно, чтобы не сойти с ума.       Складки на лбу Аки постепенно разглаживаются, а плохо скрываемое осуждение сменяется на некое подобие сожаления. Как будто это Хаякава виноват в сегодняшней рассеянности своего подопечного.       Хотя да, он и виноват. Только знать ему совсем необязательно. — У нас было много работы, я не мог занести раньше. — Зачем-то принимается оправдываться Аки, но потом спохватывается. — И вообще-то я не обязан с тобой нянчиться!       Денджи молча кивает. Не спорит, как обычно, а просто принимает чужую точку зрения за истину в последней инстанции. От Хаякавы Аки почему-то сегодня невозможно отвести взгляд. И сам Хаякава Аки взгляда от Денджи не отводит. Смотрит так пристально, будто на лице у него написана какая-то неразбериха на тарабарском. Вглядывается, в тщетной попытке эту тарабарскую неразбериху разобрать. Отчего-то хмурится, и глаза его синие странно темнеют. — Во сколько заканчиваешь? — Не знаю. Когда доделаю? — Ясно. Значит, домой доберёшься сам. Забираю на машине Пауэр, и Химено-семпай до бара доброшу.       Денджи снова молча кивает, глаза всё-таки отрывает от Аки и опускает обратно на стол, тянется за новым листком бумаги с непонятными иероглифами. Раньше начнёт — раньше закончит. Хаякава просто пришёл убедиться, что Денджи домой забирать не нужно. И зачем-то занёс обед, который уже не съешь, ведь Макима-сан не любит нарушений субординации. Наверное, чтобы подразнить.       На самом деле, Хаякаве Аки глубоко наплевать, его вовсе не беспокоит самочувствие Денджи. Его не волнуют чувства, эмоции, мысли Денджи. Денджи сам себе всю эту ерунду с истинной любовью надумал, и теперь днями-ночами не находит себе места без видимой причины.       Глупый, глупый Денджи. Брошенный щенок. — Не нравится мне твоя бледность.       Рука Аки тыльной стороной ладони опускается на лоб подростка. От неожиданности Денджи тихо ойкает и удивлённо смотрит на Хаякаву. Вторая рука Аки схожим образом прижимается к его собственному лбу. Сравнивает. Задумчиво поджимает тонкие губы и не понимает, отличаются ли вообще температуры их тел. Какая нормальная температура должна быть у демонов? А у гибридов, вроде Денджи? Спустя полминуты, Хаякава убирает руку. — Ничего личного, — едва слышно шепчет Аки.       А потом просто наклоняется и прижимается ко лбу ошарашенного Денджи губами. Плотно-плотно. Не целует, но щекочет чувствительную кожу своей шероховатостью. Сердце Денджи вдруг пропускает удар. Губы у Аки обветренные и искусанные от нервов, но всё равно приятные и тёплые. Безумно комфортно. Хаякава вновь отстраняется. — Вроде, температуры нет. — Ты беспокоишься за меня? — Глупый вопрос срывается с уст Денджи раньше мысли. — Вы беспокоитесь, — жёстко поправляет Аки. Но взгляд его всё ещё странно тёмный и мягкий. — Конечно, я беспокоюсь… беспокоюсь, что ты перезаражаешь половину Бюро своими болячками, а мне потом оправдывайся — почему не проследил.       Хаякава круто разворачивается и спешно идёт на выход. Денджи почему-то чувствует острую необходимость его позвать. — Аки-…       Аки замирает. И оборачивается.       Слова — такие нужные и важные — опять застревают где-то в глубине глотки Денджи. Не выскоблишь и силой оттуда не выдернешь, как ни пытайся. Денджи ждёт, что Аки хотя бы его одёрнет, отчитает за неправильное обращение — по имени, а не по фамилии — тем самым нарушив их неловкое молчание. Однако Аки его не одёргивает и не отчитывает. Только безмолвно ждёт. Ждёт и смотрит по-прежнему странно, как будто ему тоже есть, что сказать. Но он не может. Слов не находит, прямо как сам Денджи.       Аки открывает рот. И снова его закрывает. И в синих глазах — сумбур непонятный какой-то. Кромка льда то тает, то разбивается, то вновь неплотно смыкается, скрывая за собой ореолы далёких звёзд на дне морском.       Денджи сглатывает. И наконец-то решается… — Что у вас тут происходит?       Любопытная Макима мило улыбается и элегантно опирается плечом на дверной косяк около своего кабинета. На звук её приятного голоса оба парня резко поворачиваются. Хаякава неловко стряхивает несуществующие пылинки с рукава пиджака, а Денджи опускает голову вниз. — Я зашёл проведать Денджи-куна. Он с самого утра странно себя ведёт, вот и проверяю, не заболел ли. — Честно отвечает Аки, поспешно кивает самому себе и продолжает: — Больше не буду его отвлекать. — Денджи плохо себя чувствует? — Безмятежное лицо Макимы омрачает тень беспокойства. — Никак нет, Макима-сан! — Активно мотает головой Денджи. — Видите, я уже большую часть работы сделал! Осталось всего ничего, меньше половины. Управлюсь быстро. — Ты хорошо справляешься, Денджи-кун, но если чувствуешь недомогание — лучше скажи. — Я могу ошибаться, Макима-сан. — Примирительно поднимает руку Аки, а потом почтительно наклоняется перед прощанием. — Хорошего вам вечера. — До свидания, Хаякава.       Макима вновь очаровательно улыбается, несколько лукаво провожая взглядом ярко-жёлтых глаз уходящего подчинённого. Потом всё её бесценное внимание возвращается к Денджи. Макима подходит к столу и оценивающе стучит короткими ногтями по пачке пропечатанных документов. — Отличная работа, Денджи-кун. Хороший мальчик.       Денджи счастливо склабится, когда утончённая рука Макимы опускается на его светлые волосы и нежно треплет их, ласково перебирая локоны. Осталось всего ничего.       Пара часов, и Денджи пойдёт домой.

***

      Дома пахнет свежеприготовленным удоном с фасолью и свининой. Денджи разувается и босиком плетётся в сторону ванной — умыться и сполоснуть руки. В квартире подозрительно тихо — ни звуков телевизора, ни смеха Пауэр, ни прикрикиваний Аки на неё. Только настенные часы привычно тикают, да свет беззвучно льётся с кухни, переходящей в гостиную. Сделав свои дела, Денджи, словно мотылёк, тянется к источнику света. Заходит в комнату и первым делом видит Аки, сидящего за котацу с книгой в руках. На его сложенных коленях удобно устроилась Мяукалка — её довольное мурлыканье доносится даже до Денджи, если прислушаться. Кошка явно наслаждается размеренными поглаживаниями. Денджи становится даже завидно. — Ужин ещё тёплый, но можешь сам погреть. — Вместо приветствия распоряжается Хаякава. Глаза его продолжают сосредоточенно бегать по строчкам, а рука — по шерсти Мяукалки.       Судя по тарелкам в раковине — Аки и Пауэр уже поели, вот только последнюю не видно и не слышно. Странно, учитывая тот факт, что бесшумно Пауэр только спит. И то, если повезёт. — Где Пауэр? — Ушла гулять. Я запретил ей включать телевизор, — фыркает Аки. — Вредный ты, — беззлобно тянет Денджи, невольно заглядываясь на точёный профиль собеседника.       Хаякава тяжело вздыхает. — Скажи честно, ты мне назло пренебрегаешь субординацией? — Нет, — быстро выпаливает Денджи. Потом замирает. Думает. И добавляет уже более уверенно. — Нет, это происходит случайно. Правда.       Если раньше Денджи не воспринимал Аки, как старшего товарища, именно назло, то сейчас у него просто-напросто не выстраивается в мозгах эта эфемерная граница — стена между их социальными положениями. Теперь Хаякава кажется кем-то до боли привычным, стабильным и родным в его жизни — тем, кого точно встретишь завтра, когда проснёшься. Тем, кто останется рядом, даже если начнётся конец света.       Как минимум, потому что Аки всё-таки не наплевать на Денджи. — Ладно. — Незаметно смягчается Аки. — Но в Бюро постарайся вести себя подобающе. Пожалуйста. — С нажимом добавляет Хаякава. — Не обещаю.       Аки невесомо переворачивает шуршащую страницу книги. И Мяукалка на его коленях тоже переворачивается, вытягивает мягкие лапы вперёд и зевает, подставляя под желанные ласки пушистый живот. «Легко быть домашней кошкой», — думает Денджи, не сводя с наглой морды глаз. — «Лежишь себе целыми днями. Иногда играешь с фантиками от леденцов из карманов Пауэр. И не нужно тебе ни работать, чтобы прекрасно жить и вкусно кушать, ни любви человеческой заслуживать. Можешь хоть ежедневно Аки в тапки гадить, всё равно он будет тебя гладить». Почему же с Денджи так не работает? Или всё-таки работает? — Ты решил прожечь во мне дыру? — Любопытствует Аки, не поднимая глаз. — На кошку смотрю, а не на тебя, — бурчит Денджи.       А затем подходит к ним обоим, наклоняется над невозмутимым Аки и подхватывает разнеженную Мяукалку за шкирку. Кошка капризно мявкает, взлетая над нагретым местом под рукой Хаякавы, но мурчать пока не прекращает. По инерции, наверное. — Пиздуй отсюда, кошак. — Денджи ставит Мяукалку на пол и легонько подталкивает к выходу. Кошка, в знак протеста, лениво заваливается на бок и игриво ловит лапкой свисающий чёрный галстук. Хулиганит. — Ну и зачем прогнал Мяукалку? — Слабо ухмыляется Аки. — Лежала себе на коленях, никого не трогала. Вредный ты. — Это моё место.       В следующее мгновение Денджи действительно ложится головой на колени Аки, тут же выбивая из него дух и заставляя всё-таки оторваться от книги. Сердце подростка болезненно сжимается от волнения. Вдруг сейчас прогонит? Но Аки не прогоняет. Сам нестерпимо волнуется — Денджи ведь слышит по сбившемуся пульсу в нити на левом мизинце. Это заставляет его почувствовать себя чуточку лучше. Спокойнее. — Кажется, я разучился говорить. — Хрипло признаётся Денджи. — Но можно я-… можно трогать тебя, когда мне захочется? — Можно. — Таким же упавшим голосом соглашается Аки. — Хорошо… спасибо. — Выдавливает из себя Денджи. А сердце глупой птицей продолжает биться о клетку из рёбер. — Т-ты тоже можешь меня трогать, если хочешь. — Даже по-пидорски? — Слабо улыбается Аки.       Денджи напряжённо сглатывает. — Немного. — Хорошо. Я постараюсь не злоупотреблять.       Голос Хаякавы постепенно приходит в норму. Это ещё больше успокаивает Денджи. Всё в порядке. Аки рядом. Аки не прогонит. Аки не против пойти навстречу едва открывающемуся Денджи. Аки, наверное, уйму времени прождал, когда Денджи сам решится сделать первые шаги.       Рука Хаякавы медленно опускается на светлые волосы. Денджи кажется, что его прикосновения отличаются от прикосновений Макимы-сан или Пауэр. В них больше… любви? Заботы? Трепета? Странные чувства. — Аки? — Да? — Могу я вернуть… твою кофту, в которой раньше спал? Мне нравится моя новая пижама, но почему-то… в ней не так комфортно засыпать, как было… в твоей одежде.       Денджи заметно краснеет, чувствуя новый прилив неловкости за свою откровенность, поэтому, чтобы сбежать от него, окончательно закрывает глаза и устраивается поудобнее на коленях Аки, подложив руку под пылающую щеку. Потихоньку начинает клонить в сон от усталости. Неудивительно, ведь прошлой ночью Денджи почти не спал. — Ты можешь брать любые мои вещи, Денджи. Если пообещаешь их не портить. — Я постараюсь. — Договорились.       Тиканье часов в безмолвной гостиной, словно бой метронома, сладко гипнотизирует. — Аки? — Да? — Не доверяй Пауэр готовку завтра. Я не хочу умирать.       Аки смешливо фыркает, но ничего не обещает. Его ласковые поглаживания, размеренное дыхание и постепенно выравнивающееся сердцебиение всё-таки окончательно убаюкивают Денджи. Спокойствие разливается по венам, и он проваливается в сон без сновидений.