Это всё Фрейд [AGATBOOK]

      — Арсен, попей воды. Я не могу смотреть больше на тебя в таком состоянии, — упрашивал я, сидя на краю постели, и пытался растолкать пьяное тело. Арсений вяло отмахнулся рукой, но я схватил его кисть и дёрнул, чтобы на меня хоть немного обратили внимание. Бессмысленно. Тяжёлая голова даже не оторвалась от подушки.       Я положил чужую руку обратно на постель и ушёл на кухню. Нервы подводили: руки тряслись, а в глазах стояли слёзы. Прошла уже неделя с того момента судебного заседания, и я ни одного дня не видел Арсения трезвым. В первый день я надеялся, что это временный срыв, и просто сидел рядом, и обнимал, пока он лакал бутылку виски, а потом засыпал в моих объятиях. Я надеялся, что алкоголь даст ему то самое забытье на тяжёлый вечер, но на следующий день Арсений снова напился до потери возможности внятно говорить. Все выходные я выхаживал его пьяного, пока не пришлось уходить на работу. Я боялся оставлять его одного, но другого выхода просто не было. Я надеялся, что он остановится, но уже целую неделю Арсений не просыхал.       Снова и снова приходилось вставать рано утром, заставлять пить воду и есть Арсения, пока он не залил в себя новую порцию алкоголя, и бежать на работу. В университете было не легче. Я задыхался от количества поручений, студентов, сдающих долги в последний момент. Приходилось постоянно задерживаться, и когда я приходил домой, я снова работал, но в другом смысле.       Квартира уже, кажется, впитала запах спиртного и перегара, будто в квартире месяц беспробудно бухали, хотя это было недалеко от правды. Хорошо, если я находил Арсения спящим на кухне за столом или в постели, но иногда он сидел на подоконнике и плакал. Тихо поскуливая, кусая рёбра ладоней и морща лицо. Я пытался с ним разговаривать каждый раз, пытался донести до него, что нужно как можно скорее брать себя в руки и подавать на апелляцию, но Арсений лишь отнекивался и продолжал пить.       Зима. За окном люди готовятся к новому году. По улицам снуют счастливые лица с подарками, которые решили приготовить заранее. В квартире же не зима, а трескучий мороз, пробирающий до костей, впитывающийся в вены вместе с ядовитыми парами алкоголя и сигарет.       Арсений курил, безбожно окутывая квартиру горьким дымом. Я чуть не ломал пальцы при одном взгляде на манящую пачку сигарет. Мне нужна была хоть одна спасительная, но я не мог себе её позволить. Знал, что если выкурю одну в таком состоянии, то не смогу остановиться. И снова будет борьба с никотином, а в моей жизни и так хватало врагов.       — Анто-ош, — завалился на кухню пьяный Арсений и я тяжело выдохнул. Каждый раз смотреть на него было больно до внутреннего кровоизлияния. Глаза безжизненные, под которыми пролегли ужасающие синяки. Новые морщины, появляющиеся с каждым днём запоя, вызывали злобные слёзы. Он убивал сам себя каждый день, а я не мог ничего сделать. Я верил, что он справится сам, что самому надоест пить и он покинет мир болезненных пьяных видений, но ничего не менялось.       — Может, хочешь водички попить? — без особой надежды спросил я, но Арсений лишь отрицательно закачал головой и, хватаясь за каждую поверхность кухни, добрался до навесного шкафчика и вытащил невскрытую бутылку рома.       Я проклинал доставки. Проклинал доставщиков, которые видели состояние заказчика, но всё равно вручали бутылки Арсению, пока я был на работе. Знал, что это их работа. Знал, что виноват только Арсений, но не мог заставить себя в это поверить. Арсений ведь выше всего этого: он столько не пил, что я уже забыл, что связал свою жизнь с алкоголиком. Арсений вообще не такой. Это временно. Ему просто сейчас тяжело.        — Арсений, может, тебе достаточно? Ты же на ногах еле стоишь, — попытался я, видя бездушный взгляд в ответ.       — Как ты не понимаешь… мне пло-охо, — протянул он и открыл бутылку. Я почувствовал, что на глаза против моей воли выступили слёзы. Я так ждал выходные, но понял, что лучше бы работал снова, чтобы не видеть эту ужасающую картину. Мне никогда не приходилось сталкиваться с таким беспробудным пьянством. Я боялся не только за его психологическое здоровье, но и физическое. Каждый раз, возвращаясь с работы, я находил на теле Арсения новые синяки, которые он ставил, пока меня не было.       — Ты бы знал, как плохо мне, — прошептал я, зная, что меня не услышат. Арсений приложился к горлу бутылки, и я отвернулся к окну, чтобы не видеть этого ужасного зрелища. Я просто не понимал, что делать. Отбирать бутылки? Купит. Ругаться? А смысл. Разговаривать и помогать? Я это делал каждый грëбаный день, и всё без толку. Силы были на исходе.       — Я хочу прогуляться. Пойдёшь со мной? — спросил я, зная ответ.       — Не-ет, — ответили мне, и я выбежал из квартиры, вскочив в зимние кроссовки и схватив куртку с крючка. По-моему, я даже не запер дверь.       Морозный воздух вонзился в лёгкие, как тысячи осколков. Нужно было к кому-то пойти. Если бы я ещё хоть какое-то время оставался с собой наедине, то мог начать сходить с ума. К Кьяре идти бессмысленно: она сама подросток, и это не её проблемы; Рому я и так замучал, названивая ему каждый день и пытаясь выпытать, как вернуть Арсения; Серёга говорил, что выходные проведёт с девушкой, и беспокоить его было безумно стыдно.       Я набрал лишь один единственно верный номер в данной ситуации.       — Алло, можешь говорить? — спросил я, когда подняли трубку.       — Конечно, Антон Андреевич, — ответил женский голос.       — Можно приехать навестить Расти?       — Конечно, мы дома. Я как раз ужин готовлю. Жду вас с Арсением Сергеевичем, — жизнерадостно ответила Надя, начиная греметь посудой.       — Я буду один. Приеду через полчаса, — сказал я, и услышав удивлённое «хорошо», положил трубку и вызвал такси.       Я приехал даже раньше времени и, позвонив в звонок, сразу же услышал радостный лай. Я улыбнулся, вспоминая, как вместе с Арсением ухаживал за псом. Это происходило совсем недавно, но казалось, будто это были события прошлой жизни.       Замок закрутился, и дверь открылась. На меня весёлым вихрем выскочил Расти и встал на задние лапы, радуясь моему приходу.       — Хороший мальчик, хороший, — я сел на корточки и потрепал собаку по голове.       — Он скучал по вам, — хихикнула девушка, и я поднял взгляд. Надя стояла в шёлковой пижаме из рубашки и штанов бежевого цвета. Босые ноги стояли на полу и слегка покачивались вперёд-назад, перенося центр тяжести. Длинные волосы были заколоты в небрежный пучок, и девушка выглядела слишком по-домашнему…       — Антон Андреевич, а в чём вы? — удивилась она и присмотрелась ко мне. Я встал во весь рост и понял, что вышел из дома в растянутых домашних трениках и в футболке, с которой не отстиралось небольшое пятнышко на воротнике.       — Тоже в домашнем, — пожал плечами я. — Можно войти?       — Да-да, конечно, — заторопилась она и сделала несколько шагов назад, чтобы Расти вернулся в квартиру, и я мог зайти в коридор. Я прошёл в прихожую и закрыл за собой дверь. — Мне сейчас спросить, что случилось, или за чаем?       — За чаем, — ответил я и усмехнулся от осознания, что девушка так легко всё поняла. Хотя по моему виду даже идиот бы понял, что произошло что-то неладное.       Меня проводили в ванную и кинули сожалеющий взгляд. Я стал мыть руки и невольно поднял взгляд на зеркало над раковиной. Я ужаснулся сам от себя: сосуды в глазах полопались, кожа бледная, губы потрескались и покрылись кровавыми ранками от вечного нервного жевания. Я опустил взгляд на руки и решил больше не смотреться в зеркала и стараться обходить их.       — Антон Андреевич, курица ещё в духовке, чай будете? — в ванную заглянула Надя.       — Я не против, — согласился я и улыбнулся. Девушка закачала головой и исчезла из дверного проёма. Я прошёл на кухню и сел на стул. В голове снова всплыл образ Арсения, который сидел напротив меня за этим же столом с Расти на коленях и пил чай.       — Приятного аппетита, — пожелала Надя и села на место Арсения. Я вынырнул из своих мыслей и уставился на чай и пиалку с печеньем.       — Спасибо, — я глотнул чая и посмотрел на девушку. Она изучала меня взглядом и ждала. Я мог только догадываться, что же творилось в её голове. О чём вообще могла подумать студентка, когда к ней в гости приезжает её преподаватель-гей в домашней одежде с видом, будто его тиранят дома? Наверное, о том, что мне нужна помощь.       — Ты знаешь, почему Арсений Сергеевич уволился? — начал я, и Надя задумалась.       — Хмм, ну до меня доходили слухи, но я не уверена, насколько они правдивы. Он не успел ничего у меня вести.       — Ну расскажи, что знаешь, — попросил я.       — Мне старшаки рассказывали, как его ректор уводил с пар пьяного. Говорят, что такое стало случаться слишком часто, и его уволили, — неловко сказала она. — Но это только слухи, вы же понимаете, — начала оправдываться она, на что я лишь махнул рукой.       — Это не слухи, а абсолютная правда, — признался я, и девушка замерла, будто, действительно, не ожидала услышать такую правду.       — Тогда я… могу предположить, что произошло, — сказала она, и я кивнул. — Сколько он уже пьёт?       — Неделю и один день. Без перерывов, — я не сдержался и закрыл лицо руками, понимая, что слёзы усталости вновь подступают к глазам. Девушка ещё долго молчала, собираясь с мыслями, но всё же заговорила.       — У меня отец алкоголик, только… он спился и умер, когда мне было 5 лет. Я была маленькая, но до сих пор помню тот ужас, что я испытывала, когда видела слёзы матери, — я услышал, как её голос дрогнул, и я поднял на неё взгляд. В её глазах тоже стояли слёзы, но она не плакала, лишь сильнее стиснув зубы. — И знаете, что… да, я зла на отца, что он пил не просыхая, но ещё сильнее я обижена на мать, что она терпела всё это столько лет, потому что это болезнь. Болезнь, от которой не избавиться, если у человека нет характера или желания. У отца его не было. Как и у матери не было стержня, чтобы подать на развод, чтобы отказаться содержать алкоголика, который пропивал последние деньги и поднимал руку на свою же семью. Без него мы были бы счастливы. Да, не так, как другие полноценные семьи, но нам бы не приходилось бояться возвращаться домой, бояться собственного члена семьи.       — Но твоя мама любила, — сказал я и понял, как по-детски это прозвучало.       — Нет. Она любила воспоминания о нём, когда он не пил, когда приносил ей сорванную сирень из соседнего двора. Любила воспоминания о молодости, когда было ещё всё хорошо. Он стал другим человеком. Он умер, продолжая волочить своё существование, — сказала она и резко замолчала. — Извините, наверное, это не то, что вам надо было сейчас услышать. Я не психолог и вряд ли им когда-нибудь стану.       — У него всё по-другому, — произнёс я и поймал сожалеющий взгляд Нади.       Девушка громко отодвинула стул и наклонилась к духовке, проверяя курицу на готовность.       — Пора вытаскивать, — она натянуто улыбнулась, и я позволил нам сменить тему. И для неё, и для меня воспоминания давили тяжёлым грузом, и мы оба справлялись с ними, как умели. Как научила нас жизнь.       Расти удивительно тихо сидел весь разговор и, только почуяв запах готовой еды, встрепенулся и залез мне на колени, утыкаясь мордой в грудь и виляя хвостом. Завтра утром придётся проверить ноги на наличие синяков.       За вечер мы больше не поднимали тяжёлые темы и просто болтали о предстоящей сессии и случайно перешли на «ты». Надя сидела на стуле, обняв одну ногу, и пялилась в телевизор, смотря какой-то новый клип.       — Интересно, есть хоть один клип, который подходит по смыслу под текст песни? — задумчиво спросила она, открывая шоколадную конфету и запихивая её целиком в рот. — Вот ты видел?       — Я обычно не смотрю клипы, — признался я и улыбнулся, видя, с каким удовольствием девушка облизнула палец, испачканный в шоколаде.       — Ну вот, смотри, смотри, она поёт о вечной любви, а сама трясёт голой жопой, — хихикнула она и взглянула на меня.       — Может, это метафора, — попытался оправдать создателей я, на что девушка махнула рукой, встала из-за стола и убрала чашки. Я посмотрел на часы и охнул. Время показывало уже начало третьего.       — Надя, прости, засиделся, вообще не заметил, как пролетело время. Так задержал тебя. Я пойду, — заторопился я и получил укоризненный взгляд.       — У тебя дела в три часа ночи? — спросила она, а я не понял вопроса.       — Нет…       — У меня тоже, так что сиди и отдыхай. Ещё чай будешь? — спросила она, разворачиваясь к плите.       — Арсений, он… — начал я, а меня перебили.       — Ждёт тебя? — фыркнула она и развернулась ко мне, смотря прямо в глаза. — Не ври сам себе. Ты знаешь, что ему сейчас плевать на всё, кроме бутылки. — рыкнула она и осеклась. Надя опустила взгляд и нервно закусала ноготь.       — Ты права, — тихо сказал я, и она подняла на меня виноватый взгляд.       — Прости, я не хотела тебя обижать, — она подошла ко мне и невинно взяла мою ладонь в свою руку. — Ты всю эту неделю жил ради него. Позволь себе отдохнуть хотя бы одну ночь. Я постелю тебе на полу, — предложила она, и я согласился.       Девушка быстро расстелила одеяла на полу, кинула подушку и указала ложиться. Сама же выключила свет и, казалось, что как только коснулась подушки, — уснула.       Я сидел и боялся даже закрыть глаза. Всё существо рвалось к Арсению. Я не знал, как он, ведь за такое большое количество времени могло случиться что угодно. Я нашарил в темноте телефон и позвонил: длинные гудки и никакого ответа.       Я шумно выдохнул и упал в импровизированную постель. С Арсением больно, а без него убийственно. Я знал, что ничем не мог ему помочь, но так сбегать, бросать — означало, что я предавал не только его, но и себя. Я чувствовал, как душа разрывалась на части: одна хотела спокойного сна, а вторая — увидеть Арсения в любом состоянии.       Я тихо поднялся с постели, перешагнул через Расти, который лежал прямо на проходе в коридоре, накинул куртку и закрыл за собой дверь. Я всегда выбирал Арсения. И это решение никогда не изменится. Я позволил себе немного расслабиться у Нади, но больше не мог, потому что дома любимому человеку было хреново. Неважно, что я ничем не могу помочь, неважно, что он не хочет получать моей помощи. Я просто буду рядом.       Атмосфера ночного города особенная. Я ехал в тёплом салоне такси и смотрел на заснеженные улицы, украшенные гирляндами в честь приближающегося нового года. До праздника оставалось две недели, уже стоило бы задуматься о подарках, но всё, чего я сейчас хотел, — это увидеть Арсения трезвым.       С неба посыпались снежинки и закружились в медленном вальсе. Они падали на лобовое стекло и тут же таяли, превращаясь в крохотные капли воды. Машина подъехала к подъезду, и я зашёл в дом.       За неделю возвращение в собственную квартиру стало настоящим испытанием. Мне снова и снова приходилось смотреть на умирающего внутри любимого человека. Но знал, что только я смогу позаботиться о нём. Только я прослежу, чтобы он выпил воды, чтобы поел, чтобы не поранился и не валялся в собственной луже крови. Знал, что нужен ему.       Я тихо открыл дверь в квартиру, и в нос ударил резкий запах перегара. Я поморщился, но зашёл домой. Куртка была повешена на крючок, ботинки остались стоять на коврике, и я босиком прошёл в спальню. Арсений спал на спине, широко раскинув руки и ноги, и занимал всю постель.       — Хорошо, что спит. Хоть так он не страдает, — подумал я, перевернул мирно спящее тело на бок и пригладил растрепавшиеся волосы. Я задержал руку и огладил большим пальцем краешек уха. Арсений был рядом, но не со мной. Я ужасно скучал. Скучал до потери пульса, скучал до потрескавшихся губ и изгрызенных ногтей. Если бы было можно, то я отдал бы часть своей души, лишь бы ему стало легче, отдал всё самое дорогое, чтобы снова увидеть его улыбку, а не слёзы, которые он проливает, сидя на подоконнике. Я наклонился, быстро чмокнул его в заросшую щёку и ушёл на кухню.       Той ночью я так и не поспал.       Говорят, что человек привыкает даже к самым поганым условиям жизни. Это правда. Так случилось и со мной. Я приноровился к наличию пьяного тела у себя дома и старался хотя бы на работе отвлекаться от домашних проблем. В университете забот было хоть отбавляй: зачётная сессия шла полным ходом, и почти каждый день приходилось принимать зачёты у групп.       — Антон, — позвал меня Серёга, и я вынырнул из заполнения очередной зачётной ведомости.       — А, да. Что? — откликнулся я и обернулся на приятеля. Тот нервно теребил пуговицу на пиджаке.       — Я видел приказ об отчислении Арсения, — резко закончил он, и выдохнул.       Я замер, не зная, как реагировать на такую новость. Мне казалось, что жизнь уже сполна наигралась на мне, но, видимо, я ошибся.       — Почему? — тупо спросил я и задумался. — В смысле, есть же студенты, у которых долги, в чём проблема, сессия только началась… Этого просто не может быть, — я замотал головой, пытаясь осознать новость.       — Антон, он на парах практически не появлялся весь семестр и… ректор решил, что этого будет достаточно, чтобы «прекратить эти хождения по мукам». — Серёга нарисовал в воздухе кавычки, явно цитируя того, кто это произносил.       Я больше не мог этого слушать. Всё внутри так долго копилось, что я просто выскочил из-за стола и пошёл в уборную, где мог закрыться и быть уверенным, что со злости никому не скажу ничего лишнего. Я не понимал, почему именно на нас опустилась вся небесная кара и поражала раз за разом, ожидая, что мы опустимся на колени. Я был готов сдаться. Уже более двух недель я выхаживал Арсения, но всё без толку. Он пил каждый божий день, и я понял, что забыл, как звучит его голос.       Арсению, действительно, стало хуже. Однажды я пришёл с работы и увидел его, с красным лицом и глубоко вдыхающим воздух. Я настолько запаниковал, что вызвал скорую. Бригада, приехавшая в течение 15 минут, сказала, что у него поднялось давление, и выписали таблетки. Его организм начал давать сбои: он мог спать сутками или наоборот столько же бодрствовать и всё время плакать и пить. Никакие разговоры больше не имели значения. Он меня не слышал. Он смотрел на меня, но будто не видел. Руки опускались с каждым новым приступом.       — Антон Андреевич, — услышал я звонкий женский голос и ускорил шаг, чтобы меня не догнали. Я быстро вытащил ключ из кармана и начал спешно открывать дверь туалета. — Антон Андреевич, я знаю, что Вы меня слышите. — Надя, как всегда, была настойчива. Она перехватила мою руку с ключом, толкнула дверь и затащила меня внутрь.       — Мне уже в туалет сходить нельзя? — рыкнул на неё я, желая поскорее избавиться от лишних глаз.       — В таком состоянии нет. Что случилось? — она с волнением заглянула мне в глаза. — Я уже который день пытаюсь тебя поймать, а ты убегаешь от меня. Почему ты ушёл ночью и даже не разбудил? — она сразу же перешла на «ты», когда удостоверилась, что наш диалог никто не слышит.       — Чёрт, Надь, прости, я не мог оставить Арсения. Я сначала согласился, а потом подумал, — начал оправдываться я, и девушка понимающе закивала.        — В следующий раз хоть толкни меня. — сказала она, а потом задумалась. — Но я не только за этим за тобой гналась. У тебя что-то произошло? Прости, но ты снова очень хреново выглядишь.       Я быстро сдался. Сил на сопротивление больше не осталось. Сил на то, чтобы просто жить, уже не осталось, что уж говорить о сложных мыслительных процессах. Эта девушка в любом случае либо выпытала у меня информацию, либо вытянула последнюю жизненную энергию, что легче ответить сразу.       — Арсения хотят отчислить, — коротко сказал я и с грустной ухмылкой смотрел, как меняется выражение лица Нади.       — Чёрт, — ругнулась она и заходила по комнате взад-вперёд, мельтеша перед глазами. Я отошёл к подоконнику и уставился на заснеженную улицу. — Это окончательно?       — А как это ещё по-твоему может быть? — спросил я, а сам понял, что может. — Надо, чтобы он взял академ! — воскликнул я и обернулся на замершую Сысоеву. — Он придёт в себя и сможет вернуться потом к учёбе. Да?       — Он должен для этого прийти сам и расписаться в документах. — с долей скептицизма произнесла она.       — Это мы решим. Это всё разрешимо. Надя, ты умница, — обрадовался и я впервые за долгое время почувствовал, прилив энергии. — Я всё сделаю.       — Антон, — позвала Надя и я заметил, что в её взгляде сидит что-то нехорошее. — Ты уверен, что он хочет этого? Просто… хватит за него решать, это же его жизнь. Понимаешь, он же иначе не поймёт… — начала она, но я её перебил.       — Не поймёт что? Что близкие люди не позаботились о нём? Поймёт, что он не может ни на кого положиться кроме себя? Надь, я люблю его и хочу ему только лучшего. Я сделаю всё, что в моих силах.       На Надиных глазах выступили слёзы, и я не мог понять, чем я мог её обидеть или задеть.       — Моя мама говорила точно так же, — прошептала она и вышла в коридор.       Арсений, действительно, стал моим океаном. Стихией, которая не поддаётся никакому воздействию. Она либо ласкова с тобой, либо убивает тебя. Арсений — единственный человек, который дал мне возможность познать истинное счастье, но в то же время с ним я узнал, что такое полная безнадёжность. Этот шторм когда-нибудь меня утопит, но я буду бороться за нас до тех пор, пока Арсений будет давать хоть какую-то надежду. Но я устал ждать и жалеть. Пора действовать.       Все две недели я надеялся, что поддержка и любовь помогут Арсению самому выйти из запоя, но тот метод не принёс положительных результатов. С каждым днём становилось только хуже, и я начинал переживать за его здоровье. Кто бы что ни говорил, но 40 лет — это уже возраст, когда неожиданно появляются болезни, которые не ожидал, которые нагулял в молодости или перенял на генетическом уровне от родителей. Алкогольная же нагрузка на организм явно не сделает человека здоровее.       Я принял последний зачёт и поехал домой. Я больше не хотел смотреть, как разлагается мой любимый человек. Пусть он сам этого не понимает, но его нужно спасать. Я вошёл в квартиру и стал выгребать бутылки, в которых было хоть немного спиртного. Оказалось, что таковых практически нет, потому что все запасы были истощены. Я вытащил начатую бутылку из-под кровати и кинул её к остальным. Арсений мирно спал на постели, свесив руку вниз. Пришлось сдержаться, чтобы не оставить поцелуй хотя бы в лоб.       Я закрыл квартиру на верхний замок и осознал, что вообще собирался сделать. Просто запереть, как животное, разумного человека, чтобы вернуть его, вернуть его рассудок, но… каким путём. Замок открывался только снаружи ключом, поэтому Арсений не сможет никак выйти из квартиры и единственное, что ему останется — протрезветь.       Я почувствовал резкую усталость и сел на ступени с небольшой сумкой, в которой каталась пара бутылок. Холод каменной лестницы проникал даже через толстую зимнюю куртку, и я поёжился. Есть жильё в Москве, а жить негде. Если бы мама узнала, что сейчас со мной происходит, то… я задумался. Сказала бы, что так она и думала? Или Москва меня испортила? Или пожалела бы? Я не знал ответа, потому что не знал ни одну из своих матерей.       В соседней квартире защёлкал замок, и из квартиры вышел знакомый сосед.       — Антон? — удивился он, покрутив на языке моё имя, будто удостоверяясь, что правильно помнит.       — Угу, — выдохнул я и встал. — Шёл выбросить мусор и устал, — пошутил я, но сосед не улыбнулся.       — Согласен, выглядишь уставшим. Девушка выгнала? Накосячил? — спросил он и, наконец, усмехнулся.       — Можно и так сказать, — ответил я и пошёл вверх на лестничный пролёт к мусоропроводу, чтобы выбросить бутылки.       — На чай заглянешь? У меня холостяцкая квартира. Без баб, так сказать, — предложил он, и я с грохотом выбросил бутылки.       — Да неловко как-то, — начал отнекиваться я, спускаясь по лестнице, но мужчина махнул рукой.       — Мы соседи, а толком не знакомы. Заходи, может, и твоя к тому времени остынет, — усмехнулся он и широким жестом пригласил к себе. — Своих в беде не бросаем.       Я замялся на лестничной площадке, но добродушная улыбка казалось более приятной перспективой, чем холодные ступени.       — Тут такое дело только… — начал я, а сосед заинтересовался. — Я забыл, как тебя зовут, — закончил я, а он рассмеялся.       — Ой, да ладно тебе, нашёл из-за чего париться. У самого проблемы с именами. Андрей. Проходи давай, — подтолкнул меня в спину мужчина и закрыл за нами дверь.