***
Лиза в принципе не любила вставать по утрам — несмотря на великолепные ощущения от мягкой постели, а также на уже ждущий её прекрасный вкусный чай, который она взяла обыкновение пить в это время с Джинн, у которой по… удачному совпадению наступал обеденный перерыв, это также и означало необходимость прощаться с перинами и двигаться на работу в библиотеку. Позевывая, прикрывая рот ладошкой, спустя десяток минут неторопливых умывания, причесывания и прочих обязательных утренних процедур, она спустилась со второго этажа штаба Ордо Фавониус, расположенного в верхней черте города и постучалась в кабинет к Магистру Ордена. — Лиза? Добрый день. — Джинн, сосредоточенная девушка среднего возраста с типично-монштадскими чертами лица и светлыми волосами, нахмурившись, разбирала бумаги, перебирая листочки, исписанные мелким, убористым почерком, раскладывая их в одной ей ведомом порядке. Волшебница, не сказав ни слова, прошла внутрь, прикрыв за собой дверь и присела за стол, на один из стульев для посетителей. Учитывая размеренный темп жизни в Монштадте, рабочий кабинет Магистра всё чаще и чаще начинал использоваться не для решения насущных проблем, а для дружеских посиделок за чашкой чая и, изредка, выпечкой — обе девушки следили за фигурой и не могли позволить себе есть сладкое в желаемом количестве. — Опять не спала до полуночи? — Джинн, наконец, разложила остатки документации в аккуратные стопочки и откинулась на своем сиденье, — Ты же знаешь, это вредит зрению. — Ах-х, и тебе доброе утро, Джинн. — Лиза ещё раз сладко зевнула, и, легко улыбнувшись, проговорила уже не раз и не два повторенную фразу, — Ты же знаешь, с Глазом Бога зрение совсем не портится от ночного чтения. — И это совсем не повод нарушать режим! — Может кто другой и обманулся бы нарочито строгим тоном Магистра, но Лиза знала свою подругу достаточно долгое время, чтобы понимать когда та действительно злится, а когда просто проявляет своё беспокойство. — О Барбатос, если бы в Селестии знали, для чего ты используешь свой… Магистра прервал стук в дверь. Лиза, уже морально приготовившаяся слушать очередную отповедь от подруги сразу же воспряла духом — похоже, ещё одно чаепитие пройдет совершенно спокойно и это не может не радовать! Джинн же, вздохнув, позвала стучащего и в кабинет тут же маленьким ураганчиком залетела Ноэлль — крайне добродушная и всегда готовая прийти на помощь горничная, пускай и немного застенчивая. Работая в качестве уборщицы-разнорабочей, она довольно давно начала обучаться владению тяжелым двуручным клеймором, а также всем наукам, которые нужны для вступления в Ордо Фавониус, мечтая однажды встать в их ряды и делала в том немалые успехи, пускай и недостаточные, чтобы быть принятой в регулярный состав в её возрасте. Впрочем, через пару лет очередная попытка горничной пройти вступительные испытания наверняка окончится успехом и она, наконец, примерит на себя форму Ордо. — Ноэлль! Доброе утро, дорогая, как твои дела? — Гостеприимно поприветствала вошедшую Лиза, однако горничная лишь что-то смущенно буркнула в ответ — хоть всем она стала уже как родная, Ноэлль крайне серьезно подходила как к своим обязанностям, так и к субординации, вызывая одновременно и гордость, — далеко не каждый рыцарь следовал кодексу в такой мере, и уж точно единицы знали кодекс буквально наизусть, — и умиление — при виде этой вечно занятой девушки, одетой в причудливую смесь униформы горничной и экипировки рыцарей Фавониус, встречные постоянно пытались чем-то отплатить её стараниям, хотя бы и добрым словом. — Ваш обед, Магистр. — К Джинн перешел легкий овощной суп с парой пшеничных гренок, исходящий паром и овощной же салат из местных продуктов — своеобразная сборная солянка с того, что успели завезти на рынок, которая каждый раз была разной на вкус, а оттого и любима почти всеми искателями новых ощущений. — Ваш завтрак, Библиотекарь. — Лизе в этот раз суп не достался — первое полагалось только на обед, а поскольку девушка следила за фигурой, то и наваристая, мясная каша с кабанятиной, которой практически каждый день завтракал личный состав проходила мимо. Вместо этого перед Лизой оказался всё тот же салат, только порцией изрядно большей, чем у магистра — в конце концов, чтобы наестся одними овощами нужно постараться. Особенно владельцу Глаза Бога… даже если он им почти не пользуется. — Спасибо, Ноэлль. — Джинн уже взяла ложку и была готова приступить к обеду, как на весь кабинет раздался звук, подозрительно напоминающий рев сумерских ездовых яков. Женщины синхронно посмотрели на красную как вареный рак горничную, и, не спрашивая у той согласия, усадили за стол — как раз для таких случаев в кабинете Магистра всегда можно было найти чайник и набор печенья к нему. Мерно стучали ложки, и уже вскоре тарелки полностью опустели. Ноэлль, выпившая чай и с трудом, под пристальным надзором Джинн, съевшая одну печеньку, уже давно убежала продолжать творить добро, но перед этим прямым указом Магистра отправленная в столовую «Поесть по-человечески», а девушки, поумилявшись подруге, перешли к обсуждению текущих дел. — Есть что новое в городе, Джинн? — Лиза, разлив из заварника заварку, а после и электричеством, под укоризненный взгляд подруги, подогрев кипяток в чайнике, пригубила напиток и в блаженстве растеклась по своему месту. — Слышала, к нам прибыла целая делегация из Фатуи. — Да. Их оказалось настолько много, что у нас не хватило бы покоев… к счастью, они заселились у Гете. — Магистр тоже пригубила кружку чая и не смогла сдержать довольной улыбки, — Бедный старик, все нервы на старости лет потеряет, с этими дипломатами. — Девушки синхронно рассмеялись — уж кто-кто, а в такой ситуации Гете точно в накладе не останется — как бы предприимчивым гостям из Снежной не пришлось потрошить кошельки, дабы расплатиться со счетом за жилье, а также входящий туда такой набор услуг, что можно без труда просадить месячный заработок рыцаря всего за трое ночей. — Интересно, что могло бы их привлечь? Уж сомневаюсь, что они пришли полюбоваться местными красотами. — А что может привлечь Снежную? — Риторически вопросила женщина, и сразу ответила, — Власть и монета… надеюсь, они тут за вторым. — Джинн отпила из исходящей паром кружки и на секунду нахмурилась, — Ходят слухи, что в округе неспокойно. С городом рядом всё чаще видят хиличурлов, да и ветра холодают, а ведь только начало лета. — Девушка наклонилась и потерла лоб рукой в богато украшеной перчатке, — Не нравится мне это, Лиз. Многовато событий для одного Монштадта. — Ну, я уверена, — ты что-нибудь с этим придумаешь, — и, хитро улыбнувшись, добавила, — А если нет, то ты всегда знаешь, к кому можно обратиться. — По пальцам волшебницы, которыми та повела в воздухе, пробежала пара искр. Ответа не требовалось, и девушки, полностью довольные проведенным временем, уже готовы были расходиться по своим делам, как в кабинет, быстро постучав и не дождавшись разрешения, ввалился рыцарь. Лиза попыталась припомнить его имя, и вполне успешно — это был Свен, который недавно взял в библиотеке Кодекс Ордо Фавониус и уже в скором времени должен был его вернуть. Вопреки его обычному, весьма надутому от собственной важности, виду, рыцарь явно был запыхавшийся — нагрудная пластина на нём ходила ходуном, а по лицу градом стекал пот, показывая, что мужчина, не щадя себя, бегом преодолел все лестницы по пути в это место. Что бы ни заставило его так спешить, это явно заслуживало внимание. — Маг… Хух, Магистр! — Неожиданный гость не без труда вытянулся по стойке, и отдал честь. — Вольно, Свен. Что случилось? — Там у ворот, ха-ах, раненный путешественник! — Лица присутствующих вытянулись в удивлении, которое быстро сменилось беспокойством. — Я бежал как можно быстрее, чтобы доложить вам… — Так что же ты тут делаешь?! Надо было звать целителей! — Я уже был в храме Барбатоса, Магистр, Барбара и ещё несколько сестер после моего рассказа сразу направились к мосту. — Так, я все поняла, — Последние капли сомнений исчезли с лица Джинн, и вот, перед ними уже Магистр Ордо Фавониус — одно из первых лиц города, защитник слабых и заступник веры. — Рыцарь Свен! — Чуть отдышавшийся мужчина тут же вытянулся по стойке, — Объявляю вам благодарность за своевременные и правильные действия! — Служу Ордо Фавониус! — Слушай мою команду, на столе чай и печенье — угощайся, а как закончишь — иди в казарму, только не забудь позвать сменщика, с третьего караула. Из штаба пока не уходи — нам ещё нужно будет опросить тебя. — Э-э-э… Эм, в смысле, так точно, Магистр! — Джинн повернулась к волшебнице и вопросительно посмотрела на неё: — Лиза? — Конечно я с тобой, дорогая, могла и не спрашивать. — И, взглянув на всё ещё неуверенно периминающегося у двери рыцаря, продолжила, — Пойдем, дадим нашему герою отдохнуть — он это заслужил.***
День Сэма Родригеза, или же Минуано, или же просто Реактивного Сэма начинался просто великолепно: во-первых, он был жив. Во-вторых, что не менее важно, он даже не истекал кровью и имел все шансы не просто дожить до квалифицированной медицинской помощи, но и даже добраться до ближайшего населенного пункта сам — если, конечно, его раны не откроются, но экзокостюм в достаточной мере должен позаботиться об этом. Проблема немного в другом — добраться до больницы будет… проблематично, наверное. Сложно выразиться точнее, когда последнее, что ты помнишь — это меч в собственной груди и пустынные поля вокруг, а первое, что видишь после пробуждения — чертово море. При этом ближайшее море от той злосчастной автострады — в тысячи двухстах километрах. Нет, он конечно допускал мысль, что Райден мог за каким-то хреном взять его тело с собой на космодром и потом выбросить куда-нибудь на побережье только ради хорошей шутки, но все же что-то в этой версии заставляло его сомневаться — то ли то, что ни Джек, ни Вульф до сих пор не выскочили из ближайших кустов, в изобилии растущих на утесе, где ему и повезло оказаться, то ли чертово округлое нечто ярко голубого цвета, медленно поглощающее полуразложившуюся тушу кабана. Зрелище ровно на четверку из десяти — сразу после распотрошенного взвода мексиканских карателей. Самое абсурдное было то, что это нечто было еще и глазастым — насколько это слово вообще применимо к двум белым омутам на его… теле. Солитонный радар молчал, а значит это либо очень убедительная галлюцинация, либо у неё нет сердца… что, наверное, логично, как для такого создания. Шатаясь от усталости, он встал на ноги, и рефлекторно потянулся рукой к ножнам, чтобы использовать те в качестве импровизированной опоры, однако к его удивлению, несмотря на отклик третьей руки, никаких ножен у него не было. Как и Мурасамы. Сложно описать то, какой позор для него, как для воина и самурая означает потеря личного оружия, которого так и не оказалось ни в траве вокруг, ни в кустах, ни даже в туше чертового слизня, с горя раздавленного одним ударом ноги, отчего всю её теперь покрывала толстая и густая полупрозрачная масса. Обтерев ногу о какой-то лапух, Минуано встал на месте, и сложив руки на пояс, решил сделать то, что, по хорошему, нужно было сделать с самого начала — действительно внимательно осмотрелся. Пейзаж, несмотря на всю естественность обстановки, а может и наоборот — благодаря ей, был в высшей степени красив: водная гладь блистала в лучах заходящего солнца, зеркалом отражая от себя засыпающее светило. Чуть прохладный летний ветерок приносил облегчающую после пустынных сухих ветров морскую прохладу, остужая лицо и вызывая небольшой озноб — кажется, у него температура, и ему остается только молиться, чтобы его рана не окончилась заражением — в чем-чем, но в неумении следить за своим оружием он бы Райдена не обвинил бы, но когда последний прорубается сквозь несколько сотен киборгов чтобы добиться своей цели, то сохранить лезвие, даже если оно высокочастотное, в чистоте — далеко не тривиальная задача. Сам он находился, как уже и было подмечено, на утесе, который, словно шип, выпирал из довольно неровного ланшафта окружающей прибрежной линии то ли острова, то ли архипелага, а может чего и покрупнее, выходя в море как минимум на несколько десятков метров вглубь, при этом на высоте девятиэтажного дома, создавая поистине великолепную картину для любого художника-естествописца. Грустно, что с каждым годом на старушке Земле было всё труднее и труднее встретить похожие пейзажи — даже если набережная оставалась чиста от постоянных отдыхающих, различных нелегальных мусоросбросов и прочих неблагожелательных элементов, то вот сказать то же самое о водном пространстве было куда сложнее. Справа не было видно практически ничего кроме того же моря — вся эта часть естественного шипа как раз и служила прибрежной линией, а вот слева всё было куда как интереснее — вопреки расплывающемуся от постепенно накатывающей слабости зрению, ему удалось разглядеть несколько разрушенных построек, множество различных каменных столбов, и, что самое главное, километрах в десяти от его текущего места расположения виднелся город! Ну, или крепость — вроде, именно крепости строились когда-то со стенами? Или города тоже? Сэм мог бы ответить, как это дело обстояло в «средневековой» Японии, или других ближайших странах Азии, но вот в истории Европы как минимум до Нового Времени он откровенно «плавал», а город даже отсюда не походил на хоть что-то азиатское. — Европейская, кхе!.. Глубинка. Замок, берег, скалистая местность и куча руин, — Немного размышлений показало, что легче не стало — сейчас половина Европы выглядит примерно так, как он и описал — если Америка, Россия и прочие уходят в максимальную урбанизацию, практически не жалея свою историческую застройку, отдавая её под новые жилые районы, заводы и прочие нужные объекты, то вот Европа наоборот — старалась максимально сохранить исторический вид там, где это было возможно, сосредотачивая производство только в мегаполисах, навроде Берлина или Варшавы, а остальные города служили центрами туризма, привлекая своим колоритом миллионы людей со всего света даже в такое неспокойное время, позволяя без труда соперничать своей совокупной экономической мощностью даже с такими развитыми промышленными конкурентами, как Китай. — И как меня сюда занесло? Впрочем, размышления вторичны — даже если это самая глухая дыра в Европе, тут всё ещё должны быть больницы, бургерные и интернет — эти три вещи ему скоро понадобятся… Нда, особенно последняя. Сэм скривился, как только понял, в каком бешенстве будет Армстронг после его провала — как же, лучший мечник и не смог зарубить какого-то самоучку… второй раз. Такой провал ему не простят… да и хер с ним, если честно. Если чему эта битва его и научила, так это тому, что предавать себя и свои ценности — прямой путь к потере не только чести и достоинства, но и жизни, что сначала сам Сенатор, а потом и Райден сполна ему доказали. Лучше умереть, сражаясь, чем жить с таким позором, и если Армстронг захочет его выхода из Ветров Разрушения вперед ногами, то прощальный салют будет… крышесносным. Впрочем, это верно только в том случае, если Сенатор до сих пор жив — маловероятно, конечно, что Джек успеет не только добраться до Африки вовремя, но и пробиться через несколько десятков глубоко кибернетезированных солдат, после чего разнести новенькую игрушку поехавшего американского политика, которую в ветрах с его легкого слова называли не иначе, как муравей, а после ещё и добить самого Сенатора, но… вдруг? В конце концов, Сэм был к этому очень близок, а Райден… как бы не стыдно ему это было признавать — как минимум по духу Райден был сильнее него. Возможно, это и позволило ему одержать победу в их практически равной битве. Мечник спускался по левой стороне утёса, стараясь постоянно держать в поле зрения город, в котором даже с такого расстояния можно было рассмотреть несколько мельниц, стоящих прямо за стенами. Из-за ранения, его темп передвижения оставлял желать лучшего, а потому когда он наконец дошел до места, где можно спуститься на поле, по которому в теории можно дойти до города, было уже поздно, и солнце, сияя позади розоватыми лучами, последний раз моргнув на прощание, скрылось за горизонтом, с каждой минутой всё сильнее и сильнее погружая местность во мрак. Постоянные буераки, кочки, кусты, трава и едва заметная цель впереди — всё это ностальгически напоминало ему тренировки у собственного отца, когда тот не только вбивал в него с кровью и потом настоящее искусство, путь меча, но и заставлял осваивать все другие науки, которые, как он считал, могут пригодиться его сыну. Сэм никогда не ходил в школу, но внушительная библиотека и лучшие репетиторы дали ему превосходное образование — он мог бы прямо сейчас завалиться в любой офис на Улице Стен и без труда пройти собеседование на должность менеджера высшего звена, он даже мог пойти в высшее управление или директорат, но… В него вбили, буквально вытравили в сознании презрение к таким профессиям. Не к людям, что ими занимаются, хотя и это пытались, но он всё же отстоял свою точку зрения, пускай то и было не просто, а к самому делу. Он с самого раннего детства, сколько себя помнил, постигал путь воина, причем не просто воина, а человека живущего насилием, готового без раздумий отдать свою жизнь и отнять чужую, и он бы солгал, если бы сказал, что ему не нравится его жизненная стезя. Окружающая местность представляла собой до крайности неприятный ланшафт для продвижения человека, который о нём ничего не знал, и если бы не ровный, сильный свет от луны, вскоре показавшейся на небосводе, то он наверняка несколько раз навернулся. Шею не сломал, конечно, — механический позвоночник экзоскелета поврежден не был и без труда бы компенсировал такой удар, но приятного всё равно было бы мало. Периодические площадки с ровной травой перемежались уступами, впадинами и рытвинами, словно лет десять назад тут хорошо повеселились несколько эксковаторщиков, забыв засыпать оставленные собой ямы назад. Наконец, где-то к двенадцати ночи, он выбрался к небольшому озерцу, в последний момент остановив себя от скатывания в воду, уцепившись за какое-то чахлое деревце и чуть не выдрав его с корнем собственным весом. Само озеро было весьма и весьма симпатичным — расположенное в естественной ложбинке местности, оно, из-за миниатюрного островка посредине напоминало собой пончик, с практически идеально круглыми формами. Несмотря на то, что озеро было совсем небольшое и пополнялось, скорее всего, дождевой водой, в нём без труда можно было разглядеть снующих мальков и даже какую-то мелкую рыбу. Похоже, ему весьма повезло, что сейчас нет дождя — чтобы такой водоем не высох должно лить часто и много. Города отсюда видно не было, оставляя его в практически полной темноте, за исключением лунного света и… пары едва светящихся… бочек на другом краю. Прищурившись, Сэм в задумчивости почесал щетину и, хмыкнув, отправился на разведку — чем бы это ни было, смысла сидеть и смотреть точно не было — отдых ему не поможет, — экзоскелет и так берет на себя львиную часть нагрузки, а из этой лужи он даже попить не сможет, — лучше сразу лечь и сдохнуть, чем пить сырую воду, — вскипятить-то негде и нечем. Хоть он и оказался на своеобразном балкончике, подобраться к которому было весьма проблематично за отсутствием тропинки, разве что, как он и сделал, спуститься сверху, подойти к бочкам труда не составило — окружающие водоем склоны хоть и были высокими, но весьма покатыми, а потому даже в его состоянии он без труда перебрался к своей цели, лишь слегка замочив ступни. — Какое… живодерство? — Бочки действительно были бочками, вот только немного… необычными. Каждая из них мало того, что была практически полностью мокрой, так ещё и имела импровизированное смотровое «окошко», откуда на нежданного гостя смотрели грустные глазки его недавних знакомых — слизней. Разве что конкретно эти отличались насыщенно красным цветом. — И чья извращенная душа могла додуматься до такого бреда? Можно было бы попытаться ради интереса как-нибудь вытащить их из бочки, или скинуть в воду, или сделать ещё какую-нибудь глупость, как раз под стать создателям этой арт-инсталляции, но его ухудшающееся состояние и нарастающий жар ясно дали понять — если он в ближайшее время не доберется до цивилизации, то максимумом помощи, которую эта цивилизация сможет ему оказать, будут похороны. После озера путь пошел легче — местный ланшафт решил закончить издевательства и дальше встречались только ровные, хоть и сильно каменистые поля, но вот его организм уже настойчиво сигнализировал: «Родригез, ты, дружище, немного не в том состоянии чтобы куда-то тащиться, а потому ляг-ка приятель вон к тому дереву и поспи часиков двадцать — как раз восстановишься». Врал, собака — горящая грудь в месте удара ясно давала понять, что заражение идет полным ходом и ему нужно как можно быстрее если не промыть рану самому, то попасть к врачу. Сам он рану промыть не сможет — нечем. Простая вода, что из озера, что из реки, хоть такая ему пока не встречалась, сделает только хуже, что уж говорит про вскрытие нарастающего гнойника собственными пальцами, которые за это путешествие успели изрядно испачкать в грязи, пыли и даже немного слизи, успевшей подсохнуть и застыть полупрозрачной корочкой, а потому оставалось только двигаться дальше. Из-за размывающегося зрения и постоянно норовящего куда-то уплыть сознания он чуть не упустил тот момент, как вышел на дорогу… сельский тракт в самом историческом его виде — утоптанный ногами прохожих и разглаженный колесами телег, он представлял неплохой ориентир в сухую погоду и превращался в настоящую ловушку, стоило какому-нибудь идиоту попытаться проехать по нему на чем-то тяжелом в дожди. Сэмюэль старался размышлять о чём угодно, держа себя в сознании, пусть и бегая мыслями с одной темы на другую, но не забывая главную цель. По лицу крупными градинами шел пот, в груди уже полыхал настоящий костер с мертвенно-холодной точкой по центру, которая всё норовила разрастись и только старания иммунитета не давали ей это сделать. Город был близко — с виду настоящая крепость… или замок… или редут, или хрен знает, как это называется — ему было откровенно не до того, чтобы выяснять настоящее название этого строения, а потому он, собрав последние силы в кулак, поплелся вперед, к мосту, пролегающему через реку. Зрение уже не просто расплывалось, а откровенно плясало в черном туннеле, оставляя лишь маленькое окошко посредине — попытка посмотреть вверх или вниз глазами приводила лишь к новому витку головной боли и резко проявляющейся тошноте, скручивающей пустой уже более суток желудок в тугой узел. В ушах набатом стучало сердце, а нос чувствовал лишь запах крови и гноя — кажется, рана всё же открылась. — Свен… пьян… — Послышались голоса, и он, уже совершенно без сил, рухнул на каменное покрытие. Мелькнул силуэт, совершенно неразличимый и только сейчас он позволил себе упасть в спасительные объятья забвения.