Это всё Фрейд [AGATBOOK]

      Всю ночь я проворочался в кровати, лишь иногда впадая в дремоту. Как только первые лучи сентябрьского солнца осветили комнату, остатки сна сняло рукой. Я быстро переоделся в уличную одежду и, не умываясь, выскочил в подъезд. Я рад, что спустился за рюкзаком с вещами, который забыл в машине, ещё вчера. По привычке взял ключи с тумбочки в коридоре и, закрыв за собой дверь, оставил ключи в ящике для огнетушителя.       Я знал, что ещё рано ломиться домой к матери. Да и было бы странно прийти в квартиру родительницы в столь раннее время, учитывая, что она знала, где я должен был провести ночь. Я так и не смог сказать ей, что мы расстались. Для неё мы просто поставили отношения на паузу, а это далеко не одно и то же. Я знал город как свои пять пальцев, поэтому решил устроить себе утреннюю прогулку, которая заставляла лишь кутаться в тренч и думать о всем том пиздеце, что творился в моей жизни.       На первый взгляд, ничего особенного не происходило. Но чувство тревоги снежным комом нарастало ещё с первого дня в Москве. Родные улицы Воронежа успокаивали. Город был тихим, но я слышал все его звуки: шум одинокой машины, плеск воды возле водохранилища, щебет птиц, которые не улетели на юг. Вкупе всё это успокаивало, убаюкивая лучше, чем колыбельная.       Город был пропитан воспоминаниями: дом, в котором я провёл всё своё детство, улицы, хранящие тайны дворовой жизни. Моя семья не смогла сберечь меня от плохой компании. Хотя, правильнее будет сказать, мама и бабушка, потому что отец бросил нас, когда мне было 4 года. В семье было не принято о нём говорить, поэтому на большинство вопросов в моей голове я до сих пор не получил ответов.       Маме приходилось работать за двоих, стараясь обеспечить достойную жизнь нашей семье, она не могла уделять мне должного внимания, поэтому она не только не заметила приход в мою жизнь плохой компании, но также и не увидела её исчезновения. Я всегда возвращался за 20 минут до прихода матери, быстро переодевался и наскоро делал уроки. Бабушка всё замечала, но ничего не говорила ни мне, ни её дочери из-за уверенности в том, что я должен сам нести ответственность за свои поступки. Но о какой ответственности может идти речь в 13 лет? Ветер в голове выдул последние мозги, сигаретный дым впитался в кожу, а никотин тёк по моим венам.       Отголоски дурной привычки до сих пор давали о себе знать. В особо тяжёлые моменты жизни я тянулся к сигаретам, и не всегда получалось себя останавливать.       Всё закончилось, когда мне исполнилось 17 лет. Я помню тот апрель, когда моего приятеля не стало. Умер от передозировки. А ведь он был на год младше меня. Компания распалась. Воспоминания о смерти близкого друга не сплотили нас. Все нашли себе новый угол, кроме меня. Я стал чаще ходить в школу. Оказывается, все уже давно говорили о моем отчислении. За май я смог закрыть все долги и с тройками, но уйти на летние каникулы.       То лето было первым, которое я провёл дома. Я пытался сам понять пропущенный материал, смотрел бесплатные видеоуроки. Бабушка, каждый раз проходя мимо комнаты, довольно улыбалась, а я же пытался спрятаться от своих мыслей, которые вновь и вновь возвращали меня в самые глубины души.       Говорят, что все проблемы из детства. Я абсолютно с этим согласен, и от собственного прошлого невозможно сбежать, как бы сильно не хотелось.       Улицы незаметно ожили. Тут и там стали появляться сонные люди: кто с собаками, кто с портфелями. Ни работа, ни «волк» ждать не будут несмотря на раннее субботнее утро. Затем стали появляться бабушки и мамочки с маленькими детьми. Город наполнился другими звуками: просигналила машина, спешащая в центр, а там заплакал чей-то малыш. Звуки с безумием хаоса вплетались в неведомую музыку города, которая каждый день была новая.       Я свернул в знакомый двор и сел на лавочку у своего подъезда. Солнце радовало холодными, но яркими лучами, точно так же, как в сентябре моего последнего года обучения в школе.       Весь 11 класс я усердно готовился к ЕГЭ. Учителя восхищались моим прорывом, ведь я сумел догнать школьную программу, а когда мне исполнилось 18, даже перегнать собственных одноклассников. До экзаменов оставалось полтора месяца, а я уже тогда знал, что я смогу получить максимальные баллы. Мои прогнозы сбылись. Профильная математика — 86 баллов, русский язык — 98, а обществознание — 96. Подобные результаты со мной разделила лишь одна отличница из параллельного класса. Я думал поступать в другие города: в Москву, Питер, но внезапная болезнь бабушки разрушила все мои планы. Я с лёгкостью поступил в Воронежский университет практической психологии и психологии бизнеса и проучился там 9 лет.       — О, Антош, как я давно тебя не видела! — воскликнула бабушкина подруга, выходящая из подъезда с пустым пакетом, явно собираясь в магазин с утра пораньше.       — Здравствуйте, Надежда Михайловна, — широко улыбнулся я. — Как поживаете? Как самочувствие? — поинтересовался я.       — Ой, лучше не спрашивай, а то я тебя насмерть заболтаю. Лучше расскажи, как ты? Как в Москве твоей? — худенькая старушка казалась такой лёгкой, она села рядом со мной на лавочку.       — Всё хорошо, работаю преподавателем в психологическом университете. Очень хорошие коллеги, а студенты у меня вообще самые лучшие, — улыбнулся, и мысли опять вернулись к Арсению. Мы виделись вчера утром, а казалось, будто вечность назад. Уже хотелось снова увидеть его глаза, холодные океаны, а ещё лучше почувствовать его горячие губы на своих.       Любовь всегда была слишком сложным чувством, чтобы испытать его по-настоящему. От слова «любовь» в моей жизни остался лишь скелет: привязанность к родителям, жалость к бездомным животным и желание партнёра.       Я и не думал в детстве, что моя семья в будущем будет как-то отличаться от её традиционного представления. Мечтал, что когда-нибудь найду жену, и она родит мне много детей, которых мы никогда не оставим в беде. Однако по мере взросления я заметил, что семья уже не казалась такой важной ячейкой общества, а девушки и вовсе не привлекали ни в сексуальном плане, ни в умственном. Первый звоночек прозвенел, когда мне было 16 лет. С одним из ребят из плохой компании я сдружился слишком сильно и не понимал, почему меня так тянуло к парню, который на три года меня старше и уже заканчивал колледж. Может, потому что с ним было интересно разговаривать? Или потому что он мог в любое время достать сигареты и выпивку? А может, всему виной татуировки на руках, которые почему-то так хотелось погладить. Я не придавал значения своим чувствам, но, когда он сделал затяжку и передал мне сигарету, не отпуская её, а мне пришлось вдохнуть дым, касаясь губами его пальцев, меня будто прошибло током. Я поднял глаза на него, не отрываясь от сигареты, а на меня смотрели пьяные карие глаза с каким-то странным выражением, которое я никак не мог понять. Однако вскоре сигарета выскользнула из моих губ и чужие, пухлые и мягкие, обволокли фильтр, а потом потянулись ко мне и выдохнули дым прямо в рот. Я задрожал от горького дыхания. Ладонь приятеля скользнула мне на талию, а чужие губы прижались к моим в смазанном пьяном поцелуе.       — Это хорошо, когда детки тебя слушаются, — сквозь улыбку сказала пожилая женщина, и я вынырнул из воспоминаний.       — Да, да… — тихо ответил я. Старушка попрощалась, прося не забывать родные края, на что мне оставалось лишь кивнуть и пожелать хорошего дня.       Я достал телефон из кармана тренча и взглянул на время. Девять утра. Не самое лучшее время, чтобы возвращаться домой, но больше ждать не было желания. Без движения становилось холодно. Я достал ключи из рюкзака и нырнул в дом.       Есть вечные вещи, а именно запах плесени и кошачьей мочи в подъезде. Я стоял перед дверью в нерешительности поднять руку и нажать на звонок. Сделав над собой усилие, я всё-таки смог быстро прикоснуться к кнопке, и за дверью тут же послышалась короткая трель. Из квартиры стали доноситься голос и шаги.       — Антон приехал! — сказали за дверью. Наконец, она распахнулась, и на пороге я увидел мать. Мы не виделись чуть больше месяца, но мне показалось, что она постарела лет на пять. Волосы явно уже давно не красили, стали видны седые корни, вокруг глаз пролегли глубокие морщины, а на руках слишком яркий рисунок синеватых вен. Тонкие кисти легли мне на плечи, и женщина прижалась, обнимая меня. Я неловко опустил руки на спину матери и сердце болезненно затрепетало. Неужели надо было просто уехать из Воронежа, чтобы научиться что-то чувствовать к окружающим тебя людям?       — Я ужасно соскучилась, сынок, — прошептала мама мне куда-то в грудь и всхлипнула.       — Ну мааам, — протянул я.       — Ох, прости, Тош. Заходи скорее домой. Блинчики будешь? Ради тебя напекла. Вот только закончила, — женщина отстранилась и улыбнулась, стирая тыльной стороной ладони слезы. Я зашёл в квартиру и почувствовал запах любимой выпечки.       — Ну мам, не стоило так утруждаться, — засмущался я.       — Мне это в удовольствие, — мама протянула жилистые руки к моему лицу, обхватила меня за щёки и, встав на носочки и немного наклонив меня, поцеловала в лоб. — Ну, разувайся, сына. Сейчас тебе полотенце твоё принесу, — сказала женщина и скрылась в одной из комнат.       Я стянул с ног ботинки и прошествовал в ванную. Выкрутив оба вентиля на полную, я добился небольшой струи воды. Быстро сполоснув руки с мылом, я, наконец, умылся, впервые за это утро.       — Держи полотенце, — раздался за спиной мамин голос. Я выключил воду и обернулся, протягивая мокрые руки в тёплое махровое полотенце, пахнущее мамой и детством.       — Как бабушка? Она же дома? — поинтересовался я, вешая полотенце на крючок.       — Она недавно пережила ещё один микроинсульт. Ей очень плохо в последнее время. Бабушке утром тяжело разговаривать, лучше не тревожить её, — грустно сказала мама, но попыталась выдавить из себя улыбку. Получилось у неё хреново, но спасибо за попытку. — Пошли на кухню.       На обеденном столе стояла большая тарелка со стопкой блинов.       — Мама, ну кому столько? — удивился я.       — Я думала, что ты с Владиком приедешь, — всплеснула руками мать, а я подавил позыв скривиться при упоминании его имени. — Кстати о нём. Ты чего так рано приехал? У вас что-то случилось? — взволнованно спросила женщина.       — Мы встали пораньше, — ответил я, пытаясь увильнуть от последнего вопроса.       — А я так хотела его увидеть сегодня. Он же подвёз тебя? Давай я позвоню ему, и он вернётся. Наверняка, не успел уехать далеко, — засуетилась мать и кинулась к смартфону.       — Мам, не надо никому звонить, — отказался я.       — Почему? — она явно догадывалась, но, видимо, хотела, чтобы я сам сказал.       — Мы с ним расстались ещё три месяца назад, — на выдохе сказал я и замер, ожидая маминой реакции. Она медленно опустилась на стул.       — Да как же так. Вы же решили взять паузу. Вы не помирились? — расстроенно спросила мама, кладя руки на стол.       — Всё не так хорошо, как всем кажется. Я не хочу сейчас вытряхивать наше грязное бельё, особенно перед тобой, мам. Просто поверь, что это было верное решение. Я больше не мог так жить, — эти слова дались мне с большим трудом. Я знал, как мать любила и защищала Владислава, когда я возвращался домой во время очередной ссоры. Она всегда принимала его сторону, вне зависимости от ситуаций. Вскоре я понял, что бессмысленно посвящать её в свои проблемы и мы практически не касались в разговорах моих отношений.       — Я тебя поняла, сынок. Очень жаль, очень, — закивала мама.       Я поймал себя на желании рассказать всё то, чего она не видела, то, чего не знает и не понимает, но это лишь вытреплет нервы и мне, и ей. Мы не придём к одному выводу, как всегда.       Я провёл все выходные с семьёй. Помог маме сходить за продуктами в магазин, «порадовал» родительницу сгоревшей яичницей на завтрак, прочистил засорившуюся трубу на кухне. Мне давно не доводилось видеть мать такой радостной, а всего-то стоило приехать на выходные и провести с ней время. Ей явно не хватало чьей-нибудь заботы, и я отдавал ей свой максимум нежности. Болезнь бабушки вымотала маму, и теперь я старался взять на себя все обязанности по дому хотя бы на эти пару дней.       С бабушкой долго болтать не удавалось. Она лишь кивала и улыбалась, а я рассказывал о произошедших со мной событиях в Москве. Естественно, рассказывал только то, что должны были знать мои родственники, а именно, что у меня всё хорошо и я катаюсь как сыр в масле. Никому не нужны чужие переживания, а решения для своих проблем я найду как-нибудь сам. И не из такой жопы выбирался.       Владислав больше не писал и не приходил, возможно, это и к лучшему. Зато он снова появился в моих снах, когда я ночевал в родительской квартире. Я проснулся в холодном поту, а перед глазами стояли ужасающие картинки, как Рамм вновь и вновь бьёт меня по рёбрам, которые в реальности отдавали фантомной болью. Кошмары преследовали меня всю жизнь, но из-за загруженности и усталости я перестал видеть их в Москве. Я просто вырубался без сновидений и, наконец, чувствовал себя свободным. Я прошаркал на кухню, нашёл снотворное, закинул сразу две таблетки, быстро запил горькие пилюли водой и вернулся в постель. На следующее утро я проснулся разбитым, но проспал без задних ног до полудня. Я закончил последние дела и в воскресенье в полдесятого был уже в поезде до Москвы.       Меня разбудил звонкий голос проводницы. Перед сном я снова закинулся снотворным, чтобы кошмары не помешали мне уснуть. Голова раскалывалась от мощной дозы, а глаза не хотели открываться. Я наощупь нашёл обувь и с полузакрытыми глазами отправился отстаивать очередь в туалет. Умывшись, особо легче не стало, но глаза открылись, и теперь я хоть видел мир. Пока мои соседки стояли в очереди, я закрылся в купе и быстро переоделся. Не вести же пары в джинсах и мятой футболке? На бежевой льняной рубашке красовались длинные следы от того, что она долго пролежала в сложенном состоянии, зато шоколадно-коричневые брюки быстро приняли нормальную форму.       Я вышел на Казанском вокзале. До начала пар оставался час, и, заказав такси, я поехал в универ.       Кто бы мог подумать, что я реально перестану вывозить работу уже на её четвёртой неделе. Глаза закрывались под действием снотворного, мышцы болели от неудобной постели, а мысли были спутанными. Оставалось домучать последнюю четвёртую пару с третьей группой. По расписанию стоял семинар, а это означало, что я мог немного передохнуть, но одна интересная личность не дала мне этого сделать.       Наконец, я познакомился со вторым своим подопечным, у которого я стоял научным руководителем. Гудков, как поговаривали мои коллеги, был настоящей бурей. Кто бы мог подумать, что этот худощавый мальчуган может довести до белого каления. На первый взгляд мне показалось, что это ботаник, который проболел почти месяц и сейчас пойдёт закрывать появившиеся долги. Странная голубая рубашка в клеточку, будто с плеча отца, несуразные широкие брюки, зализанные темные волосы. Для полного образа не хватало только очков.       Я никогда в жизни не ошибался так, как сейчас. Пара начиналась как обычно, я быстро прошёлся по списку в начале занятия и уже начал объяснять материал, как без стука заходит это чудо и садится на задний ряд. Я затормозил, не понимая, что здесь делает какой-то левый человек и как его вообще пропустили, но заметил, что он уже переговаривался со студентами, а из этого не трудно сделать вывод, что они знакомы.       — Молодой человек, представьтесь, пожалуйста, — попросил я, чтобы убрать н-ку возле фамилии прибывшего студента.       — Гудков Александр, — сказали противным голосом, которого не ожидаешь от молодого человека. Я вопросительно поднял глаза, но он не кривлялся. Я замазал буковку возле фамилии и поставил «+».       Я продолжил объяснять, как решать ситуационные задачи, но отвлекся, обратив внимание на шевеление на задних рядах. Саша пожал руки нескольким парням, схватил рюкзак и пошёл к двери.       — И куда ты собрался? — удивился я, не понимая смысла происходящего. Таких номеров ещё никто у меня на паре не выделывал, и я не знал, как реагировать на сложившуюся ситуацию.       — Домой, ты же меня отметил, — кинул Гудков и скрылся за дверью, даже не удосужившись закрыть. Я ждал, что он вернётся, но шаги по коридору удалялись, пока вовсе не исчезли.       — И он реально ушёл? — неверяще спросил я у аудитории.       — Ну да, — пожал плечами парень, сидящий на заднем ряду. Кто бы мог подумать, что меня так легко выбить из колеи. Я продолжил объяснять, как решаются задачи, но постоянно спотыкался о собственные мысли и видел, что большая часть группы так и не поняла, как их решать.       Мне пришлось раздать методички и попросить ребят переписать новый материал. Я сел за стол и отколупал замазку с нарисованным поверх неё «+». Теперь напротив фамилии Гудков снова стояла горделивая буква «н». Ну вот и что прикажете делать с этим учеником? Он же не выполнит научную работу, а отчитываться мне. Голова сильнее разболелась, и я вышел из аудитории, чтобы не пугать своим видом студентов. Казалось, не произошло ничего криминального: пара не сорвана, студенты спокойно пишут тему, но я не мог отбросить навязчивые мысли, что я не контролирую происходящую ситуацию.       В преподавательской было пусто. Все расползлись по своим аудиториям, и только я плевал в потолок. На телефоне заиграл будильник, и я увидел напоминание: «Клуб анонимных алкоголиков в 17:30». Я тихо простонал, вспомнив, что обещал прийти. В таком состоянии я точно никому не помогу, а только наоборот вгоню в депрессию. Я порылся в рюкзаке и нашёл болеутоляющие. Что-то резко я стал пить намного больше таблеток, но я закинул в рот парочку для скорейшего эффекта и вернулся в свою аудиторию, прежде заглянув в туалет, чтобы умыться.       Отпустив студентов раньше конца пары на пятнадцать минут, я быстро собрал вещи и поехал по заранее отправленному адресу Романом. Уже в пять я стоял на пустой улице перед Московским музеем современного искусства. Мне оставалось ждать ещё 30 минут, поэтому я не стал мёрзнуть и скользнул внутрь музея. Точнее сказать, еле заволок ноги. Болеутоляющее подействовало, теперь вместо боли в голове поселился странный шум, и я чувствовал, как пульсируют вены. Странное ощущение, будто ты уже не находишься в собственном теле. Я нашёл глазами лавочку возле касс в коридоре и усадил свою тушу. Я прикрыл глаза, чтобы успокоить собственное сердцебиение, но лишь отчётливее стал слышать пульс в собственной башке. Я не заметил, как провалился в беспокойную дремоту.       — Антон, вся группа уже собралась, — тихо прозвучало рядом с ухом, и я резко открыл глаза. Повернув голову, я увидел Рому, сидящего рядом, рука которого лежала на моём плече. В этот раз на нём был бордовый джемпер, придающий яркости бледно-рыжим волосам и черные облегающие брюки. Взгляд мужчины резко стал каким-то взволнованным, и я отвернулся. Теперь кроме карих глаз я почувствовал на себе синие айсберги Арсения. Сказать, что он был спокоен, значило соврать, но его беспокойство было другого рода. Брюнет со злостью прожигал взглядом Романа Анатольевича. По коридору расползлись остальные участники клуба анонимных алкоголиков, и они усердно делали вид, что не замечают происходящего. Я усмехнулся.       — Прости за прямоту, но ты выглядишь не важно. Давай я закажу тебе такси, и ты поедешь домой, — прозвучал мягкий голос Ромы, но я лишь отрицательно замахал головой. Предложение было слишком заманчивым, я понимал, что помощи в этот раз он от меня вряд ли дождётся, но показывать свою слабость совершенно не хотелось. Я постарался стряхнуть с себя остатки сна и улыбнулся.       — У меня всё отлично. Пошли, — я встал слишком резко, и в глазах ненадолго потемнело. Я почувствовал холодные руки на собственной кисти. Когда зрение вернулось, я увидел Арсения, поддерживающего меня. Злость в голубых глазах потухла, оставив только странное волнение.       — Он же сказал, что у него всё хорошо, — чужая рука схватила кисть Арсения и чуть ли не отодрала её от меня. Теперь Роман бросал злобные взгляды на Попова. Я закатил глаза.       — Ну вы ещё подеритесь тут. Билеты надо покупать? — спросил я и увидел, как стушевался Рома.       — Нет, я уже всё взял, — ответил мужчина и обратился к анонимным алкоголикам. — Ну что, все в сборе. Я думаю, мы можем начать, — громко сказал он, и к нему потянулась небольшая толпа из знакомых мне лиц. — Антон, иди рядом со мной, пожалуйста, — тихо обратился ко мне Роман Анатольевич, а я лишь кивнул, не вдаваясь в причины его просьбы. Я сдал тренч в гардероб и, положив номерок в задний карман, последовал за группой.       Одна большая комната сменяла другую. Странные композиции пестрили красками. Тяжёлое чувство в голове усиливалось, и я до боли сжимал мочку уха, чтобы приводить себя в адекватное состояние. Я держался глазами за рыжую копну волос, чтобы не потеряться среди экспонатов, но чувствовал спиной другой холодный взгляд. Роман, активно жестикулируя, рассказывал что-то об экспонатах, но все слова сливались в гул, стоящий в ушах. Карие глаза часто поглядывали на меня, будто желая убедиться, что я ещё стою на ногах, хотя падать я не собирался.       Комната почему-то закружилась, экспонаты поплыли яркими красками, а ноги отказались держать тело. Я чувствовал, как начинаю оседать, но чьи-то руки подхватили меня под мышки, а потом и вовсе подняли моё тело. Я почувствовал какую-то невесомость, но уже скоро очутился на жёсткой лавочке. Сознание возвращалось, как и контроль над собственным телом. Надо мной нависли испуганные карие глаза, а чужие руки зачем-то расстёгивали мою рубашку, оголяя грудь.       — Антон, ты как? — с тревогой заговорил Рома, обмахивая листами бумаги мне то лицо, то обнажённую грудь. Шум в голове не прекратился, но в глазах прояснилось, и я попытался встать, чувствуя себя неловко от взоров, уставленных на меня. Вот это шоу я, конечно, устроил. Вокруг меня столпился народ, и это были не только знакомые лица анонимных алкоголиков. Рядом взволнованно что-то щебетала женщина, смотритель зала теперь тоже навис над моей личностью. Становилось душно от взглядов, направленных на меня. — Лежи, — меня ткнули горячей ладонью в грудь.       — Да всё со мной в порядке. Зачем всё это? Просто немного закружилась голова, — начал возмущаться я, за что получил в ответ гневный взгляд.       — Я знаю, как выглядит человек, у которого просто кружится голова. Поверь, ты сейчас выглядишь чуть лучше трупа, и только потому, что дышишь, — мягкая ладонь легла мне на щёку, а я вздрогнул от неожиданного прикосновения.       — Хватит лапать его. Я вызвал такси. Мы уезжаем, — раздалось где-то сверху. Я увидел глаза Арсения, блестящие злобой. Ну, конечно, кто же ещё.       — Я не отпущу его с тобой, — с вызовом ответил Роман, а я хотел рассмеяться, но сил хватило только на ухмылку. Собрав волю в кулак, я всё-таки поднялся на пятую точку и слегка подрагивающими руками начал застёгивать рубашку. Я старался не поднимать взгляд, боясь, что могу лишь сильнее загнаться от количества взглядов в сторону моей незначительной персоны. Я почувствовал, что рядом со мной сел Рома.       — Я на машине. Давай я тебя отвезу домой? — обеспокоенно спросил мужчина, а Попов на это уже чуть ли не рычал.       — Я должен был тебе помогать, а не мешать, — тихо ответил я. — Мне неловко. Не стоит, я на такси доеду, — я хотел как можно скорее скрыться от этих пристальных взглядов, которые с беспокойством рассматривали меня. Теперь экспонатом был я, и мне это ужасно не нравилось.       — Вдобавок, водитель уже ждёт. Я доведу его до дома, не беспокойся, — рыкнул Арс, и я почувствовал, что чьи-то руки подхватили меня за локти и помогли подняться. — Пошли, Антон, — Арсений обхватил меня за талию, помогая в передвижении. Я за это время так и не поднял взгляда, а лишь уставился в пол, разглядывая, как расступаются передо мной ноги в ботинках. Я нашёл в себе силы обернуться на Романа и поддержать его вымученной улыбкой. Он обессиленно смотрел на то, как меня уводят.       — Напиши, как доедешь домой, пожалуйста, — попросил Роман Анатольевич, а я кивнул. Я чувствовал, как рука лишь сильнее сжала меня за бок, и я отвернулся.       — Так, всё в порядке. Продолжим, — наигранно бодрый голос Ромы донёсся до меня, но он медленно растворялся в шуме наших шагов. Я бы посмеялся над этим боем между двумя альфа-самцами, но почему-то меня только тянуло вырвать на какой-нибудь экспонат и не потому что он так ужасно выглядел.       — Ты чем вообще занимался на выходных? — спросил Арсений, который молчал всё время, пока пытался вытащить меня из здания-лабиринта. Попов сам вытащил номерок из моего заднего кармана и отдал гардеробщику вместе со своим. Я не стал спрашивать, откуда он знает, куда я его положил. И так всё понятно.       — К маме ездил, — признался я, пока Арсений помогал мне залезть в тренч.       — Она наоборот должна была тебя откормить, а не к голодному обмороку привести. Залезай, — Попов открыл передо мной дверь такси и помог сесть. В машине было тепло, и меня снова разморило. Голова оставалась тяжёлой, но пульсация в висках прошла. Арсений сел рядом, и машина тронулась, хотя я даже не называл своего адреса. Неужели он запомнил?